| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Дева карельских лесов, Страница 2
Глинка Федор Николаевич - Дева карельских лесов Так часто у людей бывает,
Обман для сердца и очей", -
Вздохнув, отец ей отвечает.
В Карелии богатство - виды!
Идешь - и пред тобой вдали
Египта виды: пирамиды,
Заливы, реки, корабли
И стены с длинными зубцами...
В Кареле - корбы, как шатры,
И синеглавые бугры
Под шелковидными чалмами;
В них заметает полосами
Зима пушистый свой атлас,
И соснам, на вершинах сельги,
Дает и радужный топаз,
И жемчуг для монист, и серьги,
С подвесом чистых хрусталей.
Всё блещет в чаще сих аллей.
Но всё мертво! Как пышность света,
Холодная и без души,
Карельский бор в своей глуши
Дивит, не радуя поэта!
ЧАСТЬ 2
1
Как ты мила, полукарелка,
Невинная, как простота!
Твое хозяйство: клест да белка!
Твоя младая красота
Цветет и родилась в пустыне,
Далеко от отцовских стран!
Твой сарафан, карельский синий,
Как хорошо твой облил стан!
И твой товарищ, лебедь белый, -
В воде, на суше спутник твой!
Ручной, и ласковый, и смелый
К тебе в колени головой
Доверчиво порой ложится,
И дремлет - полный тайных нег!
А клест - над головой кружится,
А белка - свой грызет орех,
Рисуясь на плече. - Как мило
Всё, что твое! Но на руке
Кольцо златое не светило,
И в непроколотом ушке
Алмаз не искрится в сережке,
И на летучей, стройной ножке
Лесная обувь; за спиной -
Стрела... Кому она грозила?..
Ты, верно, ею не губила
Жильцов своей глуши лесной;
Ты, добрая! Ты знала жалость!
Тебя расстраивала малость:
Была игрушкою стрела!
Как жаль, что ты в поре расцвета
Должна дичать вдали от света;
А ты, о дева, так мила!..
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
2
Быть здесь!.. Но если б быть спокойной!
В сии леса пришла весна:
Стеснился жар в пустыне знойной,
Ясна сухая вышина!
Пески и камни раскалялись
От переломленных лучей {6},
И был лишь вечер без ночей {7};
Почти не гасли, не смеркались
Без звезд, пустые небеса:
С тоскою взоры в них терялись,
И в самый заполночный час,
И утром, пред зарею алой,
Голубо-цветной, полинялой
Казались мантией для глаз!
Но что ж - в отливе изумруда,
В выси, - что деялось с луной?..
Как от священного сосуда
Давно отломленное дно,
Она круглилась неприметно
(На горизонте бледноцветном),
Как серебристое пятно!..
В пустыне душно!.. Всё сгорало,
Томились, вянули леса -
И в деве сердце замирало:
Она тосклива и желта {8},
Трудней в туманных думах ходит,
Чего-то ищет, не находит...
Везде покой и пустота,
А в ней тревожное волненье:
Грустна душа, неясен ум,
Неровен нрав: то вдруг смущенье,
То весела... то - буря дум!..
И ей казалось - там и счастье,
Где дальний город чуть мелькал:
Там есть кому принять участье!
А здесь?.. ей будто кто шептал:
"Ты пленница сих душных скал!"
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
3
Отец увидел, дочь не скрыла
(Где ж научиться ей скрывать?),
И вот родному говорила:
"Я не могу не тосковать!
Мне к людям хочется... Родитель!
Меня ты, бедную, прости!
Ах! долго ль эту жизнь вести?
Сей гроб надолго ль нам обитель?..
Одна, от грусти чуть дыша,
Дремлю ли я, иль замираю,
Какой-то жаждой всё сгораю:
Туда всё просится душа.
И сердцу тесно стало в груди:
Ах! как там весело: там - люди!.."
Вздохнул он, но сказал: "Как быть!
Чего нельзя переменить,
То скрасим, жизнь моя, терпеньем...
Терпение нам лучший друг!
Оно целительным забвеньем
Былого так врачует дух!..
Когда господь, отцов карая,
Изрек им, бедным и нагим,
Свой приговор, и стражем рая
Явился грозный херувим,
И, слившись из огня, покровы
Завесили, как тайну, рай, -
Перед Адамом новый край,
Уединенный и суровый...
И горько, горько возрыдал
Наш грустный предок первородный
(И в тяжкой ссылке благородный!)
"Что даст мне цепь сих мертвых скал,
Эдема сладкими садами
Вскормленному? Что даст земля?
Сии пустынные поля,
Древа с их горькими плодами
Что мне, изгнаннику, дадут?
Всё здесь пророчит скорбь и труд.
Но в чем найду я услажденье?"
И много пролил, грустный, слез,
И ангелы, жильцы небес,
С ним плакали. Но умиленье
Коснулось господа, он рек:
"Прими от зол земных целенье,
Будь дружен с жизнью, человек!.."
Он рек - и дал ему... терпенье! -
Тебе прочту в понятном русском слоге,
Как он в тоске, как он в тревоге,
Терпя и скорбь и нищету,
Передает векам страданье...
Послушай, дочь, сие преданье!
(Читает начало "Пируют Иова сыны"
и "Семь знойных отпылало дней!..")
Вот были, дочь моя, страданья!
Но час ударил воздаянья-
И кончились страданья те.
Ты отдалась пустой мечте:
Что к людям? - С ними, в суете,
Душе не можно устояться,
А можно ль небу отражаться
В восколебавшейся душе?
В пустынном нашем шалаше
Нам тихо... Мы одиноки!
Нет тут ни бурей, ни тревог!
На всё у бога час и сроки,
Придет и наш черед...
Увидим то, что было прежде
И что не отдано тебе.
Отдайся, дочь, святой надежде
И тайной господа судьбе!"
4
"... Я говорил: любви не стало,
Я говорил тебе не раз!
При мне уж счастье отцветало
Там, у людей... И он погас,
Огонь небес, огонь-живитель,
Который души их питал;
Их ум (расчетливый ловитель)
Своим волшебством обаял.
Рабы условного страданья,
Они не знают сладких слез
И неги сердца - состраданья...
Зато теперь от прежних роз
Одни лишь терны им остались.
При мне еще, когда я был
С людьми, они уж изумлялись:
Зачем вдруг жар к добру простыл?
Куда девалося веселье
Отцов, проживших в тишине?
Вступя как будто в новоселье
И посмеявшись старине,
Они забыли прежних нравов
Незлобие и простоту;
Вошли охотой в тесноту
Условных, приторных уставов
И полюбили суету.
И жадных прихотей причуды.
Не стало радостей былых,
Не стало жизни у живых:
Они - как праздные сосуды...
Везде, во всё ввели расчет
Сыны греха, сыны разврата;
Честей алкают, ищут злата,
И стал жесток сей хладный род,
Как сей металл, им столько чтимый!.
Без жизни - жизнию томимы;
Тоска живет у них в очах.
Что ж в их беседах? что в речах?
Всё суд над ближним! И, любимый,
Их умный, острый разговор -
Насмешка, едких слов набор,
Облитый желчию укор.
Гордясь конями и убранством,
Бывало, позванный на пир,
Как раззолоченный кумир,
Приходит гость с холодным чванством;
С притворной лаской меж собой
Пустой привет они меняют
И, будто званные на бой,
И зло и зорко примечают,
Куда и где разить? У них
В их празднествах, при мне бывалых,
Блистали радугами залы,
Кипело в чашах пировых;
Но было что-то всё уныло,
Был всяк студен и одинок
И втайне грустен, как могилой
Мертвец отпущенный на срок.
Верь мне: у них не стало сладких,
Простых, но свежих, пылких чувств:
Везде поддельный блеск искусств,
И все разгаданы загадки;
Их жизнь - прочитанный роман,
Который повторять уж скучно!
И слово: счастье - им не звучно,
Оно для всех - былой обман!"
Так говорил, и чтоб тревогу
Младой души ее развлечь,
Он внемлет с ней молитву богу
И о другом заводит речь:
"Ты родилась в пустыне, и...
Дитя, ты дорого мне стало!
Ты при рождении слезами облита,
Тоской взлелеяна и горем повита...
Зима ль, мороз, места сии,
Другое ль что виной... но, мало-
Помалу, стало упадать
Здоровье бедной!.. И, лелея
Тебя, твоя томилась мать,
Как миловидная лилея
На стебле раненом. Она
Лила и слезы, но украдкой...
Настала ранняя весна,
И в сих пустынях было сладко!
На черствых скалах сих холмов
Породы мхов зазеленели,
И красовались наши ели
Румяным глянцем их цветов {9}.
Мне мысль пришла: я осторожно
Больную взял и перенес
Сюда под ель: тут было можно
Дышать и веяньем небес
И освежительным куреньем
Янтарной, каплющей смолы.
Она смотрела с наслажденьем
На величавые скалы
С их чудной, дикой красотою...
Но вешний воздух, тишина,
Иль солнце кроткой теплотою
Ей дали сон. И вот она,
Всё глубже, глубже засыпая,
Светлела выраженьем дум -
Каких? Об них наш ум не зная,
Что может нам сказать наш ум?
Я видел: тихо исчезало
Страданье на ее челе,
И из нее и в ней сияло,
Казалось, небо, как в стекле:
Она чудесно обновлялась
И, жизнью свежею цветя,
Была чиста и улыбалась,
Как колыбельное дитя...
И вдруг заговорила: "...Поздно!
Не доживу я до зимы!
Но не грусти и верь... не розно -
Но вместе будем только мы!
Как явственно! - Всё, всё я знаю,
Всё вижу и читаю всё:
Отсрочено... пока мое
Дитя я грудью допитаю..."
Я кинулся к ее ногам:
Не знаю, что со мною сталось?
Мое всё сердце разрывалось
И, дав свободу я слезам,
Ее тронул... Она мгновенно
Проснулась и, слегка дрожа,
Была покойна и свежа;
Лишь взор, как будто изумленный,
С неясной думою блуждал,
Чего-то будто бы искал...
"Как сладко я спала!" - сказала,
Но ни о чем не вспоминала,
И я о слышанном молчал!
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
5
Была, дитя, ты в колыбели,
Я без сохи, сам землю рыл, -
Но вдруг я скучен... загрустил.
Оставил всё, к тебе спешил.
И что же? Над тобой, на ели,
Две страшных лесовых змеи! {10}
Глаза открыла ты свои,
Но, их не зная, не пугалась!
Одна из змей еще ползла,
И та уж в колыбель спускалась;
Но ты, мой друг! была светла
И, чем-то тешась, улыбалась!..
Что сталось с бедным тут со мной?
Я вдруг застыл, вдруг распалился.
Туман в глазах! Кругом ложился
Какой-то мрак передо мной!
Дрожа, мои колени гнулись...
Но я дрожал не за себя -
Бог видит! - Я жалел тебя!..
Уж обе близки... Вдруг проснулись
| |
| Просмотров: 323 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры