Л. А. Авилова. Счастливецъ и друг³е разсказы
С.-Петербургъ. Типограф³я М. М. Стасюлевича В. С., 3 л., 28, 1896
Алексѣй Дмитр³евичъ Глѣбовъ сидѣлъ у себя въ кабинетѣ и писалъ.
- Баринъ! - позвала его горничная, пр³отворяя дверь и прячась за притолоку, потому что была уже раздѣта,- васъ барыня просятъ... Пожалуйте.- Алексѣй Дмитр³евичъ забезпокоился.
- Что такое? она не спитъ? сейчасъ! - онъ быстро всталъ и съ тревожнымъ выражен³емъ лица направился къ спальной. Его жена, молодая беременная женщина въ очень широкомъ пеньюарѣ, сидѣла на краю постели и улыбалась возбужденной улыбкой.
- Ты что, Леля? началось? - спросилъ Глѣбовъ и почувствовалъ. что у него екнуло сердце. Она опять улыбнулась, глянула на него свѣтящимися глазами и стала дрожать, какъ въ лихорадкѣ.
- Не знаю... кажется.
- Ѣхать за Софьей Сергѣевной?
- Сперва пришли маму. Я уже велѣла затопить плиту. Что еще надо? я забыла.
- Отчего ты дрожишь?
- Ничего, ничего... такъ. Поѣзжай скорѣй за мамой и... за той.
Горничная, уже одѣтая, зажигала лампу въ передней. Алексѣй Дмитр³евичъ накинулъ шинель и побѣжалъ внизъ по лѣстницѣ, нащупывая въ темнотѣ перила.
- Я посвѣчу! - крикнула ему вслѣдъ горничная и стала чиркать спички и ронять ихъ въ пролетъ съ площадки четвертаго этажа.
- Швейцаръ! - позвалъ Глѣбовъ. Онъ добѣжалъ внизъ и опять ощупью нашелъ дверь въ швейцарскую.
- Швейцаръ! - крикнулъ онъ громче и сталъ стучать въ дверь пальцами.
За дверью послышался шорохъ и сейчасъ же на полу въ прихожей засвѣтилась узкая полоска.
- Экъ возится! - досадливо подумалъ Глѣбовъ. Дверь отворилась и швейцаръ вышелъ съ жестяной лампой въ рукѣ.
Онъ поставилъ лампу на табуретъ и прошелъ къ подъѣзду мимо Алексѣя Дмитр³евича; на его плечахъ, какъ на вѣшалкѣ, висѣла старая ливрея, волосы на лбу спутались, а лицо было хмурое и болѣзненное.
- Я сейчасъ вернусь,- сказалъ Глѣбовъ и вышелъ на улицу. Дверь хлопнула.
Прошло болѣе получаса, когда Глѣбовъ остановилъ извощика и высадилъ у подъѣзда даму. Дверь оказалась не запертой. Лампа горѣла на табуретѣ, а рядомъ на ларѣ сидѣлъ швейцаръ и дремалъ, или думалъ опустивъ голову. Когда Глѣбовъ и дама вошли, онъ всталъ и сдѣлалъ имъ на встрѣчу нѣсколько шаговъ.
- Старая барыня пр³ѣхала? - поспѣшно спросилъ Алексѣй Дмитр³евичъ.
- Никакъ нѣтъ,- вяло отвѣтилъ швейцаръ.
- Подожди запирать, сейчасъ подъѣдетъ.- Швейцаръ взялъ лампу и поднялъ ее надъ головой. Глѣбовъ и Софья Сергѣевна поднимались рядомъ и оживленно переговаривались вполголоса. Наконецъ наверху стукнула дверь. Швейцаръ медленно опустилъ лампу, поставилъ ее на табуретъ и сѣлъ на ларь.
- Ахъ, какая умница! вотъ умница! - кричала Софья Сергѣевна, раздѣваясь въ передней.
- Вотъ умница! - повторила она, хотя очевидно мало вдумывалась въ свои слова и была бы въ сильномъ затруднен³и, еслибы кто-нибудь потребовалъ объяснен³я ея восторговъ.
- А мой сакъ? - обратилась она къ Глѣбову.
- Вотъ, вотъ! - засуетился Алексѣй Дмитр³евичъ.
- Ну-съ, прекрасно. Ваша жена умница, а вы не извольте намъ мѣшать и было бы лучше всего, еслибы вамъ удалось заснуть.
- Заснуть! - возмутился Глѣбовъ.- Ну, нѣтъ! Хотя я вчера не спалъ, работалъ всю ночь...
- Тѣмъ болѣе. Тѣмъ болѣе!..
Софья Сергѣевна ушла въ спальную, а Алексѣй Дмитр³евичъ почувствовалъ себя какъ въ какомъ то кошмарѣ: во всѣхъ комнатахъ его квартиры горѣли лампы; казалось, чья-то властная рука изгнала изъ нея на эту ночь сонъ и покой.
Видъ комнатъ и лампы были давно знакомые, обыкновенные, какъ всегда; мебель тоже стояла, какъ всегда, и вмѣстѣ съ тѣмъ въ этомъ обыденномъ видѣ вещей крылось что-то необычайное, какая-то тайна, или предчувств³е чего-то, передъ неминуемой и близкой минутой развязки.
Раздался звонокъ, Глѣбовъ бросился отворять и впустилъ очень полную и сильно запыхавшуюся тещу.
- Софью Сергѣевну привезъ? - спросила она сейчасъ же, хотя уже спрашивала о томъ же у швейцара.
- Да, да, здѣсь,- отвѣтилъ Глѣбовъ.
Теща тяжело опустилась на стулъ и стала раскутывать свою голову, развязывая одну косынку за другой.
- Вотъ... Это отъ лѣстницы, mon ami, я всегда говорила,- тономъ упрека сказала она.
- Что отъ лѣстницы, maman?
- Отъ лѣстницы такъ рано.
- Но вовсе не рано...
- Ахъ, laissez, пожалуйста! всегда противорѣчите!
Она сняла всѣ свои косынки и ушла въ спальную, а Алексѣй Дмитр³евичъ прошелъ въ кабинетъ. Дѣлать было рѣшительно нечего; онъ сѣлъ къ столу и сталъ курить.
- Алексѣй Дмитр³евичъ, mon ami! - закричала теща изъ столовой,- я ищу валерьяновыхъ.
- Кому? Ей? Нѣтъ, кажется, валерьяновыхъ,- быстро отвѣтилъ Глѣбовъ и вышелъ въ столовую.
- Можно мнѣ къ Лелѣ?
- Я не знаю, какъ можно было не приготовить валерьяна? Надо послать.
- Я самъ схожу. Къ Лелѣ можно?
- Можно, кажется. Ахъ, эта Леля - ангелъ!
Глѣбовъ вошелъ въ спальную. Его жена сидѣла на томъ же мѣстѣ и слѣдила за приготовлен³ями Софьи Сергѣевны. Алексѣю Дмитр³евичу показалось, что она похудѣла, осунулась и что глаза ея лихорадочны и чрезмѣрно велики.
- Я иду въ аптеку,- сказалъ онъ и поцѣловалъ ея гладко причесанные волосы.
Черезъ минуту Глѣбовъ спускался по лѣстницѣ. Внизу было темно и только на полу прихожей свѣтилась яркая полоска.
- Швейцаръ! - позвалъ Глѣбовъ.
Маленькая дверь сейчасъ же отворилась и швейцаръ показался съ лампой въ рукѣ.
- Я все бужу васъ. Жена больна,- сказалъ почему-то Глѣбовъ и пошелъ за нимъ къ подъѣзду.
- Никакъ извощиковъ-то нѣтъ,- замѣтилъ швейцаръ.
- Аптека близко, я пѣшкомъ,- отвѣтилъ Алексѣй Дмитр³евичъ и почти побѣжалъ по тротуару.
Возвращаясь, онъ увидалъ внизу свою горничную.
- Что такое? Зачѣмъ вы здѣсь? - испуганно спросилъ онъ.
- Старая барыня прислала, чтобы вотъ еще по запискѣ.
- Ахъ, досада какая! Ну, я схожу. Идите туда, вы тамъ нужнѣе. Что? какъ?
- Ничего,- отвѣтила горничная и побѣжала на верхъ.
- Андрей! вы ложитесь, а мнѣ дайте ключъ,- предложилъ Глѣбовъ. Швейцаръ махнулъ рукой.
- Изъ 4-го и 7_го NoNo еще не пришедши,- вяло отозвался онъ.
- У него видъ нехорош³й, больной,- подумалъ Алексѣй Дмитр³евичъ и вспомнилъ, что уже давно замѣчалъ въ немъ какую-то перемѣну.
- Вы нездоровы? - спросилъ онъ.
Швейцаръ сдѣлалъ опять безнадежный жестъ рукой.
- Отъ лѣстницы, должно... Ноги пухнутъ.
- Это отъ лѣстницы, mon ami; я всегда говорила,- вспомнилась Глѣбову фраза тещи.
Въ аптекѣ его задержали. Дожидаясь лекарствъ, онъ старался представить себѣ то, что дѣлалось дома и отъ неизвѣстности и страха у него замирало сердце. Домой онъ бѣжалъ, но когда черезъ стеклянную дверь подъѣзда онъ увидалъ свою лѣстницу и швейцара на ларѣ, ему стало страшно вернуться въ свою квартиру и опять захотѣлось бѣжать по улицѣ или ждать въ аптекѣ. Лицо швейцара, странно одутловатое и блѣдное, глянуло на него равнодушно и вяло.
- Ложитесь, ложитесь! - посовѣтовалъ Глѣбовъ и побѣжалъ, шагая черезъ двѣ ступени.
Его встрѣгила теща.
- Я не знаю, какъ можно было не пригласить доктора? - сразу заговорила она дрожа и захлебываясь отъ слезъ.- Какая-то никому неизвѣстная sage femme... Ахъ, mon Dieu, mon Dieu! она умретъ.
- Что? что такое? - чуть не закричалъ Алексѣй Дмитр³евичъ. Онъ скинулъ шинель и бросился къ запертымъ дверямъ спальни.
- Ее уморятъ! уморятъ! - крикнула ему вслѣдъ теща.
Въ спальную его не пустили.
- Уходите, уходите! Дайте капель вашей belle-mére. У насъ все идетъ прекрасно, волноваться нечего,- закричала ему Софья Сергѣевна. Глѣбовъ вернулся въ кабинетъ. Теща сидѣла на диванѣ и дрожала.
- Ну, чего вы-то? - злобно косясь на нее спросилъ Глѣбовъ.
- Она можетъ умереть... Она навѣрное умретъ! - всхлипнула старуха.- И во всемъ виноваты вы: наняли квартиру гдѣ-то на небесахъ и не пригласили доктора.- Глѣбовъ разсердился.
- Ну, причемъ тутъ квартира? причемъ докторъ? Я сейчасъ спрашивалъ и все идетъ хорошо.
- Хорошаго ничего нѣтъ! - уже закричала теща.- Она, эта sage femme, меня чуть не выгнала, потому что я все вижу и все понимаю и не хочу допустить..
- Ничего вы не понимаете! - сердито перебилъ ее Глѣбовъ.
- Ахъ, mon Dieul Да какъ вы смѣете?.. У меня у самой было восемь человѣкъ дѣтей!
- Ну, и что же?
- Какъ, что же? Я ихъ родила и все... а мой покойный мужъ, который любилъ меня, всегда требовалъ, чтобы тутъ и докторъ и все...
- Сами не умѣли, значитъ.
- Какъ это, я не умѣла?!. Только я не лазила по лѣстницамъ... А эта бѣдная Леля!..
Старуха начала громко всхлипывать. Алексѣй Дмитр³евичъ быстро шагалъ по кабинету и кусалъ усы.
- Слышите? васъ зовутъ! - замѣтилъ онъ вдругъ и сталъ тревожно прислушиваться.
- Иду, иду! - закричала старуха и, несмотря на свою полноту, быстро поднялась и убѣжала.
Глѣбову стало жутко. Пока онъ говорилъ съ тещей и сердился, его нервное напряжен³е находило себѣ исходъ; теперь, предоставленный самому себѣ, онъ опять весь предался тревогѣ и ожидан³ю. Онъ сталъ ходить по комнатамъ, прислушиваясь къ каждому звуку. Неожиданно онъ встрѣтился съ Софьей Сергѣенной.
- Послушайте,- сказала она,- ваша belle-mére этого непремѣнно хочетъ... Съѣздите за докторомъ, я напишу записку.
- Значитъ плохо? - тихо спросилъ Алексѣй Дмитр³евичъ.
- Совсѣмъ нѣтъ! все правильно. Но разъ она этого требуетъ...- отвѣтила Софья Сергѣевна и пожала плечами.
- За Николаемъ Михайловичемъ?
- Ну, конечно...
Софья Сергѣевна стала писать записку, а Глѣбовъ опять накинулъ свою шинель.
- Вретъ она про belle-mére, или не вретъ?- тревожно спрашивалъ онъ себя.
Жестяная лампочка горѣла, а на ларѣ сидѣлъ швейцаръ и дремалъ.
- Выпустите меня! - окликнулъ его Алексѣй Дмитр³евичъ. Тотъ поднялъ голову и поглядѣлъ на Глѣбова. Взглядъ его былъ какой-то тупой и равнодушный; всталъ онъ не сразу.
- Я совсѣмъ не даю вамъ покоя,- заговорилъ Глѣбовъ,- теперь надо за докторомъ... А вы совсѣмъ больны!
- Ничего! - вяло отвѣтилъ швейцаръ и пошелъ къ подъѣзду.
Докторъ былъ пр³ятель Глѣбова, но жилъ далеко. Алекеѣй Дмитр³евичъ торопилъ извощика и все думалъ о томъ: вретъ или не вретъ Софья Сергѣевна, что все идетъ хорошо?
- Если идетъ хорошо, то хорошо кончится,- соображалъ онъ и при словѣ "кончится" чувствовалъ жгучее, почти несбыточное счастье.
Обратно онъ ѣхалъ вмѣстѣ съ докторомъ и слушалъ, какъ тотъ сопѣлъ и всхрапывалъ, поминутно засыпая и просыпаясь на ухабахъ.
Прочитавъ записку Софьи Сергѣенны, Николай Михайловичъ сперва отказался ѣхать и только пообѣщалъ быть часа черезъ два; Глѣбовъ сталъ упрашивать его и вытащилъ чуть не насильно.
Стало свѣтать. Подъѣзжая къ дому, Глѣбовъ подумалъ, что увидитъ сейчасъ одутловатое лицо швейцара и его вялый, равнодушный взглядъ.
- У насъ швейцаръ боленъ,- замѣтилъ онъ вслухъ.
Николай Михайловичъ проснулся.
- Ахъ, это тотъ... Знаю,- сказалъ онъ,- ему не нынче-завтра капутъ.
- Отчего? - спросилъ Глѣбовъ.
- У него сердце не въ порядкѣ.
Они сошли съ извощика и вошли въ подъѣздъ. Докторъ сдалъ свою шубу швейцару и внимательно глянулъ ему въ лицо.
- Онъ почти готовъ,- замѣтилъ онъ Глѣбову, поднимаясь по лѣстницѣ,- а дежуритъ; ничего не подѣлаешь!
На его звонокъ отворила теща.
- Ну, чего у васъ тутъ? это вы все мутите? - спросилъ ее Николай Михайловичъ.
Старуха замахала руками.
- Она умретъ! она непремѣнно умретъ!- чуть не закричала она.
- Да неужели непремѣнно? - спокойно спросилъ докторъ и сталъ приглаживать волосы передъ зеркаломъ,
- Идите же къ ней, au nom de Dieu!
- Не растрепаннымъ же идти! Мнѣ этотъ... вашъ... одѣться порядкомъ не далъ,- сказалъ Николай Михайловичъ.
- Ахъ, mon Dieu! Леля умираетъ и все, а вы съ вашими прическами!
Докторъ спряталъ свою гребеночку въ карманъ и пошелъ за старухой.
- Ишь, какъ бѣгать-то стала! - пошутилъ онъ, глядя, какъ та быстро переваливалась на ходу.
Алексѣй Дмитр³евичъ постоялъ среди кабинета, а потомъ черезъ столовую и корридоръ тихо подошелъ къ дверямъ спальни.
- Это ничего? можно? - услыхалъ онъ измученный голосъ жены.
- Конечно. Конечно! - громко отвѣтила Софья Сергѣевна.
- Au nom de Dieu, Леля, не дремли! - жалобно заговорила теща.- Ахъ, это съ ней не сонъ, а просто слабость или дурнота.
- Напротивъ, пусть спитъ, если хочетъ,- возразилъ докторъ.- А вы бы шли туда, мамаша. Тамъ Леша одинъ.
- Да... Иди, мама,- тихо сказала Леля.
Алексѣй Дмитр³евичъ отшатнулся и, чтобы не возвращаться въ кабинетъ, быстро пошелъ по корридору и отворилъ дверь кухни. Кухарка, одѣтая, спала на кровати; рядомъ въ растяжку на полу спалъ большой бѣлый котъ. У плиты стоялъ самоваръ безъ крышки, въ печи лѣниво потрескивали дрова, а въ большомъ мѣдномъ чайникѣ булькалъ кипятокъ.
- Марья! - тихо позвалъ Глѣбовъ, придумывая, что бы спросить у кухарки, если она проснется. Но она не проснулась.
- Леля дремлеть, Леля не мучится,- сказалъ онъ себѣ съ облегчен³емъ.
Непривычная обстановка развлекала Глѣбова.
- Что у нихъ тутъ таракановъ! Неряхи!- подумалъ онъ, приглядываясь къ раковинѣ.
По корридору кто-то пробѣжалъ, горничная или акушерка.
- Если я пойду въ кабинетъ, то навѣрное поругаюсь съ тещей,- сообразилъ Алексѣй Дмитр³евичъ и сѣлъ на табуретъ около стола.
Кухарка вздохнула и пробормотала что-то во снѣ. Вода въ чайникѣ глухо кипѣла и время отъ времени выплескивалась на плиту тонкой дымящейся струйкой. Глѣбовъ зѣвнулъ и положилъ голову на руки...
- Такъ вѣдь вотъ же онъ! - закричалъ кто-то надъ самымъ его ухомъ. Алексѣй Дмитр³евичъ вздрогнулъ и открылъ глаза. Передъ нимъ съ полотенцемъ въ рукахъ стоялъ докторъ и хохоталъ.
- А говорятъ - сбѣжалъ. Не сбѣжалъ, а спитъ.
Кухарка проснулась и стремительно соскочила съ постели, хватаясь за голову.
- Что? Какъ? - задыхаясь отъ внезапнаго сердцеб³ен³я, спросилъ Глѣбовъ.
- А тебѣ чего хотѣлось? - спросилъ докторъ, внимательно приглядываясь къ коту.
- Да говори же! - закричалъ Глѣбовъ.
- Поди, самъ посмотри! Чего привязался! - огрызнулся Николай Михайловичъ.
Глѣбовъ бѣгомъ выбѣжалъ изъ кухни.
- Только кухарочку обезпокоили! - сострадательно замѣтилъ докторъ и пошелъ за нимъ.
Черезъ полчаса докторъ и Глѣбовъ стояли въ передней; ихъ провожала теща.
- Я только сдамъ телеграмму и сейчасъ же вернусь,- суетливо сказалъ Глѣбовъ.
- Ахъ, mon Dieu! я такъ рада, такъ рада, что не вѣрю себѣ! - заговорила теща.- Я думала, Леля умретъ и все... Я спала и ничего не знала и вдругъ Леша прибѣжалъ... Ахъ, ужъ какъ я рада! - она потирала руки и, улыбаясь, щурилась отъ удовольств³я.
- Maman думаетъ, что все это отъ лѣстницы,- вспомнилъ Глѣбовъ и захохоталъ.
- Это съ Еленой Павловной-то? А что же съ вами отъ лѣстницы ничего не дѣлается? - пошутилъ докторъ. Старуха громко засмѣялась и замахала руками.
- Allez, пожалуйста! всегда так³я глупости!- Докторъ и Глѣбовъ вышли.
Какой-то молодой незнакомый малый мелъ лѣстницу; внизу, съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ, стояла жена швейцара и смотрѣла на улицу въ стеклянную дверь подъѣзда. Она оглянулась, пошла навстрѣчу Николаю Михайловичу и стала что-то тихо говорить, засматривая ему въ глаза умоляющимъ взглядомъ.
- Хорошо, я зайду,- сказалъ Николай Михайловичъ и обратился къ Глѣбову:
- Ты меня подожди, я сейчасъ.
Жена швейцара и докторъ скрылись въ маленькую дверь. Глѣбовъ сѣлъ на ларь и сталъ ждать. Ему вспомнилось, какъ этой ночью сидѣлъ здѣсь швейцаръ, потому что онъ, Глѣбовъ, не давалъ ему спать. Ему вспомнилось еще, что когда у него или у другихъ жильцовъ бывали гости, Андрей тоже не спалъ и не тушилъ лампы.
Докторъ вышелъ изъ швейцарской, за нимъ шла женщина съ ребенкомъ и горячо благодарила его. Въ ея глазахъ вмѣсто мольбы свѣтилась надежда и робкая радость.
Николай Михаиловичъ быстро надѣлъ шубу и вышелъ. Извощиковъ не было и они пошли пѣшкомъ.
- Что тамъ? - спросилъ Глѣбовъ.
- Тамъ?- началъ докторъ и нахмурился,- тамъ остается вдова и пять человѣкъ дѣтей, изъ которыхъ старшему десять лѣтъ.
- И надежды... никакой?
Въ эту минуту Алексѣю Дмитр³евичу очень хотѣлось, чтобы надежда была и чтобы его собственное радостное настроен³е не омрачалось близостью чужаго горя. Докторъ пожалъ плечами.
- А вѣдь онъ мой коллега... до нѣкоторой степени! - сказалъ онъ и усмѣхнулся.
- Кто? - спросилъ Глѣбовъ.
- А вотъ, швейцаръ. Если допустить несомнѣнность жизни иной, откуда мы всѣ идемъ и куда возвращаемся, то мое мѣсто у преддвер³я: одинъ пришелъ, другой уходитъ; будь на стражѣ и... не спи ночь,- добавилъ онъ печально.
Алексѣй Дмитр³евичъ засмѣялся. Докторъ вытащилъ изъ подъ шубы часы и остановился.
- Спать или завтракать? - задумчиво спросиль онъ и сталъ что-то соображать, глядя передъ собой въ туманъ и мглу петербургскаго зимняго утра.