Картер Ник - Транкилино-найденыш

асиенды и привез его в Нью-Йорк. Оставив мальчика в доме, где якобы находилась ссудная касса, дон Рибера, по всей вероятности, наводил справки о том, где находятся родители Транкилино. А когда дон Рибера по той или иной причине оставил мальчика в какой-то подворотне, тот просто убежал и потом уже не мог найти места, где его оставил дон Рибера. Тут-то и подвернулся Ник Картер и повез мальчика к себе. Затем родители начали разыскивать своего сына и в конце концов нашли его. Но так как сам отец не мог рискнуть выступать открыто, то мальчика увезла мать.

   Так как Ник Картер принял участие в судьбе найденыша только из жалости и так как теперь можно было предположить, что Транкилино опять находится у своих родителей, то в сущности дело не требовало дальнейшего расследования.

   Вернувшийся через несколько дней из Мексики Дик не привез никаких новых известий. Ему удалось только еще узнать, что Панчо был убит одним из слуг гасиенды. Убийца сознался и был казнен. О няне Аните Дик узнал только то, что по догадкам прислуги на гасиенде она присоединилась к родителям Транкилино.

  

  

   Спустя месяца два после встречи с Транкилино на Бродвее, Ник Картер получил письмо от начальника полиции в Мексике.

   Между прочим он писал следующее:

   "...Я хотел еще сообщить вам кое-что об Иосифе дель Корона. Так как вы в свое время сообщили мне, что сын беглеца находится у вас, то вам, вероятно, уже известно, что Транкилино тем временем вернулся на гасиенду в сопровождении своей матери. Я сообщил вам тогда, что отец бежал из тюрьмы, а теперь могу добавить, что он во время бегства заболел малярией и умер. Вдова сообщила властям, что он скончался в Нью-Йорке и похоронен на одном из тамошних кладбищ. Транкилино является единственным наследником огромных владений. Я не знаю, почему вас так интересует этот мальчик, но все-таки счел своим долгом сообщить вам вышеизложенное".

   Ник Картер несколько раз прочитал это сообщение, но оно не удовлетворило его.

   Ему почему-то казалось, что тут что-то скрывается.

  

  

   Спустя несколько времени Ник Картер должен был ехать по делам в Мексику.

   Он решил посетить гасиенду Двух Источников для того, чтобы взглянуть на Транкилино и удостовериться в том, что там все обстоит благополучно.

   Спустя неделю после прибытия в Мексику, Ник Картер уже приехал в Тлакскалу. Оттуда железной дороги не было и до гасиенды надо было ехать миль двадцать верхом.

   Ник Картер взял проводника, сильную лошадь и рано утром отправился в путь.

   Часа в три вдали показались белые здания гасиенды.

   По дороге Ник Картер все время вел оживленную беседу с проводником, но вдруг замолк и не проронил больше ни одного слова, так что проводник даже спросил, не забыл ли он чего-нибудь в Тлакскале.

   Не отвечая на этот вопрос, Ник Картер вынул из кармана записную книжку и карандаш и написал несколько строк, положил записку в конверт и написал адрес начальника полиции.

   - Вы можете оказать мне большую услугу, за которую я вам хорошо заплачу? - обратился он к проводнику.

   - Охотно, - отозвался тот.

   - Хорошо! Так вот, вернитесь немедленно в Тлакскалу и поезжайте по железной дороге в Мехико, а там передайте это письмо начальнику полиции. Важно, чтобы он получил это письмо прежде, чем кто-нибудь другой узнает о нем. Поняли?

   - Понял!

   - Вы должны поторопиться, - продолжал Ник Картер, так что вам не нужно даже доезжать до гасиенды. Полагаю, ваша лошадь еще настолько бодра, что довезет вас до города.

   - Конечно!

   Ник Картер передал проводнику письмо и довольно крупную сумму денег; проводник снял шляпу, повернул лошадь и поехал назад по направлению к Тлакскале.

   В письме к начальнику полиции было сказано следующее:

   "Будьте любезы задержать предъявителя сего письма до моего возвращения в Мехико. Позаботьтесь о том, чтобы с ним хорошо обходились, так как он не преступник. Я только хочу, чтобы он никому не мог рассказать о том, что проводил приезжего на гасиенду Двух Источников".

   "Быть может, это излишняя осторожность, - подумал Ник Картер, - но мало ли что может случиться".

   Он стал медленно подъезжать к гасиенде.

   Повсюду кругом расстилались плантации кукурузы и кофе, окаймленные длинными рядами агавы.

   Рабочие занимались тем, что выжимали сок из листьев агавы в большие бочки. Сок этот идет на приготовление национального напитка мексиканцев - пульки.

   Когда Ник Картер остановил свою лошадь, к нему сейчас же подбежал один из рабочих и помог сойти.

