Сенковский Осип Иванович - Сентиментальное путешествие на гору Этну

росает на меня взгляды и, видя, что я не похож на черта, хотя замаран сажею, начинает поправлять свое платье. Эти вывороченные дамы в одно мгновение ока из страшного гнева переходят в самое благосклонное расположение сердца!.. Врожденные ее полу любезность и желание нравиться даже черту, а за его отсутствием и трубочисту - меня легко можно было принять за последнего - преодолели в ней все прочие чувства. Она уже не отворачивалась. Я счел это время удобным, чтоб ей отрекомендоваться.

   - Я желал, сударыня,- сказал я робко и умильно,- я желал извиниться перед вами, что имел несчастие раздавить в этой коляске... этого... этого... этого англичанина.

   - Нужды нет! - отвечала она равнодушно, но без сердца, легонько кланяясь мне бочком.- Прошу не беспокоиться!

   - Может статься, моим падением я помял почтенного вашего супруга?..

   - Все равно!.. Оно почти не стоит того, чтоб говорить!

   - Я не знаю, как оправдать мою неловкость...

   - Ах, прошу, не женируйтесь из-за такой безделицы!

   Разговор пресекся. Ее ответы удостоверили меня, что я в самом деле нахожусь в таком свете, где все идет вверх ногами, и только напрасно ласкал себя мыслию, будто я выброшен оттуда на лицевую сторону земного шара. "Какая противоположность в понятиях!- подумал я.- Так ли жена или любовница у нас, на нашей блаженной подсолнечной поверхности, отвечала бы после истолчения ее друга чужим задом, изверженным огнедышущей горою!!."

   Мне непременно хотелось сблизиться с моею спутницею. Чтоб пленить ее на первом шагу своей любезностью, по Эмпедоклу, следовало начать ссориться с нею; но я не мог придумать никакого повода к ссоре. Я увидел, что она вертится, хочет о чем-то спросить и не знает, с чего начать: она очевидно терзалась любопытством узнать, каким случаем попался я к ней в коляску и откуда. "Вот хороший повод к ссоре!- подумал я.- Моя наружность не противна ее взорам: я мигом понравлюсь и ее уму".- Итак, я надулся и сказал твердым голосом:

   - Сударыня, я не скажу вам, ни каким чудом упал я в вашу коляску, ни кем заронен сюда, ни почему так страшно замаран!

   - Ах, сделайте одолжение, скажите!..- воскликнула она, быстро поворачиваясь ко мне.- У меня ум из головы вон. Я не постигаю, что такое это значит...

   - Не скажу!.. Ей-ей, не скажу!..

   - Сделайте мне это удовольствие.

   - Хоть бы вы меня убили, не скажу!

   - Но когда я прошу вас так усильно?..

   - Все равно, сударыня! Скорее умру на месте, чем соглашусь удовлетворить ваше любопытство.

   - Заклинаю вас, не мучьте меня! Я умру, если не узнаю этой тайны.

   - Умирайте; не скажу - хотя это очень, очень любопытно!

   - Ах, какие вы жестокие!.. Итак, я отношусь с просьбою не к вам, но к вежливости благородно воспитанного мужчины. Надеюсь, что после этого воззвания вы не откажете даме в ее...- сказала она приятным голосом, который внезапно пресекла, чтобы, как будто ненарочно, откинуть вуаль, чтоб обнаружить моим взорам свежее, молодое, небесное лицо, озаренное лучами пламенной души и блистательною игрою радужной улыбки, сияющее ими подобно хрустальной люстре с ярким огненным венцом, из которого сыплются крупные капли света на прозрачные цепи и сквозь их алмазную сетку освещают веселье любви и счастия. Я потерял ум и глаза и в расстройстве, недоумении, в одно и то же время, произнес два совсем различные восклицания - одно мысленно, раздавшееся в целом пространстве моей души: "Ах, какая красавица!.. Такой прелестной женщины не видал я никогда в жизни!..",- другое словесно, которое ударилось в тимпан ее беленького, прозрачного уха и потрясло ее как бы электрическою искрою: "Мое почтение, синьора баронесса Брамбеус!.."

   - Вы меня знаете?- спросила изумленная дама, услышав свое имя.

   - Как не знать!- воскликнул я.- Я, кажется, имел счастие быть коротко знакомым с вами.

   - Ваше лицо мне не чуждо,- сказала она с беспокойством и с некоторым напряжением любезности,- но я никак не вспомню, где мы виделись с вами. В путешествиях столько иногда приходится завести коротких знакомств, что потом...

   - Да я синьор барон Брамбеус!- вскричал я, прерывая вежливое оправдание.- Я все тот же Брамбеус, к вашим услугам! Как же вы меня не узнали?..

   Дама мигом закинула вуаль на лицо и оборотилась ко мне спиною.

   Я замолчал, и она не сказала ни слова. Мы проехали тихомолком целую милю. Я не слишком был доволен сделанным мне приемом и наравне с моею спутницею поражен странностью нашей встречи. Наконец, я припомнил, что надобно, однако ж, иногда говорить с женою, сидя в одной с нею коляске, и сказал:

   - Не пугайтесь меня, сударыня: ведь я ваш супруг!

   - Я думала, что вы черт!- отвечала она, не переменяя положения.- Вы такой замаранный!..

   - Потому, что прибыл сюда прямо из пасти волкана,- возразил я.- Скажите мне, где мы? Как называются эта огнедышущая гора, этот город?.. Куда мы едем!

   - Вот прекрасно!..- воскликнула она,- вы уже не знаете, где находитесь!.. Слава богу, это Италия! Вот Везувий, а там далее Неаполь. Я еду в Рим.

   - Надеюсь, что вы позволите мне сопутствовать вам туда?- спросил я.

   - Как вам угодно!- сказала она холодно, но я видел, проникал ее досаду. Я помешал ей своим неожиданным появлением, втерся к ней в коляску без надлежащего предварения - она не могла быть мне за то благодарною. Она с беспокойством искала в своем уме средства к обращению всей вины на одного меня и как скоро нашла его, тотчас ударила на меня всеми силами своего красноречия.

   - Вы, сударь, бросили меня в Сицилии без всякого повода! Вы уехали бог знает куда! Вы обо мне забыли и даже не написали ко мне ни одного разу... Это ужасно!

   - Вы легко извините меня,- возразил я,- когда узнаете о моих несчастиях. Я упал в Этну; провалился сквозь землю, на тот свет, где люди ходят головою вниз и все дела текут вверх ногами; считал себя погибшим и никогда не увидел бы ни солнца, ни вас, если б ветер не сорвал с меня шляпы. Благодаря этому случаю, я был пожран землею и теперь случайно выброшен назад сквозь жерло Везувия. Я не виноват, что из того света нет письменной почты в Мессину.

   Моя жена расхохоталась. Она подняла вуаль и быстро повернулась ко мне, как на винте.

   - Вы шутите надо мною?..- воскликнула она.

   - Право, не шучу!

   - Так вы помешанный!.. Вы помешанный, любезный барон!.. Вы решительно помешанный!..

   Она начала плакать, плакала сердечно и говорила, рыдая:

   - Вот как эти изменники поступают с бедными беззащитными женщинами!.. Он оставляет чувствительную, нежную, обожающую его супругу, гоняется повсюду за миленькими глазками, которые свели его с ума, и, повстречавшись с женою, отделывается бессмыслицами; а я, несчастная, я два года и семь месяцев утопаю в слезах, не сплю, не ем, не вижу дневного света!.. (хлип, хлип, хлип, хлип!)... выжидаю его днем и ночью!.. (хлип, хлип, хлип!)... молюсь об его обращении на путь добродетели!.. (хлип, хлип!)...

   Я не выдержал и сам расхлипался по ее примеру. У меня - знаете!- сердце русское, дворянское, мягкое, как кисель. Я нежно обнял мою баронессу рукою, стал называть ее своею бедною доброю, верною Ренцывеною, Ренцывенушкою, Рынею, душою, душенькою, кошечкой, голубушкою... Мы были очень нежны и растроганы. Вдруг пришло мне в голову одно обстоятельство. Я спросил:

   - Кстати, мой друг бесценный, что делал здесь этот англичанин?

   - Какой англичанин?

   - Тот англичанин, лорд, которого место занял я подле тебя?

   - О каком говоришь ты лорде?

   - Ну, о том, которого раздавил я в этой коляске... которого душа, выжатая мною из жиру, провизжала подо мною: Год-дем!.. Словом, тот, который ехал с тобою из Неаполя в Рим?

   - Нет, мой друг,- возразила она спокойно, сострадательным голосом,- ты уж точно сумасшедший!.. Какие грезятся тебе англичане?.. Здесь никого не было! Я ехала одна.

   - Помилуй, душенька?.. Когда я сам, собственною рукою, выкинул его из коляски?..

   - Тебе так показалось, мой друг!

   - Ах, боже мой, душенька!.. Я так уверен в том, что раздавил его и потом выкинул из-под себя вон за неудобством ехать почтою на лорде, как в собственном своем баронстве, как в существовании двух рыб, трех стрел, одного медведя и пары оленьих рогов в моем гербе...

   - Поверь мне, любезный друг, что это тебе привиделось. Ты упал свысока, а тем, которые летают по воздуху, всегда видятся небывалые вещи.

