Таинственный американец
Рассказ
З. Н. Гиппиус. Арифметика любви (1931-1939)
СПб., ООО "Издательство "Росток"", 2003
Большая комната - зала, несколько сарайного вида, с десятком простых столиков. Вход прямо со двора. Это столовая бывшего ресторана "Хлеб да соль". Бывшего - потому что энергичная Любовь Ивановна, когда дела пошли хуже, перевела его в другое помещение, простецкое, в другой квартал, на окраине; и теперь уже не ресторан, а просто "дешевые обеды"; кормежка всякого русского люда, малодостаточного. Из своего длинного названия учреждение это сохранило последнее слово: звалось постоянными посетителями попросту "Соль".
Дела-таки шли неважно, особенно летом. И неизвестно, как бы Любовь Ивановна вывертывалась, если б не удачные на кухне помощницы; тем более, что любила чистоту и даже чинную элегантность: в столовой служили две прехорошенькие барышни, из знакомых домов, да третья, ее дочь, Марина: выдержав башо, сама решила остаться при столовой, помогать матери.
Катя и Таня были, по правде сказать, барышнями с претензиями. Изящная Таня попала даже год тому назад в какие-то "королевы", или "мисс" (что ей практически нисколько не помогло); бойкая черненькая Катя тоже была очаровательна; обе скучали среди непрезентабельной публики в "Соль" - да что ж поделаешь, нынче службу другую не скоро найдешь... Товарка их, Марина, была младшая, и "дичок"; барышни считали ее дурнушкой. И правда, куда же этой круглолицей полудевочке с пепельно-белокурой косой за плечами, до Тани или Кати! Брови, темные, были у нее так чисты, что Таня непременно бы их выщипала, но Марина этого не понимала.
С некоторого времени, впрочем, барышням не было так скучно: их заинтересовал ("заинтриговал", по выражению Кати) новый, постоянный посетитель. Уж одно то, что он был иностранец, и вовсе не француз, но американский рабочий, казалось любопытным. Почему американец - и вдруг работает у Пежо? И почему он так аккуратно появляется в "Соль", с удовольствием глотает жирный борщ со сметаной, морковные пироги, маслит кашу? И почему он всегда один? С виду он был настоящий американец: ширококостный малый, лет тридцати. Слегка красноватое, бритое лицо, - пожалуй, красивое; только на лбу глубокий, от брови, шрам, не особенно его, впрочем, портивший.
Американец был вежлив, приветлив, прекрасно говорил по-французски. И так как часто оставался последним, за кружкой пива, то барышни с ним незаметно подружились. Не то что подружились, а все больше стали с ним разговаривать, присаживались, в свободное время, к его столику, и этому он, видимо, радовался. Заводчицей была Катя, но даже Марина скоро перестала дичиться: он так интересно рассказывал об Африке! Любопытная Катя не Африкой интересовалась: ей, да и Тане, хотелось бы, чтоб американец объяснил, кто он, зачем в Париже, почему выбрал "Соль" - русскими интересуется? Но ничего, кроме уже известного, - т. е. что он рабочий у Пежо и зовут его Билл Карр, - барышни не узнали: американец как-то умел весело не отвечать на расспросы. Однако болтать с ним или слушать его рассказы о разных странах было забавно, барышням он нравился. Но когда он уходил, аккуратно расплатившись в кассе за обед (лишнего ничего не брал, кроме пива) - барышни разговаривали о нем.
- По-моему, - сказала раз Таня, - он коммунист. И как-нибудь на службе у Москвы. Расследует жизнь эмигрантов. Мы ему о нас все рассказываем, а он - ведь ничего!
- Какие глупости! Что ему здесь расследовать? - фыркнула Катя. - Все и так на ладони, очень мы большевикам интересны! Уж не похитить ли тебя, за красоту, собираются? Нет, милая, я думаю другое...
Таня и Марина поглядели на нее с ожиданием, - такой был у нее значительный вид.
- Я думаю, - начала Катя, понизив голос, - что он - гангстер.
- Как, гангстер? - тихо вскрикнула Таня.
- Да. Все признаки. Вы ничего не читаете, а я знаю, современная Америка не один Холливуд. Это наш м-р Билл - один шрам его чего стоит, и путешествия его, и какая-то культурность. Очевидно, бежал и во Франции скрывается. Здесь, среди русских, ему всего безопаснее. Бог знает, что он там, у себя наделал...
- А как же... почему же он работает, и бедный? - прошептала Таня. - Они ведь бандами, и миллионеры, и друг другу помогают...
Катя несколько смутилась.
- Мало ли... Сегодня он богач, а завтра, если его полиция ищет, последний бедняк, и с бандой не может сообщаться.
- А что ему сделают, когда найдут? - неожиданно спросила Марина, насупив брови.
- Электрический стул, это известно; если Америке выдадут.
На другой день, когда Билл приветливо и привычно барышням заулыбался, лицо Тани выразило нерешительный испуг. Марина, напротив, казалась особенно заботливой, лишь Катя была спокойна, как всегда. Столовая, в этот день, скоро опустела; барышни, одна за другой, подсели к столику Билла, - его столик был в дальнем углу, под окном... Американец поглядел на Таню и вдруг спросил: почему она в дурном настроении? Катя не дала ей ответить, воодушевленно принялась жаловаться: как трудно им живется, и все хуже, и бедность, и страна чужая... Таня в Холливуд могла бы попасть, - "ведь красивая, правда?", а вместо того грязную посуду моет...
- Вы тоже очень красивы, - сказал Билл, улыбаясь.
- А что наша красота? Вот, если б повезло, за вашего соотечественника, только настоящего американца, богатого, замуж выскочить... Я бы сейчас, хоть за столетнего Форда... Да где они? Настоящие к нам не ходят...
- Очень интересно, - сказал Билл без улыбки и прибавил: - Хорошо, что я не "настоящий". Если б и разбогател, на вас бы не женился.
Катя вспыхнула, обиделась.
- О! вы - если и превратитесь опять в внезапного богача, мы с Таней сами вас не пожелаем. Такие внезапные перемены положений не внушают доверия.
- Мое положение никогда еще не изменялось.
Таня, понявшая намек, взглянула на подругу: какой же гангстер? Просто неудачник. Очень мил, а в сущности мало интересен. Но Марина была, кажется, другого мнения. И спросила, с суровой настойчивостью:
- Никогда не менялось? Даже немножко? А если, - вы говорили, - работу потеряете? Тогда уедете?
Билл взглянул на нее с ласковым удивлением.
- Это, ведь, не так важно. Где-нибудь найдется другое...
Через несколько дней в столовую "Соль", часа в 4, пришел молодой, элегантно одетый француз (такие сюда не захаживают). Окинув взглядом пустую в этот час залу, подошел к Любовь Ивановне, о чем-то говорившей с Таней, и вежливо спросил: не здесь ли бывает иностранец, м-р Вильям Кар... и когда? Ответила Таня (она сразу схватила восхищенный взгляд француза):
- О да, Monsieur, он всегда у нас обедает. Но если вы хотите встретить его, надо прийти позднее. Адрес? Но мы...
В эту минуту вошли Катя и Марина, каждая со стопкой чистых тарелок. Катя перебила подругу:
- Мы не знаем адреса, Monsieur. Мы и не спрашивали.
Когда француз, с любезными благодарностями, откланялся, Катя зашептала Тане: "Глупая! Зачем ты болтала? Ведь это же полицейский, - в штатском. Найдут у нас гангстера этого - неприятностей не оберешься. Ну, да теперь уж нечего. Может, и лучше, сразу освободимся от него. Нам только в стороне... клиент и клиент".
Любовь Ивановна ничего этого не слышала. Но Марина слышала.
В седьмом часу, едва стала прибывать ранняя публика, Марина незаметно выскользнула на улицу. В темненьком платьице с горошинами, в синем берете, она казалась совсем девочкой. Но лицо было не по-ребячески серьезно. Она тоже не знала, в какой меблирашке живет Билл: но знала, что на пути к ним он проходит через сквер на ближней площади. Сквер гадкий, пыльный, толкались кучки всякого народа в этот темнеющий час (август!). Марина села на грязную скамейку. Будет ждать здесь, - все равно, сколько времени, час, два, - только бы не пропустить!
В серых сумерках, пронзенных кое-где желтыми точками огней, показалась знакомая фигура. Узнал тотчас: "M-lle Марина! Что вы тут делаете?".
- Я для вас, - сказала она сухо. - Чтобы вы к нам не шли.
- Почему? - удивился он и сел рядом на скамейку.
- У нас был... Катя говорит - полицейский, en civil {в штатском (фр.).}. Спрашивал вас, Таня сказала, что вы будете в 8. Катя сначала ее бранила, - неприятность выйдет для ресторана, а потом говорит - ничего, и лучше, если его арестуют.
- Меня арестуют? - с интересом спросил Билл.
- Да, но я не хочу. Значит, не идите к нам.
- Хорошо. А почему вы не хотите? Что хотите, чтоб я сделал?
- Чтоб вы лучше убежали. Катя думает - вы гангстер, я не знаю, но если вообще что-нибудь, - и арест, - я не хочу. Пусть и гангстер - все равно не хочу.
С улыбкой в голосе, - лица его Марина не различала, - Билл сказал:
- Гангстер? Хорошо, Марина, я все сделаю, но вы мне скажите сначала: почему вы так... ни за что не хотите, чтоб со мной случилось... дурное, по-вашему?
- Я вас жалею, - твердо проговорила Марина. - Только по-французски "je vous plaindre" - не совсем то: по-русски тут не обидно, иное совсем. Вы не понимаете...
- Я пойму, если скажете, за что жалеете. Что я бедный? Что меня в тюрьму посадят?
- Ах, нет! Нет, - вскрикнула Марина. - Нельзя спрашивать, "за что" жалеется! За все вместе и ни за что. За то, что вы вот это говорите, вот так смеетесь, за то, что у вас этот шрам... За то, что вы - вы!
Он взял ее маленькие жесткие ручки и крепко их стиснул.
- Марина, а если я гангстер и без вас не согласен бежать, убежите вы со мною? Или, постойте, другое: если я просто рабочий, потерявший здесь заработок, уедете со мною? Выйдете за меня? Скажите... только правду!
- Я всегда говорю правду. Если первое, т. е. гангстер, или вроде, - да. Если второе - тоже да. Я все сделаю, чтоб с вами не было, чего не хочу.
Он быстро поднялся, не выпуская ее рук.
- Марина, я вам верю. Я тоже правду люблю. Ради нее... вы простите мне одну маленькую неправду? Нет, не ложь, нет... Вы потом узнаете. Скоро. Теперь идите домой.
Он еще раз сжал ее руки, повернулся и скоро исчез за чахлыми темными деревьями.
Прошла целая неделя. Американец как в воду канул. Но Таня все-таки испугалась, когда в пустую столовую, днем, вошел знакомый элегантный француз, и подал ей карточку, прося свидания с Madame Nevirow. Если б Катя... но Кати как раз сегодня не было! Впрочем, испуг Тани сменился удивлением, когда она взглянула на карточку: там стояло имя G. Tinet, очень известного парижского журналиста.
Удивилась и Любовь Ивановна. Гостя попросила в "бюро" - так называлась крошечная задняя комнатка с окном на двор. Отрекомендовавшись, любезный гость начал:
- Я к вам послом от ближайшего моего друга. Его семья не находится в Европе, но он с ними уже снесся. Он просит руки вашей дочери. Посещая ежедневно ваш гостеприимный дом...
- Что? Кто? - прервала ошеломленная Любовь Ивановна, глядя во все глаза на улыбающегося француза.
- Он предвидел, что тут понадобятся некоторые объяснения, - продолжал гость. - М-р Карнеди (я его знаю много лет, мы вместе путешествовали) - сын очень известного американского финансиста. Такие счастливцы фортуны часто склонны ко всевозможным фантазиям. В последние годы у него явилась странная идея, что ни одна женщина не способна заинтересоваться им самим, помимо интереса к его... положению. Было тут, вероятно, и какое-нибудь разочарование сердечное... На леопардовой охоте получил шрам, который ничуть его не безобразит, по-моему, - но он такой упрямый чудак! Отсюда его фантазия "путешествия по душам", как он выразился. Изменив, конечно, свой аспект... гм... и положение. Я сам ничего долго не знал. Понятия не имел, где он производит свои опыты...
- Опыты! - возмутилась Любовь Ивановна. - Мы не для того работаем, чтобы переодетые люди здесь опыты производили...
- Простите, - улыбнулся француз. - Ведь это ж невиннейшая, романтическая фантазия. L'essentiel {Главное (фр.).} - что прекрасный человек полюбил вашу дочь, она дала ему согласие...
Любовь Ивановна поспешно встала и крикнула, отворив дверь:
"Марина! Поди сюда!". M-er Tinet почему-то думал, что войдет эта красавица, что она-то и есть Марина. Но вошла круглолицая, чернобровая девочка в белом переднике.
- Марина... Ты дала согласие... м-ру Карнеди? Отвечай!
Марина, бледная, перевела глаза с гостя на мать. Выговорила: "да" и опустилась на табуретку. Гость заговорил, сызнова начав свои длинные объяснения, восхваляя интересного друга, м-ра Карнеди. Марина долго слушала, не понимая. "Он приедет сам вечером, - закончил француз, - и тогда...".
- Нет! Нет! - неожиданно вскрикнула Марина, закрыла лицо руками и заплакала. - Я не хочу! Я думала... Я не думала... Нет, нет! Вон!
Mr. Tinet растерялся. Он ничего не понимал. Вбежавшая на крики Таня (она стояла у двери и слышала всю историю) не понимала эту "дурочку": Таня и позавидовать не успела, а она кричит "не хочу".
Что-то понимала, о чем-то догадалась одна Любовь Ивановна. Обняла плачущую Марину, тихонько успокаивая, а гостю шепнула: "Pardon M-er c'est... nitchevo! {Простите, мсье, это... ничего! (фр.).} Передайте вашему другу - я его жду вечером. Мы поговорим. Ничего!".
Mr. Tinet раскланялся, особенно любезно улыбнулся Тане и вышел, - в некотором, однако, недоумении. Фантастические причуды этого доброго Билла забавны, хотя понятны мало; но совсем уж непонятна влюбленная "petite russe" {"маленькая русская" (фр.).}, которая рыдает, узнав, что жених - сын богача, и кричит "не хочу". Да и мамаша, спокойно это принимающая, со своим "ничего". Загадочные азиато-славянские души!
Nitchevo. Quel sens donne-t-elles à ce mot sinistre - nitchevo" {Ничего. Какой смысл она все-таки вкладывает в это зловещее слово - ничего" (фр.).}.
Впервые: Сегодня. Рига, 1935. 8 сентября. No 248. С. 4.
Башо - экзамен на аттестат зрелости (фр.).
Пежо - французская автомобильная монополия, основанная в 1896 г.
Холливуд (Голливуд) - район Лос-Анджелеса (США), где сосредоточена основная часть американской кинопромышленности.
Форд Генри (1863-1947) - один из основателей автомобильной промышленности в США; также название марки автомобиля.