sp;Кто дал мне жизнь, пускай же Тот
Теперь назад ее берет.
Я в счастье смерти не боялся,
Чего б теперь я опасался?
. . . . . . . . . . . . . . . .
Когда б ты знал, как я любил,
Как я ее боготворил...
Что это не слова пустые,
Пусть скажут пятна кровяные
На этой стали. Никогда
Следов их не сотрут года.
Ведь эта кровь была ценою
За ту, в чьей смерти я виною.
Из сердца вражьего взята,
Но совесть в том моя чиста,
Не ужасайся - враг сраженный
Был враг религии твоей,
И гнев в душе ожесточенной
Будило имя "Назарей".
Неблагодарный! Умирая
От рук гяура, заслужил
Он сладкие утехи рая, -
Его рой гурий окружил
У входа в дивный сад пророка.
Да, я любил ее глубоко...
Любовь ведет порою нас
Тропинкой узкой. Волк подчас
По той тропе идти боится.
Тому ж из нас, кто не страшится
За страстью следовать, она
Награду дать потом должна.
И вот за вздохи, за волненье
Я получил вознагражденье,
А как - не все ль равно тебе?
Я шлю порой упрек судьбе,
Зачем она меня любила...
Да, умерла моя Леила,
И гибели ее печать
Хранит чело мое. Читать
Ты можешь там следы мученья;
Следы позора, преступленья.
Не содрогайся, погоди,
Меня легко так не суди...
Ведь этот грех свершен не мною,
Хоть я и был тому виною...
Да, суд Гассана был жесток,
Но ведь иным он быть не мог.
Ее измена погубила,
Его же месть моя сразила...
Леила, изменив ему,
Осталась сердцу моему
Верна до смертного мгновенья,
И без борьбы, без сожаленья
Все отдала, что от цепей
Свободным оставалось в ней.
Ее спасти уж было поздно,
Зато отметить успел я грозно:
За смерть я смертью отплатил, -
И разом сердце облегчил,
Врага в могилу посылая.
Но все ж Леилы доля злая
Меня гнетет: твой гнев святой
Бужу я мрачною душой.
Конец его неотвратимый
Тагир, предчувствием томимый,
Ему зловеще предсказал;
Свист пуль недаром он слыхал,
Пока отряд в ущелье крался,
Где враг коварный дожидался.
Но, вихрем битвы опьянен,
Легко, без боли умер он.
Одно к Пророку обращенье,
Аллаху тихое моленье -
И только... Больше ничего
Из уст не вырвалось его.
Узнав меня, ко мне он рвался,
Со мною встретиться старался...
За ним я жадно наблюдал,
Когда, сраженный, он лежал
Передо мной и уходила
Из жил его и жизнь и сила.
Зияло много ран на нем...
Так леопард лежит, копьем
Врагов безжалостных пронзенный.
Следов тоски неутоленной
Я тщетно в нем тогда искал.
Нет, я сильней его страдал!
Умел он только ненавидеть,
Но мук раскаянья увидеть
В его чертах мне не пришлось.
Тогда б лишь мщенье удалось,
Когда бы в этот миг ужасный
Раскаянья прилив напрасный
Его душой овладевал
И он бы ясно сознавал,
Что невозможно искупленье,
Что нет надежды на спасенье.
. . . . . . . . . . . . . . .
Кровь северян так холодна,
Любовь у них всегда спокойна...
Едва ль на севере достойна
Такого имени она.
Моя же страсть была потоком,
Рожденным в кратере глубоком
Горячей Этны... И всегда
Мне болтовня была чужда
О красоте, о страсти жаркой.
Но если щек румянец яркий,
Но коль пожар в моей крови,
Уста сомкнутые мои
И сердце, что так быстро бьется
И из груди на волю рвется,
Коль смутных мыслей ураган,
Отважный подвиг, ятаган,
Залитый вражескою кровью, -
Коль это все зовут любовью,
Так я любил и сердца пыл
Не раз на деле проявил!
Я сердцем тверд. Мое желанье -
Иль смерть, иль счастье обладанья.
Да, я умру, но я любил,
Я радость жизни ощутил,
И хоть моя печальна доля,
Ее моя ж избрала воля.
Я духом бодр. Готов я жить
И вновь готов кипеть страстями,
Когда бы мог ее забыть.
Там, под холодными волнами,
Она лежит, - и лишь о ней
Печаль моих унылых дней.
Когда б у ней была могила,
То с ней бы ложе разделила
Моя печаль. Была она
Любви и жизни воплощенье;
Она, как светлое виденье,
Печальной красотой полна,
Стоит повсюду предо мною
Прелестной утренней звездою.
Любовь на небе рождена
Аллаха властью всеблагою
И нам, как ангелам, дана
Святая искра. Над землею
Поднять желания свои
Мы можем с помощью любви.
В молитве ввысь мы воспаряем,
В любви - мы небо приближаем
К земле. Аллах ее послал,
Чтоб человек порой смывал
Всю грязь, все помыслы дурные.
Пока вокруг души горят
Лучи Создателя живые.
Пускай мою любовь клеймят
Грехом, позором, преступленьем,
Карай и ты ее презреньем,
Но благость сердца докажи
И про ее любовь скажи,
Что ты греха не видишь в этом,
Она была единым светом
Моей всей жизни. Из-за туч
Не промелькнет мой светлый луч...
За ним на муки в сумрак вечный
Пошел бы я с душой беспечной.
Когда все умерло в груди
И нет надежды впереди,
То люди рок свой проклинают,
И преступлением порой
Они тяжелый жребий свой
В безумье мрачном отягчают.
