К. Д. Бальмонт
Зарево зорь
1912.
Содержание
В зареве зорь
Шорохи
Гиероглифы звезд
Мирра
Тоска степей
Счет
Голубые глаза
Как ночь
Агни
Осенний лес
Египет
Осенний праздник
В лесу
Приближаясь к Александрии
Поля египетские
Где б я ни странствовал
Прекрасней Египта
Рубище
Звезда вечерняя
Лучеизлом
Костер
Огнебагрянка
Пламя
Кони бурь
Рыцарь
Счастье
Не в те дни
Острие
Благовестие
Всем тем, в чьих глазах отразились
мои зори, отдаю я отсвет их очей
В ЗАРЕВЕ ЗОРЬ
С сердцем ли споришь ты? Милая! Милая!
С тем, что певуче и нежно, не спорь.
Сердце я. Греза я. Воля я. Сила я.
Вместе оденемся в зарево зорь.
Вместе мы встретили светы начальные,
Вместе оденемся в черный покров.
Но не печальные - будем зеркальные
В зареве зорном мерцающих снов.
ШОРОХИ
Шорох стеблей, еле слышно шуршащих,
Четкое в чащах чириканье птиц,
Сказка о девах, в заклятии спящих,
Шелест седых, обветшавших страниц.
Ленет криницы в лесистом просторе,
Сонные воды бесшумных озер,
Взоры и взоры в немом разговоре -
Чей это, чей это, чей это хор?
Не узнаешь,
Не поймешь -
Это волны
Или рожь.
Это лес
Или камыш,
Иль с небес
Струится тишь.
Или кто-то
Точит нож.
Не узнаешь,
Не поймешь.
Видны взоры -
Взор во взор,
Слышно споры,
Разговор.
Слышны вздохи,
Да и нет.
В сером мохе -
Алый цвет.
Тает. Таешь?
Что ж ты? Что ж?
Не узнаешь,
Не поймешь.
ГИЕРОГЛИФЫ ЗВЕЗД
Я по ночам вникал в гиероглифы звёзд,
В те свитки пламеней в высотах совершенных.
Но немы их слова. И дух в томленьях пленных
Не перекинет к ним их достающий мост.
Их повесть явственна и четко различима,
Но дух в них не найдет возжажданный ответ.
На все мои мольбы они ответят: "Нет".
Промолвят: "Миг живи, как смесь огня и дыма.
Гори. Еще гори, покуда не сгоришь.
Когда же догорит лампада золотая,
Созвездье между звезд - взнесешься ты, блистая,
Узнавши звездную - в провалах ночи - тишь.
Но если ты душой ненасытимо-жгучей
Возжаждал то продлить, что длиться миг должно,
Ты камнем рушишься на мировое дно, -
Созвездием не став, сгоришь звездой падучей".
МИРРА
Мне чудится, что ты в одежде духов света
Витаешь где-то там - высоко над Землей,
Перед тобой твоя лазурная планета,
И алые вдали горят за дымной мглой.
Ты вся была полна любви невыразимой,
Неутоленности, как Сафо оных дней, -
Не может с любящим здесь слитным быть любимый.
И редки встречи душ при встрече двух людей.
Но ты, певучая, с устами-лепестками,
С глазами страстными в дрожащей мгле ресниц,
Как ты умела быть нездешней между нами,
Давала ощущать крылатость вольных птиц.
Любить в любви, как ты, так странно-отрешенно,
Смешав земную страсть с сияньем сверхземным,
Лаская, быть, как ты, быть любящим бездонно -
Сумел бы лишь - сюда сошедший - серафим.
Но, на Земле живя, ты Землю вся любила,
Не мертвой ты была - во сне, хоть наяву.
Не в жизненных цепях была живая сила
Но возле губ дрожал восторг: "Живу! Шиву!"
И, шествуя теперь, как дух, в лазурных долах,
Волнуешь странно ты глядящий хор теней,
Ты даже там идешь с гирляндой роз веселых,
И алость губ твоих в той мгле всего нежней.
ТОСКА СТЕПЕЙ
Полонянка степей половецких
Звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит,
Звон стеблей, ковыль, поет, поет, поет,
Серп времен горит сквозь сон, горит, горит,
Слезный стон растет, растет, растет, растет.
Даль степей - не миг, не час, не день, не год,
Ширь степей - но нет, но нет, но нет путей,
Тьма ночей - немой, немой тот звездный свод,
Ровность дней - в них зов, но чей, но чей, но чей?
Мать, отец, где все, где все - семьи моей?
Сон весны - блеснул, но спит, но спит, но спит,
Даль зовет - за ней, зовет, за ней, за ней,
Звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит.
СЧЕТ
Счесть в лесу хотел я сосны:
Сбился в пьяном духе смол.
Счесть с тобой хотел я весны:
Поцелуям счет не свел.
Счесть хотел цветочки луга,
Кашки розовой полки.
Да взглянули друг на друга -
В войске спутались значки.
Все лицо - в цветочной пыли,
Мир горит, во мгле сквозя.
И, обнявшись, мы решили:
Ничего считать нельзя.
ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА
- Отчего у тебя голубые глаза?
- Оттого, что, когда пролетала гроза,
Были молнии рдяны и сини,
Я смотрела на пляску тех синих огней
И на небо, что все становилось синей,
А потом я пошла по пустыне,
Предо мной голубел и синел зверобой,
Колокольчик сиял и звенел голубой,
И пришла я в наш дом, на ступени,
А над ними уж ночь, голубея, плыла,
И весна королевой лазури была,
И душисто синели сирени.
КАК НОЧЬ
Она пришла ко мне, молчащая, как ночь,
Глядящая, как ночь, фиалками-очами,
Где росы кроткие звездилися лучами,
Она пришла ко мне - такая же точь-в-точь,
Как тиховейная, как вкрадчивая ночь.
Ее единый взгляд проник до глуби тайной,
Где в зеркале немом - мое другое я,
И я - как лик ея, она - как тень моя,
Мы молча смотримся в затон необычайный,
Горящий звездностью, бездонностью и тайной.
АГНИ
Красные кони, красные кони, красные кони - кони мои,
Ярки их гривы, вьются извивы, пламенны взрывы,
ржут в забытьи.
Ржут, что есть мочи, дрогнули ночи, конские очи -
молнийный свет.
Спят водоемы, будут им громы, рухнут хоромы
вышних примет.
Жаркие кони, яркие кони, жаркие кони - кони мои.
Топнут о камень - топнут - и пламень вырос
и взвился проворней змеи.
Звонки подковы, златы и новы, пышны покровы
красных попон.
В Мире - вещанье, капель жужжанье,
резвое ржанье, хохот и стон.
Белый - рождаясь, красный - взметаясь,
весь расцвечаясь в пропастях дня,
Я у порога Мрака-Зловрога. Знаешь ты бога?
Видишь меня?
ОСЕННИЙ ЛЕС
Лесная чаща. В изумруд
Еще недавно там и тут
Рубины изливались, рдея.
Теперь парча листвы сполна -
Как дымно-желтая стена,
Броня дерев шуршит, редея.
Цвет постаревший, - не седой,
А серо-пепельный, подседный, -
Скользит по этой сказке медной
И, вспыхнув, гаснет чередой.
Так в час вечерний козодой
В лазури неба перед нами
Мелькнет неверными крылами,
Свершая быстро путь витой,
И вдруг исчезнет над водой,
Где, взор души слияв с мечтами,
Последний медлит луч златой.
ЕГИПЕТ
Страна, где нет ни гроз, ни грома
В размерной смене тьмы и дня,
Ни молнебыстрого излома
Живого вышнего огня.
Страна без радуги окружной,
Что семикратно славит свет,
Твой край - и северный, и южный -
Однообразием одет.
Взнеслась безгласно пирамида -
Маяк для тысячи дорог.
Но ищет мертвого Изида,
И Озирис восстать не мог.
Восстал - но не живой для жизни,
А как властитель мертвецов.
И весь Египет - в вечной тризне
Среди бесчисленных гробов.
ОСЕННИЙ ПРАЗДНИК
Еще осень моя не настала,
Но высокое лето прошло,
И деревья напевом хорала
Овевают мой праздник светло.
Это праздник великий сознанья,
Что затих огнеметный дракон,
И огонь не уменьшил сиянья,
Но возник как рубиновый трон.
Над вершинами алое чудо,
Благодать снизошла с высоты,
И исполнены долгого гуда
Озаренные краской листы.
Широко, как последние пчелы,
Перекатная сказка поет,
Уходя за соседние долы,
Упадая в сознанье как мед.
Высоко, к благодатностям юга,
Улетают семьей журавли,
Я как точка безмерного круга,
Все - мое, и вблизи и вдали.
В ЛЕСУ
Я был в лесу. Деревья не дрожали.
Они застыли в ясной тишине.
Как будто в мире не было печали.
Как будто пытку не судили мне.
Кто присудил? Не так же ль я безгласен,
Как этот мир ветвей, вершин, стволов?
Не так же ль мир мечты воздушно-ясен,
Моей мечты и тиховейных снов?
Но вот, когда деревья, тесным кругом,
Друг другу дышат и, сплетясь, растут,
Я должен быть врагом иль скудным другом,
Душой быть там, когда прикован тут.
Раздельность дней. Безбрежность разлученья.
Прощай. Прощай. Чуть встретился, прощай.
Идти путем глубокого мученья,
И лишь на миг входить, чрез зиму, в май.
Я падаю. Встаю. Иду. Теряюсь.
Молю тебя: ты, кто-нибудь, услышь.
Схожу с ума. В бездонном изменяюсь.
Но лес молчит. Молчит. Какая тишь!
ПРИБЛИЖАЯСЬ К АЛЕКСАНДРИИ
Заходящее солнце уходило за море,
Сердоликовый цвет в небесах был разлит.
И шумело мне море в многопевном узоре:
Вот ты прибыл в святую страну пирамид.
Желтизна побережья отшумевшей столицы,
Где багряные сказки в столетьях зажглись.
Над преддверьем в Египет - длиннокрылые птицы.
Вот откроется Нил! Да, я твой, Озирис.
ПОЛЯ ЕГИПЕТСКИЕ
Плавно, словно иноходец,
Скачет ослик. Путь далек.
Оросительный колодец
Ноет, воет, как гудок.
Два вола идут по кругу,
Всё по кругу без конца,
Век прикованы друг к другу
Волей знойного Творца.
И в песчаные пространства,
Дождь которых не кропил,
Для зеленого убранства
Мутной влаги ссудит Нил.
Чтоб другие были сыты,
Чтоб во мне тупой был страх,
Мной пространства грязи взрыты, -
Буду, был и есть феллах.
Темный, голый, червь надземный,
Пастью пашни взят и сжат,
Есмь, как был я, подъяремный,
Восемь тысяч лет назад.
ГДЕ Б Я НИ СТРАНСТВОВАЛ
Где б я ни странствовал, везде припоминаю
Мои душистые леса.
Болота и поля, в полях - от края к краю -
Родимых кашек полоса.
Где б ни скитался я, так нежно снятся сердцу
Мои родные васильки.
И, в прошлое открыв таинственную дверцу,
Схожу я к берегу реки.
У старой мельницы привязанная лодка, -
Я льну к прохладе серебра.
И так чарующе и так узывно-четко
Душа поет: "Вернись. Пора".
ПРЕКРАСНЕЙ ЕГИПТА
Прекрасней Египта наш Север.
Колодец. Ведерко звенит.
Качается сладостный клевер.
Горит в высоте хризолит.
А яркий рубин сарафана
Призывнее всех пирамид.
А речка под кровлей тумана...
О, сердце! Как сердце болит!
РУБИЩЕ
Египет - рубище с роскошной бахромой,
Куда уводишь ты кораблик малый мой?
Зачем, о царственный, в веках текущий Нил,
В пустыню желтую меня ты заманил?
От скал Аравии до тех Либийских гор
Мне мал - хоть скудному - воспетый твой простор.
От черной Нубии до Дельты голубой