Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих - Игра судьбы

  

  

   Фридрихъ Г*, имѣя рѣдк³я природныя способности, былъ воспитанъ благоразумнымъ отцомъ для свѣта, и душа его рано украсилась цвѣтами всѣхъ пр³ятныхъ наукъ. Онъ вступилъ въ военную службу Государя своего {Одного владѣтельнаго Нѣмецкаго Принца.}, которой скоро замѣтилъ въ немъ умъ необыкновенный. Г* пылалъ, такъ сказать, огнемъ юности: Государь также. Г* былъ живъ, предпр³имчивъ: Государь любилъ так³е характеры. Г* умѣлъ блестящимъ остроум³емъ и жаромъ идей одушевлять свое обхожден³е, своею веселост³ю веселить другихъ и представлять все въ любезномъ видѣ, а Государь умѣлъ цѣнить так³я достоинства, которыя были въ немъ самомъ. Всѣ его предпр³ят³я и даже забавы показывали какое то велич³е духа; препятств³я не казались ему страшны, и неудачи усиливали только его желан³е. Къ такимъ блестящимъ свойствамъ надобно еще прибавишь наружную красоту, образъ цвѣтущаго здоровья и Геркулесовой силы, одушевленный краснорѣчивою игрою живаго ума; въ глазахъ, видѣ и походкѣ природное величество, смягчаемое благородною скромност³ю. Нравъ, разумъ и наружность вмѣстѣ плѣнили Принца такъ, что онъ безпрестанно хотѣлъ быть съ любезнымъ своимъ Г*. Одинак³я лѣта, склонности и характеры произвели между ими такую связь, которая имѣла всю твердость дружбы и всю пылкость страсти. Г* летѣлъ въ чинахъ, но чины казались Принцу еще слабымъ изъявлен³емъ его чувства. Щастье сего любимца расцвѣло вдругъ: ибо оно было творен³емъ его страстнаго друга. Двадцати двухъ лѣтъ видѣлъ онъ себя на той степени, которою обыкновенные щастливцы заключаютъ свое течен³е. Но дѣятельный духъ его не могъ довольствоваться пустымъ блескомъ милости, которою хотѣлось ему на самомъ дѣлѣ пользоваться. Между тѣмъ, какъ Государь стремился за вѣтреными удовольств³ями, любимецъ сидѣлъ надъ книгами и с бумагами, съ неутомимымъ прилѣжан³емъ посвящая себя дѣламъ, въ которыхъ наконецъ онъ столько успѣлъ, что всякое, хотя не много важное, шло черезъ его руки. Товарищъ въ игрѣ и забавахъ сдѣлался первымъ Совѣтникомъ и Министромъ Государя; одинъ раздавалъ награжден³я, одинъ чины и достоинства.

   Въ такихъ молодыхъ лѣтахъ и такъ скоро получивъ всѣ дары фортуны, человѣкъ не можетъ наслаждаться ими съ умѣренност³ю, Голова любимца закружилась на сей высотѣ; достигнувъ до послѣдней цѣли своихъ желан³й, онъ оставилъ за собою скромность. унижен³е знатныхъ, почтенныхъ стариковъ передъ юношею, произвело въ немъ надменность, а неограниченная власть Министра скоро открыла въ характерѣ его какую-то жестокость, которая прежде скрывалась подъ цвѣтами. У него не было труднаго и невозможнаго для друзей; но непр³ятели его трепетали! Онъ не зналъ мѣры ни въ благодѣян³яхъ, ни въ мести; обогащалъ другихъ болѣе, нежели самого себя, для того, чтобы они обожали въ немъ творца ихъ щаст³я; но минутная мысль, а не справедливость, управляла его благодѣян³ями. Своею гордою повелительност³ю онъ удалялъ отъ себя сердца одолженныхъ, а тайныхъ совмѣстниковъ своихъ превращалъ въ жестокихъ непр³ятелей.

   Въ числѣ людей, смотрѣвшихъ на всѣ дѣла его глазами ядовитой зависти и втайнѣ готовившихъ его паден³е, былъ Мартиненго, Итал³янской Графъ, котораго самъ Г* помѣстилъ при Дворѣ какъ человѣка совсѣмъ неопаснаго, чтобы онъ въ ежедневныхъ Принцевыхъ весельяхъ занялъ его мѣсто, оставленное имъ для Министерской дѣятельности. Почитая сего Итал³янца дѣломъ рукъ своихъ, которое онъ по волѣ могъ въ одну минуту разрушить, Г* хотѣлъ привязать его къ себѣ и страхомъ и благодарност³ю; но сдѣлалъ такую же ошибку, какъ Ришелье, которой позволилъ молодому Леграну веселить Лудовика XIII, съ тою розницею, что Г* не умѣлъ поправить сей ошибки такъ скоро, какъ Ришелье, и что врагъ его былъ гораздо хитрѣе Леграна. Мартиненго не только не гордился своимъ щастьемъ; не только боялся показать, что покровитель ему уже не надобенъ; но всячески изъявлялъ свою покорность и зависимость въ разсужден³и Министра. Между тѣмъ онъ старался какъ можно чаще быть съ Принцемъ, болѣе и болѣе входишь къ нему въ довѣренность, и дѣлаться ему нужнымъ; скоро узналъ наизусть его характеръ, и не примѣтнымъ образомъ вошелъ къ нему въ особенную милость. Всѣ хитрости, презрѣнныя благороднымъ и гордымъ.Министромъ, были употреблены Итал³янцомъ, которой не упускалъ и самыхъ подлыхъ средствъ для успѣха въ своихъ намѣрен³яхъ. Зная, что на пути порока всего нужнѣе человѣку вождь и товарищъ; зная, что довѣренность въ слабостяхъ есть самая надежная для придворнаго, онъ возбудилъ въ Принцѣ низк³я страсти, которыя въ немъ таились, и до того времени не дѣйствовали въ его сердцѣ; возбудивъ же, представилъ себя въ помощники; велъ нещастнаго отъ слабости къ новымъ слабостямъ, и сдѣлался его повѣреннымъ въ такихъ дѣлахъ, которыя для всѣхъ другихъ были тайною. Такимъ образомъ удалось ему на развращен³и Принца основать гнусный планъ своего щаст³я; глубокое таинство было его средствомъ - и по тому онъ овладѣлъ сердцемъ Государя прежде, нежели Г* могъ вообразить, что у него есть совмѣстникъ.

   Чудно покажется, что сей Министръ не примѣтилъ такой важной перемѣны; но гордость его не дозволяла ему никого бояться, особливо же человѣка, имъ презираемаго. Мартиненго съ своей стороны всячески берегся, чтобы не вывести его изъ высокомѣрнаго заблужден³я. Паден³е нещастнаго Г* было дѣйств³емъ той же самой причины, отъ которой тысячи Министровъ прежде его падали на скольскомъ пути Двора; с³я причина есть излишняя надежность на самого себя. Тайныя связи Принца съ Итал³янскимъ Графомъ его не безпокоили; съ радост³ю уступалъ онъ новому любимцу такую довѣренность, которая: всегда казалась ему презрительною, и черезъ которую хотѣлъ онъ только возвыситься. Легкомысленный Министръ безразсудно оттолкнулъ лѣсницу, которая возвела его на желаемую высоту!

   Мартиненго былъ не такой человѣкъ, чтобы довольствоваться второю степен³ю. Чѣмъ болѣе милости оказывалъ къ нему Государь, тѣмъ смѣлѣе становились его желан³я, и честолюб³е его потребовало рѣшительнаго удовлетворен³я. Трудная роля покорнаго, которую онъ все еще игралъ передъ своимъ благодѣтелемъ, тяготила его часъ отъ часу болѣе, но мѣрѣ возрастающей его надменности. Обхожден³е Министра не только не соображалось съ его быстрыми успѣхами въ пр³обрѣтен³и Государевыхъ милостей, но еще, какъ бы нарочно, давало ему по временамъ чувствовать прежнюю его ничтожность. Наконецъ вѣчное принужден³е стало ему несносно, и Мартиненго сочинилъ на досугѣ вѣрный планъ для погибели Министра. Еще не смѣлъ онъ вступить съ нимъ въ явный бой: хотя Г* и вышелъ уже изъ модныхъ любимцевъ, но старинная привязанность не могла еще истребиться; какой нибудь новой случай могъ возобновишь ее. Хитрый Ииал³янецъ чувствовалъ, что ему должно поразить его тайнымъ и смертельнымъ ударомъ. Государь любилъ уже менѣе друга своего, но тѣмъ болѣе уважалъ его; и мало занимаясь дѣлами, имѣлъ нужду въ такомъ человѣкѣ, которой вѣрою и правдою служилъ ему. Министръ могъ быть еще важнѣе друга.

   Какими точно средствами Итал³янецъ достигъ до цѣли своей, осталось тайною между виновниками и жертвами сего приключен³я. Думаютъ, что онъ открылъ Государю весьма подозрительную переписку Г* съ однимъ иностраннымъ Дворомъ: истинную или вымышленную, о томъ мнѣн³я несогласны. Какъ бы то ни было, но онъ ужаснымъ образомъ исполнилъ свое желан³е. Г* показался Государю самымъ неблагодарнымъ и гнуснымъ измѣнникомъ, котораго преступлен³е ясно и доказано. Все с³е было тайною между Принцомъ и его новымъ другомъ, такъ, что Г* ни мало не примѣтилъ тучи надъ головою своею, и былъ покоенъ до самой той минуты, въ которую велич³е его какъ привидѣн³е исчезло, и предметъ зависти обратился въ предметъ сожалѣн³я.

   Когда насталъ сей рѣшительной день, Г* по своему обыкновен³ю явился на вахтпарадѣ, гдѣ гордость его утѣшалась низкими поклонами знатныхъ людей, и гдѣ нѣсколько пр³ятныхъ минутъ удовольствованнаго самолюб³я награждали его за цѣлой день тяжелой работы. Тутъ всѣ люди приближались къ нему съ почтительною робост³ю, а тайные непр³ятели съ трепетомъ, занимаясь имъ болѣе, нежели самимъ Принцомъ; ибо не столъ полезно было нравиться Государю, сколь ужасно было не понравиться Визирю. Мѣсто его велич³я избрали нарочно для его унижен³я.

   Съ покойнымъ и безпечнымъ видомъ вступилъ онъ въ знакомый кругъ свой, который, подобно ему, ничего не зная, разступился передъ нимъ въ ожидан³и его повелѣн³й. Вдругъ является Мартиненго съ Адъютантами, уже не въ видѣ гибкаго, низкаго, льстиваго придворнаго, но какъ грозной суд³я, какъ спесивый слуга, которой сталъ господиномъ; идетъ прямо къ нему и, не снимая шляпы, именемъ Государя требуетъ его шпаги. Изумленный Министръ въ безмолв³и подаетъ ее. Мартиненго, обнаживъ шпагу, и переломивъ на-двое, бросаетъ обломки на землю. Въ с³е мгновен³е два Адъютанта схватили Г*: одинъ срываетъ съ него звѣзду и ленту, другой эполеты. Все с³е дѣлается съ невѣроятною скорост³ю, и пять сотъ человѣкъ стоятъ кругомъ въ глубокомъ молчан³и, не смѣя дышать, съ блѣдными лицами, безъ души, какъ мертвые. Мног³е на мѣстѣ Г* въ такую минуту ужаса безъ памяти упали 6ы на землю; но крѣпк³я нервы его и твердая душа вынесли все... Страшныхъ чувствъ его описать не возможно.

   По окончан³и сего дѣйств³я ведутъ нещастнаго, сквозь ряды зрителей, на другой конецъ параднаго мѣста, гдѣ закрытая коляска ожидаетъ его. Однимъ взоромъ велятъ ему сѣсть въ нее; Гусары провожаютъ его. Между тѣмъ слухъ о томъ разнесся по городу; всѣ окна отворяются, всѣ улицы наполнены любопытными, которые съ крикомъ бѣгутъ за нимъ, и произносятъ имя его то съ насмѣшкою, то съ радост³ю, то съ сожалѣн³емъ, не менѣе оскорбительнымъ. Наконецъ вывозятъ его изъ города; но тутъ новый ужасъ ему представляется. Коляска своротила въ сторону съ большой дороги, и ѣдетъ по мѣстамъ дикимъ, гдѣ не встрѣчается ни одного человѣка. Какой судьбы могъ ожидать нещастный? Въ страшной жаръ, съ несносною жаждою, безъ всякаго утѣшен³я, не слыша голоса человѣческаго, проводитъ онъ цѣлые десять часовъ. Наконецъ, при захожден³и солнца, коляска остановилась у цѣли своей ... передъ крѣпостью. Безъ чувства, и въ какомъ-то среднемъ состоян³и между жизн³ю и смерт³ю, вытащили его изъ коляски - и черезъ нѣсколько минутъ приходитъ онъ въ себя ... въ ужасной ямѣ, подъ землею. Перьвый предметъ для открывшихся глазъ его есть темничная стѣна, освѣщенная слабыми лучами мѣсяца, которые проницаютъ сквозь трещины высокаго свода. Подлѣ него кусокъ чернаго хлѣба и кружка воды; а съ другой стороны связка соломы.

   На другой день, въ полдень, открывается въ верху темницы западня; выставляются двѣ руки, которыя опускаютъ хлѣбъ и воду. Тутъ еще въ первой разъ чувство живой и нетерпѣливой горести заставило его спросить, какъ онъ попалъ въ это мѣсто? и въ чемъ состоитъ вина его? Но нѣтъ отвѣта; руки исчезли; отверст³е закрылось.

   Не видя лица, не слыша голоса человѣческаго, не имѣя ни малѣйшаго свѣдѣн³я о причинѣ такой грозной судьбы, теряясь въ неизвѣстности и будущаго и прошедшаго, не освѣщенный ни однимъ пр³ятнымъ лучемъ солнца, не прохлажденный ни однимъ свѣжимъ дуновен³емъ вѣтерка, удаленный отъ всякой помощи, забытый свѣтомъ, счелъ онъ въ семъ страшномъ мѣстѣ 495 ужасныхъ дней по сухимъ кускамъ хлѣба, ежедневно къ нему опускаемымъ сверху, въ непремѣнномъ и печальномъ единообраз³и.

   Но открыт³е, сдѣланное имъ еще въ первые дни заключен³я, исполняетъ мѣру его страдан³й. Онъ узналъ это мѣсто.... самъ онъ приготовлялъ его для одного заслуженаго Офицера, которой по нещаст³ю досадилъ ему; самъ Г* выдумывалъ средства умножить его ужасы. Сей, наконецъ освобожденный старикъ былъ не задолго передъ тѣмъ пожалованъ въ Комменданты сей крѣпости, и такимъ образомъ изъ жертвы Министровой злобы сдѣлался властелиномъ судьбы его. Нещастный Г* не имѣлъ уже и послѣдней печальной отрады сожалѣть о себѣ и укорять судьбу несправедливост³ю. Съ физическимъ страдан³емъ соединились еще презрѣн³е къ собственной жестокости и горесть зависѣть отъ великодуш³я такого непр³ятеля, противъ котораго онъ самъ не былъ великодушнымъ: горесть несносная для гордаго сердца!

   Но сей добродушный человѣкъ не зналъ подлой мести. Ему тягостно было исполнять жесток³я предписан³я начальства къ разсужден³и нещастнаго Министра; но будучи старымъ воиномъ, и привыкнувъ точно слѣдовать повелѣн³ямъ, онъ могъ только искренно сожалѣть объ немъ.

   Г* нашелъ дѣятельнѣйшаго друга въ гарнизонномъ Проповѣдникѣ, которой, узнавъ наконецъ по слуху о заключенномъ въ крѣпости, рѣшился быть его утѣшителемъ. Сей добродѣтельный человѣкъ, котораго имя хотѣлось бы мнѣ объявить свѣту, думалъ, что долгъ пастырскаго сана заставляетъ его помочь нещастному, всѣми оставленному.

   Не получивъ отъ Комменданта дозволен³я видѣть заключеннаго, онъ спѣшилъ въ столицу, и упалъ въ ноги Государю, моля его умилосердиться надъ нещастнымъ, которой безъ Христ³янской помощи можетъ притти въ отчаян³е. Съ жаромъ и съ твердост³ю добродѣтели, основанной на исполнен³и священнаго долга, онъ требовалъ, чтобы ему позволили имѣть свободный доступъ къ страдальцу, духовному сыну его, за душу котораго онъ долженъ отвѣчать Небу. Краснорѣч³е его было убѣдительно; къ тому же время прохладило уже гнѣвъ Принца. Онъ согласился.

   Такимъ образомъ Г* черезъ 16 мѣсяцевъ въ первый разъ увидѣлъ человѣческое лицо: Единственнымъ другомъ своимъ въ м³рѣ онъ былъ обязанъ нещаст³ю; въ благоденств³и своемъ не умѣлъ нажить его! Ему казалось, что Ангелъ Бож³й передъ нимъ явился. Не описываю его чувствъ. Но отъ сего дня слезы его были сладостнѣе: ибо другой человѣкъ оплакивалъ судьбу его!

   Ужасъ овладѣлъ Проповѣдникомъ, когда онъ вступилъ въ темнику. Глаза его искали человѣка - но одна страшная, грозная тѣнь пресмыкалась во мракѣ такого мѣста, которое походило болѣе на убѣжище дикаго звѣря, нежели на мѣсто человѣческаго пребыван³я. Блѣдный, мертвый остовъ; никакого жизненнаго цвѣта въ лицѣ, изсушенномъ вѣчною горест³ю; борода и ногти страшные; платье сгнившее, и воздухъ зараженный ядомъ нечистоты - такъ нашелъ онъ любимца фортуны!... Пораженный симъ видомъ, добродѣтельный мужъ спѣшилъ къ Комменданту, чтобы выходить для нещастнаго другое благодѣян³е, безъ котораго первое не могло имѣть никакого дѣйств³я.

   Но Коммендантъ вторично отговорился непремѣннымъ повелѣн³емъ Начальства. Тогда великодушный Проповѣдникъ въ другой разъ осмѣлился прибѣгнуть къ Государю, объявляя, что онъ не можетъ удостоить заключеннаго Святыхъ Христ³янскихъ Таинствъ, пока не возвратятъ ему нѣкотораго подоб³я человѣческаго. Принцъ исполнилъ и вторичную прозьбу - и съ сего дня снова ожилъ нещастный Г*.

   Еще нѣсколько лѣтъ прожилъ онъ въ крѣпости; но заключен³е его смягчилось: ибо краткое лѣто новаго любимца скоро прошло; а тѣ, которые въ свою очередь заступали его мѣсто, были человѣколюбивѣе, или не имѣли причинъ мстить Барону Г *. Наконецъ, черезъ десять лѣтъ, насталъ день избавлен³я - но безъ всякаго судебнаго изслѣдован³я, безъ всякаго законнаго оправдан³я. Онъ получилъ свободу какъ даръ изъ рукъ милости, съ приказан³емъ выѣхать навсегда изъ отечества.

   Здѣсь оставляютъ меня извѣст³я, собранныя мною изъ однихъ устныхъ предан³й, о судьбѣ его; и я долженъ пропустить цѣлыя двадцать лѣтъ. Между тѣмъ Баронъ Г* снова вступилъ въ военную, иностранную службу, и дослужился до той же степени, съ которой упалъ онъ въ своемъ отечествѣ. Время, другъ нещастныхъ, котораго правосуд³е рано или поздно дѣйствуетъ, взяло на себя и его дѣло. Лѣта страстей прошли для Государя, и человѣчество возбудилось въ его сердцѣ, когда волосы на головѣ побѣлѣли. За два шага до гроба онъ почувствовалъ желан³е увидѣть любимца своей юности; и чтобы наградить старца за претерпѣнное имъ въ лѣтахъ мужества, онъ призвалъ Барона въ отечество, къ которому давно уже стремилось собственное сердце его. С³е свидан³е было трогательно. Изгнанника приняли такъ дружелюбно, какъ будто бы они только наканунѣ разстались. Государь долго смотрѣлъ съ размышлен³емъ на то лицо, которое было ему нѣкогда столь извѣстно и сдѣлалось наконецъ совсѣмъ чуждо! Казалось, что онъ исчислялъ на немъ углубленные знаки горести и страдан³я! Онъ хотѣлъ въ чертахъ старца найти любезныя черты юноши; но напрасно искалъ ихъ!

   Съ обѣихъ сторонъ принуждали себя къ холоднымъ изъявлен³ямъ дружества. Стыдъ и страхъ навѣки удалили сердца ихъ другъ отъ друга. Видъ человѣка, который напоминалъ ему жестокое легковѣр³е, не могъ нравиться Государю. Баронъ не могъ уже любишь виновника своихъ бѣдств³й; но тихо и покойно смотрѣлъ онъ на прошедшее, подобно какъ человѣкъ радуется минувшимъ ужаснымъ сновидѣн³емъ.

   Скоро Баронъ Г* вступилъ во всѣ прежн³я свои должности, и Принцъ, побѣждая внутреннее отвращен³е, осыпалъ его милостями. Но могъ ли онъ возвратить ему сердце юное и радостное? могъ ли возвратить лѣта надежды, и выдумать для старца такое щаст³е, которое наградило бы его за тоску долговременную? Еще 19 лѣтъ наслаждался Баронъ Г* симъ яснымъ вечеромъ жизни. Ни судьба, ни старость не могли совершенно погасить въ немъ огня душевнаго и пылкости страстей. Еще на шестидесятомъ году своемъ онъ стремился за тѣн³ю того блага, которымъ существенно владѣлъ на двадцатомъ. Онъ умеръ наконецъ... въ чинѣ Губернатора крѣпости ***, гдѣ содержались государственные преступники. Читатель увѣренъ, что Баронъ Г*, узнавъ опытомъ нещаст³е, человѣколюбиво обходился съ заключенными?... Нѣтъ! онъ тиранствовалъ надъ ними, и неумѣренное сердце на одного изъ нихъ положило его во гробъ на осьмидесятомъ году жизни!