и брать
четвертую долю из церковных доходов: уличенные же в пороке любострастия да живут
в мире и ходят в светской одежде. Еще уставляем, чтобы Монахам и Монахиням не
жить никогда вместе, но быть в особенности монастырям женским и мужеским", и
проч. - Грамотою сего же Собора, скрепленною подписями Святителей, запрещалось
всякое церковное мздоимство. Несмотря на то, Архиепископ Геннадий дерзнул явно
брать деньги с посвящаемых им Иереев и Диаконов: строгий Иоанн, свергнув его с
престола Святительского, запер в Чудове монастыре, где он и кончил дни свои в
горести.
Ревностный ко благу и достоинству Церкви,
Великий Князь с удовольствием видел новую честь Духовенства Российского. Прежде
оно искало милости в Византийских Святителях: тогда Москва сделалась Византиею,
и Греки приходили к нам не только за дарами, но и за саном Святительским. В 1464
году Митрополит Феодосий поставил в Москве Митрополита Кесарии. Патриарх
Иерусалимский, угнетаемый тиранством Египетского Султана, оставил Святые места и
скончался на пути в Россию. Она была утешением бедных Греков, которые хвалились
ее Православием и величием как бы их собственным. Знаменитые монастыри Афонские
существовали нашими благодеяниями, в особенности монастырь Пантелеймона,
основанный древними Государями Киевскими.
Соглашая уважение к Духовенству с правилами
всеобщей монаршей власти, Иоанн в делах Веры соглашал терпимость с усердием ко
Православию. Он покровительствовал в России и Магометан и самых Евреев, но тем
более изъявлял удовольствия, когда Христиане Латинской церкви добровольно
обращались в наше исповедание. Вместе с братом Великой Княгини Софии, с
Италиянскими и с Немецкими художниками в 1490 году приехал в Москву Каплан
Августинского Ордена, именуемый в летописи Иваном< I>Спасителем, он
торжественно принял Греческую Веру, женился на Россиянке и получил от Великого
Князя богатое село в награду.
Описав государственные и церковные деяния,
упомянем о некоторых бедствиях сего времени. В 1478 и 1487 годах возобновлялся
мор в северо-западных областях России, Устюге, Новегороде, Пскове. Были
неурожаи, голые зимы, чрезвычайные разлития вод, необыкновенные бури, и в 1471
году, Августа 29, землетрясение в Москве. Целые города обращались в пепел, а
столица несколько раз. В сих ужасных пожарах, днем и ночью, Великий Князь сам
являлся на коне с Детьми Боярскими, оставляя трапезу и ложе: указывал,
распоряжал, тушил огонь, ломал домы и возвращался во дворец уже тогда, как все
угасало.
Наконец заметим еще две достопамятности: первая
относится к истории наших старинных обычаев; вторая к ученой истории древних
путешествий.
Иоанн, особенно любя свою меньшую дочь, не
хотел расстаться с нею и не искал ей женихов вне России. Горестные следствия
Еленина супружества, хотя и блестящего, тем более отвращали его от мысли выдать
Феодосию за какого-нибудь иноземного Принца. В 1500 году он сочетал ее с Князем
Василием Холмским, Боярином и Воеводою, сыном Даниила, славного мужеством и
победами, который умер чрез шесть лет по завоевании Казани. Сия свадьба описана
в прибавлении разрядных книг с некоторыми любопытными обстоятельствами.
Знаменитый противник Ливонского Магистра, Героя Плеттенберга, Боярин и
Полководец, Князь Даниил Пенко-Ярославский, был в Тысяцких, а Князь Петр
Нагой-Оболенский в Дружках с их женами. В поезде с женихом находилось
более ста Князей и знатнейших Детей Боярских. У саней Великих Княгинь, Софии и
Елены, шли Бояре, Греческие и Российские. Свадьбу венчал Митрополит в храме
Успения. Не забыли никакого обряда, нужного, как думали, для счастия супругов;
все желали его и предсказывали молодым; веселились, пировали во дворце до ночи.
- Счастливые предсказания не сбылись: Феодосия ровно через год скончалась.
Доселе Географы не знали, что честь одного из
древнейших, описанных Европейских путешествий в Индию принадлежит России
Иоаннова века. Некто Афанасий Никитин, Тверский житель, около 1470 года был по
делам купеческим в Декане и в Королевстве Голькондском. Мы имеем его записки,
которые хотя и не показывают духа наблюдательного, ни ученых сведений, однако ж
любопытны, тем более что тогдашнее состояние Индии нам почти совсем неизвестно.
Здесь не место описывать подробности. Скажем только, что наш путешественник ехал
Волгою из Твери до Астрахани, мимо Татарских городов Услана и
Берекзаны, из Астрахани в Дербент, Бокару, Мазандеран, Амоль, Кашан,
Ормус, Маскат, Гузурат и далее, сухим путем, к горам Индейским, до Бедера, где
находилась столица Великого Султана Хоросанского, видел Индейский
Иерусалим, то есть славный Элорский храм, как вероятно; именует города, коих
нет на картах; замечает достопамятное; удивляется роскоши Вельмож и бедности
народа; осуждает не только суеверие, но и худые нравы жителей, исповедующих Веру
Брамы; везде тоскует о Православной Руси, сожалея, если кто из наших
единоземцев, прельщенный славою Индейских богатств, вздумает ехать по его следам
в сей мнимый рай купечества, где много перцу и красок, но мало годного для
России, наконец возвращается в Ормус и, чрез Испагань, Султанию, Требизонт
прибыв в Кафу, заключает историю своего шестилетнего путешествия, которое едва
ли доставило ему что-нибудь, кроме удовольствия описать оное: ибо Турецкие Паши
отняли у него большую часть привезенных им товаров. Может быть, Иоанн и не
сведал о сем любопытном странствии: по крайней мере оно доказывает, что Россия в
XV веке имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и
предприимчивых; что Индейцы слышали об ней прежде, нежели о Португалии,
Голландии, Англии. В то время, как Васко де Гама единственно мыслил о
возможности найти путь от Африки к Индостану, наш Тверитянин уже купечествовал
на берегу Малабара и беседовал с жителями о Догматах их Веры.