   В тот же момент к великой радости Ника Картера на пороге двери показался Транкилино. Но тотчас же сыщику пришлось испытать большое разочарование: мальчик подошел к нему, приветствовал его, но ни единым жестом не показал, что знает его.

  

  

   Ник Картер совершенно не допускал мысли, что Транкилино в столь короткий промежуток времени мог забыть то, что произошло в Нью-Йорке и уже хотел назвать мальчика по имени и напомнить ему о том, что он в Нью-Йорке подобрал его на улице и держал у себя в доме, как вдруг из дома вышел хорошо одетый мужчина высокого роста, с черными волосами, похожий по описанию на дядю Транкилино - дона Рибера. Вслед за ним вышла дама, очень красивая, вероятно, мать Транкилино.

   - Приветствую вас, сеньор, - произнес мексиканец, - пожалуйте к нам и будьте, как у себя дома! Вы окажете нам честь своим пребыванием в этом доме! Я сам состою только управляющим гасиенды Двух Источников, а эта дама - сеньора Мерседес дель Корона и Аграмонте!

   Сразу было видно, что этот мексиканец был человек образованный и хорошо воспитанный.

   - Меня зовут Яковом Братбури, - ответил Ник Картер и поклонился, - я американец и приехал в Тлакскалу по делам. Этот молодой человек, вероятно, сын сеньоры?

   - Да! Он и есть владелец всей гасиенды! Не угодно ли будет войти?

   Ника Картера проводили в большую прохладную комнату, по-видимому, приемную.

   Приведя себя в порядок после дороги, он вышел на веранду, где хозяйка дома сидела в качалке и читала.

   Когда он подошел к ней, она любезно приветствовала его:

   - Вы приехали как раз вовремя, - сказала она, - в пять часов будет подан обед. Вы издалека?

   - Собственно говоря, сюда я приехал из Тлакскалы и лишь несколько дней тому назад находился еще в Нью-Йорке.

   - Симпатичный народ - американцы, - заметила она, - недавно была на вашей родине и мне очень понравилось там. Но простите меня, мне нужно еще кое о чем распорядиться.

   Она встала и ушла с веранды.

   Подобный любезный прием нисколько не поразил Ника Картера. Он знал, что жители Мексики и ближайших местностей, как Гватемала, Сан-Сальвадор и Коста-Рика весьма гостеприимны. В особенности гостеприимство развито в тех местностях, где еще не проведена железная дорога. Каждый странник, появляющийся до захода солнца у гасиенды и просящий о ночлеге, принимается весьма любезно и считается членом семьи во все время своего пребывания в доме. Его представляют всем без исключения домашним, а потом обращаются с ним так, как будто он уже много лет жил в доме. Величайшим оскорблением считается для хозяина, если гость предложит ему плату за угощение.

   Когда хозяйка дома ушла, Ник Картер глубоко задумался. Он убедился, что его предчувствие относительно внезапной кончины Иосифа дель Корона и возвращения Транкилино на гасиенду не обмануло его.

   Но что же такое произошло с Транкилино? Почему он не хотел узнать Ника Картера?

   Это таинственное дело с новой силой заинтересовало Ника Картера и он решил во что бы то ни стало раскрыть тайну и оградить Транкилино от грядущих бед.

   Он увидел, как Транкилино верхом на довольно большом пони поехал по дорожке в тени высоких деревьев, и решил последовать за ним.

   Он взял шляпу, сбежал с веранды вниз и отправился вслед за мальчиком, скрывшимся уже за поворотом.

   Это была та же дорожка, о которой Транкилино рассказывал ему в Нью-Йорке. Она вела к двум источникам, холодному и горячему.

   Ник Картер увидел мальчика лишь у самых источников. Он сидел на ступеньках каменной лестницы дома, выстроенного над горячим источником.

   Увидев сыщика, Транкилино бросил на него равнодушный взгляд, пожал плечами и задумался.

   Ник Картер остановился; ожидая, что Транкилино заговорит с ним.

   Но когда мальчик даже не пошевельнулся, Ник Картер заговорил:

   - Транкилино! Неужели ты меня совсем забыл? Прошло довольно много времени, пока мальчик наконец заговорил.

   - Я никогда в жизни не видел вас!

   Нику Картеру показалось, что он ослышался.

   - Как? - воскликнул он. - Неужели ты на самом деле не помнишь меня?

   - Нет, не помню! Я уже сказал, вы для меня чужой человек!

   - Этого не может быть! Посмотри-ка на меня! Неужели ты будешь утверждать, что не знаешь меня, Ника Картера?

   - Я никакого Ника Картера не знаю!

   - Неужели ты не помнишь, что два месяца тому назад я нашел тебя на улице, под дождем, что я взял тебя к себе домой и там обращался с тобой, как с родным сыном?

   - Вы меня извините, - ответил Транкилино, слегка бледнея, - но вы мне совершенно чужой! Я не знаю, о чем вы говорите!

   Он встал и направился к своему пони, да так и уехал бы, если бы Ник Картер не остановил его.

   - Пусть я тебе буду чужой, - сказал он, - но ведь это нам не мешает побеседовать немного. Быть может, ты даже этого не хочешь?

   - Мне приказано не вступать в беседы чужими, - робко оглядываясь по сторонам, ответил Транкилино.

   - Но ведь я гость твоей матери, и ты, конечно, понимаешь, что это значит.

   - Понимаю.

   - Та сеньора действительно твоя мать? - спросил Ник Картер, пытливо глядя мальчику в глаза.

   На лице Транкилино появилось выражение злобы и ненависти, так что Ник Картер в изумлении даже отступил на шаг.

   Но вдруг мальчик произнес таким же спокойным тоном, как и раньше:

   - Да, она моя мать!

   - А когда ты сидел в Нью-Йорке на лестнице моего дома, то за тобой приехала твоя мать?

   Но Транкилино ответил, как будто повторяя заученный урок:

   - Я никогда не был в вашем доме и снова повторяю то, что я уже говорил: я вас не знаю!

   Ник Картер потерял терпение.

   Он взял мальчика за плечи, посмотрел ему в лицо и сказал:

   - Много есть дурных качеств у людей, мой милый, но одним из наихудших считается неблагодарность! Ты мексиканец, да еще сын дворянина и должен был бы знать, что человек, в доме которого ты прожил некоторое время, который избавил тебя от весьма неприятного положения, заслуживает благодарности!

   Транкилино сильно вздрогнул, но ответил снова:

   - Я вас не знаю! Вы совершенно чужой!

   Ник Картер понял, что таким путем ничего не добьется и потому избрал другую тактику.

   - Как поживает Панчо?

   На глазах мальчика сейчас же выступили слезы, он отвернулся в сторону и тихо ответил:

   - Панчо умер.

   - Неужели? Как так?

   - Его застрелили.

   - Не знаешь ли ты, кто застрелил его?

   - Точно не знаю, но я слышал, что его убил один из рабочих.

   - Находился ли ты здесь на гасиенде в день убийства?

   - Нет.

   - А где же ты был?

   - Я был далеко отсюда, вместе с моей мамой, - нерешительно ответил Транкилино.

   Ник Картер заметил, что мальчик раньше всегда говорил "мать", а тут вдруг сказал "мама". На испанском языке разница гораздо значительнее, чем на других языках.

   Вот почему Ник Картер сразу заподозрил, что с сеньорой Мерседес что-то неладно.

   - А где твоя няня Анита? - спросил он.

   - Она тоже умерла.

   - Это очень печально. Значит, у тебя совсем уже нет друзей?

   Транкилино коротко ответил "нет", но в этом слове слышна была такая скорбь, такое безнадежное отчаяние, что Нику Картеру стало глубоко жаль бедного мальчика.

   - И твой отец тоже умер?

   - Да, - еле слышно ответил Транкилино, стараясь не расплакаться.

   - Не знаешь ли ты, где именно он умер?

   - Не знаю.

   - Значит, ты его не видел больше с тех пор, как он уехал в Сан-Хуан дель Илоя?

   - Нет.

   - А кто тебе сказал, что он умер?

   - Вот те, - ответил мальчик, указывая пальцем по направлению к дому.

   - Кто это - те? - спросил Ник Картер.

   - Тот человек, который назвал себя управляющим, дон Патрицио Берналь и моя... моя... мама!

   - Почему ты ее называешь "мама"? Ведь ты всегда говорил "мать"? Разве ты теперь уже не говоришь так?

   - Нет, я не говорю уже "мать" и никогда не буду называть ее так! - вдруг вырвалось у Транкилино и лицо его залилось густой краской, а глаза сверкнули злобой. - Она вовсе не моя мать и вообще я не знаю, кто она такая! Правда, она похожа на мою мать, но я хорошо знаю, что она мне чужая, она так добра и нежна со мной, как моя настоящая мать! Она такая же нехорошая, как и дон Патрицио! Если бы они знали, что я говорю вам это, они убили бы меня! Зачем вы мучаете меня своими вопросами? Уйдите, оставьте меня!

   Он стряхнул со своего плеча руку Ника Картера, подбежал к своему пони, вскочил в седло и быстро помчался по узенькой дорожке.

   Но он не поехал домой, а скрылся в чаще.

   Почти в тот же момент в конце дорожки со стороны гасиенды показался дон Патрицио верхом на лошади.

  

  

   Когда дон Патрицио увидел своего гостя, он пришпорил лошадь и быстро приблизился к нему.

   - Я вижу, вы осматриваете наш знаменитый источник, - сказал он, - если бы я знал, что вы отправитесь сюда, то предоставил бы вам лошадь. Но я знаю, американцы любят ходить пешком.

   - Совершенно верно, - улыбнулся Ник Картер.

   Мексиканец соскочил с лошади и сел рядом со своим гостем на ступеньках лестницы. Потом он сказал:

   - Я, собственно, приехал сюда за Транкилино, так как думал, что он находится здесь.

   - Он и был здесь, но уехал.

   - Странно. Сеньора Мерседес строго-настрого приказала ему не выходить за пределы гасиенды дальше источника. А в каком направлении он уехал?

   - Вон туда, - ответил Ник Картер и указал пальцем на чащу.

   - Туда? В таком случае он уехал недалеко. Если хотите, посидим здесь, пока он вернется. Вы застали его здесь, когда пришли сюда?

   - Да, он сидел на ступеньках лестницы, где сидим теперь мы.

   - Вы беседовали с ним?

   - Беседовал.

   - Он довольно развитой мальчик, но в некоторых отношениях ужасно непонятливый. В общем он славный ребенок. Как вы находите?

   - Не могу с вами согласиться, дон Патрицио. Он, мне кажется, не только непонятлив, а вообще очень ограничен.

   - Ага, вижу, что он сегодня был не в духе, - рассмеялся мексиканец, у которого, по-видимому, гора свалилась с плеч, - со времени кончины отца он порою ведет себя очень странно.

   - Разве сеньор дель Корона умер? - воскликнул Картер.

   - А я и позабыл сказать вам об этом. Да, это печальная история. У него произошли недоразумения с каким-то господином, который ухаживал за сеньорой до ее замужества. Но подробности не могут интересовать вас. Вследствие этих недоразумений, которые повлекли за собой весьма серьезные последствия, отец Транкилино был приговорен к пожизненному заключению.

   - Он умер в тюрьме?

   - Нет, он бежал оттуда и сумел добраться до Нью-Йорка. Но там он скончался от малярии, которой заболел во время бегства.

   - Но жена и ребенок были при нем, когда он умирал?

   - Кажется, не были. Наверняка я не знаю, но могу сказать, что сеньора поехала за ним следом, а потом выписала и мальчика. Но Транкилино куда-то пропал; если не ошибаюсь, он сбежал от того человека, который увез его отсюда и пропал на долгое время. Но вы меня извините, я надоедаю вам историями, которые не могут вас интересовать.

   - Нисколько! Напротив, это очень интересная история! Если можно, то расскажите еще что-нибудь об этом.

   - С удовольствием! Мальчик в конце концов был разыскан своей матерью. Сеньора проезжала в автомобиле по одной из улиц вблизи Центрального парка и вдруг увидела мальчика на лестнице одного из домов. Она окликнула его, он пришел в восторг, подбежал к ней, сел в автомобиль и вместе с ней уехал. Сеньора была так взволнована этой неожиданной встречей, что совершенно забыла справиться, у кого находился ее сын в течение всего этого времени? А когда она вспомнила об этом, то было уже поздно. Не кажется ли вам достойным удивления то обстоятельство, что в таком большом городе, как Нью-Йорк, столь неожиданно нашелся мальчик?

   - Да, это странно! А долго он пропадал?

   - Довольно долго, но в точности я не знаю, сколько времени. В этот промежуток времени умер его отец и давнишняя старая прислуга, которая ходила за покойным и заразилась от него. Транкилино любил ее, как вторую мать и с тех пор он совсем переменился.

   - Да, это печальная история, - проговорил Ник Картер, - впрочем, я слышу по вашему произношению, что вы не местный уроженец.

   - Нет, я испанец.

   На некоторое время воцарилось молчание.

   Затем дон Патрицио снова заговорил:

   - Сеньора Мерседес поручила устроить вас как можно удобнее на гасиенде, причем ей было бы весьма приятно, если бы вы остались здесь на несколько дней. Здесь, в нашей глуши, мало бывает новых людей, и мы очень рады гостям.

   - Очень любезно со стороны сеньоры, - ответил Ник Картер, - я охотно воспользуюсь ее предложением.

   - Она будет очень рада! Вам у нас не придется скучать! Вы можете взять из конюшни любую лошадь, можете удить рыбу, охотиться, все, что хотите. Если отправитесь на охоту, то предупредите меня, я в любое время буду к вашим услугам. А вот и Транкилино!

   Мальчик медленно подъехал к беседовавшим, остановил лошадь и слез с седла.

   Он был опять совершенно спокоен.

