В. Гофман
Стихотворения
--------------------------------------
Антология русской лирики первой четверти XX века
М., "Амирус", 1991
OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
Содержание
Больное счастье. (Собрание сочинений. Том II. 1917)
В келье. (Там же)
В церкви. (Там же)
Вдвоем. (Там же)
Осенние листья. (Там же)
Сын города. (Там же)
У меня для тебя. (Там же)
У озаренного оконца. (Там же)
У МЕНЯ ДЛЯ ТЕБЯ.
У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий.
Их один только я для тебя мог придумать любя.
Их певучей волной, то нежданно крутой, то ползучей,
Хочешь, я заласкаю тебя?
У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений -
Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?
У меня есть причудливый мир серебристых видений -
Хочешь, к ним я тебя унесу?
Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?
Я там долго таил, как тебя я любил и люблю.
У меня для тебя поцелуев дрожащее море, -
Хочешь, в нем я тебя утоплю?
1902.
ВДВОЕМ.
Лежу. Забылся. Засыпаю.
Ты надо мною сидишь, любя.
Я не гляжу, но вижу, знаю -
Ты здесь, я чувствую тебя.
Я повернусь -и разговоры
Мы, улыбаясь, поведен,
И наши слившиеся взоры
Блеснут ласкающим огнем.
И ты, ко мне прижавшись нежно,
Моих волос густую прядь
И шаловливо, и небрежно,
И тихо будешь разбирать.
И сев ко мне, на ложе друга,
С лучистой нежностью очей,
Ты будешь петь мне песни юга,
Напевы родины своей.
И утомленно-полусонный
Следить я буду без конца
Волненье груди округленной.
Томленье смуглого лица.
1902.
СЫН ГОРОДА.
Мих. Пантюхову.
Und wenn da lange
in einen Abgrnnd blickst,
blickt der Abgrnnd auch
in dich hinein.
Nietzsche.
Пойду к тому, который слышит,
Хотя придавленный в борьбе, -
Который также трудно дышит,
Сын города! пойду к тебе!
Ты весь какой-то бледнолицый,
Учуявший тяжелый груз...
Ты тоже быть мечтаешь птицей,
И с солнцем празднуешь союз!
Но ты уж понял всю победность
Окаменелых этих стен.
И оттого в тебе и бледность,
И ненасытность перемен.
Твои усталые беседы -
Бессильно-мертвенный полет.
Но в них тревожно светят бреды
Предвосхищаемых высот.
Ты обессилен и недужен
В превозмоганьях и борьбе.
И оттого-то ты мне нужен.
Сын города! пойду к тебе!
В КЕЛЬЕ.
Упорный дождь. Пригнулись сосны,
И стонут тонкие стволы.
И меркнет мир, глухой и косный,
В захватах властвующей мглы.
Упорный дождь. Но в тихой келье
Я - затворенный властелин.
И мне покорствует веселье
Моих рассудочных глубин.
Я мир эфиров темно-синий
И неожиданных зарниц, -
Презрел для вычерченных линий,
Умом означенных границ...
Я не пойду в поля и рощи,
Пригнуться к шелестам травы,
Пить беспредельность светлой мощи,
Пить ликованья синевы.
И темный Город, гулкий Город
Я также вольно превозмог,
Где мир разорван и распорот
Зияньем криков и тревог.
Не блеск послушных механизмов,
Не мягкий шелест темных рощ, -
Но цепь упругих силлогизмов,
Ума отчетливая мощь.
Ума упорные усилья
И озарения минут -
Мои восторги и воскрылья,
Меня смущенного влекут!...
И вот, в мерцаньи тихих келий,
Под мглой затянутых небес,
Я - бражник, жаждущий веселий.
Я - схимник, жаждущий чудес!
В ЦЕРКВИ.
Во храме затуманенном мерцающая мгла.
Откуда-то доносятся, гудят колокола.
То частые и звонкие, то точно властный зов,
Удары полновесные больших колоколов.
Торжественны мерцания. Безмолвен старый храм.
Зловеще тени длинные собрались по углам.
Над головами темными молящихся фигур
Покров неверных отсветов и сумрачен и хмур.
И что-то безнадежное нависло тяжело,
Тревожно затуманивши высокое стекло.
И потому так мертвенен убор парчевых риз,
И потону все люди тут угрюмо смотрят вниз.
Есть это безнадежное в безжизненных святых,
В их нимбах желто-дымчатых, когда-то золотых.
И в лицах умоляющих пригнувшихся людей,
И в шляпках этих впившихся, безжалостных гвоздей...
И ты, моя желанная, стоишь здесь в уголке.
И тоненькая свечечка дрожит в твоей руке.
Вся выпрямившись девственно, беспомощно тонка,
Сама ты - точно свечечка с мерцаньем огонька.
О, милая, о, чистая, скажи, зачем ты тут,
Где слышен бледным грешникам зловещий ход минут.
Где все кладут испуганно на грудь свою кресты,
Почуя близость вечности и ужас пустоты.
Где свет едва мерцающий чуть дышит наверху.
Где плачут обреченные давящему греху.
Где прямо и доверчиво стоишь лишь ты одна,
Но тоже побледневшая и вдумчиво-грустна.
Скажи, о чем ты молишься? О чем тебе грустить?
Иль, может, ты почуяла таинственную нить,
Что душу обхватила мне обхватом цепких трав,
С твоею непорочностью мучительно связав.
О, милая, прости меня за мой невольный грех,
За то, что стал задумчивым твой непорочный смех,
Что вся смущаясь внемлешь ты неведомой тоске,
Что тоненькая свечечка дрожит в твоей руке,
Что ближе стали грешники, собравшиеся тут,
Ловящие испуганно зловещий ход минут,
Кладущие безропотно на грудь свою кресты,
Почуя близость вечности и ужас пустоты.
У ОЗАРЕННОГО ОКОНЦА.
Как прежде ярко светит солнце
Среди сквозящих облаков.
Озарено твое оконце
Созвучной радугой цветов.
Скользя по облачкам перистым.
Бежит испуганная тень,
И на лице твоем лучистом -
Изнемогающая лень.
Ах, я в любви своей неволен...
Меж нами - ласковый союз.
Но ты не знаешь, что я болен,
Безумно болен... и таюсь.
Ты вся, как этот свет и солнце,
Как эта ласковая тишь.
У озаренного оконца
Ты озаренная сидишь.
А я тревожен, я бессилен...
Во мне и стук, и свист, и стон.
Ты знаешь город - он так пылен?
Я им на век порабощен.
Ах, я в любви своей не волен...
Меж нами - ласковый союз.
Но ты же знаешь, что я болен,
Безумно болен... и таюсь.
БОЛЬНОЕ СЧАСТЬЕ.
Я хочу, чтоб прошедшее было забыто.
За собой я огни потушу.
И о том, что погибло, о том, что изжито,
Я тебя никогда не спрошу.
Наше счастье больное. В нем грустная сладость.
Наше счастие надо беречь.
Для чего же тревожить непрочную радость
Так давно ожидаемых встреч.
Мне так больно от жизни. Но как в светлое счастье,
Ты в себя мне поверить позволь.
На груди твоей нежной претворить в сладострастье
Эту тихую, тихую боль.
Пусть не будет огня. Пусть не будет так шумно.
Дай к груди головою прилечь.
Наше счастье больное. Наше счастье безумно.
Наше счастие надо беречь.
1906.
ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ.
Листья осенние желтого клена,
Кружитесь вы надо мной.
Где же наряд ваш, нежно-зеленый.
Вам подаренный весной?
Брошены вы, как цветы после бала,
Как после пира венки,
Словно поношенный хлам карнавала,
Изодранный весь на куски.
Вы отслужили, и вы уж ненужны,
Презренный, растоптанный сор,
Ваш жаркий багрянец, осенне-недужный,
Мой только радует взор.
Прах позабытый умолкшего пира,
Где разрушено все, разлито,
Листья, вы образ безумного мира,
Где не ценно, не вечно ничто.
Где все мгновенно и все - только средство
В цепи безумий звено.
Где и весна, и светлое детство
Гибели обречено.
Листья, вы будите скорбь без предела
Жаром своей желтизны,
Вы для меня ведь - любимое тело
Так рано умершей весны.
Как же могу я легко, как другие.
Вас растоптавши, пройти,
Желтые листья, листья сухие
На запыленном пути?
1907.
Гофман В. - Виктор Викторович Гофман - род. в 1884 г. Окончил
юридический факультет Московского ун-та. В 1909 г. в Петербурге редактировал
"Новый журнал для всех". В последние годы бросил писать стихи и перешел к
рассказам. В 1911 г. уехал в Париж и там покончил самоубийством. Там же и
похоронен. Писать стихи начал с детства. Первые литературные выступления в
1901-1902 г.г. (журналы "Муравей", "Светлячок" и "Детское Чтение").
Отдельные издания: 1) Книга вступлений. (Стихи) Пб. 1904. 2) Искус. (Стихи).
Пб. 1909. 3) Собрание сочинений. В 2 т.т. Изд. Пашуканис. М. 1917. 4) То же.
Изд. "Огоньки". Берлин. 1922.
Гофман Виктор Викторович. 1884-31.7.1911. Сочинения. Т. 1. Любовь к
далекой. Т. 2. Стихи. Берлин, 1923.