Федотов Павел Андреевич - Стихотворения

  

  

   П. А. Федотов

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Поэты 1840-1850-х годов

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.

  Л., "Советский писатель", 1972

  Вступительная статья и общая редакция Б. Я. Бухштаба

  Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания

  Э. М. Шнейдермана

  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  СОДЕРЖАНИЕ

  Биографическая справка

  247. Картина "Свежий кавалер, или Где завелась дурная связь, там и в великий праздник - грязь"

  249. Пчела и цветок

  251. Тарпейская скала. Притча

  252. Усердная Хавронья

  253. "Гусиное перо людей..."

  254. К моим читателям, стихов моих строгим разбирателям

  255. Кот

  256. Тень и солнце

  257. Садовники

  Знаменитый русский художник Павел Андреевич Федотов родился 22 июня 1815 года в Москве, в многодетной бедной семье мелкого чиновника. Детские впечатления, связанные с жизнью городской окраины, общение с простыми людьми во многом определили направление его творчества. Одиннадцати лет мальчик был помещен в первый Московский кадетский корпус. Воспитывавшийся в атмосфере николаевской муштры, он отличался от большинства своих товарищей широтой интересов, жаждой знаний и сохранил эти качества навсегда. В корпусе Федотов увлекался многим: математикой, химией, языками (изучил французский и немецкий), рисованием, музыкой, много читал, сочинял шуточные стихи и переводил отрывки из од Клопштока.

  В 1833 году Федотов окончил корпус с отличием, благодаря чему, в чине прапорщика, был назначен в лейб-гвардии Финляндский полк, расквартированный в Петербурге. Свободные от службы часы он отдавал музыке (играл на рояле, флейте, скрипке, сочинял песни, которые сам же исполнял, аккомпанируя себе на гитаре) и живописи, сделавшейся постепенно его главным увлечением. С 1835 по 1845 год Федотов посещал вечерние классы Академии художеств, поначалу решив стать художником-баталистом.

  Задумав всецело посвятить себя живописи, Федотов в 1843 году в чине капитана вышел в отставку с нищенской пенсией. Вся его дальнейшая жизнь прошла в крайней бедности и напряженном творческом труде. Вскоре Федотов занялся жанровой живописью и рисунком. Этому способствовало письмо, полученное им в 1844 году От И. А. Крылова. Знаменитый поэт, баснями которого Федотов увлекался с детства, увидав несколько его набросков, посоветовал Художнику "отдаться своему настоящему призванию - изображению народного быта". {Я. Д. Лещинский, Павел Андреевич Федотов - художник и поэт, Л.-М., 1946, с. 18.} Свои новые произведения Федотов создает на основе внимательного изучения окружающей жизни. Он ходит по Петербургу, зарисовывая типы из простонародья, городские сценки. Дарование его развивается под воздействием передовых идей 40-х годов. Мотивы социально острых, новаторских по своей сути произведений Федотова связывают его творчество с гоголевским направлением в литературе, с "натуральной школой". Через посредство своего друга А. В. Дружинина Федотов сблизился с писателями, группировавшимися вокруг "Современника", - Некрасовым, Достоевским, Панаевым и др. Гравер Е. Е. Бернардский познакомил его с идеями кружка Петрашевского.

  В 1848 году Федотов впервые участвовал в академической выставке, где показал картины "Свежий кавалер" и "Разборчивая невеста". Следующая работа, "Сватовство майора", экспонированная на выставке 1849 года, принесла ему большую известность и звание академика по "живописи домашних сцен".

  Однако в реакционных кругах картины Федотова вызвали недовольство. В "Москвитянине" появилась статья "Эстетическое кое-что по поводу картин и эскизов г. Федотова", автор которой, П. М. Леонтьев, усмотрел в работах художника злобу и "сатирическую насмешку над изображаемыми лицами". {"Москвитянин", 1850,  8, отд. 6, с. 24.} Цензура запретила издание литографий с федотовских картин, меценаты стали отказываться от приобретения его произведений. Последние годы жизни художника прошли в отчаянной борьбе с нуждой и по-прежнему напряженной работе. В картинах этих лет ("Вдовушка" - 1851, второй вариант - 1851-1852, "Анкор, еще анкор!" - 1851, "Игроки" - 1852) преобладает трагическое начало.

  В 1852 году Федотов сошел с ума. Хорошо знавший его художник Л. М. Жемчужников объясняет это "борьбой с нуждой, постоянным напряжением и сознанием полной невозможности выйти из этой борьбы". {Л. М. Жемчужников, Мои воспоминания из прошлого, Л., 1971, с. 111.} Федотов очутился в невыносимых условиях сначала частной, а затем казенной больницы, где и умер 14 ноября 1852 года.

  Стихи Федотов сочинял на протяжении всей жизни, наиболее интенсивно - в последние годы; впрочем, всегда урывками, в минуты отдыха. Это басни, стихотворные пояснения к собственным картинам, лирические стихотворения, песни и т. д.

  Стихи Федотова по своему художественному значению не идут ни в какое сравнение с его живописно-графическими работами, однако созданы на общей с ними основе, родственны их настроениям и темам. Большая и наиболее интересная часть стихов - сатирические произведения. Это социальная сатира, нередко затрагивающая политические основы Российской империи. Естественно, что напечатаны подобные произведения быть не могли. Не предназначая свои поэтические опыты для печати, Федотов обычно читал их друзьям, а те переписывали и распространяли их в списках. Некоторые произведения, в особенности поэма "Поправка обстоятельств, или Сватовство майора", приобрели в списках широкую популярность.

  Публикация поэтического наследства Федотова началась вскоре после его смерти и затянулась надолго из-за препятствий, чинимых цензурой. Наиболее полно стихотворные произведения Федотова были опубликованы в наше время, в книге Я. Д. Лещинского "Павел Андреевич Федотов - художник и поэт" (Л.-М, 1946).

  

  

   247. КАРТИНА "СВЕЖИЙ КАВАЛЕР,

  

  

   ИЛИ ГДЕ ЗАВЕЛАСЬ ДУРНАЯ СВЯЗЬ,

  

  

  ТАМ И В ВЕЛИКИЙ ПРАЗДНИК - ГРЯЗЬ"

  

  

   Где завелась дурная связь,

  

  

   Людей порядочных стыдясь,

  

  

   Там их как можно избегают,

  

  

   Друзей под масть уж подбирают;

  

  

   Друзья под масть лишь потакают;

  

  

   За снисходительность же их

  

  

   Хозяин также должен в них

  

  

   Оправдывать их заблужденья:

  

  

   За снисхожденье - снисхожденье.

  

  

   Потом, боясь их оскорбить,

  

  

   Он не откажет разделить

  

  

   И с ними то, что им по нраву,

  

  

   И так он нехотя отраву,

  

  

   Сначала морщась, будет пить,

  

  

   Потом, привыкнув, находить,

  

  

   Что этот яд не так опасен,

  

  

   Что ропот на него напрасен,

  

  

   И наконец, что знал за грязь,

  

  

   Уже полюбит, с ней сроднясь,

  

  

   И будет даже удивляться,

  

  

   Как мог он этого бояться.

  

  

   Но между тем увидит сам,

  

  

   Что он к порядочным людям

  

  

   Стал больше прежнего не к масти,

  

  

   В кругу их быть - уж род напасти,

  

  

   Упрека полны взоры их.

  

  

   Тут, с горем убежав от них,

  

  

   Встревожив совесть, он стремится

  

  

   В разгуле страсти позабыться,

  

  

   И, упоенный, счастлив он;

  

  

   Тут совесть отыскала сон.

  

  

   И вот на поприще разврата

  

  

   Уж он далек, уж нет возврата,

  

  

   Расслабла совесть ото сна,

  

  

   От опьяненья, а она,

  

  

   Бывало, тенью неразлучной

  

  

   Плелась за ним, как страж докучный,

  

  

   И берегла его от бед.

  

  

   Но тень резка, коль ярок свет.

  

  

   Его же солнце вихрь могучий

  

  

   Страстей, пороков черной тучей

  

  

   Затмил, как в сумраке предмет;

  

  

   Он мрачен стал - и тени нет.

  

  

   Так он один в потемках бродит,

  

  

   В потемках тень за ним не ходит.

  

  

   Победу празднуя, порок

  

  

   Нахально носит свой венок.

  

  

   И если встретит вдруг презренье,

  

  

   Уж не раскаянье, а мщенье

  

  

   В душе порочной закипит:

  

  

   К злодейству - шаг, коль совесть спит.

  

  

   1846

  

  

  

  249. ПЧЕЛА И ЦВЕТОК

  

  

  Летая п_о_ свету, конечно, за медком,

  

  

  

  Пчела влетела в дом.

  

  

   Увидевши в окне горшочки

  

  

  

  И в тех горшках цветочки,

  

  

  

  Ну как не залететь?

  

  

   Где до любимого коснется,

  

  

  Не только что пчелам - и нам, людям, неймется.

  

  

   Любимое хоть в щелку поглядеть -

  

  

  

   И то отрада, -

  

  

   А тут пчеле цветы - чего ж ей больше надо?

  

  

  К тому ж людской разборчивый и прихотливый род

  

  

   Цветов к себе дурных в хоромы не берет,

  

  

  

   А из отличных всё пород.

  

  

  

  Коль и на взгляд иной не так приятен,

  

  

  

   Так уж наверно ароматен.

  

  

  

  

  И подлинно, пчела

  

  

  В дому один цветок породистый нашла,

  

  

  Да только, не в родню, он что-то рос так бедно

  

  

  

  

   И цвел так бледно,

  

  

  

  

  Что не на что взглянуть.

  

  

  Пчела подумала: "Попробую нюхнуть!

  

  

  

   Авось утешусь ароматом,

  

  

  

   Авось медку найду хоть атом!"

  

  

  

  

  Но что же?.. И того

  

  

  

   Не оказалось у него.

  

  

  

   Пчела плечами только жала:

  

  

  "Земля, что ль, под тобой, цветочек, отощала?"

  

  

  

   Подумала и вниз сползла -

  

  

  

   Земля хорошая была

  

  

  

  

  И полита как надо.

  

  

  Трудолюбивую пчелу взяла досада.

  

  

  

  

  (Кто сам трудолюбив,

  

  

  К бездействию других ужасно щекотлив;

  

  

  Сейчас подумает, что, верно, тот ленив.)

  

  

  

  

  И, приписав всё лени,

  

  

  

  

  Пчела укоры, пени

  

  

  

  

  На хилого цветка

  

  

  

   Посыпала как из мешка:

  

  

  "Урод, - жужжит она, - позор своей породы!

  

  

  Ты знаешь, как ее повсюду чтут народы?

  

  

  

   А ты свои дары природы

  

  

  

  

  Куда девал?"

  

  

  

  

  

  И жало

  

  

  

  

  Уж местью задрожало.

  

  

  "А я, - тогда цветок уныло отвечал, -

  

  

  Блажен, когда б об этом и не знал.

  

  

  Желаньем не томясь и к цели равнодушный,

  

  

  Я, может, лучше б цвел и в этой сфере душной!

  

  

  Окно на север здесь, любезная, взгляни!

  

  

  Насупротив - стена, и я всю жизнь в тени,

  

  

  В тени!.. Меж тем с порой изящества начало

  

  

  В душе про сладкое про что-то зашептало,

  

  

  Но вместе с тем, увы, тогда ж казалось мне,

  

  

   Что что-то здесь в моем окне

  

  

   Тот сладкий шепот заглушало,

  

  

   Но я тогда еще был мал,

  

  

   Неясно это понимал

  

  

   И рос, как все. Когда ж с явленьем почек

  

  

   Все закричали: "Вот цветочек!" -

  

  

   Тогда широкая молва

  

  

   Души неясные слова

  

  

  

  Собой мне разъяснила.

  

  

  Я понял, чем меня природа одарила,

  

  

  Какой блестящий мне дала она удел.

  

  

  За ним, достичь его желаньем полетел -

  

  

   Душа лишь только средств искала, -

  

  

  Но в них, увы, судьба мне жадно отказала!

  

  

   Я жажду солнца, но оно

  

  

   В мое не жалует окно!

  

  

  Желанья пылкие желаньями остались,

  

  

  От безнадежности лучи их к центру сжались,

  

  

  И спертый жар теперь как ад во мне палит

  

  

   И весь состав мой пепелит!

  

  

  Так не дивись, пчела, что я цвету так вяло,

  

  

  И не брани меня, не разобрав, за лень.

  

  

   Ничтожности моей начало -

  

  

  

  

  Тень!.."

  

  

   Талант, молись, чтоб счастья солнце

  

  

   Взглянуло иногда в твое оконце.

  

  

  

   Иначе, как цветы,

  

  

  

   В тени замрешь и ты.

  

  

  10 июля 1849

  

  

  

  251. ТАРПЕЙСКАЯ СКАЛА

  

  

  

  

  Притча

  

  

  В глубокой древности один законодатель

  

  

  

  И, как велось, богам приятель,

  

  

  

  С одним из них в радушный час

  

  

  

   Сидевши глаз на глаз,

  

  

  

  Был удостоен откровенья

  

  

  

   И наставленья,

  

  

  

  Как сделать счастливым народ.

  

  

  

  Конечно, первое условье

  

  

  

   Для счастия - здоровье.

  

   Вот он для улучшения своих людских пород

  

  

   Постановил в закон: чуть где родись урод

  

  

   Иль хворенький иной, иль просто недоношен,

  

  

  

  Дитя быть должен в море брошен;

  

  

   А если быть кому по правилам в живых, -

  

  

  

   Чтобы ни пятнышка на них,

  

  

  Ни бородавочки нигде не оставалось,

  

  

  

  

  Сейчас чтобы срезалось

  

  

  

  

   Иль выжигалось.

  

  

  Устроен на скале Тарпейской комитет.

  

  

   Набрали членов добрых, честных,

  

  

   Умом, ученостью известных,

  

  

  

  

   Хирургов цвет.

  

  

  

  

  И в этом комитете

  

  

  Осматривались все и подчищались дети.

  

  

   Проходит двадцать, тридцать лет,

  

  

  Вот новое уже явилось поколенье,

  

  

  Но вовсе не видать в породе улучшенья.

  

  

   Уродов не перевелось.

  

  

   Знать, члены матерей щадили.

  

  

  В делах политики в расчет не брать же слез,

  

  

   И добрых членов заменили

  

  

  

  

  Другими, покрутей;

  

  

   Но улучшение людей

  

  

  Вперед у них, глядят, всё мало подается.

  

  

   Не действует на членов ни арест,

  

  

  

  

  

  Ни крест;

  

  

   Смени иного - он смеется

  

  

  

  И очень, очень рад:

  

  

   В другое место заберется, -

  

  

  Везде, где ни служи, - везде жирней оклад,

  

  

  

  Чем в членах комитета.

  

  

  

   Смекнувши это,

  

  

  

  

   Сейчас

  

   Оклады увеличили для членов во сто раз,

  

  

  И место сделалось первейшим в государстве.

  

  

  Но улучш_и_лась ли людей порода в царстве?

  

  

  

  Член, точно, местом дорожит,

  

  

  Поэтому от всякой малости дрожит

  

  

   И, несмотря на материно горе,

  

  

  Ребенка всякого почти кидает в море.

  

  

   Оно, спокойней и верней -

  

  

  

  

  Дитя отпето

  

  

  

  И нет вперед ответа.

  

  

  А если жить и даст по доброте своей,

  

  

   То с пятнышками у детей

  

  

   Обрезав и кругом с запасом,

  

  

  

  

  Без носа часом

  

  

   Их пустит в свет иль без ушей

  

  

  И изо всякого обделает урода.

  

  

  

  

  

  А вместе с тем

  

  

  Всё прекращалося, и наконец совсем

  

  

   С земли исчезла вся порода.

  

  

   Остались члены для развода.

  

  

  

   И слышал я вчера:

  

  

  Потомки их весьма способны в цензора.

  

  

  1849 (?)

  

  

  

  252. УСЕРДНАЯ ХАВРОНЬЯ

  

  

   Не далее как в нынешнем году

  

  

  

   В одном саду

  

  

   Любимая из барыниных дочек,

  

  

  

  Лет четырех, сама цветочек,

  

  

  

  Хотела розанчик сорвать

  

  

  

  Да, позабывши про колючки,

  

  

  

   С разбега хвать-

  

  

  

  И ободрала ручки!

  

  

   "Ай, ай!" - швырнувши прочь цветок,

  

  

  

  Бедняжка зарыдала.

  

  

  

  На звонкий голосок

  

  

  

  Мамаша прибежала.

  

  

  Увидевши в крови любимое дитя,

  

  

   Перепугалась не шутя;

  

  

   Сейчас ребенка подхватила,

  

  

   Лечить в хоромы потащила...

  

  

  Ребенок на руках у матери ревет,

  

  

   Колючки острые клянет,

  

  

  За ним и мать вопит, колючки проклиная.

  

  

  "Вот я их! - говорит, ребенка утешая. -

  

  

  Колючки гадкие! Вишь, смели обижать

  

  

  Малюточку мою! Сейчас их всех содрать".

  

  

  Конечно, всё лишь это были прибаутки

  

  

  

  

   Для шутки

  

  

   От истинной любви к малютке.

  

  

  Хавронье ж, горничной, случись вблизи стоять.

  

  

  Привыкши век свой всё буквально понимать, -

  

  

  Притом же с барыней холопке что за шутки! -

  

  

   Хавронья и на этот раз

  

  

   Всё поняла за истинный приказ,

  

  

  

   Хоть очевидно,

  

  

   Для сада будет преобидно.

  

  

   Хоть говорится иногда:

  

  

  

   Спрос не беда,

  

  

  

   Не ослушанье

  

  

   (Ведь ухо может изменить) -

  

  

   Сомнительное приказанье

  

  

  Не грех подчас переспросить.

  

  

  Иль в знак сомнения хоть за ухом почешешь:

  

  

  За что ж, мол, иль себя, или господ опешишь?

  

  

   Лишь стоит быть чуть-чуть с умом.