Главная » Книги

К. Р. - Стихотворения, Страница 8

К. Р. - Стихотворения


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

  
  И в немом, задумчивом покое
  
  
  
  Ночь спустилася над ним.
  
  
  
  
   X
  
  
  Уж во власти тихого Морфея,
  
  
  Под его чарующим крылом
  
  
  Все, в дремоте сладкой цепенея,
  
  
  Позабылось безмятежным сном.
  
  
  Лишь к стволу привязан кипариса,
  
  
  Молодой трибун-христианин,
  
  
  Там, в саду цветущем Адониса,
  
  
  
  В эту ночь не спит один.
  
  
  
  
   XI
  
  
  А кругом на храмы, на чертоги
  
  
  Налегла таинственная тьма;
  
  
  Сторожат изваянные боги
  
  
  Рощи Палатинского холма;
  
  
  Сладко в них цветы благоухают,
  
  
  Водометы плещут и журчат
  
  
  И росою свежей орошают
  
  
  
  Мрамор царственных палат.
  
  
  
  
   XII
  
  
  Полночь дышит влажною прохладой.
  
  
  У стены на каменном полу
  
  
  Стража крепко спит под колоннадой.
  
  
  Догорев, костер дымит в углу;
  
  
  Пламя, вспыхнув, озарит порою
  
  
  То карниз, то вазу, то плиту,
  
  
  И кружася, искры над золою
  
  
  
  С треском гаснут на лету.
  
  
  
  
   XIII
  
  
  И задумчив узник одинокий,
  
  
  Кротких глаз не сводит он с костра:
  
  
  Скоро мрак рассеется глубокий,
  
  
  Минет ночь, - не долго до утра.
  
  
  Заблестит восток воспламененный,
  
  
  Брызнут солнца первые лучи
  
  
  И разбудят этот город сонный,
  
  
  
  И проснутся палачи.
  
  
  
  
   XIV
  
  
  На него они наложат руки,
  
  
  Истерзают молодую грудь,
  
  
  И настанет час предсмертной муки,
  
  
  И окончен будет жизни путь.
  
  
  Словно искра, в мраке исчезая,
  
  
  Там, над этим тлеющим костром,
  
  
  Жизнь его, как утро, молодая
  
  
  
  В миг один угаснет в нем.
  
  
  
  
   XV
  
  
  Но ни жизни, полной юной силы,
  
  
  Ни даров земных ему не жаль,
  
  
  Не страшит его порог могилы;
  
  
  Отчего ж гнетет его печаль?
  
  
  Отчего заныла грудь тоскою?
  
  
  Отчего смутилось сердце в нем?
  
  
  Иль ослаб он бодрою душою
  
  
  
  Пред мучительным концом?
  
  
  
  
   XVI
  
  
  Не его ли пламенным желаньем
  
  
  Было встретить доблестный конец,
  
  
  Радость вечную купить страданьем
  
  
  И стяжать мучения венец?
  
  
  Не мечтал ли дни он молодые
  
  
  Положить к подножию Креста
  
  
  И, как те избранники святые,
  
  
  
  Пасть за Господа Христа?
  
  
  
  
   XVII
  
  
  Но они не ведали печали:
  
  
  Не в тиши безмолвной и глухой, -
  
  
  Посреди арены умирали
  
  
  Пред ликующей они толпой.
  
  
  Нет, в душе их не было кручины,
  
  
  Погибать отрадней было им:
  
  
  В Колизее славной их кончины
  
  
  
  Был свидетель целый Рим.
  
  
  
  
  XVIII
  
  
  Может быть, звучали в утешенье
  
  
  Им слова-напутствия друзей,
  
  
  Их молитвы, их благословенья;
  
  
  Может быть, меж сотнями очей
  
  
  Взор они знакомый различали
  
  
  Иль привет шептавшие уста;
  
  
  Мужества, дивясь, им придавали
  
  
  
  Сами недруги Христа.
  
  
  
  
   XIX
  
  
  А ему досталась доля злая
  
  
  Позабытым здесь, в глуши немой,
  
  
  Одиноко, в муках замирая,
  
  
  Изнывать предсмертною тоской.
  
  
  Никого в последнее мгновенье
  
  
  Не увидит он, кто сердцу мил,
  
  
  Кто б его из мира слез и тленья
  
  
  
  Взором в вечность проводил.
  
  
  
  
   XX
  
  
  А меж тем над спящею столицей,
  
  
  Совершая путь обычный свой,
  
  
  Безмятежно месяц бледнолицый
  
  
  Уж плывет по выси голубой.
  
  
  Просияла полночь; мрак редеет,
  
  
  Всюду розлит серебристый свет,
  
  
  И земля волшебным блеском рдеет
  
  
  
  Небу чистому в ответ.
  
  
  
  
   XXI
  
  
  Там белеет храм Капитолийский,
  
  
  Древний форум стелется под ним;
  
  
  Здесь колонны, арки, обелиски
  
  
  Облиты сияньем голубым;
  
  
  Колизей возносится безмолвный,
  
  
  А вдали, извилистой каймой
  
  
  Тибра мутные струятся волны
  
  
  
  За Тарпейскою скалой.
  
  
  
  
   XXII
  
  
  И любуясь дивною картиной,
  
  
  Позабылся узник молодой;
  
  
  Уж теперь не горем, не кручиной, -
  
  
  Сердце полно сладкой тишиной.
  
  
  Приутихло жгучее страданье,
  
  
  И в душе сомненье улеглось:
  
  
  Этой ночи кроткое сиянье
  
  
  
  Словно в грудь ему влилось.
  
  
  
  
  XXIII
  
  
  Примиренный с темною судьбою,
  
  
  Вспоминает он былые дни:
  
  
  Беззаботной, ясной чередою
  
  
  Пронеслись на севере они.
  
  
  Видит он зеленые равнины,
  
  
  Где блестят сквозь утренний туман
  
  
  Альп далеких снежные вершины, -
  
  
  
  Видит свой Медиолан.
  
  
  
  
   XXIV
  
  
  Видит дом родной с тенистым садом,
  
  
  Рощи, гладь прозрачную озер
  
  
  И себя, ребенком малым, рядом
  
  
  С матерью; ее он видит взор,
  
  
  На него так нежно устремленный...
  
  
  Как у ней был счастлив он тогда,
  
  
  Этим милым взором осененный,
  
  
  
  В те беспечные года!
  
  
  
  
   XXV
  
  
  От нее услышал он впервые
  
  
  Про Того, Кто в мир тоски и слез
  
  
  Нам любви учения святые
  
  
  И грехов прощение принес;
  
  
  Кто под знойным небом Галилеи
  
  
  Претерпел и скорбь, и нищету,
  
  
  И Кого Пилат и фарисеи
  
  
  
  Пригвоздили ко кресту.
  
  
  
  
   XXVI
  
  
  Но года промчалися стрелою...
  
  
  - Детства дней счастливых не вернуть!
  
  
  Он расстался с домом и семьею,
  
  
  Перед ним иной открылся путь:
  
  
  Он, покорный долгу, в легионы
  
  
  Под знамена бранные вступил
  
  
  И свой меч, отвагой закаленный,
  
  
  
  Вражьей кровью обагрил.
  
  
  
  
  XXVII
  
  
  Бой кипел на западе далеком:
  
  
  Там с врагами Рима воевал
  
  
  Юный вождь. Ревнивым цезарь оком
  
  
  На победный лавр его взирал.
  
  
  Против франков, в войске Константина,
  
  
  Острых стрел и копий не страшась,
  
  
  Севастьян и с ним его дружина
  
  
  
  Храбро билися не раз.
  
  
  
  
  XXVIII
  
  
  Но и в грозный час кровавой битвы,
  
  
  Поминая матери завет,
  
  
  Благодатной силою молитвы
  
  
  Соблюдал он в сердце мир и свет.
  
  
  Бедный дух его не устрашали
  
  
  Зной и стужа, раны и нужда;
  
  
  Он сносил без жалоб, без печали
  
  
  
  Тягость ратного труда.
  
  
  
  
   XXIX
  
  
  И властям всегда во всем послушный,
  
  
  Он жалел подвластных и щадил;
  
  
  С ними он, доступный, благодушный,
  
  
  И печаль, и радости делил.
  
  
  Кто был горем лютым иль несчастьем,
  
  
  Или злой невзгодой удручен,
  
  
  Шел к нему, и всякого с участьем
  
  
  
  Принимал центурион.
  
  
  
  
   XXX
  
  
  И за то с любовью беспримерной
  
  
  Подчинялись воины ему,
  
  
  Зная, что своей дружины верной
  
  
  Он не даст в обиду никому,
  
  
  И везде, из всех центурий стана,
  
  
  И в бою, и в пору мирных дней
  
  
  Отличалась сотня Севастьяна
  
  
  
  Ратной доблестью своей.
  
  
  
  
   XXXI
  
  
  И привязан был он к этой сотне
  
  
  Всеми силами души своей;
  
  
  В ней последним ратником охотней
  
  
  Был бы он, чем первым из вождей
  
  
  Всех когорт и легионов Рима.
  
  
  Не желал он участи иной,
  
  
  Не была душа его палима
  
  
  
  Властолюбия мечтой.
  
  
  
  
  XXXII
  
  
  В бранном стане, в Галлии далекой
  
  
  Скромный дорог был ему удел,
  
  
  И его на блеск и сан высокий
  
  
  Променять бы он не захотел.
  
  
  Почесть с властью или роскошь с силой,
  
  
  Или все сокровища земли
  
  
  Никогда ему той сотни милой
  
  
  
  Заменить бы не могли.
  
  
  
  
  XXXIII
  
  
  Что людьми зовется верхом счастья,
  
  
  То считал тяжелым игом он.
  
  
  Но, увы, непрошеною властью
  
  
  Слишком рано был он облечен!
  
  
  О, какою горькою кручиной
  
  
  Сердце в нем исполнилось, когда
  
  
  С этой храброй, доблестной дружиной
  
  
  
  Он расстался навсегда.
  
  
  
  
  XXXIV
  
  
  Никогда доселе сердцем юным
  
  
  Ни тщеславен не был он, ни горд;
  
  
  У преторианцев став трибуном,
  
  
  Во главе блестящих их когорт,
  
  
  Он остался воином смиренным,
  
  
  Ни наград не ждавшим, ни похвал,
  
  
  И горя усердьем неизменным,
  
  
  
  Честно долг свой исполнял.
  
  
  
  
   XXXV
  
  
  Но душе его прямой и нежной
  
  
  Чужд был этот гордый, пышный Рим,
  
  
  Этот Рим порочный и мятежный,
  
  
  С ханжеством, с безверием своим
  
  
  Утопавший в неге сладострастной,
  
  
  Пресыщенный праздной суетой,
  
  
  Этот душный Рим с подобострастной
  
  
  
  Развращенною толпой.
  
  
  
  
  XXXVI
  
  
  Здесь, в тревожной суетной столице,
  
  
  Окружен неправдою и злом,
  
  
  Как в глухой, удушливой темнице,
  
  
  Изнывал он сердцем и умом.
  
  
  Поли отваги, мужества и рвенья,
  
  
  До конца готовый претерпеть,
  
  
  Жаждал он скорей принять мученья
  
  
  
  И за веру умереть.
  
  
  
  
  XXXVII
  
  
  И пришла пора освобожденья:
  
  
  Только ночь прожить еще одну,
  
  
  И настанет час успокоенья.
  
  
  С упованьем глядя в вышину,
  
  
  Он привет читает в блеске ночи:
  
  
  Звезд лучи, пронизывая тьму,
  
  
  С голубых небес, как Божьи очи,
  
  
  
  Светят радостно ему.
  
  
  
  
  XXXVIII
  
  
  Небо залито лазурью нежной,
  
  
  Закатился месяц в облака;
  
  
  Медленно, неслышно, безмятежно
  
  
  Уплывает ночь. Вот ветерка
  
  
  Предрассветная прохлада веет,
  
  
  Край небес, светлея и горя,
  
  
  Заалел с востока... Тьма редеет, -
  
  
  
  И зарделася заря.
  
  
  
  
  XXXIX
  
  
  Узник видит утра пробужденье,
  
  
  Светом солнца обдало его,
  
  
  И за день последнего мученья
  
  
  Он прославил Бога своего.
  
  
  Пробудились стражи. Обступили
  
  
  Севастьяна шумною толпой,
  
  
  Молодое тело обнажили;
  
  
  
  Высоко над головой
  
  
  
  
   XL
  
  
  Подняли беспомощные руки,
  
  
  Притянули к дереву плотней...
  
  
  Лютые принять готовый муки,
  
  
  В ожиданьи участи своей,
  
  
  Он стоял живой пред ними целью
  
  
  В алом блеске утренних лучей,
  
  
  Не внимая дикому веселью
  
  
  
  Нумидийских палачей.
  
  
  
  
   XLI
  
  
  В этот час предсмертного томленья
  
  
  Все земное мученик забыл;
  
  
  Поли восторга, в сладком упоеньи,
  
  
  В небесах мечтою он парил.
  
  
  Перед ним отверзлись двери рая;
  
  
  Озарен сияньем неземным,
  
  
  Звал его, венец ему сплетая,
  
  
  
  Лучезарный серафим.
  
  
  
  
   XLII
  
  
  И не видел узник Нумидийца
  
  
  С длинным луком, с стрелами его;
  
  
  В забытье не видел, как убийца
  
  
  Долго, долго целился в него,
  
  
  Тетива как дрогнула тугая,
  
  
  Не видал, как спущена была
  
  
  И примчалась, воздух рассекая,
  
  
  
  Смертоносная стрела.
  
  
  
  
  XLIII
  
  
  Лишь когда отточенное жало
  
  
  Глубоко в нагую грудь впилось,
  
  
  В ней от боли сердце задрожало,
  
  
  И очнулся он от светлых грез.
  
  
 &nbs

Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
Просмотров: 472 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа