Гиппиус Зинаида Николаевна - Старый Керженец

о он самый проницаемый? И на чем это видно? Пытаться определить, понять, - можно; решить - вряд ли! Одинаковость ощущения всей толпы - лучшее доказательство, что, для нее, это так.

   О. Иоанн шел быстро, оглядываясь по сторонам. Вдруг, через голову какой-то монашки, протянул мне руку с веселым "здравствуйте!", точно старого знакомого встретил. Удивляюсь немного, но отвечаю на приветствие.

   Стены народа, пробравшегося за ограду, грозно сдвигались. Кто-то подходил, подбегал, подкатывался, с невнятными звуками порывался вперед... Женщина, не баба и не дама, вся сероватая, точно пенка толпы в ней воплотилась, со стоном устремления вдруг дернулась вниз, на колени. О. Иоанн грубовато-ласково оттолкнул ее за шею. Мы двигались к воротам, а народ так и приливал, и заливал гладковолосого старичка, - точно вода, крутясь и урча, устремлялась в одно узкое отверстие.

   У духовского священника везде, - на лестнице, в "зальце", в крошечной гостиной, - стены народа. В гостиной у печки - вино, закуски. Рядом диван, на который и сел, за овальный стол, о. Иоанн. С ним сел Штюрмер, мы - напротив. Кресло по левую руку от о. Иоанна занималось попеременно различными людьми.

   - Ягодки, ягодки! - обрадовался о. Иоанн, увидев пять тарелок с викторией, клубникой и морошкой. - Вот хорошо в летний день! Я и чай забуду с ними!

   Древнюю старуху на кресле сменил бравый генерал. Церковь задумал строить, сам сборщиком.

   - Церковь? Что ж, я денег пожертвую...

   Вышел с ним, пожертвовал, вернулся. Опять сидим. Штюрмер попытался, было, навести разговор (для нас) на Толстого, на религиозное движение в Петербурге - напрасно! О. Иоанну это не нужно. И, чувствуется, войди он в это, начни рассуждать, размышлять, судить или писать об этом, он изменит себе, утратит свое сияние, слова его будут с общими всем ошибками и промахами, быть может, еще худшими, чем у многих. А так - он весь светится, и грубо, и блистающе, своими земляничками, пурпуром рясы, голубыми, как небеса утром, глазами.

   А люди все подходили, сменялись на заветном кресле. Громадного купца с бледным лицом оттеснила старушенция в наколке. "Батюшка, - лепечет, - батюшка. Женщина одна. Нельзя ли, чтобы прозрела? Давно больна...". О. Иоанн туг на ухо, половины не слышит. Наконец, спросил: "Как имя?".

   - Екатерина. Чтоб прозрела, батюшка, нельзя ли.

   Молчит. Помолчала и старушка, и вдруг новое:

   - Батюшка! Дай ты мне две ягодки из ручек твоих. Из твоих ручек!

   О. Иоанн будто не слышит. Потом вдруг сгреб из тарелки целую горсть виктории и сунул через стол. Старуха вся дрогнула, двумя руками принимая ягоды: "Батюшка! Как нектар буду хранить!".

   Еще подходили, письма передавали, шептали, плакали, рассказывали, умоляли... Наконец, о. Иоанн весело сказал губернатору:

   - Время-то нам дорого, А. А.! Нам ведь еще к Сандулееву...

   - Не закусили ничего, о. Иоанн! - упрашивали хозяева. - Вот закусочка приготовлена.

   - Закусочка? Ну, что ж, я вот мадерцы разве. Мадерца-то есть?

   Опять с веселостью. Ему точно стихийно нужна и эта вечно устремленная к нему толпа, и мадерца, и губернатор, - для какого-то легкого опьянения. Ровен ко всем: никакого отличия и, может быть, никакого внимания к человеку.

   Нам было пора. О. Иоанн, все забыв и точно очнувшись на мгновение, стал вглядываться в нас и в двух других людей, его и губернатора сопровождавших, как в незнакомых. Потом улыбнулся, сказал что-то приветливое, махнув рукой. Все у него безотчетно. И как хорошо, что он никого не замечает, не знает сложных недоумений, болей и вопросов, которые мучают нас, - и далеких "согласников" за Волгой. Блажен о. Иоанн, пока он светел и прост, как просты те дети, идущие к нему со своим страданием. "Если не обратитесь и не будете, как дети..." - это не для них сказано: они не могут "обратиться", они и так дети, - еще дети...

   Снова властная, единосильная толпа. Поспешая к выходу, мы натолкнулись в темных сенях на старушенцию с "нектаром". Она завизжала, думая, что кто-то посягает на ее сокровище. На крыльце неудержимая волна, точно волна слез, опять тихо накрыла о. Иоанна. Чуть мелькает его гладкая, желтая головка, пурпуровый рукав... Народ кинулся за коляской. Самое главное, - просвет их, - исчезал. Надо было за ним, к нему, - безразумно!

   Может быть, и "это" - то же самое? То, что людям нужно, и будет, вероятно, нужно всегда. Только всегда ли "безразумно"?

   Через час мы были на вокзале и уехали в Петербург.

  

  

   Из далекого Заволжья долго получали мы серые пакеты с кривыми строчками: "...и кланяемся мы вам и вся наша братия... И еще хотели мы вас спросить об Откровении святого Иоанна, о такой-то главе, потому что мы недоразумеваем. А Малицкий теперь батюшкой в селе Пролаз. И одержал он письма ваши, что вы нам прислали, не отдавал месяца с полтора. А будете письма писать, то пишите заказными. И просим вас, извините, что письмо это написано грубо... Ожидаем вас, не приедете ли еще для разговору, что мы все вперед простираемся...".

   Потекли годы, годы, один страшнее другого. Что сталось с ними, с этими русскими людьми? Что там - в самой глубокой глубине России?..

  

  

   Впервые: Последние Новости. Париж, 1931. 20 ноября. No 3894. С. 2-3; 22 ноября. No 3896. С. 3-4; 1 декабря. No 3905. С. 3; 4 декабря. No 3908. С. 3. В форме дневника этот рассказ был опубликован Гиппиус в журнале "Новый Путь" (1904. No 1. С. 151-180) под названием "Светлое озеро". Мережковские ездили к "невидимому граду Китежу" в июне 1902 года. В 1931 году Гиппиус обратилась в конце рассказа мыслью к тому, что теперь происходит в этих местах: "Протекли годы, один страшнее другого. Что сталось с ними, с этими русскими людьми? Что там - в самой глубокой глубине России...".

   "В лесах" (1875), "На горах" (1875-1881) - дилогия П. И. Мельникова (Печерского) из жизни заволжского старообрядческого купечества.

   "Нива" - еженедельный иллюстрированный журнал, выходивший в Петербурге в 1870-1918 гг.

   Товарищество Зингер - компания Зингер, осуществлявшая производство и сбыт швейных машин в России. Существовала в США, с 1895 г. центральные конторы в Москве, Петербурге, Варшаве и Риге. С 1900 г. обосновалась в Подольске Московской губернии.

   "в начале бе Слово" - начальные слова Библии.

   Евхаристия - причащение, одно из главных таинств христианства.

   "Миссионерское Обозрение" - духовный журнал, выходивший в Петербурге в 1896-1917 гг.

   Иоанн Кронштадтский (Сергиев Иоанн Ильич; 1829-1909) - протоиерей-проповедник, канонизирован в 1988 г.

   "Если не обратитесь и не будете, как дети..." - Мф. 18, 3.