   - Вот что, Транкилино, - заговорил дон Патрицио, стараясь придать своему голосу мягкий оттенок, - ты несколько раз высказывал желание поехать на Икстаки-хуатль. Это большая гора здесь вблизи, - пояснил он, обращаясь к Нику Картеру, - вот мы и могли бы отправиться в ту местность на охоту. Ну что, Транкилино, поедешь с нами?

   - А вы тоже примете участие в этой экскурсии?

   - Конечно!

   - В таком случае благодарю и отказываюсь! - резко проговорил Транкилино и с нескрываемой ненавистью взглянул на дона Патрицио.

   Затем он, не говоря ни слова, повернулся, вскочил на своего пони и рысью помчался к гасиенде.

   При резком ответе мальчика дон Патрицио побагровел и лицо его приняло злое выражение. Но вслед за тем он пожал плечами и с деланной улыбкой заметил:

   - Положительно не понимаю, за что Транкилино терпеть меня не может. Я всегда старался быть добрым к нему, никогда ему не сказал ни одного худого слова, но я никак не могу завоевать его симпатию.

   - Это детский каприз, - ответил Ник Картер, - а вы его давно знаете?

   - Нет! Я увидел его в первый раз, когда прибыл сюда, стало быть, месяца два тому назад. Моим предшественником здесь был некий Панчо, очень дельный человек. Какой-то рабочий, которого он рассчитал, застрелил его!

   - Лично для вас это был удачный случай, - заметил Ник Картер.

   - О нет, - возразил дон Патрицио, - я так или иначе должен был в скором времени занять место Панчо.

   - Какое-то проклятое место, эта гасиенда! - проговорил Ник Картер, - в короткий промежуток времени умерли владелец и несколько человек служащих. Не странно ли это?

   - Да, пожалуй, но ведь это только случайное стечение обстоятельств. Но теперь вернемся домой, сеньора, наверно, ждет нас с обедом.

   Ник Картер кивнул головой в знак согласия и они вернулись на гасиенду, причем управляющий вел свою лошадь в поводу.

   Обед прошел в оживленной беседе.

   Донна Мерседес старалась занимать гостя и все время болтала так же, как и дон Патрицио. Один только Транкилино сидел молча и не принимал участия в разговоре, отвечая лишь на задаваемые ему вопросы. При этом он еле дотрагивался до еды, по бледному лицу и красным глазам видно было, что он незадолго до этого плакал.

   Когда Ник Картер после обеда ушел к себе, ему показалось, что мимо дверей мелькнула какая-то темная тень. Но он не обратил на это внимания.

   Войдя в комнату, он к крайнему изумлению своему увидел, что на его кровати лежит записка, на которой было написано каракулями:

   "Простите меня, сеньор Картер! Я не должен узнавать вас, но я вас очень люблю!"

   Ник Картер в глубоком раздумье сложил записку и спрятал ее в свою записную книжку.

   Записка эта показала ему, что кто-то запугивал мальчика и что ему было приказано обращаться с ним, как с чужим человеком. Отсюда следовало, что те, кто отдали это приказание, другими словами, дон Патрицио и донна Мерседес, знали кто он такой. А если это было так, то они несомненно знали, что именно он, Ник Картер, подобрал мальчика на улице и что он приехал в гасиенду за справками о Транкилино.

   - Они стерегут каждый мой шаг, - думал он, - дон Патрицио либо сам видел, что я направился к источникам, либо ему об этом сообщили его клевреты, а так как он знал, что незадолго до этого Транкилино поехал туда же, то он последовал за мной, чтобы помешать мне разговориться с мальчиком. Затем, предлагаемые им экскурсия и охота что-то очень подозрительны! Он говорил мальчику, что я высказал желание поохотиться, тогда как я об этом не сказал ни полслова! По-видимому, он хочет заманить меня в лес и там покончить со мной. Он собирается пристрелить меня, а потом заявить о несчастном случае! Я попал в опасное положение, но тем не менее я раскрою эту тайну! Эта женщина во всяком случае не вдова Иосифа дель Корона! Глаз ребенка зорок, и детская душа чутка, ребенка не обманешь, несмотря на всевозможные ухищрения! Но долго я все-таки не могу оставаться здесь, меня ждут другие дела в Нью-Йорке. Но я полагаю, что развязка наступит скоро, так как дон Патрицио и его сообщница не будут откладывать в долгий ящик расправу со мной!

   Подойдя к окну, Ник Картер увидел, что мнимая сеньора Мерседес и дон Патрицио куда-то уезжают верхом.

   Ник Картер хотел воспользоваться этим случаем, чтобы побеседовать с Транкилино, но, несмотря на все поиски, он не нашел ребенка.

   Дон Патрицио и сеньора Мерседес вернулись домой довольно поздно.

  

  

   В этот вечер Ник Картер больше уже не видел Транкилино и предпочел не наводить о нем справок.

   Вечер он провел в обществе гостеприимных хозяев и должен был признаться, что они делали все, что возможно, чтобы сделать его пребывание на гасиенде как можно приятным.

   Сеньора Мерседес была не только красивая, но и очень умная женщина. Даже Ник Картер с удовольствием беседовал с ней. Она говорила по-английски, как на родном языке, и знала отлично французский, итальянский и русский языки.

   Всякий другой поддался бы очарованию этой сирены, но Ник Картер сохранил полное равнодушие. Он хорошо знал, что она пытается завлечь его в свои сети, как сделала это уже с доном Патрицио, который был покорным исполнителем се воли.

   Ник Картер, однако, никак не мог разгадать, в чем собственно заключается тайны гасиенды. Он не имел никаких доказательств того, что дон Патрицио и донна Мерседес на самом деле совершенно другие люди и надо было вооружиться терпением и предоставить события своему естественному течению, даже если бы вследствие этого пришлось остаться на гасиенде на более продолжительное время.

   Раскланявшись с хозяевами, Ник Картер ушел в свою комнату и сейчас же лег в постель.

   Он никогда не запирал дверь той комнаты, в которой спал. С течением времени он развил свой слух настолько, что слышал малейший шорох даже во сне. Кроме того, у него была способность сразу же действовать в момент пробуждения.

   Спустя несколько часов он вдруг вздрогнул и сел на постели.

   Он услышал, что кто-то отворил дверь.

   Насторожившись, он услышал, как кто-то крадется по ковру и приближается к кровати.

   Ник Картер выхватил револьвер из-под подушки, но почти тотчас же спрятал его, так как услышал нежный шепот:

   - Сеньор Картер!

   То был Транкилино.

   - Бедняга, - ответил он тоже шепотом, - как ты решился прийти ко мне?

   В ту же минуту Транкилино обвил шею Ника Картера руками, прислонил голову к его груди и разрыдался.

   Ник Картер молча гладил его по голове.

   Наконец мальчик успокоился и мог говорить.

   - Я пришел к вам, - шепнул он, - потому что боялся, что они меня сегодня ночью убьют!

   - Зачем ты задаешься такими глупыми мыслями, - проговорил Ник Картер, - кто будет покушаться на твою жизнь?

   - Они, те двое! Они ненавидят меня, не знаю, за что. Ведь я не сделал им ничего дурного! А если бы я мог, я убил бы их, как они убили мою мать и моего отца!

   - Значит, ты вполне уверен, что эта женщина, которая представилась мне под именем сеньоры дель Корона, не твоя мать?

   - Да, уверен! И тот человек, который называет себя доном Патрицио, вовсе не мой дядя дон Рибера, за которого он выдавал себя, когда увозил меня отсюда. Это ужасный человек и он грозил, что убьет меня, если я буду еще раз говорить с вами, или подам вид, что знаком с вами. Вас они тоже хотят убить, сеньор Картер! Но вы не должны умирать! Вы единственный мой друг! Простите меня, что я притворялся, что не знаю вас, но я не мог поступать иначе. Вы получили мою записку?

   - Получил, и очень обрадовался ей.

   - Вас одного я только и могу любить, сеньор Картер! Все остальные умерли: и отец, и мать, и Панчо, и Анита, и я уверен, что всех их убил дон Патрицио! Если он и не сам сделал это, то другие сделали по его приказанию! Он хочет завладеть всеми поместьями моего отца, так он говорил той женщине, которую я должен называть матерью!

   - Кто же она такая, если она не твоя мать?

   - Не знаю!

   - Но она очень похожа на твою мать?

   - Да, и все чужие должны думать, что она и есть сеньора Мерседес, а я вот, когда всмотрелся в нее, сразу увидел, что это не она! У нее другие глаза, да и смеется она иначе!

   - Скажи, пожалуйста, у тебя есть какая-нибудь тетя?

   - Не знаю!

   - Разве твоя мать никогда не говорила, что у нее есть сестра, очень злая, и дядя, который очень добр?

   - Нет, об этом моя мать мне никогда не говорила.

   - И ты наверно знаешь, что дон Патрицио тот самый человек, который увез тебя с гасиенды и привез в Нью-Йорк?

   - Да, он тот самый, который выдавал себя за дядю Рибера.

   - Скажи мне вот что, Транкилино, - сказал Ник Картер, поднял мальчика и посадил рядом с собою, - почему ты убежал тогда из моего дома, где тебе ведь жилось хорошо? Разве ты не подумал о том, что это причинит мне горе?

   - Конечно, подумал и мне было очень жаль, что я даже не простился с вами. Но все вышло так быстро, что я даже не успел опомниться. Я сидел на ступеньках лестницы и вдруг подъехала одна из тех больших карет, что едут без лошадей и без рельс. В ней сидела какая-то дама. Когда она увидела меня, то подняла вуаль и позвала меня к себе. Мне показалось, что это моя мать и я побежал к карете, а она отворила дверцы и посадила меня рядом с собой. Все это произошло так быстро, что я о вас позабыл. Потом мы уехали, и когда я вспомнил о вас, то было уже поздно. Когда мы вышли из кареты и эта дама привела меня в какой-то дом, то я узнал, что она вовсе не моя мать. Там уже ожидал нас тот, который называл себя доном Рибера и который бросил меня на улице. Вероятно, они дали мне какое-то снотворное, потому что я совершенно не помню, каким образом я попал обратно на гасиенду: вероятно, я все время спал. Я никогда никому не говорил о том, что знаю, что сеньора Мерседес не моя мать, но я часто подслушивал у дверей, когда она беседовала с доном Патрицио. Знаете, что я слышал?

   - Говори, это очень важно для меня! О чем же они больше всего беседовали?

   - О гасиенде и о деньгах в банке, так мне по крайней мере казалось, хотя я в сущности не понимал, в чем именно дело. Потом дон Патрицио как-то раз говорил, что женится на ней, когда пройдет год траура. А потом я слышал, как они говорили, как бы получше избавиться от меня! Спасите меня, сеньор Картер, иначе я должен умереть! Они твердо решили убить меня!

   - Что же они говорили именно по этому поводу? Расскажи мне все подробно и не бойся их! Я останусь с тобой и буду тебя охранять.

   - Тогда я спокоен. А то я по ночам не спал и прислушивался, не идут ли они.

   - Бедняга! Много же ты вытерпел!

   - Дон Патрицио предлагал положить мне отраву в кушанье, но с этим она не соглашалась. Он очень рассердился и спросил ее, чего же она еще ждет, так как он хочет как скорее захватить гасиенду в свои руки. После этого я почти не ел дома. Иногда я иду в лес и там утоляю голод ягодами, бананами и другими плодами. Когда вы вчера появились вблизи нашего дома, я сначала очень обрадовался, но не посмел приветствовать вас, зная, что они будут пытаться убить и вас! Я и теперь боюсь, что они это сделают, как только им представится возможность!

   - Ты полагаешь, что они заранее знали о моем приезде?

   - Знали! Уже несколькими днями раньше знали! Правда, в точности не знали, в какой именно день вы приедете!

   - Как же они могли узнать об этом? - в изумлении спросил Ник Картер.

   - Им кто-то сообщил об этом в письме.

   - Не знаешь ли ты, откуда прибыло это письмо?

   - Я случайно видел марку на конверте. Она была очень красива, только не мексиканская.

   - Несомненно американская. Письмо, вероятно, было из Нью-Йорка. А теперь слушай меня, Лино: ты должен помочь мне разыскать одного человека. Но предварительно я тебя еще спрошу вот о чем: Панчо и Анита всегда были добры к тебе?

   - О да! Они любили меня также, как и отец с матерью!

   - Нет ли где-нибудь поблизости родственников Панчо или Аниты?

   Транкилино подумал немного, потом покачал головой и сказал:

   - Нет, я таких не знаю!

   - Нет ли в окрестностях гасиенды кого-нибудь из прежних слуг твоих родителей? - снова спросил Ник Картер.

   - Кажется, один есть. Когда мы вернулись на гасиенду, то всю прежнюю прислугу рассчитали, а трое из них умерло в короткий промежуток времени.

   - Эти негодяи по колено ходят в крови и потому я обязан как можно скорее покончить с ними! Каким образом умерли эти слуги?

   - Этого я не знаю. Я только слышал, что они умерли от какой-то странной болезни, и те, кто говорил об этом, сильно недоумевали, в чем дело.

   - Значит, здесь в окрестности есть человек, который знал тебя и твоих родителей раньше, до того, как дон Рибера увез тебя в Нью-Йорк. Кто же это такой?

   - Его зовут Секундино.

   - А чем он занимается?

   - Ничем. Он старый чудак, ни с кем, кроме меня, не разговаривает, когда приходит на гасиенду, да и только обменивается несколькими словами. Люди говорят, что он помешанный.

   - А где он в настоящее время находится?

   - В горных долинах Икстакихуатля, снежную вершину которого я вижу из окна моей спальни. Там он выстроил себе хижину. Но это очень далеко.

   Других разъяснений Транкилино не мог дать Нику Картеру.

   Мальчик, по-видимому, не хотел уходить к себе.

   - Я так боюсь! Оставьте меня здесь, - просил он, - дон Патрицио и сеньора Мерседес наверно уже успели узнать, что я нахожусь у вас. А если они поймают меня, то непременно убьют!