   Этим она меня образумила. Почему знать?- может статься тем, которые из жерла огнедышащих гор падают нечаянно в коляски или в комнаты к своим женам, всегда так кажется, будто они раздавили при них чужого человека. На свете есть столько дивных оптических обманов, что те, которые хотят смотреть на вещи настоящим образом, никогда не должны бы употреблять к тому глаз. Если в пустынях Аравии раскаленный солнцем воздух в состоянии представлять взорам обманчивые картины городов, рощ, замков, озер, верблюдов и других скотов, то что мудреного итальянским парам вылить из тумана подобие толстого и короткого лорда? Надо много путешествовать, чтоб выучиться великому искусству - не удивляться ничему на свете и ничего не считать невозможным. Я согласился с баронессою, что это был оптический обман, что, вероятно, своим падением раздавил я английскую дорожную подушку, надутую воздухом, которая пискнула подо мною, а я, действием волканизма на мои глаза, уши и воображение, принял ее за англичанина и писк ее за английскую брань. Моя жена быстро примолвила, что в самом деле, точно такая подушка пропала у нее из коляски: вероятно, я ее выкинул!..

   Итак, это дело было очищено. Мы поехали в Рим. Я не упоминал более об англичанине, и моя жена была чрезвычайно любезна со мною. Но я также не рассказывал ей ничего и о вывороченном свете, чтобы она не имела причины называть меня сумасшедшим. В Риме мы прожили...

   Однако ж, господа, воля ваша! Вы, может статься, будете из учтивости защищать мнение баронессы, а мне все-таки кажется - я и сегодня готов побожиться перед вами, что я действительно раздавил англичанина. Я так убежден в этом, это понятие так крепко впилось в мою голову, что лишь только присяду, мне так и слышится - вот хоть и нынче, куря сигарку и пища эти строки! - что кто-то сердито ворчит подо мною: Год-дем!..

   Мы прожили в Риме несколько недель, и очень весело. Красота моей жены приводила в восторг оба мира, светский и духовный. Мы получали всякой день кучу красивых визитных билетов. Если б захотел, я мог бы через жену получить столько же индульгенций. Я приметил, что она уже не ревновала ко мне.

   Однажды после завтрака сказал я жене:

   - Любезная Ренцывенушка! хочешь ли прогуляться со мною?

   - Куда?.. по церквам?

   - Нет! Вот здесь, по потолку.

   Она выпучила на меня свои большие, пылкие, прекрасные глаза. Я уверял ее, что нет ничего приятнее ходьбы вверх ногами. Она смеялась и называла меня шутом, угорелым, безумным. Чтоб убедить ее в истине моих слов, я поставил на столе столик, на столике стул, на стуле ящик; взобрался на эту пирамиду, оперся руками на ящике, лягнул задом вверх и, благополучно достав потолка ногами, пошел разгуливать по нем, как муха, головою вниз. Моя жена сперва кричала, что я упаду, сверну себе шею, раздроблюсь в куски; но, видя твердую мою походку, принуждена была признаться, что это очень забавно, очень весело, и начала хохотать от всего сердца. Я просил ее воспользоваться моим примером и погулять со мною вверх ногами. Она отказалась. Я стал просить ее еще убедительнее, доказывать, что в делах этого рода нужна только решимость; увещевал, заклинал, молил. Моя жена рассердилась, побранила меня очень резко и сказала, что она не хочет, не будет и не будет ходить по-моему, что я хожу, как дурак, как сорванец, и что она ходит, как все ходят.

   Будьте же сами моим судьею и скажите: кто из нас виноват? Вы согласитесь, что ежели моя жена ходит так, как все ходят, то единственно по духу противоречия!..

   Мы поссорились с нею ужасно "на сем основании".

   Это, однако ж, нисколько не помешало моим удовольствиям. Всякий день после завтрака я хаживал гулять полчаса по потолку, для здоровья. Моя жена уходила в это время с своими знакомцами прогуливаться по церквам, как делают все порядочные люди в Риме. Я не препятствовал ей в этом развлечении, потому что это также род гулянья вверх ногами.

   В одно утро, когда важно расхаживал я по потолку, сложив назад руки, толпа сбиров невзначай вторгнулась в мою квартиру. Они поймали меня за голову, стащили на пол, бросили в закрытую повозку и отвезли в какое-то подземелье. Меня душили в нем с лишком три недели. Некто патер Оливиери, толстый и угрюмый монах, допрашивал меня неоднократно; но я никак не мог добиться, в чем состоит дело.

