Картер Ник - Привидение в доме умалишенных

ку и вою среди арестантов. Вы бежите туда, откуда доносится этот чертовский шум, и видите духа, пляшущего на галерее, над вашей головой; только вы добежите до галереи, а он уж двумя этажами ниже. Точно вы гонитесь за назойливой мухой, которую все равно не поймаете, и которая в конце концов еще сядет вам на нос.

   - Очень мило, - улыбнулся Ник Картер. - Ну-с, Муллен, благодарю вас, сегодня вы мне больше не нужны. Теперь, пожалуйста, пошлите мне сюда Прейса.

   Через несколько минут последний явился. Среднего роста, но плотный и коренастый, он, видимо, обладал громадной физической силой. Выражение лица у него было грубое и несколько напоминало бульдожье. Но вглядевшись поближе, в маленьких заплывших глазках его можно было подметить даже некоторый оттенок добродушия.

   - Скажите, Прейс, - обратился к нему Ник Картер, - Муллен только что рассказал мне о страшном привидении здесь в вашей тюрьме, теперь я хотел бы узнать, какое у вас мнение на этот счет.

   - Гм... Вероятно, такое же, как и у Муллена.

   - Сколько раз вы видели духа?

   - Два раза.

   - Вы стреляли в духа?

   - Стрелял, но только один раз, - ответил сторож нерешительно. - Дело в том, что во второй раз привидение явилось в образе молодой женщины в ночной сорочке, ну и я выстрелить в нее не мог, хотя это и было против правил, - чистосердечно признался он.

   - И вы уверены, что это была настоящая, живая женщина?

   - Разумеется, иначе я выстрелил бы.

   - Но ведь это дух или даже черт? - с улыбкой сказал Картер.

   Сторож тоже улыбнулся и добродушно ответил:

   - Все это чепуха, мистер Картер. Привидений не бывает, это несомненно. Кто у нас разгуливает, я не знаю, потому что вся эта проклятая история совершенно непонятна. Но что это человек, так это не подлежит сомнению и притом по всей вероятности женщина, потому что для мужчины фигура не подходит.

   - Каким же образом, по-вашему, может появляться этот дух?

   Прейс медлил, он нерешительно поглядывал на директора и переминался с ноги на ногу.

   - Видите ли, - наконец начал он, запинаясь, - господин директор, быть может, рассердится на меня, но если меня спрашивают, обязан же я сказать правду.

   - Ага, - иронически засмеялся над ним директор, - опять собираешься преподносить дурацкую историю старика Гаммонда. Неужели тебе еще не надоели эти детские басни?

   - Так вот, мистер Картер, - с упрямством обратился Прейс к сыщику, - то, что господин директор назвал баснями, и мне казалось вздором до того самого времени, когда у нас началась эта проклятая история с духом. Но потом, когда пошли эти безобразия, я в своей башке решил, что, может быть, тут что-нибудь да есть.

   - Говорите яснее, Прейс, а то я вас не могу понять!

   - Хорошо. Когда я поступил сюда на службу, я сменил одного старого сторожа, уже ставшего неспособным к труду; его зовут Гаммонд, и он сейчас еще живет тут поблизости. Этот самый Гаммонд много лет прослужил здесь сторожем и надзирателем. Ему теперь уже за восемьдесят лет, и люди говорят, что он уже впал в детство, но это неправда, он только очень слаб, но разум у него еще совершенно здравый. Он всегда был очень неглуп, а то, что он рассказывает много странного о здешней тюрьме, это я готов повторить, ей-богу, господин директор, смейтесь надо мной, но это так!

   - Хорошо, хорошо, продолжайте, - успокаивал его директор.

   - Так вот лет двадцать тому назад был здесь в тюрьме один арестант, по имени Рулоф. Он сидел здесь не за какую-нибудь мелочь, а за убийство целой семьи. По профессии он был слесарь и механик, и если правда хоть половина того, о чем рассказывают, то и тогда он должен был быть гениально-ловким специалистом. В тюрьме он сидел уже лет десять-одиннадцать, как вдруг в одно прекрасное утро камера его оказалась пустой, а сам он исчез бесследно. Все попытки найти его оказались тщетными; он пропал, точно его проглотила сама земля.

   - Ага! Он, вероятно, содержался в камере 79? - спросил Картер, чрезвычайно заинтересованный.

   - Вы угадали. Он сидел в этой камере и под такими же точно засовами и замками, как и все остальные заключенные.

   - Неужели в камере не было никаких следов, которые как-нибудь объясняли это таинственное исчезновение?

   - Никаких решительно, мистер Картер. Эта камера считается самой надежной в целой тюрьме и была совершенно нетронута, такая, как вот сейчас. Старик Гаммонд уверял, что целые недели он все обшаривал ее, твердо убежденный в том, что Рулоф выкопал себе там дыру или что-нибудь подобное. Но он не нашел ничего, ни даже мышиной норки. Рулоф так и исчез, точно за ним явился сам черт.

