| Главная » Книги |
Гофман Виктор Викторович - Книга вступлений, Страница 2
Гофман Виктор Викторович - Книга вступленийy"> Свет возникающего дня.
Моей мечты благоговейность
Вся жизнь отныне для меня.
Всю жизнь держать вам бриллианты,
За вами следовать, молю...
Инфанта, гордая инфанта
Я вас беспомощно люблю!"...
Остановились у колонны.
В коврах и шторах все мертво.
Задумчиво и потрясенно
Она глядела на него...
Ах, мир мечтательно-неверный
Над сердцем празднует игру,
Когда Вы двигаетесь мерно
По шелестящему ковру.
II.Valse masquee
1
Серебристые волны журчат и звенят.
Это - вальс! Это - вальс опьянительный!..
- Как блестит ваш наряд. Но задумчивый взгляд,
Отчего он тревожно-мучительный?
Отчего вы тем взглядом в меня так впились,
Что становится мне неуверенно?..
Серебристые волны звеня разлились, -
Это - вальс перепевно-размеренный.
Что ты здесь все скользишь, наблюдательный мак,
И глядишь, и блестишь диадемою?
О, блистательный мак, я сегодня твой враг,
Я журчащей пленен хризантемою,
А еще меня тянет в шуршащий камыш
Поплескаться вот с теми наядами.
Ты ревниво дрожишь, горделиво молчишь
И грозишь оскорбленными взглядами...
- Подымите платок. Вы сегодня мой паж.
Нет, не надо, мой милый, единственный.
Этот вечер - он наш! О, не правда ль, он наш,
Этот вечер желанно-таинственный.
Мы уйдем ведь потом? Мы пойдем в этот сад,
Помнишь, в сад с вырезными перилами,
Где, как шепчущий взгляд, тихо звёзды дрожат
За дубами старинно-унылыми.
- О, конечно, пойдем. Но упорной не будь.
Ведь нельзя отстранить неизбежное.
О, так дай же прильнуть мне на девичью грудь,
Мне покорною будь, моя нежная.
Неразрывней всех уз станет в миг наш союз.
Серебристые нити завяжутся...
Но зачем ты дрожишь, говоришь - я боюсь?
Не так страшно все это, как кажется.
Шелестят и скользят. Как красив их наряд.
Кто в плаще там, картинно закутанный?
Паутинные волосы бледных наяд
Шаловливыми пальцами спутаны.
Опьяняющий взгляд. Обжигающий взгляд.
Ах, кружиться так сладко-томительно.
Серебристые волны журчат, говорят.
Это - вальс! Это - вальс опьянительный.
2
-"Предлагают вам выбор и трудный,
Предлагают вам выбор цветы"...
- Вьется вальс упоительно-чудный,
Вальс торжественно-яркой мечты. -
"Счастье страсти тревожной и душной
Или счастие робких надежд?"
И скользнуло вдруг что-то воздушно
Из-под строго-опущенных вежд.
- "О, сиятельный мак, вы коварны.
Но не труден, не труден ответ.
Счастье первых надежд лучезарно.
Лучезарнее счастия нет.
"Но желанный мне бред и безумье,
Зажигающий ярко сердца. -
Страсть, пьянящая страсть без раздумья,
Без конца".
Льется вальс упоительно-вольно,
Льется вальс упоительно-юн.
Звукам биться и сладко, и больно
Меж задетых, взволнованных струн.
Звукам виться просторно, просторно,
Проскользая меж люстр и цветов,
Приникая в волне разговорной
Недосказанно-шепчущих слов.
III. В коляске
Заложили коляску. Подводят коляску.
О, как радостен солнечный свет!
Ты даришь своим детям прощальную ласку,
Мимоходно-поспешный привет.
Свои тонкие пальцы сжимая перчаткой
И к груди прикрепляя сирень,
Ты спешишь и дрожишь, и смеешься украдкой...
О, как радостно в солнечный день!
Вся шурша на ходу, ты идешь по тропинке,
По зеленой тропинке в саду.
Ты неверно скользишь в своей узкой ботинке,
Точно робко ступаешь по льду.
