| Главная » Книги |
Гофман Виктор Викторович - Искус, Страница 2
Гофман Виктор Викторович - Искусв в сиреневом саду.
1908
3. Уговор
О, девочка-цветок с лучистыми глазами,
Ты мне открыла все, доверившись на миг.
И нежный уговор безмолвно между нами,
Как тихий поцелуй, таинственно возник.
О, я подозревал, и мне всегда казалось,
Что лишь случайно ты средь нас - среди людей,
Цветком задумчивым всегда ты оставалась,
Любимцем светлых зорь и ласковых дождей.
Давно заметил я в тебе как будто пленность,-
Как будто ты - не здесь, как будто ты в бреду.
О, я подозревал в тебе прикосновенность
Цветам загадочным в задумчивом саду.
О, девочка-цветок, как счастлив я сознаньем,
Что тайной странною теперь владею я.
Я так же, как и ты, пленен очарованьем
Двойного счастия, двойного бытия...
Над миром встала ночь. И нет луне запретов,
Я помню уговор. И я давно в саду.
Я к каждому цветку в мерцаньи бледных светов
Взволнованный мечтой, крадучись, припаду...
Вот шорох пробежал и скрылся в сонных травах.
Зачем? Что значит он? Не твой ли это зов?..
Но как узнать тебя средь тысячи лукавых,
Манящих, ласковых, смеющихся цветов?
Душа тебя зовет с волненьем и мольбою.
Ты - здесь, ты где-то здесь. Я знаю, - ты близка.
О, дай найти тебя, дай мне побыть с тобою, -
Дай мне побыть цветком вблизи тебя, цветка!
1905
4. В новогоднем сне
Мне лицо лучистое твое давно желанно,
И давно, и тайно оно знакомо мне.
После чуда светлого, после встречи странной
В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.
Помнишь эту встречу - то было не случайно.
Тихая и светлая явилась ты ко мне.
Это души встретились радостно и тайно
В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.
Ты спала, закинувшись, не пошевелилась,
А душа с душою обнялась в вышине,
Радостного чуда тайно причастилась
В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.
И когда мы встретились, мы вздрогнули от счастья.
Мне казалось, словно я приблизился к весне.
Мы тотчас припомнили светлое участье
В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.
1905
5. Летний бал
Был тихий вечер, вечер бала,
Был летний бал меж темных лип,
Там, где река образовала
Свой самый выпуклый изгиб,
Где наклонившиеся ивы
К ней тесно подступили вплоть,
Где показалось нам - красиво
Так много флагов приколоть.
Был тихий вальс, был вальс певучий,
И много лиц, и много встреч.
Округло-нежны были тучи,
Как очертанья женских плеч.
Река казалась изваяньем
Иль отражением небес,
Едва живым воспоминаньем
Его ликующих чудес.
Был алый блеск на склонах тучи,
Переходящий в золотой,
Был вальс, призывный и певучий,
Светло овеянный мечтой.
Был тихий вальс меж лип старинных
И много встреч и много лиц.
И близость чьих-то длинных, длинных,
Красиво загнутых ресниц.
1905
6. Песня обещания
Счастье придет.
Дни одиночества, дни безнадежности,
Дни воспаленной, тоскующей нежности,
Счастье как светом зальет,
Счастье придет.
О, не грусти.
О, не желай же всегда недоступного.
Друга неверного, друга преступного
С тихим смиреньем прости
И не грусти.
Ты отдохнешь.
Я наклонюсь и в уста воспаленные
Тихо слова положу упоенные,
Губ моих нежную дрожь.
Ты отдохнешь.
Будет любовь.
Тело застонет от нежного счастия,
Тело душе передаст сладострастие.
Душу готовь,
Будет любовь.
1906
7. Больное счастье
Я хочу, чтоб прошедшее было забыто.
За собой я огни потушу.
И о том, что погибло, о том, что изжито,
Я тебя никогда не спрошу.
Наше счастье больное. В нем грустная сладость.
Наше счастие надо беречь.
Для чего же тревожить непрочную радость
Так давно ожидаемых встреч.
Мне так больно от жизни. Но как в светлое счастье
Ты в себя мне поверить позволь.
На груди твоей нежной претворить в сладострастье
Эту тихую, тихую боль.
Пусть не будет огня. Пусть не будет так шумно.
Дай к груди головою прилечь.
Наше счастье больное. Наше счастье безумно.
Наше счастие надо беречь.
1906
8. Песни счастья (I)
Я больше не грущу. Я больше не ревную.
Я только счастья жду - и упоенных встреч.
Хочу отдаться весь тебе и поцелую,
Хочу к груди твоей приникнуть и прилечь.
Я долго ревновал. Душа моя боролась.
Душа была больна. Душа боится мук.
Но пусть звучит теперь твой смех, твой нежный голос,
Пусть шею обовьет кольцо стесненных рук.
Я жажду губ твоих, покорных поцелую.
Я счастья, счастья жду, все думы отстраня.
Я больше не грущу. Я больше не ревную. -
Люблю, люблю, люблю... люби же ты меня.
1906
9. Песни счастья(II)
Я часто счастья ждал, усталый от ненастья.
Молитвам ропотным внимала тишина.
И вот мне кажется, вся беспредельность счастья,
Как в солнце все лучи, - в тебе заключена.
Ты точно светлый сон, сияющий и вешний,
Что душу озарил и шепчет ей: поверь.
Ты с самых первых встреч казалась мне нездешней,
Но то, что счастье - ты, я понял лишь теперь.
Мечтою ласковой задумчиво взволнован,
Я образ твой храню в мельканьи всех минут.
И я люблю тебя. И я к тебе прикован.
Так, как я жду тебя, так только счастья ждут.
Я знаю,- вся лазурь, вся беспредельность счастья,
Вся солнечность лучей, - в тебе заключена.
Поверив, тихо жду, усталый от ненастья.
Молитвам радостным внимает тишина.
1906
10. Вдвоём
Морозная ночь. На окне бриллианты.
Мерцает и блещет их снежная грань.
Душистые волосы, шпильки и банты
И тело сквозь тонкую ткань,
Какое безумье, какая истома
К губам исступленным припасть,
И с них, как с волшебных краев водоема,
Принять безысходную страсть!
Всё глуше, протяжней и все погребальней
Метельный напев за окном.
А здесь, в этой душной, натопленной спальне,
Какое безумье вдвоем!
Там шумная вьюга, там песни метели,
Подобные пению труб.
А здесь на горячем, на трепетном теле -
Следы обезумевших губ!
Закрыты глаза, обессилено тело,
Сползли волоса на виски.
Но груди как прежде упруги и белы,
Как граненый опал их соски.
Не надо теперь никаких достижений,
Ни истин, ни целей, ни битв.
Вся жизнь в этом ритме безумных движений -
Ему исступленье молитв!
Пусть мир сотрясают снега и метели,
И громы архангельских труб.
Всё в этом горячем, порывистом теле
Открыто безумию губ.
1908
11. Люблю
О, девочка моя, твои слова так скрытны,
Но я в глазах твоих все тайны уловлю.
Я твой подвижный стан, прямой и беззащитный,
Так радостно-светло, так ласково люблю.
Когда к твоей руке я тихо прикасаюсь,
Заметила ли ты, - все переходит в сон?
Тобою я давно безмолвно восхищаюсь,
Девичеством твоим лучисто осенен.
Пока - молчали мы, но раз мы были рядом.
Ах, что-то и влекло, и отстраняло нас,
И долго я смотрел любующимся взглядом
В сиянье темное твоих лучистых глаз.
И вдруг твой взор поймал, так нежно заблестевший,
Как будто вся душа, дрожа, в него вошла,
Но вмиг смутилась ты, стыдливо покрасневши,
И вновь потухший взор поспешно отвела.
О, девочка моя, мы связаны тем взглядом,
Заметила ли ты, - все переходит в сон?
Я навсегда хочу с тобой остаться рядом,
Девичеством твоим лучисто осенен,
Сегодня вечером, когда наш знак прощальный -
Прикосновенье рук я ласково продлю,
О, девочка, пойми, что я душой печальной
Тебя и радостно, и ласково люблю.
1905
12. У зеркальной реки
О как мне жаль тебя и ласково, и нежно,
Как я люблю тебя, любуясь и грустя,
За все, что ждет тебя, за все, что неизбежно,
О, как мне жаль тебя, стыдливое дитя.
Что я скажу тебе, доверчивой и чистой,
В ответ на всю любовь, застенчивость и дрожь.
Как я скажу тебе, безгрешной и лучистой, -
И разве я могу? И разве ты поймешь?
Последних дум моих, дитя, ты не уловишь,
Полна ты светлых зорь, стыдливо полюбя,
О, если б знала ты, что ты себе готовишь,
Какой безмерный груз берешь ты на себя!
Зеркальная река. Лучистая полоска.
Дрожит прощальный луч, деревья золотя.
С своей затейливой и взрослою прической
Как ты мне нравишься, стыдливое дитя.
Как мне хотелось бы все то, что неизбежно,
Все то, что ждет тебя, заботливо отвлечь,
И в тихой радости и ласково, и нежно
Твой розовый расцвет лелеять и беречь.
1905
13. Меж черных сосен
В тебе есть что-то строгое, стыдливое и чистое,
Каких-то тайн нетронутых немая глубина.
И все-таки ты нежная, как будто вся лучистая.
Девическая строгость всегда, всегда нежна.
Когда со мною рядом ты и смотришь вопрошающе,
Глядишь так детски-пристально мне в душу, в глубину,
Перед тобою девственной, перед тобой незнающей
Я начинаю чувствовать безумную вину-
Задумчивые сосны суровы и безжизненны.
Плечом к плечу коснулись мы, и сладко быть вдвоем.
Но взгляд твой недоверчивый, но взгляд твой укоризненный
И быть с тобой мне кажется мучительным грехом.
Безжизненные сосны черны и тесно сдвинуты.
Повсюду сосны черные и больше ничего.
Ужели все прошедшее не может быть отринуто,
И все твое девичество не озарит его?
Прости меня за прошлое. Мне хочется прощения,
Лучисто-тихой радости, чтоб душу озарить,
И светлой непорочности, и светлого смущения...
Ты можешь, можешь, можешь, и ты должна простить.
Со взглядом детски-пристальным, ты - строгая и чистая, -
Но даже этой строгостью светло озарена,
Ты нежная, ты нежная, ты словно вся лучистая,
Девическая строгость всегда-всегда нежна.
1905
14. У ночного окна
Там в гостиной люди, - говорят и спорят,
Странно-возбужденны, как будто бы в бреду,
Тайной, темной власти ослепленно вторят,
Там в гостиной люди - я от них уйду.
Уходи за мною - в тихое молчанье,
В комнату закрытую - к высокому окну.
Видишь, там на улице - каменные зданья
Тихо покорились ласкающему сну.
Радостно лелея загадочные думы,
Тихо и доверчиво безмолвствуют они.
Не смутят их счастья - уличные шумы,
Блики электричества, желтые огни...
А над ними дышат - волей необъятной,
Светлым обещанием, знающей судьбой -
Звезд неумирающих серебряные пятна,
Небо сине-черное, сумрак голубой.
В комнате так тихо. Протянуты мерцанья.
Блики электричества на матовом полу.
О, смотри доверчиво в темное молчанье,
О, приникни ближе к морозному стеклу.
Если верить сумраку, - он тихо улыбнется,
Даст и обещание, даст и забытье.
Видишь, стало радостно, только сердце бьется,
Только сердце бьется - твое или мое?..
Там за дверью - люди, спорят возбужденно.
И не видят люди, что мы ушли с тобой,
Что мы удалились, тайно и влюбленно,
В комнату закрытую, в сумрак голубой.
Что мы верим тихо, верим обещанью,
Радостно приникнув к морозному стеклу,
Что мы полюбили тихое молчанье,
Небо сине-черное, ласкающую мглу...
Что мы так забылись тут, что если сердце бьется,
В первый миг неясно нам - твое или мое...
Если верить сумраку - сумрак улыбнется,
Даст и обещание, даст и забытье.
1905
15. В толпе
Ужель, ты думаешь, что я в ревнивой муке
Не рад любви твоей и счастью твоему,
Когда, соединив ласкающие руки,
Ты с ним в толпе идешь, доверившись ему?
