Давыдов Дмитрий Павлович - Стихотворения - Книги

Д. П. Давыдов

Стихотворения --------------------------------------

Поэты 1860-х годов

Библиотека поэта. Малая серия. Издание третье

Л., "Советский писатель", 1968

Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского.

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка

Амулет

Моя юрта

Думы беглеца на Байкале

Сибирский поэт

Тунгус

Дмитрий Павлович Давыдов родился в 1811 году в Ачинске Енисейской губернии в семье гидрографа, близкого родственника Дениса Давыдова.

Пятнадцати лет он поступил в Ачинский окружной суд канцелярским служителем, затем был произведен в канцеляристы, но работа эта его не привлекала. В 1830 году, выдержав соответствующий экзамен при Иркутской гимназии, Давыдов был назначен учителем Троицкосавского уездного училища. В 1838 году он переехал в Якутск, где в течение десяти лет был смотрителем училищ Якутской области. В годы 1848-1859 он занимал ту же должность в Верхнеудинском округе (Верхнеудинск - теперь Улан-Удэ).

Таким образом, тридцать лет Давыдов занимался педагогической деятельностью, отдавая ей много душевных сил, не заботясь о карьере и продвижении в чинах. "Я посвятил себя занятию, к которому чувствовал призвание, - писал он, и смею думать, усилия мои к распространению грамотности, смягчению нравов и развитию умов моих воспитанников не остались без последствий". И в другом месте: "О вверенных мне заведениях я заботился примерно и снабжал бедных учеников книгами на свой счет. С гордостью могу сказать, что никто из моих воспитанников не оказался негодяем. Все они были проникнуты тем благородным духом, который инстинктивно чувствуется детьми и сообщается им на всю жизнь как бы по обаянию, непреклонному перед влиянием, враждебно ему действующим".

Давыдов был человеком с широким кругом интересов. С юных лет он полюбил точные науки. Он обратился в Московский университет с просьбой "сделать ему экзамен на степень кандидата чистой математики и физики и других относящихся к оным наук". Однако в январе 1831 года Давыдова уведомили, что "за неимением постановлений о заочных испытаниях" его просьба не может быть удовлетворена.

Давыдова глубоко интересовало все связанное с Сибирью. В середине 40-х годов он принял участие в работах сибирской экспедиции А. Ф. Миддендорфа, производя в Якутске геотермические исследования и метеорологические наблюдения. В специальной докладной записке в Академию наук Миддендорф дал высокую оценку этим наблюдениям. В целях промышленного развития Сибири Давыдов обдумывал проекты соединения Байкала с Леной.

Он много занимался "электричеством и магнетизмом, как силами, обещающими громадные услуги для людей в будущем", мечтал о беспроволочном телеграфе, управляемом летательном аппарате и пр.

Давыдов

был

настоящим

подвижником-краеведом, лингвистом, фольклористом,

этнографом,

археологом. Он изучал якутский и бурят-монгольский языки и опубликовал первый выпуск якутско-русского словаря. Он много лет собирал монгольские сказки, легенды, пословицы и часть из них передал известному ориенталисту, монголоведу О. М. Ковалевскому, договорившись об их издании в подлиннике и в русском и французском переводе. Связанный с Русским географическим обществом, Давыдов неоднократно ездил в Баргузин, собирая сведения о минеральных источниках, древних водопроводах и пр., и намеревался написать монографию о Баргузинском крае. В изданиях Географического общества напечатано несколько работ Давыдова - "О начале и развитии хлебопашества в Якутской области", "О древних памятниках и могильных остатках аборигенов Забайкальской области Верхнеудинского округа" и др. О некоторых трудах Давыдова упоминает знаменитый немецкий ученый и путешественник А. Гумбольдт в своем сочинении "Космос".

Увлечение Давыдова поэзией относится еще к детству, но поэзия вместе с тем никогда не была главным делом его жизни. Первые его литературные опыты, дошедшие до нас, - это весьма наивные поэмы или даже романы в стихах (сам поэт называет их "сибирскими романами в стихах") "Наташа" и "Заветный бокал". Они были разрешены цензором П. Гаевским в мае 1832 года, но опубликованы не были; нам удалось обнаружить их рукописи. В каком направлении развивалось далее поэтическое творчество Давыдова - не вполне ясно, поскольку он не печатал своих произведений, а их рукописи погибли в 40-х годах во время пожара в Якутске. По словам самого Давыдова, он с юности "был воспламенен: октавами Тасса": "Читая "Освобожденный Иерусалим", я задумал поэму "Покоренная Сибирь" и принялся за работу, которая уже приближалась к концу и отрывки из которой кое-где появлялись в печати без моего ведома, когда пожар в Якутске уничтожил мое произведение вместе со всем моим имуществом. Оправившись от беды, я восстановил что мог... "Покоренная Сибирь" представляет историческое событие в картинах местностей, лично мною осмотренных, в картинах, смею сказать, не лишенных занимательности, верности и изящного очертания; при том полная татарских легенд, собранных мною около бывшего Искера и <на> других кочевьях Сибири".

