y"> Когда нечистый появится,
Зовет его к себе с ним вечер проводить.
Потом просил его, чтоб сделать одолженье
Из собственных стихов прочесть бы сочиненье.
И стихотворец, в угожденье,
Одну из слезных драм хозяину читал
(Однако имя ей комедии давал),
Которою хотя хозяин не прельщался,
Да сочинитель сам, однако, восхищался.
Нечистый дух, как час настал,
Хозяину хоть показался,
Но и явления не выждав одного,
По коже подрало его
И стало не видать. Хозяин догадался,
Что домовой чего-то невзлюбил;
Другого вечера дождавшись, посылает,
Чтоб посидеть опять к нему писатель был,
Которого опять читать он заставляет;
И он читает.
Нечистый только лишь придет -
И тем же часом пропадет.
"Постой же, - рассуждал хозяин сам с собою,-
Теперь я слажу с сатаною,
Не станешь более ты в дом ко мне ходить".
На третью ночь один хозяин наш остался.
Как скоро полночь стало бить,
Нечистый тут. Но чуть лишь только показался,
"Эй, малый, поскоряй! - хозяин закричал. -
Чтоб стихотворец ту комедию прислал,
Которую он мне читал".
Услыша это, дух нечистый испугался,
Рукою замахал,
Чтобы слуга остался;
И, словом, домовой
Пропал, и в этот дом уж больше ни ногой.
Вот если бы стихов негодных не писали,
Которые мы так браним,
Каким бы способом другим
Чертей мы избавляться стали?
Теперь хоть тысячи бесов и домовых
К нам в домы станут появляться,
Есть чем от них
Обороняться.
Домовой. Вольный перевод басни Геллерта "Das Gespenst" ("Привидение"). Впервые - изд. 1782 г., ч. 2, стр. 21. В басне Геллерта стихотворец читает трагедию. Хемницер заменяет ее слезной драмой, жанром, который получал все большее распространение в русской литературе. Хемницер отрицательно относился к этому жанру, что ясно видно из следующей его заметки: "Рассуждение о порядочном выдерживании какого-нибудь представления в одинаковом положении... Уподобление 2. Что почувствует призванный к похоронному обряду, <когда> увидит между печальных лиц и облеченных печальным одеянием кучу скачущих, коверкающихся, смеющихся и бешеных, одетых в шутовском наряде. Какая странная пестрота зрелищ и чудесная смесь должны будут поражать чувства зрителя и, так сказать, терзать оные чувства впечатлением подобной странности? Вот образ слезных комедий или комических трагедий, какого рода суть многие из немецких нынешних и прежних французских. Боже оборони и российский театр от подобных морских чуд: это будут кентавры, то есть ни лошади, ни люди; а таким уродам, думаю, человеческое сердце ни порадоваться, ни сострадать не может" (архив Грота).
ЗЕЛЕНЫЙ ОСЕЛ
Какой-то с умысла дурак,
Взяв одного осла, его раскрасил так,
Что стан зеленый дал, а ноги голубые.
Повел осла казать по улицам дурак;
И старики, и молодые,
И малый, и большой,
Где ни взялись, кричат: "Ахти! осел какой!
Сам зелен весь, как чиж, а ноги голубые!
О чем слыхом доселе не слыхать!
Нет, - город весь кричит, - нет, чудеса такие
Достойно вечности предать,
Чтоб даже внуки наши знали,
Какие редкости в наш славный век бывали".
По улицам смотреть зеленого осла
Кипит народу без числа;
А по домам окошки откупают,
На кровли вылезают,
Леса, подмостки подставляют:
Всем видеть хочется осла, когда пойдет,
А всем идти с ослом дороги столько нет;
И давка круг осла сказать нельзя какая:
Друг друга всяк толкает, жмет,
С боков, и спереди, и сзади забегая.
Что ж? Два дни первые гонялся за ослом
Без памяти народ в каретах и пешком.
Больные про болезнь свою позабывали,
Когда зеленого осла им вспоминали;
И няньки с мамками, робят чтоб укачать,
Кота уж полно припевать, -
Осла зеленого робятам припевали.
На третий день осла по улицам ведут;
Смотреть осла уже и с места не встают,
И сколько все об нем сперва ни говорили,
Теперь совсем об нем забыли.
Какую глупость ни затей,
Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней.
Напрасно стал бы кто стараться
Глупцов на разум наводить, -
Ему же будут насмехаться.
А лучше времени глупцов препоручить,
Чтобы на путь прямой попали;
Хоть сколько бы они противиться ни стали,
Оно умеет их учить.
Зеленый осел. Вольный перевод басни Геллерта "Der grüne Esel". Впервые - изд. 1782 г., ч. 2, стр. 31. Вариант начата басни, записанный в "памятной книжке" Хемницера (изд. Грота, стр. 418): "В басню Зеленого осла начало:
Иной шутя дурачество заводит
И дураков прямых наружу тем выводит.
Или:
Иной дурачество из шутки затевает
И множество глупцов прямых тем обличает".
Сюжет басни Геллерта восходит к басне Абстемия "De vidua etasino viridi" ("О вдове и зеленом осле").
Кота уж полно припевать - т. е. петь колыбельную песню про кота.
СОЛОВЕЙ И ЧИЖ
Был дом,
Где под окном
И чиж и соловей висели
И пели.
Лишь только соловей, бывало, запоет,
Сын маленький отцу проходу не дает,
Всё птичку показать к нему он приступает,
Которая так хорошо поет.
Отец, обеих сняв, мальчишке подает.
"Ну, - говорит, - узнай, мой свет,
Которая тебя так много забавляет?"
Тотчас на чижика мальчишка указал:
"Вот, батюшка, она", - сказал,
И всячески чижа мальчишка выхваляет:
"Какие перушки! Куды как он пригож!
Затем ведь у него и голос так хорош!"
Вот как мальчишка рассуждает.
Да полно, и в житействе тож
О людях многие по виду заключают:
Кто наряжен богато и пригож,
Того и умным почитают.
Соловей и чиж. Вольный перевод басни Геллерта "Der Zeisig" ("Чиж"). Впервые - изд. 1782 г., ч. 2, стр. 33. На аналогичный сюжет написана басня Крылова "Павлин и соловей".
ЛИСИЦА И СОРОКА
"Давно уже тебя мне хочется спросить:
Что таки ты весь день изволишь говорить? -
С сорокой свидевшись, лисица ей сказала. -
Я чаю, что тебя послушать рассуждать -
Есть подлинно что перенять".
- "Всё, что я говорю, - сорока отвечала,-
Относится к тому, чтоб, истину вещей
Открыв, других наставить в ней;
И я большим моим стараньем в том успела,
Что я, кого бы ни взяла,
Пред всеми прочими найти ее умела,
С летучей мыши до орла".
- "Большое б, - говорит лисица, - одолженье
Твое услышать наставленье,
Когда бы ты не в труд сочла".
Как на кафедре врач глубокоизученный,
И знаньем, и своей особой зараженный,
Когда готовится преподавать урок,
Сперва вперед и взад кафедры пошагает,
С осанкой в носовой свой шелковый платок
Утрется и потом уж слово начинает, -
Так точно, на суку сорока находясь
И поучение давать расположась,
Сперва вперед и взад с осанкой выступала
И справа нос об сук и слева подчищала.
Потом, приняв лица ученейшего вид,-
"Я рада всем служить, что знаю, - говорит.-
Я не люблю своим таиться дарованьем:
Пусть пользуются все открытым мне познаньем.
Не так ли? Ты ведь у себя
Четыре всё ноги считала?
Но не четыре их! Хоть странно для тебя.
Однако должно знать: чего б я ни сказала,
Без доказательства еще не оставляла.
Послушай, и сама признаешься тогда.
Приметила ли ты когда:
Как скоро ступишь ты, нога твоя в движеньи?
Когда же ты стоишь в покойном положеньи.
То и нога твоя покоится тогда?
Да полно, этим я не всё еще сказала,
А слушай, что теперь я стану говорить.
Чего большим трудом недавно я узнала:
Всегда, когда тебе случается ходить,
То ты не иначе как по земле ступаешь.
Приметь же ты свой хвост, и ты тогда узнаешь,
Что всякий раз, когда нога твоя шагнет,
За нею тож и хвост подастся твой вперед;
И как нога твоя то тут, то там бывает,
Точнехонько и хвост твой так же выступает,
Когда на ловлю кур изволишь ты ходить.
Из этого теперь выходит заключенье,
Что хвост твой пятою ногою должен быть.
И вот, сударыня, на ваше предложенье
Вам с доказательством решенье".
Как, право, веселит, что даже меж скотов
Способности больших умов,
Дающих всем вещам и толк и объясненье!
Мне это важное сороки рассужденье
Лисица рассказав заподлинно сама,
Примолвила при том от хитрости ума:
"Чем меньше сведущи скоты и чем глупяе,
Тем в доказательствах сильняе".
Лисица и сорока. Перевод басни Геллерта "Der Fuchsund die Elster". Впервые - изд. 1799 г., ч. 3, стр. 10. Печ. по PC, 1872, апрель, стр. 593. Ст. 14. в подлиннике зачеркнут. В изд. 1799 г. заключение басни читается:
Не образумившись от мудрых толь речей,
Лисица, пятую поджав смиренно ногу,
Пошла, и всю дорогу
Твердила: стало быть, не меж одних людей
Чем кто глупяе,
Тем в доказательствах сильняе.