Станюкович Константин Михайлович - Кириллыч

погоны, и на ухо докладываю: "Офицер, вашескобродие", а он заместо ответа - мне в зубы и опять же скомандовал: "В линьки, да вовсю!" Мы и начали лупцевать. Ту ж минуту вскочил офицер на ноги: "Как, говорит, вы смеете, господин траншейный майор... Я, говорит, армии капитан!" - "Извините, говорит, господин капитан, в темноте обознался. Полагал, солдат. Никак, говорит, не рассчитывал, чтобы офицер, да еще начальник секрета, мог заснуть на своем посту!" И пошел дальше. Так, бывало, ходили мы с им каждую ночь и возвращались к рассвету. И многих он учивал линьками - не разбирал, значит, звания. Жаловались на его высшему начальству. А он и ему свое, значит, лепортует: "Обознался... Никак, говорит, не мог думать, чтобы офицер долга своего по присяге не сполнял!" Так этак через неделю, как Сбойникова сделали траншейным майором, небось никто больше не спал, кому не полагалось... С им не шути... Ходим мы с им таким родом с полмесяца... двоих унтерцеров, что были при ем, убило, одного он сам избил до полусмерти за то, что пьяный напился, да так избил, что надо было в госпиталь идтить, и остался только я из прежних, а троих новых назначили... И был один, Собачкиным прозывался, с той батареи, где Сбойников первое время служил и этого самого Собачкина прежестоко наказал, а младшего его брата - молодого матросика - так прямо, можно сказать, загубил, поставил его на банкет, а его через минуту пулей и срезало... А был этот Собачкин очень озлоблен на Сбойникова и за себя и за брата, но только по скрытности своей в себе злобу таил и никакого вида не оказывал, и так старался, что вскорости Сбойников ему "егория" выхлопотал и унтерцером сделал и часто своими деньгами награждал... Однако Собачкин не облестился этим... Бывало, взглянет на генерал-арестанта такими недобрыми глазами, что страсть... А был этот Собачкин, надо сказать, башковатый человек и ничего себе матрос - только загуливать любил... За это-то самое и терпел. Потому и на службе, случалось, пьяный бывал... И вот одним разом, как собрались мы идтить в ночной обход, Собачкин и говорит: "А ведь доброе дело, братцы, бешеную собаку убить. По крайности, говорит, никого кусать больше не будет. Как вы, братцы, про это полагаете?" Догадались это мы, про кого он. Молчим. А он опять. И складно так у его выходило, что нужно собаку изничтожить. "Уж давно, мол, ждут матросы не дождутся; все надеялись: пуля, мол, неприятельская уложит бешеную собаку". Молчим. "По жеребку, говорит, братцы, нужно"... Молчим. Однако кинули трехкопеечник.

   Кириллыч на минуту примолк.

   - Пошли мы в ночной обход. Ночь была темная-претемная. Как шли назад, так около рассвета подошли к траншейкам впереди четвертого бакстиона. А там наши работали, чинили батарейку - тихо так, чтобы неприятель не слыхал... А он услыхал. Раздались выстрелы - и как бросились французы!.. Пошла тревога... Наши держатся... А их, видно, много... Одолевают... У нас затрубили отступать... Уходим, значит, наутек... А он вдогонку за нами... Идем это мы за Сбойниковым... Он все ругается, что армейские прозевали, мол, французов... Пули так вокруг нас и свищут... Начало светать... Вдруг Собачкин упал... Мы все к ему... взять хотим. "Оставьте, говорит, братцы... все равно помираю... Уговор только помните!.." Сказал это он - и дух вон... Хотели было все-таки подобрать его, да нельзя... француз наседает... Однако с бакстионов подмога тем временем шла... и французы наутек... А мы уже близко к Малахову подходим... Стрельба еще идет... Вот тут-то и вышло это самое!.. - почти шепотом проговорил Кириллыч.

   - Догадался он, что его свои убили? - спросил я.

   - А господь знает. Подняли его - еще дышал, а говорить ничего не говорил... только рукой на шинель показывал... Скоро и помер, а как на Малаховом снимали с его часы, то в кармане нашли пакет, а в ем пять тысяч, и на пакете написано, что, мол, кровные его эти денежки в случае смерти отдать в экипаж и разделить матросам.

   Кириллыч замолчал и глубоко вздохнул.

   - Вы потом опять на четвертый бастион поступили?

   - На четвертый.

   - Там и ногу оторвало?

   - Там.

   Он, видимо, неохотно отвечал на вопросы и, закуривая трубку, промолвил:

   - Однако, и поздно, должно быть.

   Я поспешил оставить Кириллыча и, простившись с ним, тихо пошел на хутор.

   Оглянувшись, я увидал в полосе лунного света фигуру поднявшегося старика около своей сторожки. Он истово и усердно крестился.

   Ночь стояла чудная.

  

   Траншей-майор - наблюдающий за траншеями и за "секретами", скрытыми от лица неприятеля. (Примеч. автора.)

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   12

   Константин Михайлович Станюкович: "Кириллыч"

  

   Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru