Замятин Евгений Иванович - Непутевый

p;   И другие дни настали: конец. Все прахом прошло. Дружинники веселые разбегаться стали: чего ж зря веселым помирать - веселые еще пригодятся.

   Каждый божий день теперь приходил Исав на ночевку, на свою-то квартиру ему и носу показать нельзя было. Не разжимая губ, мертво-спокойный Исав говорил:

   - Ну и что ж? Ну, и отступим. Но чтобы нас победили? Да разве мыслимо победить мысль?

   Петр Петрович - всегда за хозяйку - устраивал и постель Исаву: подгромащивал три венских стула, клал на них ватное Сенино пальто. Исав, должно быть, виды видал, ко всему привык: только лег - кувырь на бочок - и завел уж сонную музыку...

   А Сеня не спит. Встанет, на цыпочках, чтобы не слыхал никто, пойдет, папиросу набьет. Курит, лежит и думает, думает.

   Четырнадцатого декабря ночью новый снег выпал. И день встал - весь в белом. Небо белое, пуховое, близкое - опять скоро снег пойдет. А по земле - неведомый добр человек расстелил белую бумагу, и вот сейчас будут на ней, чистой, люди какую-то историю писать - веселую или страшную.

   Белый Настасьинский переулок перегорожен посреди самой дороги несуразной запрудой - из фонарных столбов, из дров, из подушек, из снегу. И сидят за запрудой на скамеечках - из снегу же самодельщина - веселые те самые ребята, Исав с ними и Сеня.

   С соседнего двора слышно: хек-хек-хек. Рубят дрова. Иван - из солдат, белобрысый - мечтает:

   - Ишь ты! Вот дровец нарубят, запалят, шти, дай-кось, в печь поставят... Хорошо - с морозцу прийти, похлебать!

   Ему не отвечают веселые ребята, задумались. И похоже, пришли они сюда в полушубках, рукавицах, в валенках - пришли все десять просто снег сгребать, а подрядчика ихнего все нету еще - сидят вот и ждут. Так просто!

   К полудню по нехоженому снегу - по белой бумаге - наследили солдаты. Они не стреляли уж, как вчера, а медленно и упрямо шли. Во ста шагах от запруды стали. Офицер вытащил сабельку, крикнул. Солдаты трусцой - трюх-трюх - побежали.

   Исав смотрел в окошечко, сложенное из поленьев.

   - Ну что ж, господа,- сказал он мертво-спокойный,- надо уходить теперь, что ж...

   Веселые ребята пробежали два дома, юркнули в ворота - и поминай, как звали.

   Исав шел последний. Обернулся назад: Сеня сидел все там, у запруды, один, чернел на снегу, как ворон.

   - Будет глупить-то,- крикнул сердито Исав.- Какой смысл?

   Сеня улыбнулся и помотал головой, молча.

   Солдаты добежали до запруды - и остановились: почему же это никто оттуда не стреляет? Дело что-то не чисто. Неохотно полезли через...

   Вечером, как обыкновенно, Исав пришел на ночевку. Петр Петрович накинулся на него:

   - А Сеня где, а где Сеня? Я искал целый день...

   - Взяли,- сказал Исав как будто не разжатыми губами.

   - Да как, Господи, как же это?

   - Сам виноват,- слышалась у Исава мерзлая какая-то злость,- двадцать раз убежать можно было. Все убежали, а он остался - нате вам. Не понимаю. Бессмысленно, глупо, идиотство! Так бесцельно себя тратить,- не понимаю!

   Петр Петрович свирепо поглядел на него:

   - Не понимаете? Не удивляюсь. А я вот - понимаю. Сам не сделаю, а понимаю.

   Выбежал на двор. Сел на крыльце, на приступочках. Шел снежок - тихий, вечерний, падал на лицо. Пощупал Петр Петрович: все лицо стало мокрое. От снега, что ли?

  

   1913