Ауслендер Сергей Абрамович - Вечер у господина де-Сервираж

   Сергей Ауслендер

  

  

   Источник текста: С. Ауслендер. Золотые яблоки. Рассказы. М.: Книгоиздательство "Гриф", 1908, стр. 13 - 28.

   OCR: В. Г. Есаулов, 15 марта 2010 г.

  

  

   Послѣ ареста и казни кавалера де-Мондевиль мы стали собираться у Севиража.

   Почти два мѣсяца понадобилось для исполнен³я всего, что подсказывала осторожность и благоразум³е, раньше чѣмъ нашъ новый канцлеръ счелъ возможнымъ, наконецъ, назначить первый послѣ казни столькихъ друзей вечеръ, котораго мы всѣ ждали съ понятнымъ нетерпѣн³емъ, такъ какъ въ эти тяжелые дни общен³е съ друзьями и сладк³я воспоминанья безвозвратно прошедшаго были единственнымъ утѣшен³емъ немногихъ еще, хотя, быть можетъ, всего на нѣсколько часовъ отклонившихъ гибель, уже переставшую даже страшить, какъ что-то неизбѣжное и непреклонное.

   Въ темномъ, ненавистнаго якобинскаго покроя плащѣ я, соблюдая всѣ предосторожности, въ свѣтлыя весенн³я сумерки съ багровымъ закатомъ и молодымъ нѣжнымъ мѣ-

  

  

   сяцемъ надъ Сеной прокрался къ дому Севиража.

   Условленный знакъ говорилъ, что все благополучно, и, стараясь остаться незамѣченнымъ, открывъ калитку, я прошелъ по аллеѣ, уже начинающихъ распускаться акац³й къ маленькому домику маркиза, служившему въ прежн³я времена веселымъ уединен³емъ для любовныхъ и всякихъ другихъ забавъ, а теперь единственному изъ всѣхъ владѣн³й, оставленному, и то только благодаря особой милости къ нему самого Друга народа.

   Согласно уставу я, еще никого не видя, былъ проведенъ Мартин³аномъ, послѣднимъ изъ слугъ, на котораго можно было положиться, въ крошечную комнату безъ окна, освѣщаемую одной свѣчой, гдѣ я съ наслажден³емъ скинулъ уродливый кафтанъ, чтобы переодѣться въ розовый, шелковый костюмъ, уже слежавш³йся отъ долгаго неупотреблен³я, но еще не вполнѣ потерявш³й тонк³й ароматъ духовъ, быть можетъ, съ послѣдняго бала въ оперѣ или даже, кто знаетъ, въ самомъ Версалѣ. Я нашелъ приготовленнымъ также пышный парикъ съ голубой лентой, шпагу, правда, съ поломанной рукоятью, мушки въ видѣ сердецъ, бабочекъ и цвѣтовъ и наконецъ, пудру, уже два мѣсяца невиданную мною. И я чувствовалъ,

  

   16

  

   какъ вмѣстѣ съ одеждой возвращаются ко мнѣ прежн³я легкость, остроум³е, изящество, веселость, красота, беззаботность, всѣ эти милости неба, такъ тщательно скрываемыя въ послѣдн³е мѣсяцы подъ отвратительной маской санкюлота.

   Еще разъ оглядѣвъ себя въ маленькое зеркало, въ которомъ при невѣрномъ свѣтѣ дрожащей въ моей рукѣ свѣчи снова, колеблясь, возникалъ столь милый и давно потерянный образъ кавалера и виконта де-Фраже, напудренный, нарядный и взволнованный, я вышелъ въ гостиную. Какой сладостью наполняли сердце всѣ, даже столь утомлявш³я когда-то мелочи строго соблюдаемаго этикета. Какъ отдыхалъ взоръ на изящныхъ манерахъ, слухъ - на тонкихъ остротахъ и изысканнѣйшихъ оборотахъ рѣчи. Какъ прекрасны казались улыбки дамъ въ высокихъ, искусно изображающихъ различныя фигуры прическахъ и пышныхъ фижмахъ; какъ стройны и галантны были будто воскрешающ³е все великолѣп³е дворцовъ нарядные кавалеры.

  - Как³я новости, дорогой виконтъ, - встрѣтилъ меня, вставая навстрѣчу, хозяинъ.

  - Вы слышали, на вчерашнемъ пр³емѣ король сказалъ Мондевилю: "Я не слишкомъ завидую вамъ".

  

   17

  

   - Да, а австр³ячка выдала себя головой, хлопнувъ дверью такъ, что всѣ подвѣски на люстрахъ зазвенѣли.

   - Мондевиль былъ великолѣпенъ.

  - А какъ посмотрѣлъ король на Куаньи, который не могъ сдержать улыбки.

  - Это все послѣдств³я ночного приключен³я въ маскарадѣ.

  - Послушайте, Буже! Онъ разсказываетъ забавныя подробности, будучи свидѣтелемъ всего происшедшаго!

   И Буже разсказывалъ съ такимъ милымъ азартомъ, что черезъ нѣсколько минутъ я совсѣмъ отдался знакомой власти пр³ятныхъ выдумокъ, не вспоминая трагической дѣйствительности.

   Всѣ эти давно знакомые разсказы объ уже погибшихъ людяхъ, передаваемые такимъ тономъ, будто ничего не измѣнилось со стѣнами нашего, когда-то перваго въ Парижѣ, салона, переполняли всегда сладкимъ волнен³емъ.

   Гавре, обыкновенно горячо принимавш³й участ³е въ нашихъ разговорахъ, увлекаясь ими чуть ли не искреннѣй всѣхъ, казался сегодня задумчивымъ и разстроеннымъ. Нагнувшись къ нему черезъ столъ, такъ какъ онъ сидѣлъ прямо противъ меня, я спросилъ:

   - Что съ вами, любезнѣйш³й маркизъ?

  

   18

  

   Вздрогнувъ, онъ перевелъ на меня свои даже въ самыя веселыя минуты неподвижные свѣтлые глаза и отвѣтилъ совершенно спокойно:

   - Сегодня, я встрѣтилъ его. Онъ проходилъ въ улицу Дофина. Я все думаю, что ему понадобилось тамъ. Можетъ быть, онъ шелъ къ ней на свиданье. Но что же я могъ сдѣлать? Какъ помѣшать?..

   Я понялъ, что рѣчь идетъ о его недавно столь трагически погабшемъ другѣ и его возлюбленной, тоже казненной, но я не могъ разобрать, говоритъ ли онъ серьезно или нѣтъ, потому что обычный нашъ пр³емъ упоминать о покойныхъ друзьяхъ, какъ о живыхъ, казался мнѣ слишкомъ неумѣстнымъ въ данномъ случаѣ.

   Подавали чай, вошедш³й въ моду послѣ американскихъ походовъ, пристраст³я къ которому я не раздѣлялъ, и вино, краснѣвшее въ хрустальныхъ приборахъ.

   Буже разсказывалъ уже объ утреннемъ гуляньѣ въ Булонскомъ лѣсу и ссорѣ двухъ весьма высокопоставленныхъ особъ.

   - Вы забываете совсѣмъ меня, милый Фраже, - тихо сказала прекрасная госпожа Монклеръ, задержась на нѣсколько секундъ за моимъ стуломъ, какъ будто оправляя оборку своихъ фижмъ.

  

   19

  

  - Вы хотите... - началъ я, но она перебила меня совсѣмъ громко, такъ какъ нашъ разговоръ уже не оставался незамѣченнымъ:

  - Конечно, конечно. Я буду вамъ очень благодарна.

   И оставивъ меня переполненнымъ такъ хорошо знакомымъ чувствомъ любви, опасности, сладкой вѣры въ легко быть можетъ соверщенно пустыя, лживыя слова, она спокойно и медленно прошла въ сосѣднюю комнату. Я вышелъ за ней. И наши встрѣтивш³яся улыбки были безмолвнымъ уговоромъ. Издали слѣдуя за Монклеръ, я вздрогнулъ отъ неожиданности, когда въ узенькомъ темномъ коридорѣ двѣ нѣжныя руки обвились вокругъ моей шеи, и цѣлуя со смѣхомъ, она, видимо хорошо знавшая расположен³е дома, увлекла меня въ маленькую, совершенно такую же какъ въ которой я переодѣвался комнату, изъ всей мебели имѣвшую одинъ столъ, что, впрочемъ, не слишкомъ затруднило насъ.

   Когда черезъ полчаса мы съ разныхъ концовъ присоединились къ оставленному обществу, только что начавшееся чтен³е стиховъ отклонило вниман³е всѣхъ отъ нашего появлен³я.

   Нѣсколько погрубѣвш³й, но все еще прекрасный Жарди читалъ своимъ чистымъ,

  

   20

  

   не сводя широко раскрытыхъ рѣдко голубыхъ глазъ съ одной точки, какъ будто видя что-то невидимое для другихъ.

  

   Любви утѣхи длятся мигъ единый,

   Любви страданья длятся долг³й вѣкъ.

   Какъ счастливъ былъ я съ милою Надиной;

   Какъ жадно пилъ я кубокъ томныхъ нѣгъ;

  

   Но, ахъ, недолго той любви нѣжной

   Мы собирали сладк³е плоды.

   Потокъ временъ несытый и мятежный

   Смылъ на пескѣ любимые слѣды.

  

   На томъ лужкѣ, гдѣ вмѣстѣ мы рѣзвились,

   Коса скосила мягкую траву;

   Вѣнки любви, увы, уже развились,

   Надины я не вижу наяву,

  

   И долго послѣ въ томномъ жарѣ нѣгь

   Другихъ красавицъ звалъ въ бреду Надиной,

   Любви страданья длятся долг³й вѣкъ,

   Любви утѣхи длятся мигъ единый.

  

   Среди покрывшаго послѣдн³я строфы восторженнаго шопота всегда окружавшихъ поэта яркимъ цвѣтникомъ дѣвицъ и дамъ, вдругъ раздался голосъ Гавре, негромк³й, но непреклонный:

  

  

   - Стишки недурны, но я не замѣтилъ необходимой рифмы - гильотина.

   Всѣ въ смущен³и не умѣли прервать неловкаго молчан³я, наступившаго послѣ столь неумѣстной выходки весь вечеръ такъ странно ведущаго себя Гавре, и только Жарди продолжалъ еще улыбаться, глядя въ пространство, своей милой застѣнчивой улыбкой, такъ идущей къ его лучезарному лицу.

   Тогда нашъ канцлеръ увидѣлъ необходимость вмѣшаться своей властью; выступивъ впереди, онъ сказалъ гнѣвно и величаво:

   - Дерзк³й безумецъ, вы забыли священную клятву предъ божественной чашей ²оанна, покровителя и помощника нашего. Ваше малодуш³е граничитъ съ предательствомъ. Братья, обойдите молчаливымъ презрѣн³емъ эти дик³я слова, какъ обходите вы палачей и уб³йцъ и тѣмъ побѣждаете ихъ подлое насил³е. Маркиза де-Гавре болыпе не существуетъ среди нашихъ друзей. Какъ смерть не можетъ отнять отъ насъ ни одного славнаго имени, такъ одинъ отвратительный поступокъ вырываетъ навсегда даже изъ памяти самое имя презрѣннаго.

   Медленно и спокойно Гавре допилъ свое вино и при общемъ молчан³и, ни на кого не глядя, вышелъ изъ комнаты.

   Хотя искусно завязанный разговоръ и со-

  

   22

  

   здалъ сейчасъ же видъ привычнаго оживлен³я, но тяжелое смущен³е не покидало уже сердца, кажется, всѣхъ присутствующихъ и вскорѣ понемногу, изъ осторожности маленькими группами, стали расходиться.

   На прощанье канцлеръ произнесъ краткую рѣчь, въ которой преподалъ наставлен³я горделиваго отрицан³я жестокой дѣйствительности, единственнаго достойнаго поведен³я въ настоящихъ обстоятельствахъ, и напомнилъ уставъ нашего ордена "Братьевъ св. ²оанна".

   Внезапно задутый благодѣтельнымъ вѣтромъ фонарь въ рукахъ мужа далъ намъ возможность проститься быстрымъ беззвучнымъ поцѣлуемъ, не думая, когда намъ придется опять увидаться.

  

  

   Занят³я математикой, которыми я увлекся въ эти тяжелые дни, помогли мнѣ спокойно не только ожидать своей участи, но даже исполнять самыя отвратительныя требован³я такъ называемаго "Комитета Спасен³я".

   Благоразум³е и твердая вѣра въ то, что настанетъ часъ, когда можно будетъ сбросить маску и нанести смертельный ударъ ненавистной революц³и ея же оруж³емъ,

  

  

   заставляли меня подчиняться безропотно всему.

   Зная мое происхожден³е, но не имѣя противъ меня никакихъ обвинен³й, комитетъ, кажется, съ особымъ удовольств³емъ назначалъ меня чаще другихъ въ число гражданъ, обязанныхъ своимъ присутств³емъ придавать хотя бы тѣнь законности ихъ гнуснымъ уб³йствамъ. И я научился не дрогнуть ни однимъ мускуломъ подъ взорами добровольныхъ сыщиковъ.

   Въ седьмой день Фруктидора яснымъ, но холоднымъ утромъ, я, повинуясь предписан³ю "Комитета Спасен³я" прибылъ на площадь Революц³и для присутств³я при казни сорока аристократовъ, приговоренныхъ по процессу извѣстнаго заговора "Святой Дѣвы".

   Чиновникъ конвента, провѣривъ присяжныхъ по списку, размѣстилъ насъ на скамейкахъ эшафота, какъ разъ около самой гильотины. Почти не замѣчая происходившаго, весь уйдя въ разрѣшен³е трудной теоремы, надъ которой я бился уже нѣсколько дней, я вдругъ услышалъ сразу нѣсколько хорошо знакомыхъ именъ, произносимыхъ прокуроромъ, читающимъ приговоръ.

   Много разъ приходилось мнѣ, не поблѣднѣвъ, выходить изъ подобныхъ испытан³й,

  

   24

  

   но въ эту минуту мнѣ показалось, что все погибло: сердде похолодѣло, и я удивляюсь, какъ я не упалъ тогда же съ своей высокой скамейки прямо въ толпу, жадно ожидающую привычнаго зрѣлища.

   Въ маленькихъ тачкахъ подвозились все новыя и новыя жертвы, которымъ приходилось, несмотря на быстроту и ловкость палачей, все-таки ждать своей очереди иногда нѣсколько мучительно долгихъ минутъ.

   Сколько тутъ было знакомыхъ лицъ. Вотъ Толье, Корне, Филисье, Бертрамъ. Мнѣ казалось, что всѣ братья нашего ордена пришли погибнуть сегодня.

   Медленно, неловко задѣвая за ступени, взошелъ на помостъ Жарди. Онъ не казался взволнованнымъ, но только какъ будто стѣсненнымъ всей необыковенностью обстановки и тѣмъ вниман³емъ многотысячной толпы, которое приковывалось къ нему. Отросш³е свѣтлые волосы безъ парика придавали "ему трогательный, почти дѣтск³й видъ. Неуклюжесть одежды подчеркивала изящество манеръ. Я чувствовалъ, какъ близокъ онъ - этотъ первый мой другъ въ Парижѣ. Въ эти нѣсколько минутъ цѣлый рой воспоминан³й пронесся въ моемъ мозгу съ яркостью дѣйствительности: наши первыя встрѣчи въ Версальскомъ саду; его свѣтлыя комнаты въ

  

  

   отелѣ Лармене; наши разговоры; его стихи, улыбки, письма, все, все.

   И вмѣстѣ съ тѣмъ эти воспоминанья какъ-то странно успокаивали меня и возвращали мнѣ столь необходимое самообладан³е. И когда по этимъ же роковымъ ступенямъ твердо и легко поднялась госпожа Монклеръ, моя возлюбленная, прекрасная Монклеръ, я былъ уже совершенно спокоенъ; холодно встрѣтилъ я ея улыбку, конечно, обращенную ко мнѣ, когда, проходя мимо скамейки, она почти задѣла мои ноги; какъ чужой, слышалъ я ея голосъ, нисколько не измѣненный.

   - Вы не слишкомъ любезны, гражданинъ палачъ.

   И только, когда всѣ тѣла друзей были уже опять уложены въ тачки, а палачи, вытерши кровь, закутывали адскую машину чехлами, я рѣшился вынуть платокъ, чтобы вытереть потъ, выступивш³й капельками на лбу и за-тылкѣ.

   - Докторъ Гильотенъ позаботился не только о гиг³енѣ и сокращен³и времени, но онъ не забылъ также и божественныхъ принциповъ эстетики. Вы не согласны, гражданинъ? - обратился ко мнѣ не безъ ирон³и чиновникъ конвента, снимая очки и собирая свои бумаги.

   - О да, сударь, онъ создалъ зрѣлище на-

  

   26

  

   столько же привлекательное, насколько и поучительное, - отвѣчалъ я съ живостью.

   Уходя, я замѣтилъ Гавре, все еще съ вытянутой шеей стремящагося разглядѣть получше все происходившее.

   Солнце багровѣло отъ вѣтра.

   Наскоро окончивъ свой убог³й обѣдъ, я написалъ маленькую записку на розовомъ листочкѣ: "Возлюбленная моего сердца! Вы были бы совсѣмъ неправы, упрекая меня въ невѣрности. Повѣрьте, никогда моя любовь не горѣла такимъ яркимъ пламенемъ. Ваши поцѣлуи жгутъ до сихъ поръ мои губы. Одно воспоминан³е о вашей улыбкѣ ввергаетъ меня въ трепетъ.

  

  

   Любящ³й,

  

  вѣрный до гроба,

  

   горящ³й одной любовью

  

  

  

  

   Вашъ Фраже

  

   цѣлуетъ, клянется и молитъ.

  

  

   N. В. Голубая маска съ сердцемъ пониже лѣваго глаза дастъ возможность отличить меня отъ другихъ масокъ желающей этого".

   Запечатавъ письмо и надписавъ его: "госпожѣ Монклеръ", я положилъ его въ рѣзной ящичекъ съ тайнымъ замкомъ, обитый внутри желтымъ бархатомъ, къ уже цѣлому де-

  

  

   сятку совершенчо такихъ же писемъ и потомъ, не зажигая огня, въ сумеркахъ, опять взялся за свои чертежи и вычислен³я, такъ какъ еще на площади нѣкоторыя внезапно пришедшщ мысли открывали мнѣ вѣрный путь къ доказательству такъ долго мучившей меня теоремы.