Ужель ты думаешь, что я тебя ревную
В тот самый светлый миг, в тот радостный твой миг,
Когда почуявши кругом толпу чужую,
Твой стан к его руке доверчиво приник?
О, нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши.
Останься с ним всегда. Ему не прекословь.
О, как ты счастлива, к нему дрожа прильнувши,
Забывшая себя, принявшая любовь.
Я вижу вас в толпе, я вижу отовсюду.
Он выше всех в толпе, ликующий орел.
И всюду вместе вас всегда я видеть буду,-
О, если б хоть на миг он от тебя ушел!
Лишь чтоб открыть тебе рыдающую муку,
Все исступление, что я несу любя.
Но ты проходишь с ним, склоненная на руку,
На руку мощную, держащую тебя.
О, этот тонкий стан, к нему дрожа прильнувший,
О, этот тонкий стан слабее стебелька.
Но нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши,
И радостно душа душе твоей близка.
И не ревную я. Не надо мне участья.
Останься с ним всегда. Ему не прекословь.
Останься счастлива, изведавшая счастье,
Забывшая меня, принявшая любовь.
1905
16. В час разлуки
Благословим судьбу за наше разлученье?..
В нем воля явная. Зачем же длить борьбу?
Пусть в сердце сдавленном глухое исступленье,
Благословим судьбу. Благословим судьбу.
Открылся весь наш путь, навек разъединенный,
Мы отданы судьбой влиянью разных сил.
Я знаю весь твой путь, лучисто-неуклонный,
И я его в душе давно благословил.
О, тихая сестра, о, агнец златорунный,
Ты ангел ласковый среди печальных дев.
И вся твоя душа - святой и многострунный,
Угодный Господу молитвенный напев.
Ты подвиг свой возьмешь без ропота и думы.
О, сохрани себя. И душу уготовь,
Твой подвиг не в борьбе, тяжелой и угрюмой,
Твой подвиг сладостный - смиренная любовь.
В ней ласковая весть о счастья всеединства.
Для душ поверивших мгновенье забытья.
В ней радость светлая святого материнства
И приобщение к заветам бытия.
О, тихая сестра, дай ласковые руки.
Я покорюсь судьбе. Я больше не ропщу.
Я в этот крупный час мучительной разлуки
Ненужным ропотом тебя не возмущу.
Я встану, как и ты, смиренно на колени,
Я буду повторять покорную мольбу.
Пусть в сердце сдавленном безумье исступлений,
Благословим судьбу. Благословим судьбу.
1905
17. Терцины о прошлой любви
В те дни, когда с тобою мы встречались,
Мы рядом шли и грезили одно,
Мы рядом шли, но чуждыми остались.
И души слить нам было не дано.
Душа другой души не понимала,
В другой душе осталось все темно.
Мы отошли. Судьба нам указала.
Былое стало невозможным сном.
Я вновь один, тревожный и усталый.
Глухая боль означилась на всем.
Быть близ тебя казалось так желанно,
Быть близ тебя казалось мне грехом.
Была ты вся лучисто-осиянной,
Входила в душу ясной тишиной,
Как светлый сон, легко-благоуханной.
Был взор твой сладостный и неземной,
Ты мне казалась ласковой святыней,
Ты мне казалась радостной весной.
В твоем лице, в сиянье тихих линий
Была покорность знающей судьбе,
Безмолвный страх глухих моих уныний.
Когда ж, дрожа, склонялась ты в мольбе,
Все позабыв в молитвенном напеве. -
Светилось что-то чудное в тебе
И что-то близкое Пречистой Деве.
1905
III. Труд 1. Терцины трудового утра
Несвязный гул ворвавшихся речей.
Зеленый свет, угрюмый и неясный.
Да, это утро, утро без лучей!
Подходит день, тяжелый и ненастный,
Тревожен мрак, глядящий из окна,
А лампы свет-пугающий и красный.
Итак прошло очарованье сна,
И этот день в оправе дымно-синей -
Действительность, что нам присуждена.
На ветках дрогнущих - тяжелый иней,
На улицах пустынно и темно,
Весь мир одет в покров глухих уныний.
Весь мир - зеленое, глухое дно.
Но пусть дома - как темные пещеры,
Где счастье мертвое погребено.