   - Сколько лет было тогда Рулофу?

   - Да лет 35. Он поступил в тюрьму еще совсем молодым, 24 лет, и, как говорят, выглядел совсем молокососом. Но в рассказах старика Гаммонда примечательно еще одно обстоятельство.

   - Ну, ну, говорите, - ободрял его Картер.

   - Гаммонд утверждает, что Рулоф принадлежал к числу механиков, работавших при постройке того флигеля тюрьмы, в котором находится камера 79. Поэтому-то старик Гаммонд и клянется всем, что у него есть святого, что существует тайный подземный ход, который из камеры 79 ведет куда-нибудь за пределы тюрьмы. Он не раз докладывал об этом начальству и все просил совершенно снести эту часть здания, чтобы найти этот тайный ход. Но об этом и слышать никто не хотел: ни господин директор, ни его предшественники. Напротив, над стариком Гаммондом только смеялись и говорили, что он просто выжил из ума.

   - Вы так защищаете этого старика, что можно подумать, что вы с ним в родстве, - с улыбкой заметил Ник Картер.

   - Да это так и есть: он мой тесть!

   - Вот как. Я ничего не знал об этом! - с удивлением заметил директор.

   - Я так часто слышал от тестя всю эту историю, - продолжал Прейс, - что теперь, когда так называемый демон начинает удостаивать нас своими посещениями и, по-видимому, каждый раз исчезает в камере 79, я начинаю верить, что во всем этом есть некоторая доля правды.

   - Да, это во всяком случае крайне серьезное сообщение, - задумчиво сказал сыщик. - Но все-таки это не объясняет, каким образом женщина, одетая в трико, может подвергаться выстрелам из револьвера калибра 38 и оставаться совершенно невредимой.

   - Да, я и об этом говорил с Гаммондом, - возразил сторож. - Он и для этого находит объяснение; если угодно, я могу его сообщить.

   - Разумеется, разумеется, рассказывайте.

   - Г-м, - опять заговорил Прейс со свойственной ему добродушной медлительностью, - вы, господин Картер, вероятно, еще помните сумасшедшего немецкого портного - его звали, кажется, Дове, из Маннгейма?

   - Да, его имя мне известно, - с какой-то странной улыбкой ответил сыщик. - Человек этот был вовсе не такой уж сумасшедший, он изобрел непроницаемый для пуль панцирь или, вернее, рубашку, под которой человек оставался совершенно неуязвимым. Изобретение это наделало в то время довольно много шума, и Дове даже вступил в переговоры с нашим военным министерством. Но сделанные потом опыты доказали, что панцирь защищал человека только в том случае, когда пуля попадала в него по косой линии, по прямой же линии она пробивала панцирь насквозь.

   - Совершенно верно, - подтвердил Прейс, - и изобретение таким образом с треском провалилось.

   - Не совсем, - остановил его сыщик, - я знаю одного человека, и притом единственного сына моего отца, который носит такую рубашку и даже усовершенствовал ее настолько, что она сделалась действительно вполне надежной защитой от пуль, но, - прибавил он, желая предупредить всякие вопросы со стороны своих удивленных слушателей, - это только между прочим и, пожалуйста, пусть останется между нами, потому что, если бы я громогласно сообщил о своем изобретении, то все преступники вскоре ходили бы в панцирях и задача моя, и без того уже нелегкая, сделалась бы еще труднее.

   - Ну вот, - продолжал свой рассказ Прейс, - если верить моему тестю, то и Рулоф хвастался тем, что сделал такое же изобретение.

   - Это весьма интересная новость, - сказал Ник Картер, - не понимаю только одного: какое отношение имеет этот Рулоф, уже почти 20 лет тому назад улизнувший из тюрьмы, к тому привидению, которое здесь появляется.

   - Гаммонд думает, что Рулоф после своего бегства никогда не покидал окрестностей тюрьмы и живет себе до сих пор где-нибудь поблизости от нее. Даже больше, Гаммонд совершенно серьезно утверждает, что Рулоф посещает тюрьму по одному ему известному потайному ходу и таким образом, со времени своего бегства играет по отношению к заключенным роль своего рода ангела-хранителя.

   - Вздор! - со злостью вскричал директор. - Ведь это просто нелепость!

   Вместо ответа Прейс только пожал плечами.

   Ник Картер ничего не сказал на это и только через несколько минут снова возобновил разговор:

   - Я верю, что человек в течение долгого времени, при настойчивости и терпении, может сделать многое, хотя бы, например, прорыть подземные ходы, существование которых кажется почти немыслимым. В истории тюрем можно найти тому немало примеров.

   - Послушайте, Прейс, - обратился директор к надзирателю, - уж не утверждает ли ваш тесть, что Рулоф сам играет роль таинственного демона?

   - Нет, он и не думает утверждать этого, и только полагает, что Рулоф дает ему возможность разыгрывать эту комедию.

   - Но ведь все совершенная нелепость! - сердился директор. - Если Рулоф здесь живет по соседству и, как вы говорите, имеет свободный доступ в тюрьму таким образом, что не только может входить и выходить из нее, когда ему будет угодно, но и в состоянии оказывать заключенным всякого рода содействие в этих фокусах, то почему же, скажите на милость, Кварц и Занони остаются здесь в тюрьме, а не сбегут просто с помощью Рулофа? Кто мог бы им помешать исчезнуть так же внезапно и непонятно, как в свое время исчез Рулоф?

   Сыщик кивнул головой, так как сам уже готовился задать этот вопрос.

   - Гаммонд думает, что Рулоф пока не желает их выпускать, - возразил Прейс.

   - Но как же он может помешать им, если сам показал им тайный ход?

   - Вот в том-то и дело, что пройти его, вероятно, не так уж просто, и без содействия Рулофа это им не удастся.

   - Прейс, - перебил его сыщик, видимо, занятый какой-то мыслью, - не знает ли ваш тесть, где можно найти этого самого Рулофа?

   - Я думаю, что знает, мистер Картер.

   - Не согласится ли он сказать, где именно?

   - Почему же нет, он всегда будет рад помочь своему бывшему тюремному начальству.

   - Господин директор, нельзя ли будет дать Прейсу на несколько дней отпуск? - обратился сыщик к начальнику тюрьмы.

   - Разумеется, если вы этого желаете.

   - Прекрасно! Так отправляйтесь, Прейс, сейчас же к вашему тестю, переговорите с ним еще раз и постарайтесь узнать, где можно найти этого Рулофа. По дороге пошлите эту телеграмму, - продолжал Ник Картер, набросав на бумаге несколько слов, - я пишу своему старшему помощнику Дику, чтобы он немедленно явился сюда. - А вы, как только узнаете что-нибудь более или менее определенное, немедленно дайте знать об этом вашему начальнику или мне.

   Когда за надзирателем закрылась дверь, директор встал и, качая головой, подошел к Картеру.

   - Скажите, мистер Картер, неужели вы верите во всю эту чепуху? - спросил он.

   - Разумеется, верю, - задумчиво ответил сыщик, и когда директор, видимо, возмущенный, хотел отвернуться, Картер удержал его его за рукав и сказал:

   - В качестве криминалиста я привык не брезговать решительно ничем, что так или иначе касается разбираемого мной дела. В девяти случаев из десяти я попадаю от этого на ложный путь. Но я готов ошибиться девять раз, если только на десятый выберусь на настоящую дорогу.

   - Ну, на сей раз это не будет указанным десятым случаем, - иронизировал директор.

   - Почем знать, я вот, например, совершенно уверен в существовании этого непроницаемого для пуль панциря, - невозмутимо продолжал Ник Картер.

   - А мне, напротив, это именно кажется самым слабым местом во всей истории, - засмеялся директор.

   - Я совершенно другого мнения. Я думаю, напротив, что это и есть тот пункт, с которого нам надо начать, и притом меня навело на это одно замечание, которое сделал Муллен.

   - А какое же именно, интересно будет знать? - проворчал директор, со вздохом усаживаясь снова в кресло.

   - Слышали ли вы, что Муллену показалось, будто явившееся тогда в образе девушки привидение тихо застонало, когда пуля, по-видимому, попала в цель?

   - Слышал, ну и что же?

   - И вы, и я исходим из того предположения, что за таинственным духом скрывается настоящее живое существо. Мы знаем, что пуля такого калибра, какой стрелял Муллен, должна насквозь пробить человеческое тело, если оно не будет прикрыто панцирем.

   - Совершенно верно, но...

   - Хорошо, - продолжал сыщик, - если бы означенное лицо носило панцирь стальной, то удар такой пули мог бы, правда, заставить его потерять равновесие, но никак не мог бы произвести такого сильного действия, чтобы вырвать у пострадавшего стон. Другое дело, если панцирь сделан из непроницаемой для пуль мягкой материи; в этом случае пуля может действительно так чувствительно ударить, что всякий человек невольно застонет.

   - Может быть, - заметил директор, с трудом скрывая зевоту. - Я во всяком случае не совсем постигаю всей этой мудрости. Ну-с, а теперь вы, вероятно, хотите допросить Стетсона? - прибавил он, вставая.

   - Нет, благодарю вас, - равнодушно возразил сыщик. - Не будем отрывать его от работы.

   - Но этот надзиратель тоже утверждает, что видел духа и тоже стрелял в него.

   - Знаю, но вы говорили мне также, что он только всего несколько месяцев состоит на службе в Даннеморе; поэтому я не только не буду его допрашивать, но даже прошу не говорить ему о моем пребывании здесь.

   - Но отчего же, мистер Картер? - с удивлением спросил директор.

   - Очень просто, - пояснил сыщик. - У этого доктора Кварца есть целый ряд приверженцев. Представьте себе, что кому-либо из этих последних удалось как-нибудь попасть в здешние тюремные сторожа. Я не хочу сказать этим, что Стетсон непременно сообщник Кварца. Но во всяком случае я его не знаю и не желаю рисковать.

   - Как хотите! Но в таком случае, что прикажете делать дальше?

   - Пришлите мне, пожалуйста, этого Кона, о котором вы говорили. Мне надо с ним переговорить, а потом я собираюсь занять его место в камере рядом с доктором Кварцем.

  

  

   - Тебя, кажется, зовут Кон? - обратился Ник Картер к заключенному, когда его привели в кабинет.

   - Возможно, но меня так давно уже не звали по имени, что я даже и забыл, как меня зовут, - ответил арестант хриплым голосом.

   Это был дюжий, довольно интеллигентный на вид мужчина лет пятидесяти, настоящий тип арестанта: приниженный, раболепный, как волк на цепи, который боится плетки и притворяется ручным, даже лижет руку своего сторожа, но втайне только и выжидает случая, чтобы броситься на него и разорвать свои оковы.

   - Без сомнения, ты питаешь надежду, что рано или поздно будешь помилован? - спросил сыщик.

   - Нет, мистер, я навеки похоронил всякую надежду на помилование.

   - Тогда, значит, ты рассчитываешь на какой-нибудь счастливый случай, который даст тебе возможность бежать? - продолжал Ник Картер, в упор глядя в глаза арестанта.

   Последний невольно вздрогнул.

   От долгого пребывания в тюрьме щеки его стали настолько бледными, что трудно было заметить, побледнел ли он еще больше или нет. Только вокруг губ, прикрывавших некрасивые желтые зубы, что-то задрожало. Зоркий глаз сыщика хорошо подметил эту предательскую дрожь и он понял, что вопрос его задел арестанта за живое.

   - Нет, мистер, - однако, ответил тот, как-то неестественно растягивая слова, - об этом я и думать не смел.

   - Не ври, братец, я хорошо знаю, что доктор Кварц обещал тебе устроить возможность совместного побега!

   Напрасно сыщик не спускал глаз с лица арестанта: оно даже не дрогнуло, только лукавый взор опустился к земле, как бы боясь выдать затаенную мысль.

   - Никто не давал мне подобного обещания, - возразил он своим хриплым голосом, своеобразный характер звучания которого сыщик постарался хорошо запомнить.

   - Но ведь не мог же он обещать тебе денег за участие в разыгрывании этой чертовой комедии, тебе деньги здесь не нужны, - с иронией заметил сыщик.

   - Не знаю, о чем вы говорите! - упрямо ответил арестант.

   - Неужели не знаешь? Хорошо, в таком случае будем говорить о чем-нибудь другом, более тебе знакомом. Когда ты в первый раз увидел духа? Ведь это ты сумеешь мне рассказать, а?

   - Это было тогда, когда я в первый раз просил аудиенции у директора.

   - Ты видел демона накануне, ночью, не правда ли? - быстро спросил сыщик, стараясь поймать его в ловушку.

   - Да, накануне, ночью.

   - Странно! А директор рассказывал мне, что в первый раз ты говорил, будто сам еще не видел привидения, но получил известия о его появлении от других заключенных. Как ты объяснишь такое противоречие?

   - Гм! Не знаю, - упрямо пробормотал попавший в ловушку Кон. - Наш брат, арестант, перестает вести счет времени. С вами было бы то же самое, если бы вы были на моем месте. Кроме того, я так часто видел с тех пор духа, что, право, не помню, видел ли я его уже до аудиенции у директора или только после нее.

   Ник Картер чувствовал, что Кон лгал, но во всяком случае настолько ловко, что сыщик решил пока не продолжать разговора на эту тему и спросил неожиданно:

   - С доктором Кварцем, своим соседом, ты без сомнения, живешь в большой дружбе?

   - Какая же возможна дружба между людьми, которых разделяет сплошная стальная стена в 18 дюймов толщины?

   - Сознайся, что эта стена не всегда разъединяет вас?

   - Я вас не понимаю, - хладнокровно заявил арестант. - Разве только, что привидение отодвинет когда-нибудь эту стену.

   - В этом я нисколько не сомневаюсь, - с иронией заметил на это сыщик. - Вчера ночью дух, разумеется, опять появился?

   - Да! Я сам видел его.

   - А кто видел его, кроме тебя?

   - Некоторые из других заключенных.

   - А сторожа видели духа? - продолжал допытываться сыщик.

   - Не думаю, - нехотя ответил арестант. - Он избегает встречи с ними:

   - Послушай, Кон, почему ты все время говоришь о "нем"? Ведь отлично знаешь, что под таинственным посетителем скрывается женщина.

   Во второй раз сыщик заметил, как арестант смутился, недоверчиво, искоса посмотрел на него, а затем сейчас же опустил глаза. Это окончательно убедило Картера, что он находится на верном пути, и что Кон знает больше, нежели хочет показать.

   Сыщик встал, взял арестанта за руку и подвел его к зеркалу, висевшему в простенке между двумя окнами кабинета. Здесь он повернул Кона таким образом, чтобы лицо его было обращено прямо к свету.

   - Постой-ка здесь, братец, - приказал сыщик тоном, не допускающим противоречия, и придвинул столик, на котором стал раскладывать белила, тушь, цветные карандаши - весь реквизит, необходимый для гримировки.

   Затем с улыбкой повернувшись к удивленно смотревшего на него директору тюрьмы, сказал:

   - Хотите присмотреться к моему искусству? Я готов познакомить вас с одним из моих маленьких секретов. Но, пожалуйста, пообещайте господину Кону посадить его на два дня на хлеб и воду в темный карцер, если он посмеет шевельнутся! Ну вот! А теперь за дело.

   С этими словами сыщик разделся до белья. Затем выкрасил себе шею, лицо и руки краской, покрывшей их той болезненной бледностью, которая свойственна всем заключенным, прожившим долгое время в тюрьме.

   - У тебя очень большая голова, Кон, но я тебе очень за это благодарен, так как случайно и я могу похвастаться такой же головой и поэтому буду поразительно похож на тебя, - смеялся сыщик, продолжая свою работу, между тем как арестантом начинало овладевать видимое беспокойство.

   - Очень приятно, что не надо будет пожертвовать собственными волосами; я могу воспользоваться париком... ну, хотя бы этим.

   Сыщик, доставший из бездонных карманов своего сюртука несколько париков, начал сравнивать их с волосами арестанта и наконец остановился на более подходящем.

   С ловкостью профессионального парикмахера он принялся стричь волосы парика до тех пор, пока тот не стал совершенно похожим на гладковыбритый череп арестанта. Затем Картер надел парик, быстро натянул уже принесенный сторожем арестантский халат и, подойдя к зеркалу, начал разрисовывать себе лицо разными карандашами.

   Когда он, наконец, закончил и повернулся к директору, тот так и ахнул: действительно, установить какое-либо различие между сыщиком и арестантом было почти невозможно.

   Каждая черта лица, каждая мелочь были у обоих совершенно тождественны. Мало того, Ник Картер с невероятной правдоподобностью сумел подделать даже не то напуганное, не то упрямое выражение лица арестанта, который стоял теперь, совершенно растерявшийся, не веря своим глазам.

   - Ну что, господин директор? Каково сходство? - спросил сыщик, налюбовавшись на изумленные физиономии директора и Кона.

   - Вы - волшебник, мистер Картер, - пробормотал директор. - Я думаю, сам Кон не знает теперь, который именно он из вас двух.

   - Ну, я ему помогу в этом случае, - пошутил сыщик. - Я был бы вам весьма признателен, господин директор, если бы вы теперь оставили нас одних: я хочу взять у него несколько секретных уроков.

   Директор направился к выходу.

   Ник Картер подождал, пока дверь за директором закрылась, и затем обратился к арестанту.

   - Кон, я думаю, ты догадываешься, с какой целью я устроил этот маскарад?

   - Разумеется, - согласился тот. - Сегодня ночью вы хотите запереться в моей камере - вот и все.

   - Ты не дурак, - сказал сыщик и сухо засмеялся.

   - Скажи-ка, братец, - прибавил он затем, - не думаешь, ли ты, что сегодня ночью мне удастся разузнать добрую долю ваших секретов?

   - Может быть, - пробормотал Кон, притворяясь равнодушным, но сыщик видел по беспокойному огоньку в его глазах, что ему это было далеко не так безразлично.

   - Ты отлично знаешь, Кон, что тебе придется плохо, если я раскрою ваши хитросплетенные проделки. Тебя не только лишат всех твоих привилегий, но разжалуют в низший разряд арестантов, а карательную машину ты, я полагаю, тоже не особенно любишь, а?

   Чуть заметная дрожь пробежала по телу арестанта, быть может, он имел уже случай познакомиться с этим в высшей степени неприятным изобретением. Такая машина чрезвычайно проста и вместе с тем причиняет самую сильную боль, она состоит из большого махового колеса, подвижные спицы которого сделаны из крепкого бамбука и при каждом повороте колеса поочередно со всего размаха ударяют по козлам, к которым привязывается кандидат на исправление. Колесо связано с часовым механизмом, посредством которого регулируются скорость и сила ударов. Эффект получается полный, и та округлая и, собственно говоря, ненужная часть человеческой спины, в том месте, где она уже теряет это свое благородное название, становится в результате настолько чувствительной, что в ближайшие дни охотно избегает всякого рода сидений.

   - Подумай, как следует, ты видишь, что дело обстоит для тебя весьма плохо, - продолжал сыщик, - так как что-нибудь да я узнаю сегодня ночью, а тогда тебе уже не избежать карательной машины. Было бы поэтому гораздо благоразумнее с твоей стороны помочь мне в моем деле, за что я обещаю тебе не только совершенно умолчать обо всем компрометирующем тебя, но даже выхлопотать тебе еще новые привилегии.

   По всему было видно, что в душе Кона происходит сильная внутренняя борьба. Ник Картер не мешал ему думать и только после продолжительной паузы спросил вдруг: - Ну что ты хотел бы, например, иметь?

   - Гм... Тройную порцию табаку, - сказал арестант.

   - Прекрасно, тебе будут выдавать, сколько твоей душе угодно. Но, разумеется, только при том условии... чтобы ты посвятил меня в тайны практикуемой здесь системы перестукивания.

   После некоторого раздумья Кон, наконец, согласился и в продолжение следующего получаса сыщик изображал роль ученика, а арестант - учителя. Система оказалась довольно схожей с теми, которые вообще выработались в разных тюрьмах, и имела только незначительные от них уклонения.

   По окончании урока Кон был посажен в камеру для буйных, в которой обитые подушками стены исключали всякую возможность переговоров с другими арестантами. Ник Картер же под номером 78 сделался временным соседом знаменитого доктора Кварца.

  

  

   Наступила ночь. Камера Ника, как и все другие камеры, освещалась только слабыми отсветами немногих, горевших в коридоре газовых рожков. Все тише и тише становилось вокруг, только время от времени из какой-либо камеры доносился кашель или храп, или раздавались тяжелые шаги обходивших галереи дежурных надзирателей.

   Ник Картер, разумеется, не шевелился. Сосед его в N 79 тоже не давал о себе знать. Несколько раз сыщик слышал тихие, раздававшиеся через определенные промежутки времени удары - то перестукивались арестанты.

   Наконец, вскоре после полуночи, Ник услышал тихий стук в стенку, отделявшую его камеру от N 79.

   - Стук! стук! стук! - послышалось ясно и отчетливо.

   - Ты еще не спишь? - спрашивали его.

   Ник Картер сейчас же простучал ответ и стал ждать. Через несколько времени послышался новый вопрос:

   - Что такое? Почему ты молчишь?

   - Я болен, - простучал сыщик, - голова болит.

   После некоторой паузы стук повторился:

   - Зачем звал тебя директор?

   - Все та же история, - ответил Ник, - по поводу духа.

   - Что же он спрашивал?

   - Ничего нового.

   - Бунта не боятся?

   - Боятся.

   - Ну, и пусть, теперь уже скоро начнется.

   Затем на довольно продолжительное время восстановилась тишина, Ник думал уже, что в эту ночь не будет больше разговаривать, как вдруг Кварц снова начал стучать.

   - Будешь работать сегодня ночью? - спросил он.

   - Нет! - ответил сыщик, хотя, конечно, понятия не имел, о какой такой работе говорил Кварц, но именно потому безопаснее всего было ответить "нет".

   - Напрасно теряешь время, - послышалось из соседней камеры, - разве ты чувствуешь себя так плохо?

   - Да, голову так и ломит.

   Опять довольно продолжительная пауза и опять вопрос:

   - Не выписал ли директор кого-нибудь из Нью-Йорка?

   - Этого я не знаю.

   - И директор ничего не говорил тебе о каком-нибудь приезжем? О том сыщике, знаешь, о котором я тебе рассказывал?

   - Ничего, - лаконично ответил Картер, решив, что лучше всего отзываться как можно более коротко.

   - Берегись этого человека! Вот увидишь, он явится раньше, чем нам это будет желательно.

   - Не бойся! Я настороже.

   - На галерее теперь нет никого. Я приду к твоим дверям и буду с тобой говорить, - простучали вдруг из соседней камеры, что, разумеется, немало встревожило сыщика. Однако, он ничего не ответил, решив, что при царившей в камере полутьме даже зоркий глаз Кварца не должен был заметить маскарада. При этом ему чрезвычайно любопытно было узнать, каким именно образом преступник откроет крепко запертую дверь своей камеры.

   Целых четверть часа прошло в безмолвной тишине. Наконец сыщик услышал какое-то слабое царапание в решетку собственной двери и при неясном мерцании света, увидел за дверью на галерее человеческую фигуру, которая лежала, растянувшись во весь рост и прижавшись лицом к решетке его камеры.

   Он ни на минуту не сомневался, что это был сам Кварц, пришедший навестить мнимого Кона и ради осторожности растянувшийся на полу. Сыщик немедленно последовал его примеру и тоже лег на живот, так что сосед почти совсем не мог его видеть.

   - Наконец-то ты стал поосторожнее, - шепнул Кварц сквозь решетку, - да и нельзя не быть достаточно осторожным, в особенности теперь, когда мы так близки к цели. Малейшая оплошность может в последнюю минуту погубить все наши планы, а одна эта мысль уже сводит меня с ума. Теперь скажи мне, "о чем говорил с тобой директор?

   - Он хотел узнать что-нибудь новое о привидении, вот и все, - шепотом ответил Ник Картер, удивительно верно подделывая хриплый голос Кона. - Мне сегодня неохота говорить: голова трещит до безумия. Черт знает, что со мной, пожалуй, расхвораюсь не на шутку.

   - Глупости! Одни только бесхарактерные люди хворают. Скажи себе, что ты хочешь быть здоровым, и ты моментально вылечишься. Иди сюда, я положу тебе руку на лоб, это сразу уймет боль, - сказал доктор просовывая руку сквозь решетку.

   Но Ник Картер быстро отстранился и не ответил ни слова.

   - Ты, кажется, сегодня не в своей тарелке, - проговорил Кварц. - Ну, как хочешь, оставайся со своей головной болью. Но я желаю все-таки узнать от тебя кое-что. Я слышал, что кто-то приехал сюда, и что приезжий говорил с Мулленом и Прейсом. Это очень похоже на Ника Картера. Ты вполне уверен, что не видел никого чужого?

   - Вполне! - поторопился успокоить его Ник Картер.

   - Ты не видел в кабинете ни Муллена, ни Прейса?

   - Нет.

   - Что же спрашивал директор о духе?

   - Все те же глупости.

   - Он не верит в духов, а? - заметил доктор Кварц со злобным хохотом.

   - Не больше нас с тобой.

   - За кого же он принимает привидение?

   - За женщину, - возразил сыщик, которому интересно было посмотреть, какое впечатление это замечание произведет на доктора Кварца.

   - Ого, - прошипел доктор, - значит, он уже стоит на правильном пути! А ты что ему на это ответил?

   - То, что отвечал всегда.

   - Молодец, Кон! Погоди! Кто-то зашел ко мне в камеру, я сейчас вернусь.

   С этими словами доктор тихо пополз по полу и через секунду исчез в темноте.

   Ник Картер остался неподвижно лежать на полу. Мысль его лихорадочно работала.

   "Он говорит о том, что кто-то находится в его камере, как если бы это было самое обыкновенное и естественное явление, - думал он. - Из этого я заключаю, что вся эта история о Рулофе и его подземной работе весьма близка к истине. И о какой это работе спрашивал меня Кварц? Неужели Кон роет тайный ход для сообщения его камеры с камерой соседа. Пожалуй, что так. Но надо быть настороже, потому что если этот Кварц имеет возможность проникнуть и в мою камеру, то мое инкогнито весьма трудно будет сохранить".

   В этот момент у дверей камеры снова показался Кварц.

   - Это наша маленькая подруга, - шепнул он мнимому Кону. - Приготовься! Как бы ты не был болен, но в надлежащий момент ты должен испустить свой пронзительный крик. Сегодня ночью обязательно надо вывести из себя всех заключенных.

   - Я готов, - пробормотал сыщик.

   - Хорошо! Подожди, пока я тебе дам знать... Ты знаешь, как опасно было бы крикнуть раньше времени: она должна иметь возможность вернуться опять в камеру.

   С этими словами Кварц снова бесшумно скрылся в темноте.

   Легко себе представить, в каком взволнованном состоянии находился Ник Картер: неужели он действительно увидит сейчас самого "Демона Даннеморы"?!

   Ник расположился возле дверей камеры таким образом, что легко мог обозревать всю галерею, тогда как сам он оставался в тени и снаружи почти не мог быть замечен.

   В этот самый момент вдруг показался "Демон Даннеморы".

   Одним прыжком привидение очутилось на галерее, очевидно, выскочив из камеры N 79. Оно быстро стало скользить по галерее и останавливаясь перед каждой камерой, издавало какое-то змеиное шипение, которое должно было разбудить заключенных.

   Все камеры сразу ожили. Тревожный шепот все разрастался и в конце концов перешел во всеобщий, отчаянный вопль.

   Доктор Кварц из своей камеры завыл как волк, а сыщик испустил заранее условленный пронзительный крик, тотчас же подхваченный всеми заключенными.

   Он видел, как привидение продолжало продвигаться вперед по галерее, но дойдя до поворота ее, вдруг стремительно повернулось и бросилось бежать обратно.

   Оно было одето в красную широкую мантию, из-под которой виднелось черное, видимо, покрытое трико, тело. Лицо и голову духа закрывала отвратительная маска с рогами и длинными остроконечными ушами.

   Вид привидения был поистине страшный, и Ник Картер прекрасно мог понять, что заключенные при его появлении приходили в исступление.

   Приведение уже почти добежало до камеры сыщика, когда вдруг с противоположного конца галереи раздался револьверный выстрел.

   Сыщик видел, как фигура духа дрогнула и схватилась руками за решетку его камеры. Вместе с тем послышался глухой стон, сейчас же, впрочем, сменившийся тихим злорадным смехом. Ник Картер узнал этот смех, он различил бы его хоть в сотне других голосов: это был неприятный злобный смех красавицы Занони.

   - Я исчезаю, - услышал он шепот привидения, - сторож, кажется, стрелял из револьвера большого калибра: пуля чуть было не сшибла меня с ног. До свидания, Кон! Как поживаешь?

   Но не дождавшись ответа, Занони скрылась.

   Куда она исчезла? Спряталась ли у доктора Кварца?

   Ник Картер не мог ответить на этот вопрос, хотя находился только в каких-нибудь восьми шагах от входа в камеру N 79. С одинаковой вероятностью можно было предположить, что Занони провалилась сквозь землю.

   Тюрьма между тем превратилась в настоящий ад: крик, вопли, рев и вой напоминали сыщику тот ужасный шум, который бывает в больших зверинцах перед началом кормления диких зверей.

   Сыщик видел, что заключенные действительно находились в состоянии крайнего волнения, и вполне понял намерение преступной пары довести этих сумасшедших до полного бешенства и поголовного бунта.

   Тяжелые, быстро приближающиеся шаги послышались на галереях и в коридорах: это сторожа тщетно искали привидение.

   Мало-помалу страшный гам и шум среди заключенных начали ослабевать, пока, наконец, не водворилась сравнительная тишина, только изредка прерываемая чьим-либо плачем или дикими, проклятиями.

   Через некоторое время к камере Ника Картера подошел один из сторожей.

   - 78, - грубо крикнул надзиратель, - ты видел привидение?

   - Видел, сэр.

   - А куда оно скрылось?

   - Этого я не видел. Но, вероятно, оно, как и всегда, полетело на крышу.

   - Вот как? А мне показалось, что оно прошло через твою камеру?

   - Может быть, во всяком случае я этого не видел. Я больше не в силах выносить этих ужасов, мистер Муллен. Вы должны сделать что-нибудь, чтобы защитить нас от них. Кажется, нам и без того уже несладко, а это уж совсем бессердечно, хоть мы и арестанты, а все же люди, а не дикие звери.

   Общий ужасный крик заключенных ответил на слова сыщика, сказанные громко и как бы в безумном страхе.

   Со всех сторон, изо всех камер раздавались одобрительные возгласы.

   - Если вы не положите конец этим безобразиям, - крикнул кто-то, - и не заставите исчезнуть страшного демона, то мы сами с ним расправимся! Среди нас нет ни одного, который не был бы готов драться не на живот, а на смерть и умереть, чем выносить еще и дальше эти ужасы!

   Ник Картер видел, что слова его произвели действие еще более сильное, чем он предполагал, и решил, что продолжать еще в том же духе было бы уже рискованно.

   Через полчаса у дверей его камеры снова показался Кварц.

   - Кон, - шепнул он, - ты еще не спишь?

   - Нет, - также тихо ответил Картер.

   - Как твоя голова?

   - Лучше, но все еще болит.

   - Пуля ранила нашу маленькую подругу. У ее сломано одно ребро, несмотря на непроницаемое сукно. Она заявила, что больше не будет играть роль привидения, и поэтому надо будет как можно скорее произвести задуманный бунт. Надзиратель стрелял калибром 44. Смотри, вот его пуля!

   После короткого молчания доктор продолжал:

   - А ты не думаешь, что завтра закончишь копать?

   - Может быть!

   - Ты должен закончить, если хочешь идти с нами. Остальные все готовы. Я сейчас сделаю все необходимые распоряжения. Постарайся.

   - Постараюсь.

   - Отлично! Послезавтра вечером, когда нас поведут в камеры, я дам сигнал для общего бунта. Ты знаешь, в чем будет заключаться твоя функция?

   - Разумеется, - сказал Ник Картер, хотя не имел об этом понятия.

   - Ты, как можно скорее, заберешься в свою камеру и закроешь за собой дверь. Если же ход у тебя будет еще не готов, ты прямо пойдешь в мою камеру, понял?

   - А ты сам как же выберешься? - осмелился спросить Ник Картер, хотя отлично знал, на какой опасный путь вступал, предлагая этот вопрос.

   К счастью, доктор не нашел в нем ничего особенного и даже, напротив, как будто ожидал его.

   - Это уже мое дело, - шепнул он, - Рулоф согласился уже сегодня ночью увести нашу маленькую подругу. Вот будет переполох завтра в женском отделении, когда надзирательницы заметят исчезновение Занони!

   - Черт его знает, - шепотом же ответил Картер, - не верю я что-то этом