   - Оставайся, Лино, если хочешь, - согласился Ник Картер, - здесь тебя никто не тронет, а в крайнем случае я их арестую и выдам полиции в Тлакскале.

  

  

   Ник Картер нисколько не сомневался в том, что мальчик прав, полагая, что им угрожает серьезная опасность.

   Он достаточно узнал дона Патрицио и видел, что это один из тех лицемерных негодяев, которые с улыбкой на лице дают отраву своей жертве или любезно пожимают ей правую руку, держа за спиной кинжал в левой руке.

   Пока Ник Картер еще не уяснил себе, в какой степени замешана донна Мерседес в заговоре против семьи дель Корона. Трудно было допустить мысль, что совершенно посторонняя женщина выдает себя за сеньору Мерседес, тем более, что на гасиенде осталось много служащих, которые хорошо помнили вдову дона Иосифа и долго прослужили при ней.

   Ник Картер полагал, что незнакомка родная сестра настоящей сеньоры Мерседес.

   Гасиенда Двух Источников представляла собой огромное владение, на территории которого было расположено с полдюжины деревень и проживали сотни служащих и рабочих владельца гасиенды.

   Весьма понятно, почему дон Патрицио стремился завладеть таким обширным поместьем.

   Ник Картер сначала думал, что дон Патрицио находится под влиянием мнимой сеньоры Мерседес. Но теперь он допускал и иную возможность: быть может, эта женщина на самом деле была вдова дона Иосифа и настолько попала под влияние дона Патрицио, что совершенно изменилась и даже разлюбила своего ребенка.

   Долго Ник Картер раздумывал обо всем том, что ему рассказал Транкилино.

   Наконец, он пришел к определенному решению.

   Он встал с постели, разбудил завернувшегося в одеяло и задремавшего Транкилино и шепнул:

   - Известно ли тебе, Лино, где находится конюшня с лошадьми? Когда я сегодня приехал, то не обратил внимания, куда увели мою лошадь.

   - А для чего вы хотите знать это? - изумился Транкилино.

   - Я не хочу беспокоить дона Патрицио и сеньору Мерседес и хочу уехать отсюда тайком.

   Транкилино от радости чуть не вскрикнул, но Ник Картер вовремя закрыл ему рот рукой.

   - Вот теперь все окончится благополучно, - волновался Транкилино, - когда мы уедем, то нам будет уже нечего бояться. Да, сеньор Картер, я знаю, где стоят лошади.

   - Но ты должен сначала пойти в свою комнату и переодеться.

   - Не нужно. Когда я пришел к вам, то уже предполагал, что не вернусь больше. Я и принес с собой свои вещи.

   - Какой ты умница! - одобрительно заметил Ник Картер.

   Ник Картер, собственно, был не из тех, что удирают из дома, не говоря никому ни слова и оставляя поле сражения противнику без боя.

   Но в данном случае надо было, прежде всего, позаботиться о безопасности мальчика, которого Ник Картер полюбил, как родного.

   Для того, чтобы раскрыть всю тайну, надо было открыто объявить войну дону Патрицио и сеньоре Мерседес, а на этот случай мальчика надо было убрать куда-нибудь подальше.

   Ник Картер решил передать мальчика в руки того чудака по имени Секундино, который жил где-то далеко в горах. Вывезти мальчика за пределы страны пока было нельзя, так как по закону та женщина, которая выдавала себя за его мать, имела неотъемлемые права на Транкилино; она, несомненно, прибегла бы к содействию властей, чтобы вернуть мальчика к себе.

   Таким образом, оставалось только разыскать старика Секундино, чтобы отдать ему Транкилино на руки.

   - Скорее одевайся, Лино! - сказал Ник Картер, быстро одеваясь сам.

   Затем он подошел к окну и осмотрел железную решетку.

   Как почти повсюду в Мексике, все окна были закрыты железными решетками.

   Решетки состояли из крепких железных прутьев, которые никоим образом нельзя было перепилить или выломать.

   Оставалось только воспользоваться дверью, чтобы выйти наружу.

   Правда, дверь по ночам охранялась особым сторожем, но его можно было без труда одолеть и связать, прежде чем он успеет крикнуть.

   - Ты не произноси ни слова, Лино, - шепнул Ник Картер, когда они вдвоем вышли из комнаты, - будь что будет! По всей вероятности, мне придется оглушить сторожа.

   - Но вы ничего дурного с ним не сделаете?

   - Нет, не беспокойся! Я дам ему понюхать флакончик и он надолго уснет.

   Закрыв за собой дверь, Ник Картер взял Транкилино на руки и прокрался на внутреннюю веранду, которая выходила во двор.

 &n