Только в 1856 году Давыдов начал печатать свои произведения. В том же году вышло отдельным изданием его стихотворение "Амулет", а через три года "Ширэ гуйлгуху, или Волшебная скамеечка". В 1857-1858 годах, сблизившись с поэтом и редактором-издателем петербургской газеты "Золотое руно" И. П. Бочаровым, поэт поместил в ней целый ряд стихотворений (в том числе две главы из "Покоренной Сибири") и очерков. Когда были созданы все эти произведения - установить на основании имеющихся данных пока не представляется возможным. В "Золотом руне" были напечатаны и "Думы беглеца на Байкале" ("Славное море - привольный Байкал..."), прославившие имя их автора. Уже в 60-е годы стихотворение получило широкое распространение и стало народной песней. С появлением стихотворений Давыдова в "Золотом руне" ясно обозначились характерные черты его поэзии: сибирская тематика, сочувственное отношение к трудовому люду народов Сибири, глубокий интерес к их быту и языку, легендам, преданиям, песням, к историческому Прошлому и природе Сибири.

В 1859 году Давыдов вышел в отставку, чтобы заняться литературной и научной деятельностью, завершить свои многолетние работы, и переехал в Иркутск. Здесь ему пришлось пережить одно за другим тяжелые испытания. В 1861 году поэт ослеп. Больше восьми лет он пролежал в постели без движения, со сведенными руками и ногами. К тому же в Варшаве сгорели рукописи Давыдова, находившиеся у О. М. Ковалевского. Позже, в 1870 году, другие его рукописи, книги, вещи, физические и астрономические инструменты погибли во время наводнения в Иркутске, когда затопило его квартиру. "Таким образом, пятнадцатилетний труд, стоивший мне неимоверных усилий и лишений, - писал Давыдов о собрании монгольского фольклора, - труд, которым я гордился и который обещал многое, исчез в огне и воде бесплодно для света, оставив лишь отрывочные следы своего существования".

Когда руки и ноги начали действовать, слепой Давыдов снова стал думать о продолжении своих разнообразных работ, но нужда и почти полное одиночество, не говоря уже о слепоте, развеяли его надежды,

В 1871 году в Иркутске вышла книга Давыдова "Поэтические картины", продиктованная им дочери. Эта книга - в значительной степени автобиографического характера, с многочисленными антинигилистическими выпадами. В поэтическом отношении она очень слаба.

После иркутского пожара 1879 года Давыдов перебрался в Тобольск, где и умер 11 июня 1888 года.

Издания стихотворений

Амулет. Казань, 1856.

Ширэ гуйлгуху, или Волшебная скамеечка. Верхнеудинск, 1859 (напечатана в Казани).

Поэтические картины. Иркутск, 1871.

Стихотворения. Вступит, статья, редакция и примечания Ф. Кудрявцева. Иркутск, 1937. (В издании много текстологических погрешностей.)

АМУЛЕТ

Всё было тихо; солнце село;

Чуть слышен плеск волны;

А ночь июльская светлела

Без звезд и без луны.

Веслом двухлопастным лениво

Я бороздил поток -

Скользил по Лене горделивой

Берестяной челнок.

Далёко берег был за мною,

Другого не видать;

Но над безбрежною рекою

Так весело мечтать!

Природа северная чудной

Красой одарена;

Но для кого в стране безлюдной.

Роскошна так она?

О, для кого такое лето

И для кого зима!

То днем и ночью много света,

То днем и ночью тьма!

Якут на дивные картины

Смотреть не сотворен;

Весь рай его - кусок конины

И кумыса чарон.

Не вечно прелести от света

Красавица таит;

И нежится, полураздета,

Когда одна сидит.

Далёко мысль моя летела

От благодатных мест;

А ночь июльская светлела

Без месяца и звезд.

Вдруг вихорь... Дико заревела,

Напенившись, река;

И безотрадно заскрипело

Бересто челнока.

Ныряет он, - то вверх выносит,

То падает опять,

Как будто о пощаде просит

То небеса, то ад.

Надежды нет: река безбрежна;

Грозит, но медлит смерть;

На трепет жертвы неизбежной

Ей весело смотреть.

Еще раз буря простонала;

В лицо ударил вал...

И ничего потом не стало -

Я не жил, не страдал.

Когда очнулся я, всё было

И тихо и светло;

Отрадно солнышко всходило,

И Лена - как стекло.

Один под сосною прибрежной

Лежал и думал я:

То сон ли был души мятежной,

Иль чудо бытия?

Но глаз мой зорок, ухо чутко...

Я слышу шум шагов,

Я вижу - старая якутка

Выходит из кустов.

"Скажи мне, друг мой узкоокий,

Что было, как со мной?

Я утонул в реке глубокой -

И кто спаситель мой?"

"Молчи и слушай, нуча, слово:

Хотук тебя спасла.

Смотри: вдали стоит сурово

Сергуева скала.

Вчера абтах переселился

На эту высоту;

Увидел нучу, рассердился

И - напустил сату.

А я три раза поднимала

Спасительный керях;

Меж тем тебя не видно стало

В бушующих волнах.

Но силен бог... Сата минула,

Сравнялася Эббе.

Я ветку с берега столкнула

И понеслась к тебе.

Пусть давит аджарай абтаха.

Ты, нуча, невредим.

Возьми подарок и без страха

Гуляй по свету с ним".

Шаманка амулет счастливый

Надела на меня:

То были волосы из гривы

Пеганого коня.

С тех пор за годом год промчался -

Я не считал их сам, -

И много, много я скитался

В степях и по морям.

Но дар заветный удаганы

Всегда меня хранил;

Перед ним стихали ураганы,

Он молнии гасил.

Зверь лютый набежит, бывало, -

Смирится и уйдет;

Иль змей в меня направит жало, -

Свернется и уснет.

Весь мир послушным мне казался, -

Не думал я о нем,

Но я жестоко ошибался

В могуществе своем.

Раз повстречался я с девицей:

Зарница на щеках,

Огонь небесный под ресницей,

Рубины на устах.

Вилися локоны густые;

Волнилась тихо грудь:

Тут рай, все блага тут земные -

Не мне - кому-нибудь.

Напрасно к силе амулета

Несчастный прибегал:

Не вздох, любовию согретый, -

Я холод ощущал.

Пред взором девы горделивой,

Не любящей меня,

Бессильны волосы из гривы

Пеганого коня.

Ах, удаган, мой друг далекий,

Зачем ты не дала

Мне против красоты жестокой

Волшебного узла?

Пускай бы бури рокотали

Над головой моей,

И звери лютые рыкали,

И шевелился змей...

Не так мое бы сердце ныло,

Не так страдал бы я,

Как пред красавицей Людмилой,

Холодной для меня.

ПРИМЕЧАНИЯ

Чарон - деревянный особенной формы стакан, из которого якуты пьют кумыс. Нуча - русский. Хотук - девица. Сергуева скала (Сергуев камень) - местность в 40 верстах ниже Якутска, где Лена сливается в одно русло. Абтах - колдун. Сат_а_ - напущение ветра, возмущение атмосферы посредством колдовства. Керях - шаманская жертва. Эббе - бабушка. Так якуты называют Лену. Ветка - берестяный челнок. Аджарай - бес. Есть поверье, что при неудачах злые духи давят шамана, равно и перед смертию его, если он затрудняется передать власть над ними другому. Удаган - шаманка.

<1856>

МОЯ ЮРТА

Среди сосен, за горою,

Юрта бедная моя.

Только свету предо мною,

Что белеет Тимия.

Не забудешься от лени:

Буря громко зычет в сени;

И за льдиною окна

Вьется снежная волна.

Под трубой полуразбитой

Головня трещит сердито

И ворчит горшок с водой

Да с соснового корой;

В симире кумыс забытый;

На подмощенных досках,

Собеседницы ночные,

Две подушки травяные

И узорчатый тельлях.

У стола сидит Людмила;

Томный взор она склонила

На ленивый карандаш,

Тихо шепчет: "Ах, когда-то,

Верный друг мечты крылатой,

Ты бумаге передашь

Всё, что думает мой милый

В этой области унылой;

И когда-то я взгляну

На родимую страну?"

- "Не тужи, краса родная, -

Я Людмиле отвечал. -

Скоро встанет ленский вал -

И под парусом, мечтая,

Унесемся быстро мы

От печали и зимы.

А теперь бы не мешало

Потрудиться у чувала:

Развлечешься от тоски,

Разомнется разом ножка.

Потруси в горшок муки,

Молока подлей немножко,

И хонинки на рожень

Ручкой нежною поддень,

Да в чарон, точенный гладко,

Кумысу начерпай мне;

И, с тобой наедине,

Мы поужинаем сладко...

Нас, как прежде, посетит

Призрак радости бывалой

И надеждой запоздалой

Нашу юрту оживит.

Гость небесный, добрый гений

Снова к страннику порхнет,

Снова дар мне принесет, -

И возвышенность творений

Оправдает, друг мой, сны

Незабвенной старины.

ПРИМЕЧАНИЯ

Тимия - название озера, лежащего в горах в 15 верстах к западу от Якутска. Симирь - кожаный особенной формы мешок, устроиваемый для хранения кумыса. Тельлях - вообще постель. Но преимущественно под этим словом разумеется ковер, сшитый из лоскутков верхнего тонкого слоя коровьей или лошадиной кожи, шерстью вверх. Лоскутки эти, в виде треугольников, квадратиков и продолговатых четыреугольников, подбираются попеременно, то с черною, то с белою шерстью, и составляют очень красивый узор. Тельлях из лошадиной кожи несравненно дороже тельляха из кожи коровьей. Чарон - деревянный особенной формы стакан на ножке, из которого якуты пьют кумыс.

<1857>

ДУМЫ БЕГЛЕЦА НА БАЙКАЛЕ

Славное море - привольный Байкал,

Славный корабль - омулевая бочка.

Ну, баргузин, пошевеливай вал,

Плыть молодцу недалечко!

Долго я звонкие цепи носил;

Худо мне было в норах Акатуя.

Старый товарищ бежать пособил;

Ожил я, волю почуя.

Шилка и Нерчинск не страшны теперь;

Горная стража меня не видала,