   Однажды случайно растолковался я с тюремщиком, приносившим мне скудную пищу, и тот объяснил мне всю тайну. Я был заключен в темницах di Santo Uffizio, тайной инквизиции, по обвинении женою в чернокнижии и преступных связях с дьяволом, нечистою силою которого мог я держаться на потолке ногами и ходить по нем головою вниз. Болтливый тюремщик рассказал мне, что я уже признан колдуном по суду и, вероятно, скоро буду казнен. Я желал узнать род моей казни, и он отвечал, что по закону за чернокнижие я должен быть сожжен публично; но как этот род наказания обесславлен криком нечестивых философов, то я без сомнения буду колесован или удавлен в темнице, без огласки, на небольшой, но весьма уютной машине, которую, по своей вежливости, обещал он показать мне завтра. Я затрепетал. Приметив мое волнение, тюремщик хотел меня несколько ободрить и сказал, чтоб я преждевременно не беспокоился насчет рода казни: он почти может ручаться головою, что терзать меня не станут, а затиснут мне горло на этой уютной машинке, потому что, как он слышал, неаполитанская миссия, почитая меня волканическим произведением, извергнутым пастью Везувия, доказывает, что я составляю неотъемлемую собственность Королевства обеих Сицилии, и требует выдачи в целости моей кожи, чтобы набить ее соломою и поставить в Везувианском музеуме.

   Прекрасное утешение!..

   Как скоро ушел тюремщик, я облился слезами и плакал всю ночь, горько сожалея о том, что напрасно пошел ловить шляпу и оставил свет вверх-ногами. Здесь я сидел в тюрьме у суеверных инквизиторов, которые сбирались жарить меня на огне за колдовство, а там, вследствие системы противоположности, без сомнения, сам я, по Эмпедоклу, жарил бы их палками за невежество. На другой день мелькнула в моей голове светлая мысль: нельзя ли как-нибудь ускользнуть отсюда внутрь земли, туда, где откровенно ходят вверх ногами и делают все навыворот без всякого лицемерства?.. Право, там гораздо лучше!.. Это намерение пролило в мое сердце некоторую отраду.

   С нетерпением ожидал я ночи, чтоб начать свой дерзкий опыт прорыться сквозь скорлупу шара планеты и уйти от инквизиции под землю. Но к вечеру вошло в мою темницу какое-то таинственное лицо, которое, усевшись против меня, начало речь увещанием, чтоб я отрекся от сношений с нечистою силою, а окончило объявлением, что я могу еще быть спасен, ежели формальным документом откажусь вместе и от моей баронессы. Я охотно подписал бумагу. Спустя несколько дней я был выпущен из подземелья. При выходе моем из тюрьмы вручили мне разводную с женою и взяли с меня подписку, что я немедленно оставлю Италию, на пути нигде не буду гулять по потолкам и не ближе начну ходить вверх ногами, как приехав во Францию.

  

   1833 г.

  

  

   С. 139. Эпиграф - из лубочной книги "История о храбром рыцаре Франциске Венсцияне и прекрасной королеве Ренцивене", обработанной А. Филипповым (1787).

   С. 139. Катана - столица Катании, провинции в Сицилии; расположена на берегу моря, близ Этны.

   С. 140. ...потомки Брута и Катона надували нашего графа ***ова...- Брут Децим Юний (84-43 до н. э.) и Катон Марк Порций (95 - 46 до н. э.) - герои римской истории, славные своей неподкупностью. Граф ***ов - вероятно, граф Румянцев Николай Петрович (1754-1826) - государственный деятель, собиратель книг и редкостей, основатель Румянцевского музея в Москве.

   С. 140. Мессина - город на о. Сицилия.

   С. 142. Скории - от ит. scoria - шлак, окалина, кусочки застывшей лавы.

   С. 147. Гроденапль - плотная шелковая материя.

   С. 149. Новгородская республика - имеется в виду Новгород Великий, область Древней Руси с самостоятельным вечевым управлением (до 1478 г.).

   С. 149. Карбонари - член тайного политического общества в Италии, принимавшего участие в восстаниях 1820-х - 1830-х гг.

   С. 153. ...надобно прибегнуть к пособию "Умозрительной физики" г. академика В***...- Имеется в виду сочинение философа-шеллингианца Велланского Данилы Михайловича (1774-1847) "Опытная, наблюдательная и умозрительная физика" (Спб., 1831), подвергшееся насмешкам Сенковского.

   С. 155. Пуд - старая русская мера веса, равная 16,38 кг.

   С. 155. Фунт - старая русская мера веса, равная 409,5 г.

   С. 155. Кадриль - танец из шести фигур, с четным количеством танцующих пар, которые располагаются одна против другой.

   С. 158. ...всегда танцуем по Кеплеру и Ньютону...- т. е. по обычным законам физики, открытым Кеплером Иоганном (1571-1630) и Ньютоном Исааком (1643-1727).

   С. 158. Котильон - старинный танец - кадриль, фигуры которой перемежаются вальсом, полькой и другими танцами.

   С. 160. