/div>
Глава 6
Летели дни. Свои свиданья
Елецкой с Верой продолжал,
И с каждым больше упованья
Любви своей он обретал.
Увы! старательно скрывая
Заботу сердца, между тем
Наверно дева молодая
С ним не обмолвилась ничем;
Но не владела выраженьем
Лица невинного она,
На нем со всем ее смятеньем
Была душа ее видна.
"Любим я!" - с ропотом и мукой
Елецкой сам себе твердил.
Великий пост уж подходил
И с Верой скорою разлукой,
Разлукой долгою грозил!
..................................
..................................
"Нет!- мыслит он,- до расставанья,
Во что бы ни было, должна
Решить судьбу мою она!"
Он ждет удобного мгновенья;
И Вера, время разлученья
Предвидя, днями дорожит
И их считает и грустит.
Уехал дядя. В тихой зале,
При свете двух свечей, одна,
Твердила на своем рояле
Урок докучливый она;
Полна душой другой заботы,
Насильно всматривалась в ноты...
Вдруг... протянувшись перед ней,
Закрыла их рука чужая.
Ветр пошатнул огонь свечей;
Вздрогнула дева молодая,
Оборотилася, глядит -
Елецкой перед ней стоит.
"Не беспокойтесь, ради бога!
Какая странная тревога
У вас написана в глазах!
Я вас прошу, не уходите!
Чего боитесь вы? сидите,
Я все скажу вам в двух словах".
В е р а
Я не могу остаться с вами!
Подите. Разговор такой
Мне неприличен. Боже мой!
Одна я, видите вы сами!
Подите.
Е л е ц к о й
Наперед я знал,
Что я застану вас одною,
Одну я видеть вас желал.
Остаться должно вам со мною,
Вам должно выслушать меня.
В е р а
Оставьте до другого дня,
Я умоляю вас, подите!
Мой дядя будет сей же час.
Е л е ц к о й
Один вопрос: люблю я вас,
Вы это знаете. Скажите:
Я равнодушен вам иль нет?
В е р а
На все, на все один ответ:
Нодите!..
Е л е ц к о й
Вы ли говорили?
Я ль слышал вас? и не во сне!
Я не любим... Зачем же мне
Давно вы это не внушили?
Своей холодности зачем
Вы мне тотчас не показали?
Зачем, скажите, мне внимали
Вы так приветно между тем?
Зачем, глаза мои встречая,
Не отводили ваших глаз?
Зачем дышала всякий раз
В них дума нежная такая?
Дитя! кокетки записной
Постигнув опытную ролю,
Признайтесь: вы играли вволю
Моей безумною душой!
Кто б мог подумать! в ваши лета!
Мою любовь мне не забыть;
Желал бы я ее предмета
Не презирать. Но, так и быть!
Прощайте!
В е р а
Нет! такого мненья
Я не оставлю ни за что!
Неправы ваши заключенья.
Я прямодушна. Я не то
Сказать хотела... Нет... Просите
Руки моей, и если...
Е л е ц к о й
Вы?
Вы мне об этом говорите?
А восклицанья всей Москвы!
На наш союз ваш дядя строгой
Но согласится никогда;
Молитвы будут без плода.
Нет, Вера, нет! другой дорогой
Идти нам должно. Для венца
Сегодня ночью у крыльца
Я ждать вас буду. Все готово.
Бежать со мною дайте слово!
Любовь слепая мне нужна.
Решитесь.
В е р а
Я изумлена
Таким нежданным предложеньем.
Нет, это будет преступленьем!
Нет, я и думать не хочу!
Я так ужасно огорчу
Того, который...
Е л е ц к о й
Все забудет
Он, нашим счастием счастлив,
И напоследок справедлив
Он и ко мне, наверно, будет.
Ему (вам нужно ль обещать?)
Я буду сыном самым нежным.
Страдал я долго безнадежным -
Ах, Вера! снова ли страдать!
Меня вы любите; судьбиной
Оставлен нам исход единый.
Ах, Вера, Вера! сердце в вас
Сей миг решительный измерит,
Меня печально разуверит
В нем малодушный ваш отказ.
Все, все он кончит между нас!
Бегите, Вера! дайте руку...
Не на ужасную разлуку,
С которой не сживуся я,
Но на союз святой и вечный.
Мой милый друг, мой друг сердечный!
Скажи: не правда ль? ты моя?
В е р а
Люблю, люблю я вас... Но что же?
Что предлагаете вы мне?
На что решиться? Боже, боже!
Подумать дайте в тишине!
Е л е ц к о й
Я знаю, горестная мера;
Но - ты ль но видишь? - нет иной!
Решись!
В е р а
Не нынче!
Е л е ц к о й
Нынче, Вера;
Сегодня, друг бесценный мой!
Недолго дева молодая
Еще противилась ему.
Он нежно к сердцу своему
Прижал ее. Лицом пылая,
Потупя взор, склонив главу,
Она умом изнемогала
И, ни во сне, ни наяву,
Свое согласье прошептала.
Елецкой ликовал душой;
Но темной улице домой
Он шел походкою веселой.
Но у порога своего
Остановился: ум его
Смутился думою тяжелой:
Там Сара! - В голове своей
Уже Елецкой принял меры,
Чтоб неприличной встрече с ней
Вновь не подвергнуть милой Веры.
Москву с невестой в эту ночь
Покинет он; обряд венчальный
Он совершит в деревне дальней;
Он все предвидел, все точь-в-точь
Обдумал. Сары он не знает;
Любовью в ней не почитает
По нем расчетливой любви;
Не верит в ней ревнивой муке.
"Из них любую призови -
Все тверды в нужной им науке!" -
Так мыслил он. Но в этот миг...
Иль Сару лучше он постиг
При наступающей разлуке?
Упрек в душе его возник.
Его докучное внушенье
Он опроверг в уме своем
И, отряхнув недоуменье,
Вошел в свой дом, где в то мгновенье
Глава 7
Грустила брошенная Сара;
Но в этот вечер было ей
Еще грустней, еще тошней.
Почти болезненного жара
Была тоска ее полна.
В своем волнении она
Платком в лицо себе махала -
Прохлады воздух не давал,
Но кровь ей пуще волновал!
Иглу к работе принуждала -
Колола пальцы ей игла.
Гадать цыганка начала -
Еще тошнее: карты врали,
Когда ей счастье предрекали,
И наводили страх, когда
В них выходила ей беда.
Их со стола она столкнула,
Шитье отбросила, вздохнула,
На стол локтями опершись,
Цыганка стиснула руками
Чело... и смятыми кольцами
Вкруг пальцев кудри обвились.
Закрыв глаза, она сидела...
Вдруг шепчут: "Сара, Сара!" - К ней
В покой из боковых дверей
Цыганка старая глядела.
С а р а
Ненила, ты? войди скорей;
Я заждалась тебя, Ненила;
Совсем я брошена, совсем!
Не угожу ему ничем.
Хотя бы ты мне услужила!
Что, принесла ли?
С т а р у х а
Принесла.
Да уж насилу добрела,
Метель такая закутила!
Гляди-ка - вот твое вино!
Уж удружит тебе оно,
Спасибо скажешь.
С а р а
Ax, Hенила!
Верь, ты мне душу воротила!
Я полюблюсь ему опять?
Да полно, правда ль?
С т а р у х а
Что мне лгать!
Лишь дай испить, сама увидишь!
Он обвенчается с тобой,
И заживешь ты госпожой,
А там старухи не обидишь.
Ты мне поверь, моя красотка,
Придут благие времена!
С а р а
Как я тобой одолжена!
Но там идут... его походка.
Поставь подарок свой на стол.
Да и прощай, уйди отселе,
Уйди скорее!
В самом деле,
Елецкой в комнату вошел.
В глазах его была суровость,
Пред Сарой молча он ходил,
Речь наконец к ней обратил:
"Тебе сказать я должен новость:
С тобой я скоро расстаюсь.
Послушай, Сара! я женюсь".
Лицо у Сары побледнело
И загорелось в тот же миг.
Нож острый в сердце ей проник,
Оно то стыло, то кипело;
Хотела б смертная тоска
Излиться воплем и слезами...
Рвалися бурными волнами
У ней попреки с языка...
Но эти первые движенья
Она в себе перемогла
И голос мирный обрела,
Хотя дрожащий от волненья.
"Давно я этого ждала!
Не удивишь меня разлукой, -
Сказала Сара. - Долгой мукой
Я приготовлена была.
А скоро ль свадьба?"
Е л е ц к о й
В доме этом
Я не ночую; не жалей
О старине. В судьбе твоей
Я обязуюся ответом,
И уж подумал я о ней;
Довольна будешь.
С а р а
Мне не нужно
Постылых милостынь твоих.
Не беспокойся, и без них
С тобой расстануся я дружно.
Пенять не буду я тебе.
Жила я весело, счастливо;
Теперь не то, - какое диво?
Не все стоять одной судьбе!
У нас верна одна могила:
А кто на свете долго мил?
Как ты сегодня разлюбил,
Так я бы завтра разлюбила;
За что сердиться?
Е л е ц к о й
Очень рад.
Дай руку, Сара! Пред тобою
Я совершенно виноват.
Я вижу, выше ты душою,
Чем полагал доселе я:
Ты не притворщица пустая.
Обыкновенье ваше зная,
Я ждал упреков, слез, вытья...
Спасибо, нет их; без сомненья,
Простимся дружно мы с тобой.
Мила ты, Сара!
С а р а
Плач и вой
В душе... Но что до сокрушенья!
В слезах и воплях толку нет.
Мы расстаемся? Власть господня!
Простимся весело. Сегодня
Я именинница, мой свет!
В последний раз мое здоровье
Ты должен выпить... но до дна!
Как в старину; смотри ж: условье!
Не то сейчас заплачу... На!
Е л е ц к о й
Твое здоровье? Рад душою...
И вот - ни капли нет на дне.
Надеюсь, ты довольна мною?
С а р а
Спасибо! Сядь теперь ко мне,
Поговорим по старине.
И с равнодушным послушаньем
К ней на диван Елецкой сел,
Но, далеко уже мечтаньем,
Он на часы свои глядел.
"Скажи мне, - Сара продолжала, -
Судьбою новою своей
Доволен ты?"
Е л е ц к о й
А что?
С а р а
Ей-ей!
Я коротко твой нрав узнала:
Не переменишься ты в нем...
Привык ты к беззаботной доле,
Разгульной жизни, вольной воле,
Стошнишь порядочным житьем.
Наскучит, твердо предрекаю,
Тебе и милая твоя, -
Тебе наскучила же я!
Жаль бедной! По себе я знаю,
И слишком знаю, каково!
Как я бы выла да рыдала,
Когда бы втайне не питала
Еще у сердца моего
Одной надежды!
Е л е ц к о й
Полно, что ты?
Все были кончены расчеты, -
Что за надежда?
С а р а
Брежу я.
И как равняться я посмею
С невестой счастливой твоею!
О ней единой мысль твоя;
Ты ею дышишь. Ах, царица,
Царица светлая она!
Я перед нею пыль одна.
Но... в ум придет же небылица!
Забудь любовь свою на час:
Какая разница меж нас?
Что я цыганкой уродилась?
Что нет за мною сел, хором?
Что говорить не научилась
Я иностранным языком?
Вот все. Не шутка, очень знаю!
Но сердцем я не уступаю
Твоей невесте. Чем она
Любовь поныне доказала?
Какие слезы проливала?
Что перенесть была должна?
А я... что слез я источила,
Каких обид не проглотила,
Молчанье горькое храня!
Ты разлюбил, я все любила;
Ты гнал безжалостно меня -
К тебе я, злобному, ласкалась,
Как собачонка. Рассмотри
Меня получше: говори,
Такая ль я тебе досталась?
Глаза потухнули от слез;
Лицо завяло, грудь иссохла;
Я только, только что не сдохла!..
Ты все молчишь?
Е л е ц к о й
Тебе нанес
Я много горя... Я не ведал,
Когда другой мой жребий предал,
Что ты... Но что со мною?.. Свет
В глазах темнеет... все кружится...
Мне дурно, Сара, дурно...
С а р а
Нет!
Я знаю, что в тебе творится.
В душе мятущейся твоей
Я чудным чудом оживаю,
Разлучницы проклятой в ней
Бесовский образ погашаю.
Бледнеешь ты... Немудрена
Измена мне, а ей страшна!
Будь ей теперь моя судьбина!
Томись она, крушись она!
С тоски иссохни, как лучина!
Умри она! ты мой: приди,
Прижмись опять к моей груди!
Очнись от лютого угара,
Приди, и все забуду я.
Узнай меня, узнай: я Сара!
Я Сара прежняя твоя.
Цыганка страстными руками
Его, рыдая, обвила
И жадно к сердцу повлекла.
Глядел он мутными глазами,
Но не противился. Главой
Он даже тихо приклонился
К ее плечу; на нем, немой,
Казалось, томно позабылся.
По грозной буре, тишина
Влилась отрадно в сердце Сары.
"Он мой! подействовали чары!" -
С восторгом думала она.
Но время долгое проходит -
Он все лежит, он все молчит;
Едва дыханье переводит
Цыганка. "Милый мой!.. Он спит.
Проснись, красавец!" Зов бесплодный;
Миг страшной истины настал:
Она вгляделась - труп холодный
Глава 8
Стояла ночь уже давно.
Градские стогны опустели;
В домах уснувших ни одно
Не озарялося окно,
Все одинаково чернели.
Луна не светит, все молчит;
Лишь ветер воет и свистит,
Метель до кровель воздымая.
Обету своему верна,
До самой улицы одна
Доходит Вера молодая;
Никем не встречена она.
В лицо суровый и холодный,
Ей дует ветер непогодный,
И ночь ненастная черна.
Она стоит; она мгновенья
Считает, полная волненья...
Бегут мгновенья! Вера ждет -
Он не приходит; не придет!
В ней сердце замерло... девицу
Приемлет снова прежний кров.
Уж ранний вой колоколов
Порою той будил столицу,
И в город, сквозь ночную тень,
Уж, голубея, крался день.
Холм, под которым спит Елецкой,
Где он забыл любовь, вражду,
Где равнодушен он к суду
Толпы и светской и несветской,
Уж не однажды порастал
Весенней, новою травою,
И снег пушистой пеленою
Его не раз уж покрывал.
Но долго ль юноша несчастный
Жил в сердце Веры? Много ль слез,
Ее сердечных первых грез,
У ней исторг обман ужасный?
В ту ж зиму, с дядей-стариком,
Покинув город, возвратилась
Она лишь два года потом.
Лицом своим не изменилась,
Блистает тою же красой;
Но строже смотрит за собой:
В знакомство тесное не входит
Она ни с кем. Всегда отводит
Чуть-чуть короткий разговор.
Подчинены ее движенья
Холодной мере. Верин взор,
Не изменяя выраженья,
Не выражает ничего.
Блестящий юноша его
Не оживит, и нетерпенья
В нем не заметит старый шут;
Ее смешливые подруги
В нескромный смех не вовлекут;
Разделены ее досуги
Между роялем и канвой;
В раздумье праздном не видали
И никогда не заставали
С романом Веры Волховской.
Девицей самой совершенной
В устах у всех она слывет.
Чтo ж эту скромность ей дает?
Увы! тоскою потаенной
Еще ль душа ее полна?
Еще ли носит в ней она
О прошлом верное мечтанье
И равнодушна ко всему,
Что не относится к нему,
Что не его воспоминанье?
Или, созрев умом своим,
Уже теперь постигла им
Она безумство увлеченья?
Уразумела, как смешно
И легкомысленно оно,
Как правы принятые мненья
О романтических мечтах?
Или теперь в ее глазах
За общий очерк, в миг забвенья,
Полусвершенный ею шаг
Стал детской шалостью одною,
И с утонченностью такою,
Осмотру светскому верна,
Его сама перед собою
Желает искупить она?
Одно ль, другое ль в ней виною
Страстей безвременной тиши -
Утрачен Верой молодою
Иль жизни цвет, иль цвет души.
Куда, заснувшею столицей,
При ярком блеске зимних звезд
В санях несется вереницей
Весельчаков ее поезд?
К цыганам. Пред знакомым домом
Остановились. В двери с громом
Стучат; привычною рукой
Им отворил цыган седой.
В хоромах спящих тьма густая,
Но путь знаком. Толпа лихая
Спешит проникнуть в тот покой,
Где, ночи шумной ожидая,
Еще с вечерней первой мглой
В свои постели пуховые
Легли цыганки молодые.
Уж гости ветреные там,
Уж кличут дев по именам.
Но все египетское племя
Кругом приезжих в то же время
С веселым шумом собралось,
И свеч сиянье разлилось.
Дремоту девы покидают,
Встают на общий громкий зов,
Платками плечи прикрывают,
Ногами ищут башмаков
И вот уж весело болтают,
И табор к пению готов.
Одна цыганка на постели
Сидит недвижно. На гостей
Глядит сердито. Роем к ней
Подруги смуглые подсели;
Свой дикий взгляд она хранит,
Устами молча шевелит
Или бессмысленно порою,
Вздохнув, качает головою.
Но грянул своенравный хор -
Блеснул ее туманный взор,
Уста улыбка озарила;
Воскреснув в крике хоровом,
Она, веселая лицом,
С ним голос яркий согласила.
Умолкнул хор - и вновь она
Сидит сурова и мрачна.
Так воротилась в табор Сара.
Судьбы последнего удара
Цыганка вынесть не могла
И разум в горе погребла.
Вотще родимые напевы
Уносят душу бедной девы
В былые, лучшие года!
Так резвый ветер иногда
Листок упадший подымает,
С ним вьется в светлых небесах,
Но, вдруг утихнув, опускает
Его опять на дольний прах.
Примечания
Впервые полностью поэма опубликована отдельным изданием: "Наложница.
Сочинение Е. Баратынского. М., 1831" с предисловием и посвящением отчиму
И. В. Киреевского Алексею Андреевичу Елагину (ум. в 1846 г.)
Последняя редакция поэмы сохранилась в копии А. Л. Баратынской. Копия
имеет надпись: "Цыганка", переделанная в 1842 г. Написана в 1830". Автограф
предисловия к отдельному изданию "Наложницы" хранится в ЦГАЛИ.
<ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ ПОЭМЫ "НАЛОЖНИЦА">
Сочинение, представляемое теперь публике, одно из тех, которое
журналисты наши обыкновенно называют безнравственными, хотя обвинение в
безнравственности довольно странно в государстве, имеющем цензуру и где
печатать позволяется, являющееся на первом листе книги, уже ручается за
безвредность её содержания.
Странно также, что г-да журналисты, позволяя себе столь неприличные
обвинения, называя развратными произведения: "Руслана", "Онегина", "Цыган",
"Нулина", "Эду", "Бал" и потому имея полное право поместить в тот же разряд
и "Наложницу", до сих пор не определили, в чём, по их мнению, состоит
нравственность или безнравственность литературных произведений.
Постараемся решить вопрос, равно важный для писателей и для читателей.
Журналисты наши выразили некоторые положительные требования.
Воспевайте добродетели, а не пороки, говорили они; изображайте лица,
достойные подражания; пишите для назидательной нравственной цели, не
замечая, что каждое из сих требований противоречит другому.
Изобразить какую-либо добродетель - значит заставить её действовать,
следственно, подвергнуть испытаниям, искушениям, т.е. окружить её пороками.
Где нет борьбы, там нет и заслуги. Следственно, лицо, достойное подражания,
не может выказываться иначе, как между лицами, ему противуположными. Что
такое нравственная цель литературного произведения? В чём состоит она? Есть
люди, называющие нравственными произведениями только те, в которых
наказывается порок и награждается добродетель. Мнение это некоторым образом
противно нравственности, истине и религии. Ежели бы добродетель всегда
торжествовала, в чём было бы её достоинство? Этого не хотело провидение, и
здешний мир есть мир испытаний, где большею частию добродетель страждет, а
порок блаженствует. Из этого наружного беспорядка в видимом мире и феологи
и философы выводят необходимость другой жизни, необходимость загробных
наград и наказаний, обещаемых нам откровением.
