nbsp; Какъ зимней ночью метеоры,
Когда свѣтло озарена
С³яньемъ сѣвернымъ она...
Ни городовъ, ни селъ... Равнина
Легла угрюмымъ пустыремъ
И лишь порою надъ холмомъ
Мелькала сѣрая руина
Ограды замка, что служилъ
Оплотомъ противъ вражьихъ силъ.
Безлюдно все... Не больше года
Прошло съ турецкаго похода...
Гдѣ спаги конь ступилъ ногой,
Все стало пустошью нѣмой,
И почвѣ, кровью обагренной,
Сталъ чуждъ травы зеленой всходъ...
Былъ мраченъ хмурый небосводъ...
Вылъ вѣтръ въ тоскѣ неугомонной -
- Я-бъ могъ мой вздохъ ему послать,-
Но мы неслися все быстрѣе,
И я не въ силахъ былъ, нѣмѣя,
Рыдать, молиться иль вздыхать.
На гриву конскую струею
Мой потъ катился; подо мною,
Дрожа отъ страха, конь лихой
Летѣлъ дорогою степной.
Мое безжизненное тѣло
На немъ безпомощно висѣло.
Порой казалось мнѣ, что онъ
Свой бѣгъ смиряетъ, утомленъ...
Но нѣтъ! Для этой дикой силы
Что значилъ я, ослабш³й, хилый?!
Мой каждый стонъ, наоборотъ,
Какъ шпора, гналъ его впередъ.
Въ свирѣпомъ гнѣвѣ, выгнувъ шею,
Онъ, будто слыша трубный звукъ,
Скакалъ - весь трепетъ, весь испугъ!
Веревки рѣзали мнѣ шею,
Ихъ крови брызнувшей струя
Дождемъ багрянымъ оросила,
И жажда жгучая палила
XII.
Вотъ лѣсъ, разросш³йся широко!
Его границъ не видитъ око.
Деревья старыя стоятъ
Непобѣдимымъ мощнымъ строемъ;
Ихъ непреклонный, гордый рядъ
Не гнется по вѣтру, что съ воемъ,
Летя изъ сѣверныхъ степей,
Срываетъ въ ярости своей
Ихъ листья, обнажая вѣтки!...
Но здѣсь деревья были рѣдки.
Межъ ними заросли кустовъ
Пестрѣли свѣжею листвою,
Цвѣтущей каждою весною,
Но отъ осеннихъ холодовъ
Съ непроницаемымъ туманомъ
Спадавшей на землю въ багряномъ
Кровавомъ рубищѣ солдатъ,
Сраженныхъ битвой; ночь нѣмая
Вперяетъ въ нихъ свой мутный взглядъ,
Морозный пологъ простирая
Надъ каждой мертвой головой,
Столь твердой и заиндевѣвшей,
Что даже воронъ въ часъ ночной
На пиръ постыдный прилетѣвш³й,
Навѣрно-бъ, проклевать не могъ
Обледенѣлыхъ, мерзлыхъ щекъ.
Таковъ былъ лѣсъ; среди прогалинъ
Мы мчались... Дубъ... каштанъ... сосна.
Не то-бъ мой жреб³й былъ печаленъ:
Кустовъ подвижная стѣна
Не рвала тѣла, уступая
Дорогу намъ, и я хранилъ
Въ себѣ еще остатокъ силъ,
И боль, и страхъ превозмогая.
Летя, какъ вѣтеръ, межъ кустовъ,
Мы оставляемъ за собою
И рядъ деревьевъ, и волковъ...
Я по ночамъ внималъ ихъ вою
И звуку медленныхъ прыжковъ.
Ихъ бѣгъ за нами поспѣваетъ,
Тотъ мѣрный бѣгъ, что побѣждаетъ
И ярость псовъ, и гнѣвъ стрѣлковъ.
Съ разсвѣта, по лѣсу мелькая,
Неслась за нами эта стая
На разстоян³и сука,
A ночью слышенъ былъ ихъ шорохъ.
И думалъ я съ огнемъ во взорахъ:
Когда-бъ теперь моя рука
Владѣла саблей или пикой,
Сражался-бъ я со стаей дикой!
Коль умирать, такъ ужъ въ бою,
Продавъ дороже жизнь свою!...
Въ началѣ быстрой скачки, прежде
Томился въ смутной я надеждѣ,
Что конь устанетъ и падетъ.
За то теперь, въ холодный потъ
Меня бросало замедленье!
Но, впрочемъ, тщетное волненье!
Былъ быстръ его летуч³й бѣгъ;
Хранилъ онъ бодрость горныхъ ланей,
И не быстрѣй слѣпящ³й снѣгъ
Заноситъ путника у здан³й,
Куда не въ силахъ онъ войти,
Порывомъ вѣтра сбитъ съ пути.
