Александровский Василий Дмитриевич - Стихотворения - Книги

В. Александровский

Стихотворения --------------------------------------

Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века.

М., "Амирус", 1991

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

"Бешено". (Шаги. 1924)

В ноябре. (Звон солнца. 1923)

"Верю я, - мы грядущее выняньчим" (Россыпь огней. 1922)

Ветер, (Звон солнца. 1923)

"Глаза любимой не знают грусти". (Там же)

"Горе тем, кто ослепли в огне". (Ветер. 1923)

"Да, такие бывают напасти". (Шаги. 1924)

Две России. I-V. (Звон солнца. 1923)

Девушка из деревни. (Там же)

"Дороги без конца. Тоскующие чащи". (Там же)

"Душа, кричи громче" (Там же)

Завод. (Там же)

Из цикла "Октябрь". I. (Шаги. 1924)

Из цикла "Сокровенное". I, IV. (Звон солнца. 1923)

"Когда на строгие нахмуренные ели". (Там же)

Кузница при дороге. (Шаги. 1924)

Мефистофель. (Там же)

Мы. (Звон солнца. 1923)

"Мы умеем все переносить". (Там же)

На рабфаке. (Шаги. 1924).......

"Ну да, люди все такие". (Там же)

Осень. (Звон солнца. 1923)

При разгрузке. (Там же)

Путник. (Там же)

"Сквозь остро - сладкий запах липы". (Там же)

"Сколько счастья и путаницы". (Шаги. 1924)

"Твоей душе родней и ближе я". (Звон солнца. 1923)

Я. (Там же)

"Я стихами по горло сыт". (Шаги. 1924)

ИЗ ЦИКЛА "СОКРОВЕННОЕ"

Весь от города, бывший кожевник,

Юность бросивший в грохот и визг,

Я соскучился по деревне.

По смолистому запаху изб...

На заре, отрываясь от книги,

Под надрывные вопли гудка,

Тосковал по соломенной риге

Сын смоленского мужика...

Подышать бы хлебами, полынью,

Позабыть бы на время "назад",

Опрокинуть прозрачность синюю

В эти выцветшие глаза.

Я люблю полевую работу.

Мужиков простодушную брань,

О житье разговор по субботам

У дымящихся в роще бань.

После улиц шумных и душных,

После долгой и нудной тоски

Разве можно пройти равнодушно

Мимо клевера и реки?...

Пусть торопятся крылья времени,

Знаю - в зное июльского дня

Эта сладкая грусть по деревне

Ни за что не оставит меня...

IV.

Мне песен в жизни не допеть, -

Их залежи в душе горящей,

В мои ж глаза все злей и чаще

Заглядывает косо Смерть...

Я не ропщу, Я взял свое, -

Привык к толпе, привык к безлюдью,

Я буду прям, когда над грудью

Засвищет меткое копье...

Я понял, что прозрачность глаз

Подернулась предсмертной синью,

И что я мятой и полынью

Дышал в полях последний раз...

Но как не радоваться, что

За днями летними, сухими

Мое затоптанное имя

Не будет вспоминать никто?!..

1922.

* * *

Сколько счастья и путаницы,

Я какой-то расколотый весь, -

Синь полей - моя вечная спутница,

Рев машин - колыбельная песнь.

Полевые туманы и улицы,

Корпуса и дорожная пыль;

Я могу и смеяться и хмуриться

В звоне леса и в шуме толпы.

Скука схватит жестокими лапами,

А в крови уже солнце снопом;

Здесь: приводы, моторы и клапаны,

Там: овраги, пастух Пахом.

Там все также душиста овчина.

Здесь все тот же магнитный завод,

И вот жизнь, как вода из плотины,

Закружила меня в хоровод.

Так и пусть бестолковая путаница, -

В голове моей радугой дым

Оттого, что синь - моя спутница,

Рев машин - раскаленный гимн.

* * *

Я стихами по горло сыт,

Очертели мне лунные ночи,

Пусть болотом всосет меня быт, -

Быт крестьянина и рабочего.

Брошу сердце тяжелой гирей

В этот свет, в эту темь, в эту грязь..

Ну, какой же я к чорту лирик.

Если кровь у меня бунтаря.

Ну, какая же радость и польза

О высотах читать в писать,

Если в бородах вши еще ползают,

Если лешие бродят в лесах.

И сказать нужно ярче и проще:

Разве там не болотное дно,

Где рыдает гармоника тощая,

Где режутся в двадцать одно.

Где еще на глухих перекрестках

Чертят ведьмы клюкою круги,

Где в тоскующих бревнах и досках

Нет ни сказок, ни песен других...

Я стихами по горло сыт,

Очертели мне лунные ночи,

Пусть болотом всосет меня быт, -

Быт крестьянина и рабочего.

1924.

МЕФИСТОФЕЛЬ.

Мефистофель, отец мой и брат,

Я люблю Тебя страстно и нежно,

Наше царство - бунтующий ад,

Наше счастье - высоты и бездны.

Даже время затмить не могло

Рот, смеющийся зло и лукаво.

Твой высокий и выпуклый лоб

И в глазах отраженье кровавое...

О, какие бессмертные сны!

И не даром на верного мужа

Имя дьявола и сатаны

Производит панический ужас.

Ты лишь к, дерзким приходишь на зов,

Маргарита и Фауст - забава...

Что Тебе все проклятья веков,

Что Тебе мимолетная слава?..

Пусть в крови и душа и ладонь,

Я, с пылающими глазами.

Сквозь мятежный и грозный огонь

Понесу твое имя, как знамя.

1923.

ОСЕНЬ.

Плетутся дни, измученные грузом,

Накатываются ночи тяжело;

Ах, не моя ль мечта опять влачит по лужам

Свое бессильное, разбитое крыло?..

Все чаще вязнет мысль в назойливом вопросе, -

Что выберешь теперь: борьбу или покой?

Я выберу борьбу. Уже старуха-осень

Мне гладит голову трясущейся рукой.

Пусть где-то стерегут меня со злобой кары,

Пусть в волосах все больше серебра, -

Вот этим сердцем, молодым и старым,

Еще так хочется любить и презирать...

Кто сказал, что жизни нет,

Что на улицах ветер бесится? -

Это вечер рассыпал на снег

Серебристые волосы месяца.

За оградой на каждом кусту

Покрывало висит ледяное, -

Это яблони пышно цветут

Обожженные солнечным зноем.

Тишина, отражения, иней, -

Сновиденье уснувшей земли...

Хорошо этой снежною синью

Жажду знойной души утолить.

Хорошо у калитки скрипучей

Чутким слухом ловить каждый звук.

Ожиданием сердце измучить

И предчувствием новых разлук.

Наблюдать, как веселое утро

Взбросит солнце мешком на плечо,

Как бесстрастно, спокойно и мудро

Молчаливое время течет...

Отстань, старуха! Жизнь сильнее смерти,

Твоя навязчивость мне не страшна, -

Прислушайся, как звонко бьется сердце,

Как радостно в крови поет весна...

1921.

* * *

Когда на строгие нахмуренные ели

Сухая изморозь набросит седину,

Как остро чувствуешь, что дни повеселели,

Как предугадываешь новую весну...

Весь день хрустит под сапогами иней,

Весь день лучи косятся на меня;

Какая тишь, какой покой пустыни

В сгорании серебряного дня.

В осинах синь, а луг весь белый, белый;

Душа легка, - ни груза, ни тревог,

И лишь от счастья вздрагивает тело

На перекрестке матовых дорог...

Густеют сумерки. Уже огонь заката

Лесной рябины окровавил куст;

Как хорошо итти весь день куда-то

Под шорох листьев и звенящий хруст...

"Надеждино". 1922.

В НОЯБРЕ.

К окну ноябрьский снег налип,

Кружит метель, кружит с полудня,

Но возле оголенных лип

Еще мутнеют сгустки студня...

В трубе нечистых хоровод,

Скрипят сорвавшиеся ставни,

А жирный, золотистый кот

Мурлычет о поре недавней...

Мы оба любим солнца зной

И ночи теплые в июле...

Ты слышишь? Дьявол за стеной

Хохочет в бешеном разгуле...

Тетради, книги на столе

В густой пыли и в беспорядке...

Я буйно весел. В этой мгле

Так хорошо играть бы в прятки...

Призвать малюсеньких гостей,

Подвал наполнить шумом улья,

В разгаре радостных затей

Со смехом прятаться за стулья...

Да! Детство в прошлом... Нужно быть

Зачем-то строгим и серьезным...

Все продолжает ветер выть,

Пугая наказаньем грозным...

Но кто и чем накажет нас?

Все больше на стекле жемчужин.

Садись, кисюк, на стул. Сейчас

Из кухни принесу я ужин.

Нам нечего с тобой терять,

Воспоминать - пустое дело, -

Вдвоем отрадно вечерять

Под завыванье вьюги белой...

Пусть гуще липнет снег к стеклу

И ветер за стенами свищет, -

Рассвет придет. Садись к столу,

Мой милый, ласковый дружище...

1918.

ВЕТЕР.

О, какой же пройдоха расторопный

Этот ветер, свистящий в уши,

Разворачивает снежные копны,

Ледяные постройки рушит.

От равнины земной до небесной

Винтовые лестницы крутит,

Видно здесь ему скучно и тесно

Пролагать по снегам перепутьи.

Сосны сняли пуховые шапки

И закланялись в снежные ноги,

Он же, выхватив игол охапку,

Улетел хохоча без дороги...

- Слушай, путник! Охай, не охай,

Если слаб, - все равно задушит...

О, какой же беззаботный пройдоха

Этот ветер, свистящий в уши...

1920.

ПРИ РАЗГРУЗКЕ.

Разговаривали в сумерках колеса

Дребезжащих нумерованных телег;

Ты ушла в туман синеволосый

Хоронить застенчивый смех.

Паровозов удушливые всхлипы

Не скребли уж душу тоской,

И тяжелые ящики и кипы

Взгромождались на плечи легко...

Позабыта во рту папироска,

На затылок сдвинут картуз;

Я шатался, как пьяный, по доскам,

На телеги наваливая груз.

- Эй, пусти! Стоишь, как идол!

Еще пять порожних телег...

Ах. какую мне тайну выдал

Сегодня застенчивый смех.

1920.

* * *

Твоей душе родней и ближе я

В весенний праздник снега таянья.

Когда лучатся косы рыжие

И нет ни в чем, ни в чем раскаянья..

Угрюмой фабрикой плененная,

Гудок лишь только к небу вскинется,

Ты убежишь, в простор влюбленная,

К седой опушке - имениннице...

Глаза зажгутся василечками,

В них будет много, много счастия,

Когда найдешь ты между кочками

Подснежники - весны причастие...

Поет душа. Укрытый чащею,

Сквозь дымку вьющуюся вижу я,

Как сладко солнце заходящее

Твои целует косы рыжие...

1918.

* * *

Глаза любимой не знают грусти,

Глаза любимой ведут на бой...

Сегодня сердце солнце впустит

В свой замок ало-голубой...

Когда кончают станки обедни

И пыль не смыта еще с лица.

Ты мне приносишь воздух летний

И запах жженого свинца -

Глаза любимой пылают жаждой

Распятья на стальном кресте -

Сегодня я, и ты, и каждый

Горит в кровавой высоте...

1919.

ПУТНИК.

Покрыты серой пылью гетры,

Еще немного и привал;

Ни облаков, ни рек, ни ветра

Сегодня путник не встречал...

Усталость связывает ноги,

Отяжелела голова.

Уснуть бы на краю дороги,

Где спит сожженная трава.

Но степь упрямо гонит тело

Туда, где синий небосклон

Одел безбрежность дымкой белой

И погрузился в долгий сон...

Туда, где за степным покоем

Простерся город-исполин,

Где жизнь иным сжигает зноем

Попавших под ярмо машин.

Туда, где бури ежедневны,

Где стяг раскинула Борьба,

Где из настойчивой царевны

Служанкой сделалась судьба.