Что сердцу бедному терять,
Коль кровью тайно истекать
Оно должно? Когда с высокой
Вершины счастья мы летим,
То никогда не различим
Мы края пропасти глубокой.
Старик, ты смотришь на меня,
Как будто хищный коршун я, -
Ты не скрываешь отвращенья.
Да, путь кровавый преступленья
И я прошел, как коршун злой,
Но я не знал любви другой, -
Я верен был, как голубь нежный,
Своей голубке белоснежной.
Должны бы тем мы подражать,
Кого привыкли презирать:
И птица, в рощах распевая,
И лебедь, волны рассекая,
Подруге избранной верны.
Пускай глупец, кому смешны
Томленья страсти постоянной,
С улыбкой хвастается чванной
Перед бессмысленной толпой.
Как жалок он, с душой жестокой
И с жизнью мелкой и пустой.
Но белый лебедь одинокий
Иль дева, что сдалась ему,
Поверив искренне всему,
Стоят в глазах моих высоко,
Я чужд в неверности упрека...
Леила, я к тебе одной
Стремился мыслью и душой,
Моя ты скорбь, моя отрада,
Моя небесная награда,
Ты воплощением была
Моей души добра и зла.
Кто может здесь с тобой сравняться?
Я дал бы все, чтоб не встречаться
С похожей на тебя и вновь
Тревожить скорбную любовь.
Пусть правду слов моих докажет
Вся юность грешная моя
И эта скорбная скамья
Мои страданья перескажет.
До гроба будет образ твой
Моей любимою мечтой!
Когда она погибла в море,
Я жить остался. Гнев и горе
Обвили сердце мне змеей.
К борьбе стремился я душой,
И, дней печальных не считая,
От жизни взоры отвращая,
Я на природу не глядел
И различать уж не хотел
Ее оттенков, прежде милых:
Я отраженье видел в них
Моей души тонов унылых.
Ты знаешь о грехах моих,
Ты знаешь о моем страданье,
Не говори о покаянье.
Близка уж смерть, ты видишь сам.
Хотя бы я твоим словам
Поверил - все равно несчастья
Не исцелит твое участье,
Ах, что в беседе мне твоей?
Без слов печаль души моей
Пойми. Простое сожаленье
Нужнее мне, чем поученье.
Когда б Леилу воротить
Ты мог, прощения просить
Я у тебя послушно стал бы
И за себя туда послал бы,
Где достает спасенье нам
Молитв продажных фимиам.
Ко львице ты осиротелой
Пойдешь ли с мудростью своей,
Когда возьмет охотник смелый
Ее испуганных детей?
Нет, утешать ты не пытайся,
Над скорбью зло не издевайся.
В беспечной юности, когда
Одна душа с другой всегда
Легко вступает в единенье,
Вдали, в моем родном селенье,
Жил друг моих счастливых лет.
Его в живых, быть может, нет...
Тебя прошу я об услуге:
На память об умершем друге
Вот эту вещь ему пошли,
Чтоб обо мне воспоминанья
Хотя на миг к нему пришли,
Хоть я не щедр на излиянья,
Но верю твердо - до сих пор
Не уничтожил мой позор
В нем дружбы тихое мерцанье.
Мой друг судьбу мне предсказал...
Я лишь улыбкой отвечал;
Но посылало Провиденье
Мне в этот миг предупрежденье.
Тогда заметил я едва
Его зловещие слова,
Но в них скрывался смысл глубокий.
Скажи, что с точностью жестокой
Свершилось все; и будет он,
Наверно, горько поражен,
Что предсказанье оправдалось,
Что столько правды в нем сказалось.
Скажи, что если средь утех
За круговой веселой чашей
Я был забывчивее всех, -
То все ж о нем, о дружбе нашей
Я не забыл в последний миг,
Но мне мешает преступленье
За друга чистого моленье
Послать... Немеет мой язык.
О снисхожденье просьб не надо:
Он слишком любит для того,
Чтобы пролить хоть каплю яда
На крышку гроба моего.
И чужды мне о славе грезы...
Я также не прошу, чтоб слезы
Над гробом друга он не лил:
Его б я только оскорбил
Подобной просьбой. Над могилой,
Где опочил товарищ милый,
Друг верный должен горевать.
Но умоляю передать
Ему кольцо. Оно когда-то
С его руки надежной снято.
О всем ты расскажи ему,
Что ясно взору твоему:
Об этом теле истощенном,
О сердце, страстью разоренном.
Скажи, что чувств мятежный бег
Обломок выбросил на брег,
Скажи, что я лишь свиток пыльный,
Листок оторванный, бессильный
Перед холодным ветром бед...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Ах, нет, отец, то не был бред.
Нет, это не могло мне сниться:
Для грез ведь нужно сном забыться,
А я в мгновенье то не спал,
Я только слез с мольбою ждал,
Но их, увы, я не дождался.
Мой мозг от боли разрывался,
Вот как теперь... Хоть бы одна
Слезинка мне была дана!
Я и теперь их жажду страстно,
Не убеждай меня напрасно;
Не излечить души моей
Тебе молитвою своей.
К чему мне рай, к чему спасенье?
Ах, дай мне лишь успокоенье...
В тот миг, отец, вдруг вижу я -
Леила предо мной моя...
Она сквозь саван свой светилась,
Как та звезда, что закатилась
За это облачко сейчас,
Нет лучше, чем она, светлее...
Чуть видит звездочку мой глаз, -
Назавтра ночь еще темнее...
Опять мелькнет вдали звезда,
Но я уж буду тем тогда,
Чего живой всегда боится.
Отец, я брежу... но стремится