Пусть небеса безжизненны и серы, -
Я верю дню, я жду и жажду дня
Со всем безумием последней веры!..
И день пришел и глянул на меня -
Меж фонарей, где дотлевает чадно
Гниющий след вчерашнего огня.
Что ж, здравствуй, день, угрюмо-безотрадный,
Тебя я встретил стойко, как всегда,
Как верный страж на службе беспощадной
Бессмысленно-позорного труда!
1906
2. Вечерние терцины
Вот, наконец, свободен и один,
Могу отдаться я любимой думе,
Часов вечерних грустный властелин.
В дневном, в мучительном, в докучном шуме
Я не живу, я там как в полусне.
Я - только здесь в безбрежности раздумий.
Лишь здесь легко спускаются ко мне,
Как бабочки к огню свечи балконной,
Те мысли, что живут лишь в тишине.
Неотразимостью их потрясенный,
Каким проклятьем, горьким и глухим.
Кляну я день свой, снова завершенный!
Да, прожит день и был он трудовым,
Как каждый день, как сонмы дней привычных,
Идущих вспять, влачащихся как дым.
Средь мелочей, забавных и трагичных,
Проходит жизнь, а сзади, в прожитом -
Лишь серый дым дней тупо-безразличных.
Всю нашу жизнь уродуя трудом,
Как тонкий стан суровою сермягой,
Какой ценой себя мы продаем!
В нас притупляется вся гордость и отвага.
Всем мы безумно жертвуем труду,
Поденщики общественного блага...
О, вечер, как томительно я жду
Весь долгий день минуты лучезарной,
Когда в тебе забвенье я найду.
И вот ты здесь, прозрачный и янтарный.
Что ж не доходит мир твой до меня,
Зачем в душе все тот же гул базарный,
Наследие бессмысленного дня?
1907
3. Дни умирания
Давно и тихо умирая,
Я - как свеча в тяжелой мгле.
Лазурь сияющего рая
Мне стала явной на земле,
Мне стали странно чужды речи,
Весь гул встревоженных речей.
И дни мои теперь - предтечи
Святых, вещающих ночей.
Звучат мне радостью обета
Мои пророческие сны.
Мне в них доносятся приветы
Святой, сияющей весны.
Я тихо, тихо умираю.
Светлеет отблеск на стене.
Я внемлю ласковому раю
Уже открывшемуся мне.
Какой-то шепот богомольный
Иль колыханье тихих нив,
Иль в синем небе колокольный,
Влекущий радостный призыв.
1905
4. В плену
Задумчивый по улицам ходил я много раз.
Как близкого приветствовал меня дрожащий газ.
И я смотрел доверчиво на цепи фонарей,
На тихое сияние закатных янтарей.
И все казалось призрачным средь неподвижных стен,
Закутанным, захваченным в какой-то тайный плен.
С безмолвным пониманием глядящим в глубину,
Любовно убаюканным в ласкающем плену.
Порой бывали огненны и жутки вечера.
Казалось, срок исполнился, - последняя пора.
Бежали неба красного, теснились возле стен,
Боялись, что разрушится наш бестревожный плен.
Но вновь спускалась призрачность укромной тишины,
И снова все лелеяли ласкающие сны,
И снова тени тихие, уставшие от дня,
Отдавшись грезе трепетной, скользили близ меня.
Когда вечерним сумраком сменялась бирюза,
У них бывали грустные, бездонные глаза.
И руки слабо-белые без жизни и без сил,
И эти руки слабые я трепетно любил.
И стал я тоже призрачным, как тени вкруг меня,
Как эти тени бледные, боявшиеся дня.
С душой, навек отдавшейся мечте и тишине,
Бегущей жизни красочной, живущей лишь во сне.
И в счастье беспредельное с тех пор я погружен.
Сливаюсь с миром призраков, сам обращаюсь в сон.
С благоговейным трепетом лелею тишину,
Навеки убаюканный в ласкающем плену.
1908
5. Песня о вечернем звоне
Ev. Matth. 6.25-33
I
Снова звон, равномерный, ласкающий,
Успокоенный, радостный звон.
Над усталой душой простирающий
Кружевной и серебряный сон.
| |
| Просмотров: 489 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры