="justify">
Тебя не устрашат ни гнет судьбы суровой,
Ни цепи тяжкие, ни пошлый суд людей...
И ты отдашь всю жизнь за ласковое слово,
За милый, добрый взгляд задумчивых очей!
253. БЕССОННИЦА
Проходят часы за часами
Несносной, враждебной толпой...
На помощь с тоской и слезами
Зову я твой образ родной!
Я всё, что в душе накипело,
Забуду, - но только взгляни
Доверчиво, ясно и смело,
Как прежде, в счастливые дни!
Твой образ глядит из тумана;
Увы! заслонен он другим -
Тем демоном лжи и обмана,
Мучителем старым моим!
Проходят часы за часами...
Тускнеет и гаснет твой взор,
Шипит и растет между нами
Обидный, безумный раздор...
Вот утра лучи шевельнулись...
Я в том же тупом забытьи...
Совсем от меня отвернулись
Потухшие очи твои.
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ. ПАРОДИИ. ЭПИГРАММЫ. ЭКСПРОМТЫ
254. ЧУДЕСА
Какие чудеса творятся
У нас по прихоти судьбы:
С сынами Франции мирятся
Угрюмой Англии сыны.
И даже (верх всех удивлений!)
Союз меж ними заключен,
И от бульдожьих уверений
В чаду Луи Наполеон!
Уж не опять ли воедино
Они под знаменем креста
Идут толпами в Палестину,
Чтоб воевать за гроб Христа?
Нет, для народов просвещенных
Теперь уж выгоды в том нет:
Что взять им с греков угнетенных?
Зато не беден Магомет!
И против Руси собирают
Они за то войска свои,
Что к грекам руку простирают
Они в знак мира и любви.
А турок просто в восхищенье!
До этих пор он жил как зверь,
Не зная вовсе просвещенья,
А просвещается теперь!
Уж вместо сабли он иголку
Изделья английского взял
И на французскую ермолку
Чалму родную променял.
Но европейского покроя
Его одежда не спасла,
И под ермолкой, под чалмою,
Одна у турка голова.
Ведь мы уж были у Синопа,
И просвещенных мусульман
На кораблях купцов Европы
Их просветивших англичан.
И для французиков нахальных
Готов у нас уж пир такой,
Что без своих нарядов бальных
Они воротятся домой.
А если захотят остаться,
От дорогих таких гостей
Не можем, право, отказаться,
Не успокоив их костей.
5 апреля 1854
256. ПАРОДИЯ
Пьяные уланы
Спят перед столом,
Мягкие диваны
Залиты вином.
Лишь не спит влюбленный,
Погружен в мечты, -
Подожди немного,
Захрапишь и ты.
6 августа 1854
Орел
257. ПАРОДИЯ
И скучно и грустно...
И странно, и дико, и целый мне век не понять
Тех толстых уродливых книжек:
Ну как журналистам, по правде, не грех разругать
"Отрывки моих поэтических вспышек"?
Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал,
Элегии, драмы, романы,
Сонеты, баллады, эклоги, "Весне" мадригал,
В гекзаметры даже облек "Еруслана"
Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал -
Без них и поэтам ведь жутко!)
И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал,
Что жизнь - препустая и глупая шутка!
7 ноября 1854
259. ИЗ БАЙРОНА
Пародия
Пускай свой путь земной пройду я
Людьми не понят, не любим, -
Но час настанет: не тоскуя,
Я труп безгласный брошу им!
И пусть могилы одинокой
Никто слезой не оросит -
Мне всё равно! Заснув глубоко,
Душа не узрит мрамор плит.
26 августа 1855
260. ПРИЕЗД
Пародия
Осенний дождь волною грязной
Так и мочил,
Когда к клячонке безобразной
Я подходил.
Смотрели грустно так и лужи,
И улиц тьма,
И как-то сжалися от стужи
Кругом дома.
И ванька мой к квартире дальной
Едва плелся,
И, шапку сняв, глядел печально,
На чай прося.
1 сентября 1855
262
1
Видок печальный, дух изгнанья,
Коптел над "Северной пчелой",
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой,
Когда он слыл в всеобщем мненье
Учеником Карамзина
И в том не ведала сомненья
Его блаженная душа.
Теперь же ученик унылый
Унижен до рабов его,
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы.
2
В литературе он блуждал
Давно без цели и приюта;
Вослед за годом год бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя "Пчелой",
Он клеветал без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья -
И врать наскучило ему.
3
И непротертыми глазами
На "Сын Отечества" взирал,
Масальский прозой и стихами
Пред ним, как жемчугом, блистал.
А Кукольник, палач банкротов,
С пивною кружкою в руке,
Ревел - а хищный Брант и Зотов,
За ним следя невдалеке,
Его с почтеньем поддержали.
И Феба пьяные сыны
Среди пустынной тишины
Его в харчевню провожали.
И дик, и грязен был журнал,
Как переполненный подвал...
Но мой Фиглярин облил супом
Творенья друга своего,
И на челе его преглупом
Не отразилось ничего.
4
И вот пред ним иные мненья
В иных обертках зацвели:
То "Библиотеку для чтенья"
Ему от Греча принесли.
Счастливейший журнал земли!
Какие дивные рассказы
Брамбеус по свету пустил
И в "Библиотеку" вклеил.
Стихи блестящи, как алмазы,
И не рецензию, а брань
Глаголет всякая гортань.
Но, кроме зависти холодной,
Журнала блеск не возбудил
В душе Фиглярина бесплодной
Ни новых чувств, ни новых сил.
Всего, что пред собой он видел,
Боялся он, всё ненавидел.
1856 или 1857
267
Для вас так много мы трудились,
И вот в один и тот же час
Мы развелись и помирились
И даже плакали для вас.
Нас слишком строго не судите,
Ведь с вами, право, господа, -
Хотите ль вы иль не хотите -
Мы разведемся навсегда.
18 апреля 1859
275. ФЕЯ МОРЯ
Из Эйхендорфа
Море спит в тиши ночной,
И корабль плывет большой;
Вслед за ним, косой играя,
Фея плещется морская.
Видят бедные пловцы
Разноцветные дворцы;
Песня, полная тоскою,
Раздается над водою...
Солнце встало - и опять
Феи моря не видать,
И не видно меж волнами
Корабля с его пловцами.
23 сентября 1869
280. ЮРЛОВ И КУМЫС
Басня
Один корнет, по имени Юрлов,
Внезапно заболел горячкою балетной.
Сейчас созвали докторов, -
Те выслали его с поспешностью заметной
По матушке по Волге вниз,
Чтоб пить кумыс.
Юрлов отправился, лечился, поправлялся,
Но, так как вообще умеренностью он
В питье не отличался
И был на выпивку силен,
Он начал дуть кумыс ведром, и преогромным,
И тут с моим корнетом томным
Случилось страшное несчастье... Вдруг
О, ужас! О, испуг!
Чуть в жеребенка он не превратился:
Охотно ел овес, от женщин сторонился,
Зато готов был падать ниц
Пред всякой сволочью из местных кобылиц.
Завыли маменьки, в слезах тонули жены,
В цене возвысились попоны,
И вид его ужасен был
Для всех кобыл.
Твердили кучера: "Оказия какая!"
И наконец начальник края,
Призвав его, сказал: "Юрлов,
Взгляни, от пьянства ты каков!
И потому мы целым краем
Тебя уехать умоляем.
Конечно, гражданина долг
Тебе велел бы ехать в полк,
Но так как лошадей у нас в полку не мало,
То, чтоб не сделалось скандала,
Покуда не пройдет волнение в крови,
В Москве немного поживи!"
Юрлов послушался, явился
В Москву - и тотчас же влюбился
В дочь генерала одного,
С которым некогда был дружен дед его.
Всё как по маслу шло сначала:
Его Надина обожала,
И чрез неделю, в мясоед,
Жениться должен был корнет.
Но вот что раз случилось с бедной Надей:
Чтобы участвовать в какой-то кавалькаде,
Она уселася верхом
И гарцевала на дворе своем.
К отъезду было всё готово.
Вдруг раздался протяжный свист Юрлова.
Блестя своим pince-nez {*}, подкрался он, как тать,
И страстно начал обнимать...
Но не Надину, а кобылу...
Легко понять, что после было.
В испуге вскрикнул генерал:
"Благодарю, не ожидал!"
Невеста в обморок легла среди дороги,
А наш Юрлов давай Бог ноги!
Один фельетонист, в Москве вселявший страх,
Сидевший в этот час у дворника в гостях
И видевший поступок этот странный,
Состряпал фельетон о нем пространный
И в Петербург Киркору отослал.
Конечно, про такой скандал
Узнала бы Европа очень скоро,
Но тут, по счастью, на Киркора
Нахлынула беда со всех сторон.
Во-первых, он
Торжественно на площади столичной
Три плюхи дал себе публично,
А во-вторых, явилася статья,
Где он клялся, божился всем на свете,
Что про военных ни...
Не станет он писать в своей газете.
Вот почему про тот скандал
Никто в Европе не узнал.
Читатель, если ты смышлен и малый ловкий,
Из этой басни можешь заключить,
Что иногда кумыс возможно пить,
Но с чувством, с толком, с расстановкой.
А если, как Юрлов, начнешь лупить ведром,
Тогда с удобством в отчий дом
Вернешься шут шутом.
Конец 1860-х - начало 1870-х годов?
{* Пенсне (фр.).- Ред.}
282
Почтенный Оливье, побрив меня, сказал:
"Мне жаль моих французов бедных
В министры им меня Господь послал
И Трубникова дал наместо труб победных".
1870
283. В. А. ЖЕДРИНСКОМУ
С тобой размеры изучая,
Я думал, каждому из нас
Судьба назначена иная: