; К сказке Царь-Девицы.
Так предвидя, угадать
Сказ о дивном зелье
В жизни может только мать,
Мудрая в веселье.
И поздней, как дни, созрев,
Меньше дали света,
Превращать тоску в напев
Кто учил поэта?
Был иным я утолен,
Знал иные жажды,
Но такой лучистый сон
Снится лишь однажды.
ОТЕЦ
О мой единственный, в лесных возросший чащах
До белой старости, всех дней испив фиал,
Средь проклинающих, среди всегда кричащих,
Ни на кого лишь ты ни разу не кричал.
Воспоминания, как зерна светлых четок,
Перебираю я, сдвигая к кругу круг,
И знаю, что всегда ты божески был кроток,
Как тишь твоих полей, как твой зеленый луг.
Но, угли шевеля в полупотухших горнах,
Припоминая все, душой, за часом час,
Я вижу, как в глазах в твоих, как полночь, черных,
В молчании пылал огнепалимый сказ.
Ты наложил печать, нет, крепких семь печатей,
На то, что мучило, и ясным был всегда,
Как зыбь листвы ясна в лесу, на срывном скате,
Как ясной зрится нам глубокая вода.
И я горю сейчас тоской неутолимой,
Как брошенный моряк тоской по кораблю,
Что не успел я в днях, единственный, любимый,
Сказать тебе, отец, как я тебя люблю.
Я
В мои глаза вошли поля, моря, леса,
Мои зрачки - огонь, в них солнце задремало.
Люблю Вселенную. Я верю в чудеса.
Они во всем, что ширь и что предельно-мало.
Мы загораемся сквозь сумрак голубой,
Когда, незримые, вступаем в мир зачатий,
И благо, если кто отмечен так судьбой,
Что он в себе самом хранит ее печати.
Какой из дальних звезд залюбовалась мать?
В какое из светил взглянул отец когда-то?
Об этом можем мы лишь мыслить и гадать,
Но в нас мерцает след рассвета и заката.
Есть смысл в речении старинной из примет,
Что в рыжих волосах всегда костер ярится.
Я быстро обогнул пролет горячих лет,
Но седина ко мне не смеет подступиться.
Чуть-чуть лишь по вискам от полносчетных зим
Неясно проступил осенний свежий иней,
Но все еще лесным пожаром я гоним
Куда-то, где найду цветок мечтанья синий.
До головы моей, когда родился я,
Коснулся светлый луч зари июньской, нежной,
Пребудь лобзаемой, господь, рука твоя,
Дозволь мне полностью пройти твой мир безбрежный.
Ты жаворонка мне явил среди полей,
Окутал ночь мою всей страстью соловьиной,
Дал зиму белую, в ней звоны хрусталей,
Упругий, гулкий лед и лунный луч над льдиной.
Внушив, когда искал я золотых ключей,
Что, красоту любя, свершаешь божье дело,
Ты мне велел желать, хотеть все горячей,
Внутри и вне искать, не знать ни в чем предела.
Я полюбил простор всех царств и многих вод,
От Скандинавии, где я скользнул сквозь шхеры,
Как зерна в океан, за годом бросил год,
Морями южными поил мои размеры.
Звучали песни мне. Я сам их пел везде.
От Семизвездия далеко уплывая
До Южного Креста, молился той звезде,
Что где-то в снах ночей, у самого их края.
Красивая земля дарована земным,
Красиво в неземном отыскивать земное
И видеть, что земной мой сельский белый дом
Восходит к небесам в пространство голубое.
Узорная мечеть, где кличет муэззин,
Багряно-желтые в лучах пески Сахары,
Священный Бенарес - не тот же ли один
Все это сон земли, людского сердца чары?
На южных островах, где вечная весна,
К ребенку наклонясь, с напевом, самоанка -
Не та же ли все мать? Не так же ли она
Божественно ясна, как русская крестьянка?
Но, мир поцеловав и весь его крестом
В четырекратности пройдя, необозримый,
Не как заморский гость вступаю в Отчий Дом,
И нет, не блудный сын, а любяще-любимый.
Когда в младенчестве я шел в дремучий лес,
Я пропадал весь день, до самого заката,
И на опушке ждал, чтоб крайний луч исчез,
Чтоб был вдвойне, втройне желанным миг возврата.
Я меру яблок взял от яблонь всех садов,
Я видел Божий Куст. Я знаю ковы Змия.
Но только за одну я все принять готов, -
Сестра моя и мать! Жена моя! Россия!
СУДЬБА
Судьба мне даровала в детстве
Счастливых ясных десять лет
И долю в солнечном наследстве,
Внушив: "Гори!" - и свет пропет.
Судьба мне повелела, юным,
Влюбляться, мыслить и грустить.
"Звени!" - шепнула, и по струнам
Мечу я звуковую нить.
Судьба, старинной брызнув сагой,
Взманила в тающий предел,
И птицей, ветром и бродягой
Весь мир земной я облетел.
Судьба мне развернула страны,
Но в каждой слышал я: "Спеши!"
С душою миг познав медвяный,
Еще другой ищу души.
Судьба мне показала горы
И в океанах острова.
Но в зорях тают все узоры,
И только жажда зорь жива.
Судьба дала мне, в бурях страсти,
Вскричать, шепнуть, пропеть: "Люблю!"
Но я, на зыби сопричастий,
Брал ветер кормчим к кораблю.
Судьба, сквозь ряд десятилетий,
Огонь струит мне злато-ал.
Но я, узнав, как мудры дети,
Ребенком быть не перестал.
Судьба дает мне ведать пытки,
На бездорожье нищету.
Но в песне - золотые слитки,
И мой подсолнечник - в цвету.
ЛЕТУЧИЙ ДОЖДЬ
Летучий дождь раздробными струями
Ударил вкось по крыше и стенам,
- Довольна ли ты прошлыми годами,
И что ты видишь сердцем - в синем Там?
Горит свеча. Пустынный дом, тоскуя,
Весь замкнут в лике - Больше Никогда.
- Ах, в полночь об одном лишь вспомяну я,
Что мало целовал тебя тогда!
В ЗВЕЗДНОЙ СКАЗКЕ
Я видел ибиса в моем прозренье Нила,
Фламинго розовых и сокола, что вьет
Диск солнца крыльями, остановив полет,
Являясь в реянье как солнечная сила.
Тропическая ночь цикадами гласила,
Что в древней Мексике сама земля поет.
Пчела индийская мне собирала мед,
И были мне цветы как пышные кадила.
В Океании, в ночь, взносился Южный Крест.
И птица-флейта мне напела в сердце ласку.
Я видел много стран. Я знаю много мест.
Но пусть пленителен богатый мир окрест.
Люблю я звездную России снежной сказку
И лес, где лик берез - венчальный лик невест.
ПРИМЕЧАНИЯ
Лесной Царевне - Литве (стр. 413). - Денница - утренняя заря, звезда,
вечерница - вечерняя. Дайна - литовская народная песня (см. переводы дайн -
наст, изд., с. 489). Перкун - литовский бог грома и молнии (у славян Перун).
Гедимин (ум. в 1341 г.) великий князь Литовский, считается основателем
Вильнюса; вступил в союз с русскими князьями. Его дочь была замужем за
тверским князем Дмитрием Михайловичем. Димитрий Донской (1350-1389) -
великий князь Московский, победитель войск Золотой Орды в Куликовской битве
(1380 г.).
Жребий великого (стр. 415). - Витовт (1350-1430) - великий князь
Литвы, сын великого князя Кейстута (ум. в 1382 г.). Ягайла (1350-1434) -
великий
князь
Литовский,
король
Польский,
командовал
польско-русско-литовским войском в Грюнвальдском сражении с войсками
Тевтонского ордена. Перкун - см. примеч. к с. 413.
Обручение (стр. 416). - Людас Гира (1884-1946) - литовский советский
писатель и общественный деятель, ему принадлежит поэма "Бальмонт" (1928),
написанная во время пребывания русского поэта в Литве. Руга - травянистое
ароматическое растение; в литовских дайнах (народных песнях) венок из руты
символизирует девичью чистоту, молодость. И Гедиминовою Вильною ты быть
увенчана должна. - Гедимин - см. примеч. к с. 413. В 1920-1939 гг. Вильнюс
был под властью Польши. Бальмонт сочувствовал стремлению литовского народа
возвратить свою древнюю столицу.
Северный венец (стр. 420). - Раскаты телеги пророка Ильи. - Когда
гремел гром, в народе говорили, что это Илья-пророк едет по небу в своей
телеге.
Русский язык (стр. 422). - ...Та, что приняла... семь мечей в
провидящее сердце. - Имеются в виду русские иконы XVIII-XIX вв. "Умягчение
злых сердец" (или "семистрельные"), на которых богородица изображена без
младенца, ее грудь пронзают семь стреловидных кинжалов. Жалейка - дудка.
Доезжачий - старший псарь. Олег - древнерусский князь, в 907 т. осадил
столицу Византии Константинополь (Царьград). ...дорогой Ермака. - Ермак
положил начало присоединению Сибири к России. Вертеп - пещера. Янтарное море
- Балтийское море.