Заложили коляску. На крыльях коляски
Отражается радужно свет.
Ты восторженно щуришь блестящие глазки. -
О, я знал, ты из рода комет.
Потому ты так любишь безумье погони,
Упоительность быстрой езды.
Потому так дрожат твои черные кони,
Сотрясают, кусают узды.
Как и ты улыбаясь, немного встревожен,
Полновесен, слегка неуклюж,
Озираясь, в движеньях своих осторожен,
За тобою садится твой муж.
О, вы дружны и нежны. О, вы дружны и нежны.
Но ведь ты, ты из рода комет.
Почему ж ты не в небе на воле безбрежной,
И не солнцу звучит твой привет?
Разве можно комете быть пленной, быть пленной?..
Иль восторг перелетов забыт?
Но послышался топот и звон быстросменный,
Звон отточенно-острых копыт.
Понеслись твои кони, твои черные кони.
Все кругом, как и ты, понеслось.
Голова твоя блещет в воздушной короне
Развеваемых ветром волос.
Ты глядишь, ты дрожишь, ты смеешься украдкой,
На лету обрывая сирень.
Уноситься так сладко. Уноситься так сладко
В этот радостно-солнечный день!
IV. Васильки
Набегает, склоняется, зыблется рожь,
Точно волны зыбучей реки.
И везде васильки, - не сочтёшь, не сорвёшь.
Ослепительно полдень хорош.
В небе тучек перистых прозрачная дрожь.
Но не в силах дрожать лепестки.
А туда побежать, через рожь, до реки -
Васильки, васильки, васильки.
- "Ты вчера обещала сплести мне венок,
Поверяла мне душу свою.
А сегодня ты вся, как закрытый цветок.
Я смущён. Я опять одинок.
Я опять одинок. Вот как тот василёк,
Что грустит там, на самом краю -
О, пойми же всю нежность и всё, что таю:
Эту боль, эту ревность мою".
- "Вы мне утром сказали, что будто бы я
В чём-то лживо и странно таюсь,
Что прозрачна, обманна вся нежность моя,
Как светящихся тучек края.
Вы мне утром сказали, что будто бы я
Бессердечно над вами смеюсь,
Что томительней жертв, что мучительней уз -
Наш безмолвный и тихий союз".
Набегает, склоняется, зыблется рожь,
Точно волны зыбучей реки.
И везде васильки, - не сочтёшь, не сорвёшь.
Ослепительно полдень хорош!
В небе тучек перистых прозрачная дрожь.
Но не в силах дрожать лепестки.
А туда побежать, через рожь, до реки -
Васильки, васильки, васильки!
V. Мороз
О, не ходи на шумный праздник.
Не будь с другими. Будь одна.
Мороз, седеющий проказник,
Тебя ревнует из окна...
Зажгла пред зеркалом ты свечи.
Мерцает девичий покой.
Ты поворачиваешь плечи,
Их гладя ласковой рукой.
Смеясь, рассматриваешь зубки,
Прижавшись к зеркалу лицом.
Тебя лепечущие юбки
Обвили сладостным кольцом.
Полураздета, неодета,
Смеясь, томясь, полулежа,
В тисках упругого корсета,
Вся холодаешь ты, дрожа.
Тебе томительно заране
В мечтах о сладком торжестве. -
Вокруг тебя шелка и ткани
В своём шуршащем волшебстве!..
Мороз ревнив и не позволит.
Оставь лукавые мечты.
Он настоит, он приневолит.
Его послушаешься ты.
Сердито свечи он задует.
Не пустит он тебя на бал.
О, он ревнует, негодует!..
Он все метели разослал!
Уж он занёс просветы окон,
Чтоб не увидел кто-нибудь,
Как ты приглаживаешь локон
И охорашиваешь грудь.
О, уступи его причуде,
Ты, что бываешь так нежна.
О, не ходи туда, где люди.
Не будь с другими. Будь одна.
Ты знаешь, ведь и мне обидно,
Что ты побудешь у других.
Что будет всем тебя так видно
Средь освещений золотых,
Что будут задавать несмело
Тебя, твой веер, кружева,
Смотреть на ласковое тело
Через сквозные рукава.
VI. Что знали цветы
Une veillee.
Georg Bachmann
И вот отлетел оборвавшийся вздох.
На лице ее - бледность и мрак.
И цветут у ее холодеющих ног
Лилия, роза и мак.
И шепчет лилия; видела я,
Как вчера прокралась она, радость тая.
Сюда, где зеркал ослепляющий ряд,
Бросить взгляд на свой бальный наряд.
- Отчего ж его нет? Отчего ж он далек?
Был так нежен тревожный упрек.
Умерла она чистой, как лилии цвет,
В непорочности девственных лет.
Роза сказала: нет.
Шепчет роза, бледнея: я знаю, зачем
Целый день ее вид был так нем.
О, я знаю, как жарко в полуночный час
В ее губы другие впивались не раз.
В эту ночь ни на час не сомкнула я глаз.
Неотвязная музыка мучила нас...
Вот сюда прокралась она, в дальний покой,
Она и другой, молодой.
Здесь томились они меж узорных ковров,
Меж дыханий тлетворных моих лепестков.
Но внезапно вскричав, она скрылась во мрак,
Заглушая стыдящийся шаг.
Нет! промолвил мак.
Я вечной смерти мгновенный брат.
Неведом людям мой аромат.
Но я знаю, все знаю, мне видеть пришлось,
У прекрасной я был между кос.
Нынче утром, когда этот бал отзвучал,
На прощальном пиру меж высоких зеркал,
Сидела она, бледна и одна,
Того, молодого жена.
Был в зеркале странен померкнувший взгляд
Я видал, в ее стиснутых пальцах был яд.
А потом я видал в этих пальцах бокал,
И он странно дрожал. Я видал. Я видал...
Так лежала она. И был вид ее строг.
В глазах - неподвижность и мрак.
И цвели у остывших, неласковых ног
Лилия, роза и мак.
VII. Моей первой любви
Когда я мальчик, не любивший,
Но весь в предчувствиях любви,
В уединениях вкусивший
Тревогу вспыхнувшей крови,
Еще доверчивый, несмелый,
Взманенный ласковостью грез,
Ненаученный, неумелый,
Тебе любовь свою принес,
Ты задрожала нужной дрожью,
Ты улыбнулась, как звезда,-
Я был опутан этой ложью,
И мне казалось-навсегда.
Мне нравились твои улыбки,
Твоя щебечущая речь,
И стан затянутый и гибкий,
И узкость вздрагивавших плеч.
Твои прищуренные глазки
И смеха серебристый звук,
И ускользающие ласки
Слегка царапающих рук.
VIII. Меж леспестков
Ты помнишь наши встречи летом
Меж лепестков, меж лепестков?
Где трепетал, пронизан светом,
Кудряволиственный покров?
Ты помнишь, раздвигая травы,
Мы опускались у куста?
И были взоры так лукавы,
И так застенчивы уста.
К стволу развесистого дуба
Затылком приклонялась ты,
И жадно я впивался в губы -
Две влажно-алые черты.
Я обвивал руками шею
И локти клал тебе на грудь.
И называл тебя моею,
И всю тебя хотел втянуть...
Дрожали лепестки смущенно
В волнах вечернего огня...
Зеленоглазая мадонна,
Еще ты помнишь ли меня?
IX. Мимоза
Мы будем близки. Я в том уверен.
Я этой грёзой так дорожу.
Восторг предчувствий - о, он безмерен.
Я суеверен. Я весь дрожу.
Мимозой строгой она родилась,
Безгласна к просьбам и ко всему.
И вдруг так чудно переменилась
И приоткрылась мне одному.
Она мимоза. Она прекрасна.
Мне жаль вас, птицы! И вас, лучи!
Вы ей не нужны. Мольбы - напрасны.
О, ветер страстный, о, замолчи.
Я лишь счастливый! Я в том уверен.
Я этой грёзой так дорожу.
Восторг предчувствий - о, он безмерен.
Я суеверен. Я весь дрожу.
X. Намеки чувств
1.
Таишь ли думы иль веселье,
Иль порывания к борьбе -
Все с полудикою газелью
Есть что-то схожее в тебе.
Царит в твоих движеньях - ровность.
В глазах - мерцающая тишь.
Но я боюсь, что то условность
И что иное ты таишь.
Полна ты тайн и обаянья -
О, верно, уж познала ты,
И своевольные желанья,
И одичалые мечты...
2.
Мой взор в твоем нежданно встретил
И одичалость, и порыв, -
В тебе лукаво я подметил
Страстей томительный прилив.
Теперь лишь понял я, как скучен
Тебе твой путь в долинной мгле,
Как легкокрылый дух измучен,
Своей покорностью земле.
Как ты мечтаешь и дичишься,
И недоверчиво молчишь,
Как ты изнеженно томишься,
Уйдя в мучительную тишь...
3.
Я знаю, взор твой ярко-черный;
Сквозь сеть отточенных ресниц,
Уже не раз блистал задорно
Огнем презрительных зарниц.
Тебя наверно тянет в горы
Неодолимая тоска,
Где все громады, да просторы,
Где горы вторглись в облака,
Где ветры правят новоселье,
В веселье диком и борьбе -
Недаром с быстрою газелью
Есть что-то схожее в тебе...
XI. В душных грезах
То в упоительных напевах,
То в душных грезах по ночам.
Мечтаю я о юных девах -
И нет конца моим мечтам.
Как эти девы чернооки!
Как тонки выгибы их спин!
Я сладострастный, я жестокий,
Я их капризный властелин.
Люблю я царственные игры,
Мои причуды - мой закон.
Забавы кошки или тигра -
Я в вас мучительно влюблен!
То повелитель я жестокий,
То ему ног неверных дев
Всем, кто стройны и чернооки,
Шлю свой изнеженный напев.
XII. Крик альбатроса
К. Бальмонту
О, мой брат! О, мой брат! О, мой царственный брат!
Белокрылый, как я, альбатрос.
Слышишь, чайки кричат. Воздух тьмою объят,
Пересветом удушливых гроз.
Это - вихрь! Это - вихрь! О, как ждал я его!
И свободе, и вихрям я рад.
Эти бури над морем - моё торжество.
О, мой брат! О, мой царственный брат!
О, я молод ещё, и ты знаешь, я смел!
О, я смел! Я, как ты, альбатрос!
Я недаром так долго над морем летел,
И ни разу не пал на утёс.
Я с завистливым грифом уж бился не раз.
О, косматый, нахмуренный гриф,
Скоро вырву я твой огнеблещущий глаз,
Глубоко его клювом пронзив.
О, я смел! Я недавно орла одолел,
В исступлённом, жестоком бою.
Как я злобой кипел! Как я бился, хрипел,
Вырывая добычу свою.
Всем ухваткам меня, о мой брат, научи.
Этим схваткам жестоким я рад.
Но смотри... закровавились в небе лучи,
И косматые тучи висят.
Это - бури торжественно-медленный ход.
Это - буря в порфире своей...
Во главе шлемоблещущих ратей идёт
Венценосная буря морей.
Резко чайки кричат. Воздух тьмою объят.
Пересветом удушливых гроз...
О, мой брат! О, мой брат! О, мой царственный брат!
Как я счастлив, что я альбатрос!
IV. В городе (1903-1904) I. Смех
На тонких ветках кудрявый иней,
Как серебристо-пушистый мех.
И туч просветы лучисто-сини.
На ветках иней. На сердце - смех!
Как две снежинки, сомкнувшись крепко,
Неслись мы долго среди пространств.
Была ты робкой, была ты цепкой.
Я - в упоенье непостоянств...
Летят снежинки, покорно тая,
И оседая на острия.
Иду. Встречаю. И забываю.
Всё мимолётно, и вечен я!
Встречаю женщин. Зовут улыбки.
И нежен профиль склонённых лиц.
И снег мелькает - он мягкий, липкий,
Он запушает концы ресниц.
На тонких ветках кудрявый иней,
Как серебристо-пушистый мех.
И туч просветы лучисто-сини.
На ветках иней. На сердце - смех!
II. Прежде и теперь
Нам прежде казалось желанной
Наша близость и ласковость встреч.
Теперь все так смутно, так странно.
Ничего не могли мы сберечь.
Мы встретились там где распутство,
И продажность и жажда любить,
Где яркость и шум многолюдства, -
Где нам тоже хотелось побыть.
В рядах убегающе-ровных
Фонари прорезали туман.
На лицах худых и бескровных
Оскорбляло бесстыдство румян...
И вдруг эта робость походки
И смущенная нежность лица.
И вид удивленный и кроткий,
И в ушах два большие кольца...
Я верил тогда, что я молод
И быть тоже счастливым могу...
Был ветер и режущий холод.
Проходившие были в снегу.
III. Безнадежность
Снег серебристый, душистый, пушистый.
Санок искрящийся бег.
Серое небо пустынно и мглисто.
Падает медленный снег.
Весь изнемогший, как люди продрогший,
Месяц томится вверху.
Снег, на губах от дыханья намокший,
Тает в пушистом меху...
Мрак и ненастье. И безучастье.
В грудь безнадёжность впилась. -
Хочется счастья. Как же без счастья?
Надо ведь счастья хоть раз...
Встретился кто-то. Прошёл озабочен:
Встретился кто-то в снегу.
Ветер и холодно. Холодно. Очень.
Месяц в туманном кругу...
Ряд фонарей убегающий ровно.
Всепроницающий мрак. -
Губы отверженных женщин бескровны,
И неуверен их шаг.
Снег и ненастье. И безучастье.
В грудь безнадёжность впилась.
Хочется счастья. Как же без счастья?
Надо ведь счастья хоть раз.
IV. Жду
Прежнее счастье возможно.
Ты мне сказала: приду,
Холодно мне и тревожно.
Нетерпеливо я жду...
Сколько же нужно усилий
Прежнее счастье вернуть!
Мы ведь уж близкими были.
Милая, не позабудь.
Нет, не измученный страстью,
Напоминаю о том.
Просто, поверилось в счастье,
В счастье быть нам вдвоем.
Ходят. Подходят. Проходят.
Поздний, мучительный час.
Долгие тени наводит
Неумирающий газ.
V. На бульваре
Зловеще-мертвенный и синий
Над городом сгустился пар.
Рядами освещенных линий
Живет и движется бульвар.
Как блеск безжизненного глаза -
Просветы каменных домов.
Тревожно вспыхивают газы,
И черный падает покров...
- "Ваш профиль ласковый и тонкий.
Он душу тянет в зыби грез". -
Звонки и шумы, скрипы конки.
Стук разбежавшихся колес.
- "Ваш профиль вздумчивый и строгий.
Давно люблю его изгиб". -
Удало погремели дроги.
И лязг, и грохоты, и скрип.
- "Ваш профиль шепчущий и нежный.
Зачем вы здесь? Среди всего?" -
Гудит стозвучней рев железный.
Свое почуя торжество.
Зловеще вспыхивают газы,
И черный падает покров.
Как смех безжизненного глаза -
Просветы каменных домов.
VI. При свете газа
Влача мучительные тени
По длинным плитам тротуара,
В тревоге смутных освещений
Бредут задумчивые пары.
Протяжный гул упорно длится.
Туманны лица в свете газа.
Как зверь безмерный и стоглазый,
Затихший город шевелится.
- "Уйдем! Уйдем! Здесь давят стены.
Я слез не в силах превозмочь.
Я над чудовищной изменой
Опять проплакала всю ночь.
"Уйдем! Уйдем! Здесь гул и топот,
Людей тревожных суетня...
О, как он лгал - твой нежный шепот,
Как ты обманывал меня!"
Протяжный гул упорно длится.
Обманны лица в свете газа.
Как зверь злорадный и стоглазый,
Безмерный город шевелится...
В тревоге смутных освещений
Все недоверчивы и стары.
Проходят тени. Гибнут тени.
Белеют плиты тротуара.
& 
| |
| Просмотров: 624 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры