теж утих; возник гнусный ков, с участием и внешнего
неприятеля. Имея тайную связь с Атаманом-Триумвиром, Госевский из Кремля подал
ему руку на гибель человека, для обоих страшного: вместе умыслили и написали
именем Ляпунова указ к городским Воеводам о немедленном истреблении всех Козаков
в один день и час. Сию подложную, будто бы отнятую у гонца бумагу представил
товарищам Атаман Заварзин: рука и печать казались несомнительными. Звали
Ляпунова на сход: он медлил; наконец уверенный в безопасности двумя чиновниками,
Толстым и Потемкиным, явился среди шумного сборища Козаков; выслушал обвинения;
увидел грамоту и печать; сказал: "писано не мною, а врагами России";
свидетельствовался Богом; говорил с твердостию; смыкал уста и буйных; не
усовестил единственно злодеев: его убили, и только один Россиянин, личный
неприятель Ляпунова, Иван Ржевский, стал между им и ножами: ибо любил отечество;
не хотел пережить такого убийства и великодушно приял смерть от извергов: жертва
единственная, но драгоценная, в честь Герою своего времени, главе восстания,
животворцу государственному, коего великая тень, уже примиренная с законом,
является лучезарно в преданиях истории, а тело, искаженное злодеями, осталось,
может быть, без Христианского погребения и служило пищею врагам, в упрек
современникам неблагодарным, или малодушным, и к жалости потомства!
Следствия были ужасны. Не умев защитить мужа
силы, достойного Стратига и Властителя, войско пришло в неописанное смятение;
надежда, доверенность, мужество, устройство исчезли. Злодейство и Заруцкий
торжествовали; грабительства и смертоубийства возобновились, не только в селах,
но и в стане, где неистовые Козаки, расхитив имение Ляпунова и других, умертвили
многих Дворян и Детей Боярских. Многие воины бежали из полков, думая о жизни
более, нежели о чести, и везде распространили отчаяние; лучшие, благороднейшие
искали смерти в битвах с Ляхами... В сие время явился Сапега от Переславля, а
Госевский сделал вылазку: напали дружно, и снова взяли все от Алексеевской башни
до Тверских ворот, весь Белый город и все укрепления за Москвою-рекою. Россияне
везде противились слабо, уступив малочисленному неприятелю и монастырь Девичий.
Сапега вошел в Кремль с победою и запасами. Хотя Россия еще видела знамена свои
на пепле столицы, но чего могла ждать от войска, коего срамными главами
оставались Тушинский Лжебоярин и злодей, сообщник Марины, вместе с изменниками,
Атаманом Просовецким и другими, не воинами, а разбойниками и губителями?
И что была тогда Россия? Вся полуденная
беззащитною жертвою грабителей Ногайских и Крымских: пепелищем кровавым,
пустынею; вся юго-западная, от Десны до Оки, в руках Ляхов, которые, по убиении
Лжедимитрия в Калуге, взяли, разорили верные ему города: Орел, Болхов, Белев,
Карачев, Алексин и другие; Астрахань, гнездо мелких самозванцев, как бы
отделилась от России и думала существовать в виде особенного Царства, не
слушаясь ни Думы Боярской, ни Воевод Московского стана; Шведы, схватив Новгород,
убеждениями и силою присвоивали себе наши северо-западные владения, где
господствовало безначалие, - где явился еще новый, третий или четвертый
Лжедимитрий, достойный предшественников, чтобы прибавить новый стыд к стыду
Россиян современных и новыми гнусностями обременить историю, - и где еще
держался Лисовский с своими злодейскими шайками. Высланный наконец жителями изо
Пскова и не впущенный в крепкий Иваньгород, он взял Вороночь, Красный,
Заволочье; нападал на малочисленные отряды Шведов; грабил, где и кого мог.
Тихвин, Ладога сдалися Генералу Делагарди на условиях Новогородских; Орешек не
сдавался...