Апухтин Алексей Николаевич - Избранные стихотворения

Алексей Николаевич Апухтин. Избранные стихотворения



 К РОДИНЕ

Далеко от тебя, о родина святая,
Уж целый год я жил в краях страны чужой
И часто о тебе грустил, воспоминая
Покой и счастие, минувшее с тобой.
И вот в стране зимы, болот, снегов глубоких,
Где, так же одинок, и я печалью жил,
Я сохранил в душе остаток чувств высоких,
К тебе всю прежнюю любовь я сохранил.

  Теперь опять увижусь я с тобою,

  В моей груди вновь запылает кровь,

  Я примирюсь с своей судьбою,

  И явится мне вдохновенье вновь!

  Уж близко, близко... Все смотрю я вдаль,

  С волнением чего-то ожидаю

  И с каждою тропинкой вспоминаю То радость смутную, то тихую печаль. И вспоминаю я свои былые годы,

  Как мирно здесь и счастливо я жил, Как улыбался я всем красотам природы

  И в дебрях с эхом говорил.

  Уж скоро, скоро... Лошади бегут,

  Ямщик летит, вполголос напевая,

  и через несколько минут Увижу я тебя, о родина святая! 15 июня 1853

ЖИЗНЬ

О жизнь! ты миг, но миг прекрасный, Мне невозвратный, дорогой; Равно счастливый и несчастный Расстаться не хотят с тобой. Ты миг, но данный нам от Бога Не для того, чтобы роптать На свой удел, свою дорогу И дар бесценный проклинать. Но чтобы жизнью наслаждаться, Но чтобы ею дорожить, Перед судьбой не преклоняться, Молиться, веровать, любить. 10 августа 1853

СТАРАЯ ДОРОГА

Я еду. На небе высоко Плывет уж бледная луна, И от селенья недалеко Дорога старая видна. И по дороге неизбитой Звонки проезжих не гудят, И лишь таинственно ракиты По сторонам ее стоят, И из-за них глядят уныло Уж полусгнившие столбы Да одинокая могила Без упованья и мольбы. И крест святынею своею Могилы той не сторожит, Лишь, наклонившися над нею, Угрюмо шепчет ряд ракит. И есть в окрестности преданье, Что на могиле страшной той Пресек свое существованье Один страдалец молодой. Однажды в ночь сюда пришел он И имя Бога не призвал, Но, адских мук и страсти полон, Он в грудь вонзил себе кинжал. И неотпетая могила Дана преступника костям. В ней песня слышалась уныло, И тень являлась по ночам. Всегда с боязнью и тревогой Крестьянин мимо проходил,- И скоро новую дорогу Труд человека проложил... 10 августа 1854

ПОЭТ

Взгляните на него, поэта наших дней,

  Лежащего во прахе пред толпою:

  Она - кумир его, и ей

  Поет он гимн, венчанный похвалою.

  Толпа сказала: "Не дерзай Гласить нам истину холодными устами! Не нужно правды нам, скорее расточай Запасы льстивых слов пред нами".

  И он в душе оледенил

  Огонь вскипающего чувства,

  И тот огонь священный заменил

  Одною ржавчиной искусства;

  Он безрассудно пренебрег

  Души высокое стремленье И дерзко произнес, низверженный пророк,

  Слова упрека и сомненья;

  Воспел порочный пир палат,

  Презренья к жизни дух бесплодный,

  Приличьем скрашенный разврат,

  И гордость мелкую, и эгоизм холодный...

   Взгляните: вот и кончил он, И, золото схватив дрожащею рукою,

   Бежит поэт к бесславному покою,

   Как раб, трудами изнурен!

   Таков ли был питомец Феба,

   Когда, святого чувства полн,

   Он пел красу родного неба,

   И шум лесов, и ярость волн;

   Когда в простых и сладких звуках

   Творцу миров он гимны пел?

   Их слушал раб в тяжелых муках,

   Пред ними варвар цепенел!

   Поэт не требовал награды,-

   Не для толпы он песнь слагал:

   Он покидал, свободный, грады,

   В дубравы тихие бежал,

   И там, где горы возвышались,

   В свободной, дикой стороне,

   Поэта песни раздавались

   В ненарушимой тишине. 29 сентября 1854

ЭПАМИНОНД

Когда на лаврах Мантинеи Герой Эллады умирал И сонм друзей, держа трофеи, Страдальца ложе окружал,- Мгновенный огнь одушевленья Взор потухавший озарил. И так, со взором убежденья, Он окружавшим говорил: "Друзья, не плачьте надо мною! Недолговечен наш удел; Блажен, кто жизни суетою Еще измерить не успел, Но кто за честь отчизны милой Ее вовеки не щадил, Разил врага,- и над могилой Его незлобливо простил! Да, я умру, и прах мой тленный Пустынный вихорь разнесет, Но счастье родины священной Красою новой зацветет!" Умолк... Друзья еще внимали... И видел месяц золотой, Как, наклонившися, рыдали Они над урной роковой. Но слава имени героя Его потомству предала, И этой славы, взятой с боя, И смерть сама не отняла. Пронзен ядром в пылу сраженья, Корнилов мертв в гробу лежит... Но всей Руси благословенье И в мир иной за ним летит. Еще при грозном Наварине Он украшеньем флота был; Поборник правды и святыни, Врагов отечества громил, И Севастополь величавый Надежней стен оберегал... Но смерть поспорила со славой, И верный сын России пал, За славу, честь родного края, Как древний Грек, он гордо пал, И, все земное покидая, Он имя родины призвал. Но у бессмертия порога Он, верой пламенной горя, Как христианин, вспомнил Бога, Как верноподданный - царя. О, пусть же ангел светозарный Твою могилу осенит И гимн России благодарной На ней немолчно зазвучит! 26 октября 1854

МАЙ В ПЕТЕРБУРГЕ

Месяц вешний, ты ли это? Ты, предвестник близкий лета, Месяц песен соловья? Май ли, жалуясь украдкой, Ревматизмом, лихорадкой В лазарете встретил я? Скучно! Вечер темный длится - Словно зимний! Печь дымится, Крупный дождь в окно стучит; Все попрятались от стужи, Только слышно, как чрез лужи Сонный ванька дребезжит. А в краю, где протекали Без забот и без печали Первой юности года, Потухает луч заката И зажглась во тьме богато Ночи мирная звезда. Вдоль околицы мелькая, Поселян толпа густая С поля тянется домой; Зеленеет пышно нива, И под липою стыдливо Зреет ландыш молодой. 27 мая 1855

ПРЕДЧУВСТВИЕ

   А. П. Апухтиной Не знаю почему, но сердце замирает, Не знаю почему, но вся душа дрожит, Но сон очей моих усталых не смыкает, Но ум мучительно над сердцем тяготит. Я к ложу жаркому приникнул головою, И, кажется, всю жизнь я выплакать готов... И быстро предо мной проходят чередою Все дрязги мелкие всех прожитых годов. Я вспоминаю все: надежды и сомненья, Былые радости и горе прежних дней, И в памяти моей, как черные виденья, Мелькают образы знакомые людей... А мысль о будущем, как червь, меня снедает, Немого ужаса душа моя полна, И тьма меня томит, и давит, и смущает, И не дождаться мне обманчивого сна. 1 июля 1855

К СЛАВЯНОФИЛАМ

О чем шумите вы, квасные патриоты? К чему ваш бедный труд и жалкие заботы? Ведь ваши возгласы России не смутят. И так ей дорого достался этот клад Славянских доблестей... И, варварства остаток, Над нею тяготит татарский отпечаток: Невежеством, как тьмой, кругом обложена, Рассвета пышного напрасно ждет она, И бедные рабы в надежде доли новой По-прежнему влачат тяжелые оковы... Вам мало этого, хотите больше вы: Чтоб снова у ворот ликующей Москвы Явился белый царь, и грозный, и правдивый, Могучий властелин, отец чадолюбивый... А безглагольные любимцы перед ним, Опричники, неслись по улицам пустым... Чтоб в Думе поп воссел писать свои решенья, Чтоб чернокнижием звалося просвещенье, И родины краса, боярин молодой Дрался, бесчинствовал, кичился пред женой, А в тереме царя, пред образом закона Валяясь и кряхтя, лизал подножье трона. 25 января 1856

ЖИЗНЬ

  

   К. П. Апухтиной Песня туманная, песня далекая, И бесконечная, и заунывная, Доля печальная, жизнь одинокая, Слез и страдания цепь непрерывная... Грустным аккордом она начинается... В звуках аккорда, простого и длинного, Слышу я, вопль из души вырывается, Вопль за утратою детства невинного. Далее звуков раскаты широкие - Юного сердца мечты благородные: Вера, терпения чувства высокие, Страсти живые, желанья свободные. Что же находим мы? В чувствах - страдания, В страсти - мученья залог бесконечного, В людях - обман... А мечты и желания? Боже мой! Много ли в них долговечного? Старость подходит часами невольными, Тише и тише аккорды печальные... Ждем, чтоб над нами, в гробу безглагольными, Звуки кругом раздались погребальные... После... Но если и есть за могилою Песни иные, живые, веселые, Жаль нам допеть нашу песню унылую, Трудно нам сбросить оковы тяжелые!.. 29 февраля 1856

ШАРМАНКА

  

   М.А. Апухтиной Я иду через площадь... Звездами Не усыпано небо впотьмах... Только слякоть да грязь пред глазами, А шарманки мотивы в ушах. И откуда те звуки, не знаю, Но, под них забываться любя, Все прошедшее я вспоминаю И ребенком вновь вижу себя. В долгий вечер, бывало, зимою У рояли я сонный сижу. Ты играешь, а я за тобою Неотвязчивым взором слежу. То исчезнут из глаз твои руки, То по клавишам явятся вдруг, И чудесные, стройные звуки Так ласкают и нежат мой слух. А потом я рукою нетвердой Повторяю урок в тишине, И приятней живого аккорда Твой же голос слышится мне. Вот он тише звучит и слабее, Вот пропал он в пространстве пустом... А шарманка все громче, звучнее, Все болезненней ноет кругом. Вспоминаю я пору иную И вот вижу: в столице, зимой, И с колоннами залу большую, И оркестр у подмосток большой. Его речи, живой, музыкальной, Так отрадно, мечтая, внимать, То веселой, то томно-печальной, И со мною твой образ опять. И какие бы думе мятежной Ни напомнил названья язык, Все мне слышится голос твой нежный, Все мне видится ясный твой лик. Может быть, и теперь пред роялью, Как и прежде, бывало, сидишь И с спокойною, тихой печалью На далекое поле глядишь. Может быть, ты с невольной слезою Вспоминаешь теперь обо мне? И ты видишь: с постылой душою, В незнакомой, чужой стороне Я иду через площадь... Мечтами Сердце полно о радостных днях... Только слякоть да грязь пред глазами, И шарманки мотивы в ушах. 25 марта 1856

НА НЕВЕ ВЕЧЕРОМ

Плывем. Ни шороха. Ни звука. Тишина. Нестройный шум толпы все дальше замирает, И зданий и дерев немая сторона

  Из глаз тихонько ускользает. Плывем. Уж зарево полнеба облегло; Багровые струи сверкают перед нами; Качаяся, скользит покорное весло

  Над полусонными водами... И сердце просится в неведомую даль, В душе проносятся неясные мечтанья, И радость томная, и светлая печаль,

  И непонятные желанья. И так мне хорошо, и так душа полна, Что взор с смущением невольным замечает, Как зданий и дерев другая сторона

  Все ближе, ближе подступает. 30 мая 1856

ДОРОГОЙ

  

   П.И. Чайковскому Едешь, едешь в гору, в гору...

  Солнце так и жжет; Ни души! Навстречу взору

  Только пыль встает. Вон, мечты мои волнуя,

  Будто столб вдали... Но уж цифры не могу я

  Различить в пыли. И томит меня дремою,

  Жарко в голове... Точно, помнишь, мы с тобою

  Едем по Неве. Все замолкло. Не колышет

  Сонная волна... Сердце жадно волей дышит,

  Негой грудь полна, И под мерное качанье

  Блещущей ладьи Мы молчим, тая дыханье

  В сладком забытьи... Но тряска моя телега,

  И далек мой путь, А до мирного ночлега

  Не могу заснуть. И опять все в гору, в гору

  Едешь, - и опять Те ж поля являют взору

  Ту ж пустую гладь. 15 июня 1856

НОЧЬ

  

  

  

   К *** Замолкли, путаясь, пустые звуки дня, Один я наконец, все спит кругом меня; Все будто замерло... Но я не сплю: мне больно За день, в бездействии утраченный невольно. От лампы бледный свет, бродящий по стенам, Враждебным кажется испуганным очам; Часы так глухо бьют, и с каждым их ударом Я чую новый миг, прожитый мною даром. И в грезах пламенных меж призраков иных Я вижу образ твой, созданье дум моих; Уж сердце чуткое бежит к нему пугливо... Но он так холоден к печали молчаливой, И так безрадостен, и так неуловим, Что содрогаюсь я и трепещу пред ним... Но утро близится... Тусклей огня мерцанье, Тусклей в моей душе горят воспоминанья... Хоть на мгновение обманчивый покой Коснется вежд моих... А завтра, ангел мой, Опять в часы труда, в часы дневного бденья, Ты мне предстанешь вдруг, как грозное виденье. Томясь, увижу я средь мелкой суеты Осмеянную грусть, разбитые мечты И чувство светлое, как небо в час рассвета, Заглохшее впотьмах без слов и без ответа!.. И скучный день пройдет бесплодно... И опять В мучительной тоске я буду ночи ждать, Чтобы хоть язвами любви неутолимой Я любоваться мог, один, никем не зримый... 20 октября 1856

ОТВЕТ АНОНИМУ

  

  

  

  

  

  

  

   О друг неведомый! Предмет моей мечты, Мой светлый идеал в посланьи безымянном Так грубо очертить напрасно хочешь ты:

  Я клеветам не верю странным. А если ты и прав,- я чудный призрак мой, Я ту любовь купил ценой таких страданий, Что не отдам ее за мертвенный покой,

  За жизнь без муки и желаний. Так, ярким пламенем утешен и согрет, Младенец самый страх и горе забывает, И тянется к огню, и ловит беглый свет,

  И крикам няни не внимает. 29 октября 1856

БОЖИЙ МИР

  

  

   В.Н. Юферову Как на Божий мир, премудрый и прекрасный, Я взгляну прилежней думой беспристрастной, Точно будто тщетно плача и тоскуя, У дороги пыльной в знойный день стою я... Тянется дорога полосою длинной, Тянется до моря... Все на ней пустынно! Нет кругом деревьев, лишь одни кривые Высятся печально вехи верстовые; И по той дороге вдаль неутомимо Идут пешеходы мимо все да мимо. Что у них за лица? С невеселой думой Смотрят исподлобья злобно и угрюмо; Те без рук, другие глухи, а иные Идут спотыкаясь, точно как слепые. Тесно им всем вместе, ни один не может Своротить с дороги - всех перетревожит... Разве что телега пробежит порою, Бледных трупов ряд оставя за собою... Мрут они... Телега бедняков сдавила - Что ж! Не в первый раз ведь слабых давит сила; И телеге тоже ведь не меньше горя: Только поскорее добежит до моря... И опять все смолкнет... И все мимо, мимо Идут пешеходы вдаль неутомимо, Идут без ночлега, идут в полдень знойный, С пылью поднимая гул шагов нестройный. Где ж конец дороги?

   За верстой последней, Омывая берег у скалы соседней, Под лучами солнца, в блеске с небом споря, Плещется и бьется золотое море. Вод его не видя, шуму их не внемля, Бедные ступают прямо как на землю; Воды, расступаясь, путников, как братьев, Тихо принимают в мертвые объятья, И они все так же злобно и угрюмо Исчезают в море без следа и шума. Говорят, что в море, в этой бездне чудной, Взыщется сторицей путь их многотрудный, Что за каждый шаг их по дороге пыльной Там вознагражденье пышно и обильно! Говорят... А море в красоте небесной Также нам незримо, также неизвестно, А мы видим только вехи верстовые - Прожитые даром годы молодые, Да друг друга видим - пешеходов темных,- Тружеников вечных, странников бездомных, Видим жизнь пустую, путь прямой и дальний Пыльную дорогу - Божий мир печальный... 15 ноября 1856

ПОСЛЕ БАЛА

Уж к утру близилось... Унынье превозмочь На шумном празднике не мог я и тоскливо Оставил скучный пир. Как день, сияла ночь. Через Неву домой я ехал торопливо. Все было так мертво и тихо на реке. Казались небеса спокойствием объяты; Облитые луной, белели вдалеке Угрюмые дворцы, заснувшие палаты; И скрип моих саней один звучал кругом, Но музыке иной внимал я слухом жадным: То тихий стон ее в безмолвии ночном Мне душу потрясал каким-то сном отрадным. И чудилося мне: под тканью золотой, При ярком говоре толпы немых видений, В неведомой красе носились предо мной Такие светлые, сияющие тени... То вдруг какой-то страх и чувство пустоты Сжимали грудь мою... Сменяя призрак ложный, Другие чередой являлися мечты, Другой носился бред, и странный и тревожный. Пустыней белою тот пир казался мне; Тоска моя росла, росла, как стон разлуки... И как-то жалобно дрожали в тишине Напева бального отрывочные звуки. 4 января 1857

РУССКИЕ ПЕСНИ

Как сроднились вы со мною, Песни родины моей, Как внемлю я вам порою, Если вечером с полей Вы доноситесь, живые, И в безмолвии ночном Мне созвучья дорогие Долго слышатся потом. Не могучий дар свободы, Не монахи мудрецы,- Создавали вас невзгоды Да безвестные певцы. Но в тяжелые годины Весь народ, до траты сил, Весь - певец своей кручины - Вас в крови своей носил. И как много в этих звуках Непонятного слилось! Что за удаль в самых муках, Сколько в смехе тайных слез! Вечным рабством бедной девы, Вечной бедностью мужей Дышат грустные напевы Недосказанных речей... Что за речи, за герои! То - Бог весть какой поры - Молодецкие разбои, Богатырские пиры; То Москва, татарин злобный, Володимир, князь святой... То, журчанью вод подобный, Плач княгини молодой. Годы идут чередою... Песни нашей старины Тем же рабством и тоскою, Той же жалобой полны; А подчас все так же вольно Славят солнышко-царя, Да свой Киев богомольный, Да Илью-богатыря. 1 июля 1857

СЕРЕНАДА ШУБЕРТА

Ночь уносит голос страстный,

  Близок день труда... О, не медли, друг прекрасный,

  О, приди сюда! Здесь свежо росы дыханье,

  Звучен плеск ручья, Здесь так полны обаянья

  Песни соловья! И так внятны в этом пеньи,

  В этот час любви, Все рыданья, все мученья,

  Все мольбы мои! 11 сентября 1857

СЕГОДНЯ МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ 17 ЛЕТ...

"Шестнадцать только лет!" - с улыбкою холодной

  Твердили часто мне друзья: - "И в эти-то года такой тоской бесплодной

  Звучит элегия твоя! О, нет! Напрасно, вняв ребяческим мечтаньям,

  О них рассказывал ты нам; Не верим мы твоим непризнанным страданьям,

  Твоим проплаканным ночам. Взгляни на нас: толпой беспечно горделивой

  Идем мы с жребием своим, И жребий наш течет так мирно, так счастливо,

  Что мы иного не хотим. На чувство каждое мы смотрим безразлично,

  А если и грустим порой, Смотри, как наша грусть спокойна и прилична,

  Как вся проникнута собой! Пускай же говорят, что теплого участья

  В нас горе ближних не найдет, Что наша цель мелка, что грубо наше счастье,

  Что нами двигает расчет; Давно прошла пора, когда не для забавы

  Таких бы слушали речей: Теперь иной уж век, теперь иные нравы,

  Иные страсти у людей. А ты? Ты жить, как мы, не хочешь, не умеешь,

  И, полон гордой суеты, Еще, как неба дар, возносишь и лелеешь

  Свои безумные мечты... Поэт, беги ты их, как гибельной заразы,-

  Их судит строгая молва, И все они, поверь, одни пустые фразы

  И заученные слова!" Не для судей моих в ответ на суд жестокий,

  Но для тебя, былых годов Мой друг единственный, печальный и далекий,

  Я сердце высказать готов. Ты понял скорбь души, заглохшей на чужбине,

  Но сам нередко говорил, Что должен я беречь и прятать, как святыню,

  Ее невысказанный пыл. Ты музу скромную, не зная оправданья,

  Так откровенно презирал... О, я тебе скажу, как часто в час страданья

  Ее, изменницу, я звал! Я расскажу тебе, как я в тоске нежданной,

  Ища желаниям предел, Однажды полюбил... такой любовью странной,

  Что долго верить ей не смел. Бог весть, избыток чувств рвался ли неотвязно

  Излиться вдруг на ком-нибудь, Воображение ль кипело силой праздной,

  Дышала ль чувственностью грудь,- Но только знаю я, что в жизни одинокой

  То были лучшие года, Что я так пламенно, правдиво и глубоко

  Любить не буду никогда. И что ж? Неузнанны, осмеяны, разбиты,

  К ногам вседневной суеты Попадали кругом, внезапной тьмой покрыты,

  Мои горячие мечты. Во тьме глухих ночей, глотая молча слезы

  (А слез, как счастия, я ждал!), Проклятьями корил я девственные грезы

  И понапрасну проклинал... Порой на будущность надежда золотая

  Еще светлела впереди, Но скоро и она погасла, умирая,

  В моей измученной груди... Тому уж год прошел, то было ночью темной.

  Раз, помню, выбившись из сил, Покинув шумный пир, по площади огромной

  Я торопливо проходил. Бог знает, отчего тогда толпы веселой

  Мне жизнь казалась далека, И на сердце моем, как камня гнет тяжелый,

  Лежала черная тоска. Я помню, мокрый снег мне хлопьями нещадно

  Летел в лицо; над головой Холодный ветер выл; пучиной безотрадной

  Висело небо надо мной. Я подошел к Неве... Из-за свинцовой дали

  Она глядела все темней, И волны в полосах багровых колебали

  Зловещий отблеск фонарей. Я задрожал... И вдруг, отчаяньем томимый,

  С последним ропотом любви На мысль ужасную напал... О, мимо, мимо,

  Воспоминания мои!

  

  

   Но образы иные

  Меня преследуют порой: То детства мирного виденья золотые

  Встают нежданно предо мной, И через длинный ряд тоски, забот, сомненья

  Опять мне слышатся в тиши И игры шумные, и тихие моленья,

  И смех неопытной души. То снова новичком себя я вижу в школе...

  Мой громкий смех замолк давно; Я жадно рвусь душой к родным полям и к воле,

  Мне все так дико и темно. И тут-то в первый раз, небесного напева

  Кидая звуки по земле, Явилась мне она, божественная дева,

  С сияньем музы на челе. Могучей красотой она не поражала,

  Не обнажала скромных плеч, Но сладость тихую мне в душу проливала

  Ее замедленная речь. С тех пор везде со мной: в трудах, в часы досуга,

  В мечте обманчивого сна, С словами нежными заботливого друга,

  Как тень, носилася она; Дрожащий звук струны, шумящий в поле колос,

  Весь трепет жизни в ней кипел; С рыданием любви ее сливался голос

  И песни жалобные пел. Но, утомленная моей борьбой печальной,

  Моих усилий не ценя, Уже давно, давно с усмешкою печальной

  Она покинула меня; И для меня с тех пор весь мир исчез, объятый

  Какой-то страшной пустотой, И сердце сражено последнею утратой,

  Забилось прежнею тоской. Вчера еще в толпе, один, ища свободы,

  Я, незамеченный, бродил И тихо вспоминал все прожитые годы,

  Все, что я в сердце схоронил. "Семнадцать только лет! - твердил я, изнывая, -

  А сколько горечи, и зла, И бесполезных мук мне эта жизнь пустая

  Уже с собою принесла!" Я чувствовал, как рос во мне порыв мятежный,

  Как желчь кипела все сильней, Как мне противен был и говор неизбежный,

  И шум затверженных речей... И вдруг передо мной, небесного напева

  Кидая звуки по земле, Явилася она, божественная дева,

  С сияньем музы на челе. Как я затрепетал, проникнут чудным взором,

  Как разом сердце расцвело! Но строгой важностью и пламенным укором

  Дышало милое чело. "Когда взволнован ты,- она мне говорила,-

  Когда с тяжелою тоской Тебя влечет к добру неведомая сила,

  Тогда зови меня и пой! Я в голос твой пролью живые звуки рая,

  И пусть не слушают его, Но с ним твоя печаль, как пыль, исчезнет злая

  От дуновенья моего! Но в час, когда томим ты мыслью беспокойной,

  Меня, посланницу любви, Для желчных выходок, для злобы недостойной

  И не тревожь, и не зови!.." Скажи ж, о муза, мне: святому обещанью

  Теперь ты будешь ли верней? По-прежнему ль к борьбе, к труду и упованью

  Пойдешь ты спутницей моей? И много ли годов, тая остаток силы,

  С тобой мне об руку идти, И доведешь ли ты скитальца до могилы

  Или покинешь на пути? А может быть, на стон едва воскресшей груди

  Ты безответно замолчишь, Ты сердце скорбное обманешь, точно люди,

  И точно радость - улетишь?.. Быть может, и теперь, как смерть неумолима,

  Затем явилась ты сюда, Чтобы в последний раз блеснуть неотразимо

  И чтоб погибнуть навсегда? 15 ноября 1857

КОМЕТА

  (Из Беранже) Бог шлет на нас ужасную комету, Мы участи своей не избежим. Я чувствую, конец подходит свету; Все компасы исчезнут вместе с ним. С пирушки прочь вы, пившие без меры, Не многим был по вкусу этот пир,- На исповедь скорее, лицемеры! Довольно с нас: состарелся наш мир. Да, бедный шар, тебе борьбы отважной Не выдержать; настал последний час: Как спущенный с веревки змей бумажный, Ты полетишь, качаясь и крутясь. Перед тобой безвестная дорога... Лети туда, в безоблачный эфир... Погаснет он - светил еще так много! Довольно с нас: состарелся наш мир... О, мало ли опошленных стремлений, Прозваньями украшенных глупцов, Грабительств, войн, обманов, заблуждений Рабов-царей и подданных рабов? О, мало ль мы от будущего ждали, Лелеяли наш мелочный кумир... Нет, слишком много желчи и печали. Довольно с нас: состарелся наш мир. А молодежь твердит мне: "Все в движеньи, Все под шумок гнилые цепи рвет, И светит газ, и зреет просвещенье, И по морю летает пароход... Вот подожди, раз двадцать минет лето - На мрак ночной повеет дня зефир..." - Я тридцать лет, друзья, все жду рассвета! Довольно с нас: состарелся наш мир. Была пора: во мне любовь кипела, В груди кипел запас горячих сил... Не покидать счастливого предела Тогда я землю пламенно молил! Но я отцвел; краса бежит поэта; Навек умолк веселых песен клир... Иди ж скорей, нещадная комета.- Довольно с нас - состарелся наш мир. 2 декабря 1857

В ТЕАТРЕ

Часто, наскучив игрой бесталанною,

  Я забываюсь в толпе, Разные мысли, несвязные, странные,

  Бродят тогда в голове. Тихо мне шепчет мечта неотлучная:

  Вот наша жизнь пред тобой, Та же комедия, длинная, скучная,

  Разве что автор другой. А ведь сначала, полны ожидания,

  Входим мы... Пламень в груди... Много порывов, и слез, и желания,

  Много надежд впереди. Но чуть ступили на сцену мы новую -

  Пламень мгновенно погас: Глупо лепечем мы роль бестолковую,

  Холодно слушают нас. Если ж среди болтовни утомительной

  В ком-нибудь вырвется стон И зазвучит обо всем, что мучительно

  В сердце подслушает он,- Тут-то захлопают!.. Рукоплескания,

  Крики... Минута пройдет... Мощное слово любви и страдания

  Так же бесплодно замрет. Тянутся, тянутся сцены тяжелые,

  Стынут, черствея, сердца, Мы пропускаем уж сцены веселые,

  Ждем терпеливо конца. Занавесь спущена... Лавры завидные,

  Может гордиться артист; Слышно порой сожаленье обидное,

  Чаще зевота и свист. Вот и разъехались... Толки безвредные

  Кончены... Говор затих, Мы-то куда ж теперь денемся, бедные,

  Гаеры жалкие их! В длинном гробу, как на дроги наемные,

  Ляжем, - и в путь без сумы Прямо домой через улицы темные

  Тихо потащимся мы. Выедем за город... Поле широкое...

  Камни, деревья, кресты... Снизу чернеет нам яма глубокая,

  Звезды глядят с высоты... Тут мы и станем... И связанных странников

  Только бы сдать поскорей - В грязный чулан нас запрут, как изгнанников

  С родины милой своей. Долго ли нас там продержат - не сказано,

  Что там - не знает никто, Да и нам знать-то того не приказано,

  Знает хозяин про то. 28 декабря 1857

РАССВЕТ

Видали ль вы рассвета час За ночью темной и ненастной? Давно уж буря пронеслась, Давно уж смолкнул гул ужасный, Но все кругом еще хранит Тяжелый след грозы нестройной, Все ждет чего-то и молчит!.. Все полно мысли беспокойной. Но вот у тучи роковой Вдруг прояснился угол белый; Вот за далекою горой С востока что-то заалело; Вон там повыше брызнул свет. Он вновь исчезнет ли за тучей Иль станет славный и могучий Среди небес?..

  

   Ответа нет... Но звук пастушеской свирели Уж слышен в тишине полей, И воздух кажется теплей, И птички ранние запели. Туманы, сдвинувшись сперва, Несутся, ветром вдаль гонимы. Теперь таков наш край родимый, Теперь Россия такова. 6 января 1858

К ПРОПАВШИМ ПИСЬМАМ

Как по товарищу недавней нищеты

  Друзья терзаются живые, Так плачу я о вас, заветные листы,

  Воспоминанья дорогие!.. Бывало, утомясь страдать и проклинать,

  Томим бесцельною тревогой, Я с напряжением прочитывал опять

  Убогих тайн запас убогий. В одних я уловлял участья краткий миг,

  В других какой-то смех притворный, И все благословлял, и все в мечтах моих

  Хранил я долго и упорно. Но больше всех одно мне памятно... Оно

  Кругом исписано все было,.. Наместо подписи - чернильное пятно,

  Как бы стыдяся, имя скрыло; Так много было в нем раскаянья и слез,

  Так мало слов и фразы шумной, Что, помню, я и сам тоски не перенес

  И зарыдал над ним, безумный. Кому же нужно ты, нескладное письмо,

  Зачем другой тобой владеет? Кто разберет в тебе страдания клеймо

  И оценить тебя сумеет? Хозяин новый твой не скажет ли, шутя,

  Что чувства в авторе глубоки, Иль просто осмеет, как глупое дитя,

  Твои оплаканные строки?.. Найду ли я тебя? Как знать! Пройдут года.

  Тебя вернет мне добрый гений... Но как мы встретимся?.. Что буду я тогда,

  Затерянный в глуши сомнений? Быть может, как рука, писавшая тебя,

  Ты станешь чуждо мне с годами, А может быть, опять, страдая и любя,

  Я оболью тебя слезами!.. Бог весть! Но та рука еще живет; на ней,

  Когда-то теплой и любимой, Всей страсти, всей тоски, всей муки прежних дней

  Хранится след неизгладимый. А ты?.. Твой след пропал... Один в тиши ночной

  С пустой шкатулкою сижу я, Сгоревшая свеча дрожит передо мной,

  И сердце замерло, тоскуя. 25 января 1858

МОЕ ОПРАВДАНИЕ

Не осуждай меня холодной думой, Не говори, что только тот страдал, Кто в нищете влачил свой век угрюмый, Кто жизни яд до капли выпивал. А тот, кого едва не с колыбели Тяжелое сомнение гнетет, Кто пред собой не видит ясной цели И день за днем безрадостно живет; Кто навсегда утратил веру в счастье, Томясь, молил отрады у людей И не нашел желанного участья, И потерял изменчивых друзей; Чей скорбный стон, стесненный горький шепот В тиши ночей мучительно звучал... Ужели в том таиться должен ропот? Ужели тот, о, Боже! не страдал! 12 марта 1858

ПОДРАЖАНИЕ ДРЕВНИМ

Он прийти обещал до рассвета ко мне,

  Я томлюсь в ожидании бурном, Уж последние звезды горят в вышине,

  Погасая на небе лазурном. Без конца эта ночь, еще долго мне ждать...

  Что за шорох? не он ли, о, Боже! Я встаю, я бегу, я упала опять

  На мое одинокое ложе. Близок день, над водою поднялся туман,

  Я сгорю от бесплодных мучений, Но вот щелкнул замок,- уж теперь не обман,-

  Вот дрожа, заскрипели ступени... Это он, это он, мой избранник любви,

  Еще миг - он войдет, торжествуя... О, как пламенны будут лобзанья мои,

  О, как жарко его обниму я. 6 апреля 1858

А.А. ФЕТУ

Прости, прости, поэт! Раз, сам того не чая, На музу ты надел причудливый убор; Он был ей не к лицу, как вихорь - ночи мая,

  Как русской деве - томный взор! Его заметила на музе величавой Девчонка резвая, бежавшая за ней, И стала хохотать, кривляяся лукаво

  Перед богинею твоей. Но строгая жена с улыбкою взирала На хохот и прыжки дикарки молодой, И, гордая, прошла и снова заблистала

  Неувядаемой красой.

1858

КАРТИНА

С невольным трепетом я, помню, раз стоял

  Перед картиной безымянной. Один из Ангелов случайно пролетал

  У берегов земли туманной. И что ж! на кроткий лик немая скорбь легла;

  В его очах недоуменье: Не думал он найти так много слез и зла

  Среди цветущего творенья! Так Вам настанет срок. На шумный жизни пир

  Пойдете тихими шагами... Но он Вам будет чужд, холодный этот мир,

  С его безумством и страстями! Нет, пусть же лучше Вам не знать его; пускай

  Для Вас вся жизнь пройдет в покое, Как покидаемый навеки Вами рай,

  Как Ваше детство золотое! 11 июня 1858

* * *

   Гремела музыка, горели ярко свечи, Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал, Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи, Так ласков голос был, так нежны были речи; Но я в смущении не верил и молчал. В тяжелый горький час последнего прощанья С улыбкой на лице я пред тобой стоял, Рвалася грудь моя от боли и страданья, Печальна и бледна, ты жаждала признанья... Но я в волнении томился и молчал. Я ехал. Путь лежал передо мной широко... Я думал о тебе, я все припоминал, О, тут я понял все, я полюбил глубоко, Я говорить хотел, но ты была далеко, Но ветер выл кругом... я плакал и молчал. 22 июля 1858

MEMENTO MORI

Когда о смерти мысль приходит мне случайно, Я не смущаюся ее глубокой тайной, И, право, не крушусь, где сброшу этот прах,

   Напрасно гибнущую силу - На пышном ложе ли, в изгнаньи ли, в волнах, Для похорон друзья сберутся ли уныло, Напьются ли они на тех похоронах Иль неотпетого свезут меня в могилу,- Мне это все равно... Но если. Боже мой! Но если не всего меня разрушит тленье И жизнь за гробом есть,- услышь мой стон больной,

  Услышь мое тревожное моленье! Пусть я умру весной. Когда последний снег Растает на полях и радостно на всех

   Пахнет дыханье жизни новой, Когда бессмертия постигну я мечту, Дай мне перелететь опять на землю ту,

  Где я страдал так горько и сурово. Дай мне хоть раз еще взглянуть на те поля, Узнать, все так же ли вращается земля

   В своем величьи неизменном, И те же ли там дни, и так же ли роса Слетает по утрам на берег полусонный,

   И так же ль сини небеса,

   И так же ль рощи благовонны? Когда ж умолкнет все и тихо над землей Зажжется свод небес далекими огнями, Чрез волны облаков, облитые луной, Я понесусь назад, неслышный и немой,

  Несметными окутанный крылами.

  Навстречу мне деревья, задрожав,

  В последний раз пошлют свой ропот вечный, Я буду понимать и шум глухой дубрав, И трели соловья, и тихий шелест трав,

   И речки говор бесконечный. И тем, по ком страдал я чувством молодым,

  Кого любил с таким самозабвеньем,

  Явлюся я... не другом их былым,

  Не призраком могилы роковым, Но грезой легкою, но тихим сновиденьем. Я все им расскажу. Пускай хоть в этот час

  Они поймут, какой огонь свободный В груди моей горел, и тлел он, и угас,

   Неоцененный и бесплодный.

  Я им скажу, как я в былые дни Из душной темноты напрасно к свету рвался,

   Как заблуждаются они,

   Как я до гроба заблуждался! 19 сентября 1858

* * *

Когда так радостно в объятиях твоих Я забывал весь мир с его волненьем шумным, О будущем тогда не думал я. В тот миг Я полон был тобой да счастием безумным. Но ты ушла. Один, покинутый тобой, Я посмотрел кругом в восторге опьяненья, И сердце в первый раз забилося тоской, Как бы предчувствием далекого мученья. Последний поцелуй звучал в моих ушах, Последние слова носились близко где-то... Я звал тебя опять, я звал тебя в слезах, Но ночь была глуха, и не было ответа! С тех пор я все зову... Развенчана мечта, Пошли иные дни, пошли иные ночи... О, Боже мой! Как лгут прекрасные уста, Как холодны твои пленительные очи! 16 февраля 1859

* * *

Мне было весело вчера на сцене шумной, Я так же, как и все, комедию играл; И радовался я, и плакал я безумно,

  И мне театр рукоплескал. Мне было весело за ужином веселым, Заздравный свой стакан я также поднимал, Хоть ныла грудь моя в смущении тяжелом

  И голос в шутке замирал. Мне было весело... Над выходкой забавной Смеясь, ушла толпа, веселый говор стих,- И я пошел взглянуть на залу, где недавно

  Так много, много было их! Огонь давно потух. На сцене опустелой Валялися очки с афишею цветной, Из окон лунный свет бродил по ней несмело,

  Да мышь скреблася за стеной. И с камнем на сердце оттуда убежал я, Бессонный и немой сидел я до утра; И плакал, плакал я, и слез уж не считал я...

  Мне было весело вчера. 19 апреля 1859

* * *

Когда был я ребенком, родная моя, Если детское горе томило меня, Я к тебе приходил, и мой плач утихал: На груди у тебя я в слезах засыпал. Я пришел к тебе вновь... Ты лежишь тут одна, Твоя келья темна, твоя ночь холодна, Ни привета кругом, ни росы, ни огня... Я пришел к тебе... жизнь истомила меня. О, возьми, обними, уврачуй, успокой Мое сердце больное рукою родной, О, скорей бы к тебе мне, как прежде, на грудь, О, скорей бы мне там задремать и заснуть. 11 июня 1859

СТАНСЫ ТОВАРИЩАМ

  

   5 декабря 1860 г. Из разных стран родного края, Чтоб вспомнить молодость свою, Сошлись мы, радостью блистая, В одну неровную семью. Иным из нас светла дорога, Легко им по свету идти, Другой, кряхтя, по воле Бога Бредет на жизненном пути. Все, что с слезами пережито, Чем сердце сжалося давно, Сегодня будет позабыто И глубоко затаено. Но хоть наш светлый пир беспечен, Хоть мы весельем сроднены, Хоть наш союз и свят, и вечен, Мы им гордиться не должны. Мы братья, да. Пусть без возврата От нас отринут будет тот, Кто от страдающего брата С холодным смехом отойдет. Но не кичась в пределах тесных, Должны мы пламенно желать, Чтоб всех правдивых, добрых, честных Такими ж братьями назвать. Вельможа ль он, мужик, вития, Купец иль воин,- все равно; Всех назовет детьми Россия, Всем имя братское одно. 1860

СОВРЕМЕННЫМ ВИТИЯМ

Посреди гнетущих и послушных, Посреди злодеев и рабов Я устал от ваших фраз бездушных, От дрожащих ненавистью слов! Мне противно лгать и лицемерить, Нестерпимо - отрицаньем жить... Я хочу во что-нибудь да верить, Что-нибудь всем сердцем полюбить! Как монах, творя обет желанный, Я б хотел по знойному пути К берегам земли обетованной По песку горячему идти; Чтобы слезы падали ручьями, Чтоб от веры трепетала грудь, Чтоб с пути, пробитого веками, Мне ни разу не пришлось свернуть! Чтоб оазис в золотые страны Отдохнуть меня манил и звал, Чтоб вдали тянулись караваны, Шел корабль,- а я бы все шагал! Чтоб глаза слипались от дороги, Чтоб сгорали жаждою уста, Чтоб мои подкашивались ноги Под тяжелым бременем креста... 1861

В ТЕАТРЕ

Покинутый тобой, один в толпе бездушной

   Я в онемении стоял: Их крикам радости внимал я равнодушно,

   Их диких слез не понимал. А ты? Твои глаза блестели хладнокровно,

   Твой детский смех мне слышен был, И сердце билося твое спокойно, ровно,

   Смиряя свой ненужный пыл. Не знало сердце то, что близ него другое,

   Уязвлено, оскорблено, Дрожало, мучилось в насильственном покое,

   Тоской и злобою полно! Не знали те глаза, что ищут их другие,

   Что молят жалости они, Глаза печальные, усталые, сухие,

   Как в хатах зимние огни! 1863

ИЗ ПОЭМЫ "СЕЛО КОЛОТОВКА"

1

На родине моей картины величавой

  Искать напрасно будет взор. Ни пышных городов, покрытых громкой славой,

  Ни цепи живописных гор, - Нет, только хижины; овраги да осины

  Среди желтеющей травы... И стелются кругом унылые равнины,

  Необозримы...