Байрон Джордж Гордон - Гяур - Книги

Джордж Гордон Байрон

Гяур

Фрагмент турецкой повести --------------------------------------

Перевод С. Ильина

Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. М., Правда, 1981 г.

OCR Бычков М.Н. --------------------------------------

Тоска о минувшем, как черная мгла,

На радости и на печали легла;

И в смене то горьких, то сладостных дней

Все та же она - ни светлей, ни темней.

Т. Мур

Сэмюэлу Роджерсу, эсквайру

Как слабую, но искреннейшую дань

удивления пред его талантом, уважения к

его душевным качествам и благодарности за

его дружбу это произведение посвящает его

преданный слуга _Байрон_.

Лондон, май 1813

ПРЕДИСЛОВИЕ

Рассказ, составляющий содержание этих разрозненных отрывков, основан на происшествиях, менее обычных на Востоке в настоящее время, чем прежде, - может быть потому, что дамы стали теперь более осмотрительны, чем в старину, или же потому, что христианам теперь больше улыбается счастье, или же они менее предприимчивы. В законченном виде рассказ должен был заключать в себе историю невольницы, брошенной, по мусульманскому обычаю, в море за неверность, за которую мстит молодой венецианец, ее возлюбленный. Событие это отнесено к тому времени, когда Семь Островов были под властью Венеции и вскоре после того, как арнауты были прогнаны из Мореи, которую они опустошили несколько времени спустя после вторжения русских. Отпадение майнотов после того, как им не дозволили разграбить Мизитру, помешало предприятию русских и привело к разгромлению Мореи, во время которого жестокость, проявленная всеми, была беспримерной даже в летописях правоверных.

Все тихо... Не шумит прибой

Там, где над грозною скалой

Вознесся памятник герою

Афин прекрасных. Над страною

Надгробный камень тот царит,

О славных битвах говорит

И издалека парус белый

Приветом радостным дарит.

Родится ль вновь защитник смелый?..

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

О, дивный край, где круглый год

Весна природе ласку шлет.

Когда же путник умиленный

С высот Колонны отдаленной

Зрит ту страну, то веселит

Сердца ее счастливый вид,

С уединеньем примиряя.

Чуть-чуть волнуясь, гладь морская

Вершины отражает гор.

И прихотливый их убор,

И переливы красок чудных

В струях дробятся изумрудных,

Что омывают этот край -

Востока благодатный рай.

Когда зефир смутит порою

Гладь моря легкою игрою,

Когда случайный ветерок

С густых ветвей сорвет цветок, -

Его чуть слышное дыханье

Несет с собой благоуханье.

По склонам гор, среди лугов

Цветет там роза - королева

Сладкоголосых соловьев.

Певцу ночей внимает дева

И рдеет вся от слов любви,

Он трели звонкие свои

Лишь перед нею рассыпает...

И роза нежная не знает

Ни вьюг, ни северных снегов,

Зефир всегда ее ласкает;

Нет у красавицы врагов

Среди времен различных года,

Ее лелеет вся природа.

Она же небу воздает,

Что от природы в дар берет,

И небеса с улыбкой ясной

Берут ее наряд прекрасный,

Ее тончайший аромат...

Цветов там летних дивный сад.

Местечек много там укромных, -

Любви живой приютов скромных.

Немало разных тайников, -

Пирату в них притон готов.

Он притаился под скалою

С своею легкою ладьею.

Он ждет, но лишь издалека

Заслышит лютню моряка

И лишь над морем загорится

Звезда в небесной вышине,

Тогда в вечерней тишине

Он за добычею стремится,

Потом вдруг бросится... и стон

Сменяет лютни легкий звон.

Не странно ли, что в этом рае,

Где, все приманки собирая,

Природа создала дворец,

Творенья мудрого венец,

Богов достойное жилище, -

Влюбленный в смуту род людской,

Ее цветы поправ ногой,

Рай превращает в пепелище...

Меж тем прелестная страна,

Без помощи трудов, одна

Цветет красою превосходной,

Бежит руки его холодной,

Сама дары свои несет

И лишь пощады кротко ждет.

Не странно ль: там, где мир счастливый

Разлит повсюду, - там бурливой,

Разгульной страстью все кипит.

Порок и злоба там царит,

Как будто светлых духов рая

Прогнала бесов шайка злая

И захватил их дикий рой

На небесах престол святой...

Так нежно все кругом в природе,

Так чуждо мысли о невзгоде...

Тем большее проклятье вам,

Страны той низким палачам!

Кто над умершим наклонился,

Когда он только что простился

С земной юдолью, смерти тень

Когда лежит на нем лишь день,

Пока рукою тяжкой тленье

Не совершило разрушенья

Его печальной красоты, -

Тот видит ясные черты,

Тот видит счастье неземное,

Улыбку тихую покоя

И бледность нежную ланит.

И если бы не грустный вид

Закрытых глаз, чей сумрак вечный

Скрыл все - и гнев, и смех беспечный,

Чей взор отныне чужд всего,

Когда б не хладный лоб его,

Что сердце ужасом сжимает

И грустью тайной наполняет,

Когда б не это - мы порой

Могли б не верить смерти злой,

Забыть о силе самовластной, -

Такой спокойной и прекрасной

Она является средь нас,

Когда пробьет кончины час.

Таков Эллады край чудесный,

Уже умершей, но прелестной

В печальной кротости своей:

Навеки жизнь угасла в ней...

Но холодеющее тело

Краса покинуть не успела.

В ней отблеск жизни молодой,

В ней тленья ореол златой,

И чувств последнее мерцанье,

Небесной искры догоранье:

Ее лучи еще блестят,

Но землю все ж не оживят.

О, край героев вдохновенных,

Досель веками незабвенных.

Страна, где всюду, от долин

До гротов и крутых вершин,

Приют свобода находила!

О, славы пышная могила!

Геройства храм! Иль от него

Уж не осталось ничего?

Рабы с позорными цепями!

Ведь Фермопилы перед вами!

Потомки доблестных отцов!

Иль вы забыли очертанья

Вольнолюбивых берегов

И вод лазоревых названье?

Ведь это славный Саламин!

Воспоминанья тех картин

Пускай пред вами вновь восстанут

И вновь душе родными станут.

Пускай отцов священный прах

Огонь зажжет у вас в сердцах.

Пусть увеличит вождь бесстрашный

Имен великих ряд прекрасный, -

В борьбе неравной поражен,

Бессмертье их разделит он.

И задрожит тиран надменный!

Герой свой помысл сокровенный

В сынах сумеет заронить;

Они не согласятся жить

В позорном рабстве, и святая

Борьба, однажды начатая,

Хоть затихает иногда,

Победой кончится всегда.

О, Греция! Века седые,

Страницы подвигов живые,

Пускай расскажут это нам.

Египта Древнего царям

Достался ряд гробниц унылых,

Но прах твоих героев милых,

Назло безжалостной судьбе

Разбившей мрамор их надгробный,

Напоминает о себе

В горах отчизны бесподобной,

И нам укажет муза с них

Могилы витязей твоих.

Зачем следить нам за паденьем

Благословенной стороны?

Не царств враждующих сыны

Ее свободный дух сломили,

Ее погибель предрешили...

В презренной распре сыновей

Причина рабства и цепей...

Но ни новейших дней сказанья,

Ни были канувших веков

Нам житель грустных берегов

Не передаст... Лишь встарь деянья

Внушали творчеству полет,

Когда людей свободных род,

Для громких подвигов хранимый,

Достоин был страны родимой...

Где гордый дух твоих детей,

Для славы созданных людей,

Героев с твердыми сердцами?

Они ничтожными рабами

Раба презренного живут;

Себя к животным приближая,

Но доблесть диких презирая,

Они ярмо свое несут.

Уже давно в среде народной

Не нарождался дух свободный;

Плывут их ветхие суда,

В живой торговле города.

О вечных плутнях вспоминая,

О них гремит молва людская,

Лишь этим в современный век

Себя прославил хитрый грек.

И тщетно стала бы свобода

Будить заснувший гнев народа...

Довольно слез о той стране!

Теперь пришло на память мне

Одно печальное сказанье.

Поймете вы мое старанье,

Когда я слушал в первый раз

Тот незатейливый рассказ.

. . . . . . . . . . . . . . .

Ложатся тени скал густые

На волны моря голубые,

И очертанья тех теней

Пугают мирных рыбарей

Майнота призраком ужасным -

Пирата хищного морей.

Рыбак не хочет плыть к опасным,

Хотя и близким берегам,

Он ударяет по волнам,

Рукою налегает сильной

И свой улов везет обильный

Туда, где хищных нет врагов,

К скалам Леоне отдаленным,

Луной спокойной озаренным;

Так нужен блеск ее лучей

Для этих ласковых ночей.

. . . . . . . . . . . . . .

Чу... Топот звонкий раздается...

Какой же всадник там несется

На скакуне во весь опор?

И эхо близлежащих гор

Подков удары повторяет...

Густая пена покрывает

Бока крутые скакуна,

Как будто бурная волна

Его недавно обмывала.

Уж зыбь на море затихала.

Но всадник мчался молодой,

Его душе был чужд покой.

Хоть облака грядущей бури

Смутят заутра блеск лазури, -

Зловещий мрак души твоей

Все ж этих черных туч грозней.

Гяур! Хоть я тебя не знаю,

Но твой народ я презираю.

В твоем лице я вижу след

Страстей... Щадит их бремя лет,

И, несмотря на возраст нежный,

В тебе таится дух мятежный.

Стрелой ты мимо пролетел,

Но рассмотреть я все ж успел

Коварный взор, сулящий мщенье,

Он выдал мне твое рожденье;

Сыны Османа истреблять

Должны ваш род иль вас бежать.

Вперед, вперед! Я с удивленьем

Следил за странным появленьем.

Как демон мчался он ночной.

Но образ этот, как живой,

Потом в душе моей остался;

И долго после раздавался

В ушах подков железных звон...

Коня пришпоривает он,

Вот пропасть видит пред собою,

Обрыв с нависшею скалою.

Он повернул тогда коня

В обход горы и у меня

Из глаз сокрылся за горою.

Все беглецу грозит бедою -

И взгляд непрошеных очей,

И блеск звезды во тьме ночей.

Но с ним не сразу я простился;

Коня он гордого сдержал,

На стременах своих привстал

И вдруг назад оборотился,

Взор неподвижный устремив

Поверх темнеющих олив.

Луна сияет над скалами,

Вдали мечеть горит огнями,

Пальбы ружейной огоньки

Мелькают, слишком далеки,

Чтоб эхо разбудить лесное.

Сокрылось солнце золотое,

И, провожая Рамазан,

Встречает набожный осман

Байрама праздник долгожданный.

Но кто же ты, о путник странный,

В одежде чуждой и с лицом,

Застывшим в ужасе немом?

Что взор твой ныне привлекает?

Что бег твой быстрый направляет?

Он все стоит... В его глазах

Сначала виден был лишь страх,

Но вскоре дикий гнев родился;

В лице он краской не разлился -

Резцом из мрамора оно,

Казалось, было создано.

Он наклонился над лукою,

&nb