Нравственное сочинение не состоит ли в выводе какой-нибудь
философической мысли, вообще полезной человечеству? Но чтобы в самом деле
быть полезною, мысль должна быть истинною, следственно, извлеченною из
общего, а не из частного. Как же, изображая только добродетель, играющую
довольно второстепенную роль в свете, и минуя торжествующий порок, я
достигну этого вывода? Я скажу мысль блестящую, но необходимо ложную,
следственно, вредную.
Нет, скажут наши противники, мы не требуем, чтобы вы изображали одну
добродетель: изображайте и порок, но первую привлекательною, второй
отвратительным.
Мы погрешим против истины: не все пороки имеют вид решительно гнусный.
По большей части наши добрые и злые начала так смежны, что нельзя провести
разделяющей линии между ними. В этом случае отменно истинны шуточные стихи
Панара:
Trop de froideur est indolence,
Trop d"activite turbulence,
Trop de rigueur est durete,
Trop de finesse est artifice,
Trop d"economie avarice,
Trop d"audace temerite,
Trop de complaisance est bassesse,
Trop de bonte devient faiblesse,
Trop de fierte devient hauteur, etc. *
* [Избыток холодности - это равнодушие, избыток деятельности -
суетность, избыток суровости - черствость, избыток тонкости - лукавство,
избыток бережливости - скупость, избыток храбрости - безрассудство, избыток
услужливости - низость, избыток доброты становится слабостью, избыток
гордости становится высокомерием и т. д. - фр.]
Вот естественная причина той привлекательности, которую имеют иные
пороки: мы обмануты сходством их со смежными им добродетелями, но должно
заметить, что в самом увлечении нашем мы поклоняемся доброму началу, а не
злому.
Нет человека совершенно добродетельного, т. е. чуждого всякой
слабости, ни совершенно порочного, т. е. чуждого всякого доброго
побуждения. Жалеть об этом нечего: один был добродетелен по необходимости,
другой порочен по той же причине; в одном не было бы заслуги, в другом
вины; следственно, ни в том, ни в другом ничего нравственного.
Характеры смешанные, именно те, которые так не любы г-дам журналистам,
одни естественны, одни нравственны: их двойственность и составляет их
нравственность. Одно и то же лицо является нам попеременно добродетельным и
порочным, попеременно ужасает нас и привлекает. Федра, оплакивающая
незаконную страсть свою, и Федра, ей уступающая,- две противуположные
Федры; мы любим добродетельную, ненавидим порочную, и здесь мы не можем
ошибиться, не можем принять добродетель за порок и порок за добродетель.
Действия не смешаны, как характеры; действие добродетельное совершенно
прекрасно, действие порочное совершенно безобразно, и нравственный вывод, о
котором так хлопочут г-да журналисты, хлопочут до того, что ради оного
предлагают нам удаляться от истины, изображая лица неестественные,- этот
нравственный вывод внушает нам без всяких посторонних соображений всякое
лицо, верно снятое с природы. Но не безнравственно ли, скажут они, то
участие, которое возбуждает в нас герой трагедии, романа, поэмы даже в ту
минуту, когда он уступает преступному побуждению? Не говорит ли нам наше
сердце, что и мы охотно совершили бы то же преступление, надеясь возбудить
то же участие? Если означенное лицо без борьбы уступает искушению, оно не
возбуждает участия, не возбуждает его и тогда, когда мы чувствуем, что оно
не употребило всего могущества воли своей на победу преступной наклонности
и позволило побороть себя, а не пало под силою обстоятельств, превышающих
нравственную его силу.
Побеждённые трояне возбуждают наше участие потому, что они защищались
до последней крайности; побеждённые, они не ниже победителей; расчётливая
сдача какой-нибудь крепости не восхищает нас, подобно падшей Трое, и никто
не сравнивает её коменданта с божественным Гектором.
Должно прибавить, что творения, развивающие чувствительность, в то же
время просвещают совесть. Ежели они располагают нас к ли