Какъ избалованный съ пеленокъ,
Отказъ извѣдавш³й ребенокъ,
Конь мчался гнѣвенъ и смущенъ,
И въ гнѣвѣ томъ похожъ былъ онъ
Движен³й рѣзкихъ быстротою
На женщину, когда она,
Возмущена, возбуждена,
Теряетъ волю надъ собою.
XIII.
Мы миновали лѣсъ; унылъ
Прохладенъ лѣтн³й полдень былъ.
Иль это кровь застыла въ жилахъ?
Вѣдь мощный духъ скорѣй не въ силахъ
Сносить стѣснен³я оковъ,
Хоть былъ тогда я не таковъ,
Какимъ теперь кажусь. Могуч³й,
Я, какъ потокъ съ вершины скалъ,
Въ порывѣ ярости кипучей
Всѣ чувства страстно изливалъ!
A тутъ и гнѣвъ, и страхъ, и голодъ,
И стыдъ, и боль, и грусть, и холодъ,
И нагота!... Все вынесъ я,
Чей родъ, какъ злобная змѣя.
Былъ при малѣйшемъ оскорбленьѣ
Готовъ на месть и нападенье!
Что-жъ удивляться, если гнетъ
Стыда, страдан³й и невзгодъ
Въ конецъ измучилъ это тѣло?!
Казалось, небо потемнѣло
И разверзалася земля.
Ужъ былъ готовъ подумать я,
Что упаду,- но нѣтъ, напрасно!
Я крѣпко связанъ былъ... Ужасно
Въ вискахъ стучало... Колесомъ
Вертѣлось небо и кругомъ
Деревья гнулись, какъ хмельныя...
Сверкнули искры огневыя
И свѣтъ померкъ въ моихъ глазахъ.
Я умиралъ, измученъ скачкой,
Охваченный какой-то спячкой,
Боролся съ ней... Такъ на волнахъ,
Цѣпляясь за доску рукою,
Ныряешь въ бездну головою
И снова, волею вѣтровъ,
Взлетаешь на спину валовъ.
Жизнь трепетала въ лихорадкѣ,
И какъ въ горячечномъ припадкѣ,
Томила взоръ моихъ очей
Игра причудливыхъ огней...
Но стихла боль... И лишь сознанье
Твердило мнѣ, что смерть страшна,
Когда подобное страданье
Въ послѣдн³й часъ сулитъ она,-
И даже худшее, быть можетъ!...
Но страхъ мнѣ сердца не тревожитъ:
Я смерть не разъ встрѣчалъ и,- смѣлъ -
Въ лицо безстрашно ей глядѣлъ.
XIV.
И вотъ очнулся я!... Но гдѣ я?
Я весь дрожалъ, то холодѣя,
То мучась жаромъ, какъ въ огнѣ.
Жизнь возвращалася ко мнѣ
Съ ударомъ пульса... Приступъ боли
Внезапно пронизалъ меня
И къ сердцу, слабому дотолѣ,
Вновь крови хлынула струя.
Я ощущалъ его б³енье...
Въ ушахъ шумѣло... Слухъ и зрѣнье
Вернулись вновь, хоть все кругомъ
Еще казалось тусклымъ сномъ;
Я слышалъ ропотъ волнъ вспѣненныхъ,
Я видѣлъ звѣздный небосклонъ,-
Но это былъ уже не сонъ.
Мой дик³й конь средь разъяренныхъ
Валовъ переплывалъ потокъ,
Который, свѣтелъ и широкъ,
Катился вдаль; напрягъ онъ силы,
Чтобъ выплыть на берегъ унылый,
Безвѣстный берегъ... Холодъ волнъ
Прогналъ мое оцѣпенѣнье,
A конь, суровой мощи полнъ,
Одолѣвая ихъ теченье,
Упрямо двигался впередъ
Безъ колебан³я... Но вотъ
И берегъ!... Только пристань эта
Была ничто въ моихъ глазахъ:
Грозила сзади ночь безъ свѣта,
A впереди - туманъ и страхъ!
Какъ долго длилося страданье -
Не знаю я,- но въ тишинѣ
Порой казалось, что дыханье
Навѣки замерло во мнѣ.
XV.
Съ блестящей шерстью, съ мокрой гривой,
Скользя нетвердою ногой,
Мой конь въ поспѣшности ретивой
Взобрался на берегъ крутой.
Мы наверху; сквозь сумракъ ночи
Широк³й долъ чернѣетъ тамъ;
Ему конца не видятъ очи;
Какъ бездна, снящаяся намъ,
Его равнина необъятна,
И только блѣдный свѣтъ луны,
Взошедшей съ правой стороны,
То здѣсь, то тамъ бросаетъ пятна;
Нигдѣ ни признака жилья
Среди пустыни безысходной,
Нигдѣ звѣздою путеводной
Не вспыхнулъ слабый свѣтъ огня;
И даже огонекъ болотный,
Какъ счастья проблескъ мимолетный,
Не посмѣялся надо мной!
Хотя-бъ онъ лгалъ своей игрой
И завлекалъ воображенье,
Но все-жъ принесъ-бы утѣшенье,
Напоминая мнѣ собой
О милой близости людской.
XVI.
Впередъ мы двигались, но вяло...
Измученъ бѣгомъ роковымъ,
Весь въ пѣнѣ, плелся конь устало,
Ребенокъ справился бы съ нимъ.
Но эта кротость не имѣла,
Увы, значенья для меня;
Ремнями связанный вкругъ тѣла,
Лежалъ безъ силъ недвижимъ я;
Но если бъ даже и свободна
Была рука,- гдѣ силы взять?
Пытался долго, но безплодно
Я эти узы разорвать:
Лишь крѣпче стягивались путы;
Боль увеличивалась; мнѣ
Казалося, что съ той минуты
Оконченъ бѣгъ коня вполнѣ,
Хоть не достигъ онъ дальней цѣли...
Лучи съ востока заалѣли,
Провозвѣщая близость дня.
Но какъ медлительно всходило
Дневное яркое свѣтило
Въ туманной дымкѣ! Думалъ я,
Что никогда ужъ день привѣтный
Не смѣнитъ ночи безпросвѣтной.
Туманъ клубился тяжело,
Пока не вспыхнуло свѣтло,
Какъ ярко пурпурное знамя,
Тамъ на востокѣ аломъ пламя
И не закрыло отъ очей
На колесницахъ звѣздъ огней.
Но вотъ и солнце! Съ небосклона
Оно даритъ живой привѣтъ
И шлетъ съ высотъ далекихъ трона
Свой необычный, странный свѣтъ!
XVII.
Настало утро... Сквозь туманы,
Вездѣ, куда ни кинешь взоръ,
Пустынный тянется просторъ.
Напрасно мчаться чрезъ поляны,
Гдѣ не увидишь ни людей,
Ни звѣря, ни слѣдовъ копыта
И тучная земля степей
Никѣмъ не вспахана, не взрыта.
Самъ воздухъ точно онѣмѣлъ;
Въ кустахъ не слышно пѣнья пташекъ
И рой стрекочущихъ букашекъ
Въ травѣ затихъ и присмирѣлъ.
Съ трудомъ дыша, мой конь усталый
Еще тащился путь не малый,
Но одиноко съ нимъ вдвоемъ
Глухимъ плелись мы пустыремъ.
И вдругъ почудилось мнѣ ржанье!...
Не вѣтръ-ли въ сучьяхъ шелеститъ,
Вводя въ обманъ мое сознанье?
Нѣтъ! Съ громкимъ топотомъ копытъ,
Какъ эскадронъ, несется смѣло
На насъ табунъ коней степныхъ,
И восклицанье онѣмѣло
Въ устахъ испуганныхъ моихъ.
Они летятъ сплошной толпою,
Не зная сѣделъ и узды,
Но средь несущихся волною
Ни одного нѣтъ для ѣзды.
Летятъ съ стоящей дыбомъ гривой
И разметавшимся хвостомъ!
Ихъ своенравности ретивой
Суровый поводъ не знакомъ.
Онъ имъ не рвалъ ноздрей до боли,
Подковы не сжимали ногъ
И ранъ отъ шпоръ не вѣдалъ бокъ.
Табунъ коней, питомцевъ воли,
Какъ въ морѣ вспѣнивш³йся валъ,
На встрѣчу съ грохотомъ скакалъ.
Скакунъ мой ожилъ на мгновенье,
Вернулъ ногамъ былое рвенье
И слабо ринулся впередъ...
Но только мигъ одинъ... И вотъ,
Дыша порывисто боками,
Онъ на земь падаетъ; кругомъ
Обводитъ мутными глазами
И, засыпая мертвымъ сномъ,
Шлетъ, какъ послѣднее прощанье,
Протяжно-жалобное ржанье
И прекращаетъ съ нимъ навѣкъ
Свой первый и послѣдн³й бѣгъ.
Табунъ приблизился скачками
И видитъ,- мертвъ и недвижимъ
Лежитъ мой конь, а рядомъ съ нимъ
И я, привязанный ремнями
Къ его измученной спинѣ;
Кружатъ вкругъ насъ въ испугѣ кони,
То вдругъ приблизятся ко мнѣ,
То, будто въ трепетѣ погони,
Отпрянутъ въ сторону опять,
Чтобъ своенравно ускакать
Въ исканьѣ шири и свободы
За патр³архомъ всей породы,-
Прекраснымъ воронымъ конемъ
Безъ бѣлыхъ пятенъ и отмѣтинъ,
Который въ табунѣ большомъ
Своею статью былъ замѣтенъ.
Они кружатся, ржутъ, храпятъ,
И, человѣка избѣгая,
Внезапно бросились назадъ,
Въ лѣсу сосѣднемъ исчезая...
Они покинули меня
У трупа павшаго коня
И подо мною коченѣло
Его безжизненное тѣло,
&