nbsp; На своем вывозили горбу;
Для того ль сеял дождик холодненький,
Точно слезы родимой земли,
На этап бритолобых колодников,
Что по горькой Владимирке шли;
Для того ли под ленинским знаменем
Неусыпным тяжелым трудом
Перестроили мы в белокаменный
Наш когда-то бревенчатый дом;
И от ярого натиска вражьего
Отстояли его для того ль, -
Чтоб теперь истлевать тебе заживо
В самой горькой из горьких неволь,
Чтоб, тараща глаза оловянные,
Муштровала ребят немчура,
Чтобы ты позабыл, что славянами
Мы с тобой назывались вчера?..
Бейся ж так, чтоб пришельцы поганые
К нам ходить заказали другим.
Неприятелям на поругание
Не давай наших честных могил!
Оглянись на леса и на пажити,
Выдвигаясь с винтовкою в бой:
Всё, что кровным трудом нашим нажито,
За твоею спиной, за тобой!
Чтоб добру тому не быть растащену,
Чтоб Отчизне цвести и сиять,
Голосами седых твоих пращуров
Я велю тебе насмерть стоять!
Февраль 1942
НЕ ПЕЧАЛЬСЯ!
Не печалься!
Скоро, очень скоро
Возвратится мирное житье:
Из Уфы вернутся паникеры
И тотчас забудут про нее.
Наводя на жизнь привычный глянец,
Возвратят им старые права,
Полноту, солидность и румянец
Им вернет ожившая Москва.
Засияют окна в каждом доме,
Патефон послышится вдали...
Не печалься: всё вернется - кроме
Тех солдат, что в смертный бой пошли.
3 марта 1942
* * *
Это смерть колотит костью
По разверзшимся гробам:
"Дранг нах Остен!
Дранг нах Остен!" -
Выбивает барабан.
Лезут немцы, и пойми ты:
Где изъяны в их броне?..
"Мессершмитты",
"Мессершмитты "
Завывают в вышине.
Шарит враг незваным гостем
По домам и погребам...
"Дранг нах Остен!
Дранг нах Остен!" -
Выбивает барабан.
Толпы спят на полустанках,
Пол соломой застеля.
Где-то близко вражьи танки
Пашут русские поля.
Толстый унтер хлещет в злости
Баб смоленских по зубам...
"ДранГ нах Остен!
Дранг нах Остен!" -
Выбивает барабан.
Рвутся бомбы. Дети плачут.
Первой крови горек вкус.
Воет пьяный автоматчик:
"Рус капут!
Сдавайся, рус!.."
1942
ФЮРЕР
Неужели он был ребенком,
Пил, как все, молоко - и рос
С детским пухом на тельце тонком,
В светлых капельках детских слез?
И, вместилище всякой скверны,
Пропасть зла без краев и дна, -
Неужели сказал он первым
Слово "мама", а не "война"?
Нет! Зачатый тупицей прусским
После выпивки в кабаке,
Он родился с кровавым сгустком
В желтом сморщенном кулачке.
И, явившись из тьмы утробной
В мир сверкающий, стал кричать
Так визгливо, так адски-злобно,
Что его испугалась мать.
1942
ХЛЕБ И ЖЕЛЕЗО
Хлеб зреет на земле, где солнце и прохлада,
Где звонкие дожди и щебет птиц в кустах.
А под землей, внизу, поближе к недрам ада
Железо улеглось в заржавленных пластах.
Благословляем хлеб! Он - наша жизнь и пища.
Но как не проклинать ту сталь, что наповал
Укладывает нас в подземные жилища?..
Пшеницу сеял бог. Железо черт ковал!
7 апреля 1942 г.
СТАРАЯ ГЕРМАНИЯ
Где он теперь, этот домик ветхий,
Зяблик, поющий в плетеной клетке,
Красный шиповник на свежей ветке
И золотистые косы Гретхен?
Пела гитара на старом Рейне,
Бурши читали стихи в кофейне,
Кутая горло платком пуховым,
У клавикордов сидел Бетховен.
Думал ли он, что под каждой крышей
Немцами будут пугать детишек?
19 мая 1942 г.
УБИТЫЙ МАЛЬЧИК
Над проселочной дорогой
Пролетали самолеты...
Мальчуган лежит у стога,
Точно птенчик желторотый.
Не успел малыш на крыльях
Разглядеть кресты паучьи.
Дали очередь - и взмыли
Вражьи летчики за тучи...
Все равно от нашей мести
Не уйдет бандит крылатый!
Он погибнет, даже если
В щель забьется от расплаты.
В полдень, в жаркую погоду
Он воды испить захочет,
Но в источнике не воду -
Кровь увидит вражий летчик.
Слыша, как в печи горячей
Завывает зимний ветер,
Он решит, что это плачут
Им расстрелянные дети.
А когда, придя сторонкой,
Сядет смерть к нему на ложе, -
На убитого ребенка
Будет эта смерть похожа!
1942
ДЕТИ
Страшны еще
Войны гримасы,
Но мартовские дни -
Ясны,
И детвора
Играет в "классы" -
Всегдашнюю
Игру весны.
Среди двора
Вокруг воронки
Краснеют груды кирпича,
А ребятишки
Чуть в сторонке
Толпятся,
Весело крича.
Во взгляде женщины
Несмелом
Видна печаль,
А детвора
Весь день рисует
Клетки мелом
Среди широкого двора.
Железо,
Свернутое в свиток,
Напоминает
О враге,
А мальчуган
На стеклах битых
Танцует
На одной ноге...
Что ж,
Если нас
Враги принудят,
Мы вроем надолбы
В асфальт,
Но дни пройдут -
И так же будет
Звенеть
Беспечный
Детский альт!
Он - вечен!
В смерть душа не верит:
Жизнь не убьют,
Не разбомбят!..
У них эмблема -
Крест и череп.
Мы -
За бессмертный
Смех
Ребят.
1942
* * *
Начинается ростепель марта,
И скворец запевает - он жив...
Ты лежишь под гвардейским штандартом,
Утомленные руки сложив.
Ты устал до кровавого пота!
Спи ж спокойно. Ты честно, родной,
Отработал мужскую работу,
Что в народе зовется - войной.
Мы холодные губы целуем, -
Шлем тебе наш прощальный салют,
В том колхозе, что мы отвоюем,
Твоим именем клуб назовут.
Наши девушки будут в петлице
Твой портрет в медальоне носить,
О тебе тракторист смуглолицый
Запоет, выйдя травы косить.
Ты не даром на вражьи твердыни
Шел за землю родимую в бой:
Ты навеки становишься ныне
Сам родимою нашей землей!
Чисто гроба остругана крышка,
Выступает смола на сосне,
Синеглазый вихрастый мальчишка
По ночам тебя видит во сне:
Он к отцу на колени садится
И его заряжает ружье...
Спи, товарищ! Он будет гордиться,
Что наследовал имя твое.
1942
ДНЕПРОПЕТРОВСК
На двор выходит
Школьница в матроске,
Гудят над садом
Первые шмели.
Проходит май...
У нас в Днепропетровске
Уже, должно быть,
Вишни зацвели.
Да, зацвели.
Но не как прошлым летом,
Не белизной,
Ласкающею глаз:
Его сады
Кроваво-красным цветом
Нерадостно
Цветут на этот раз!
И негде
Соловьям перекликаться:
У исполкома
Парк
Сожжен дотла,
И на ветвях,
Раскидистых акаций
Повешенных
Качаются тела.
Как страшно знать,
Что на родных бульварах,
Где заблудилась
Молодость моя,
Пугают женщин,
От печали старых,
Остроты
Пьяного офицерья...
Друзья мои!
Я не могу забыть их.
Я не прощу
Их гибель палачам:
Мне десять тысяч
Земляков убитых
Спать не дают
И снятся по ночам!
Я думаю:
Где их враги убили?
В Шевченковском,
На берегу Днепра?
У стен еврейского кладбища
Или
Вблизи казарм,
Где сам я жил вчера?
Днепропетровск!
Ужель в твоих кварталах,
Коль не сейчас,
Так в будущем году,
Из множества
Друзей моих бывалых
Я никого,
Вернувшись,
Не найду?
Не может быть!
Всему есть в жизни мера!
Недаром же
С пожарной каланчи
На головы
Немецких офицеров
По вечерам
Слетают кирпичи.
Мои друзья, -
Как их враги ни мучай, -
Ведут борьбу,
И твердо знаю я:
Те,
Кто не носит
Свастики колючей,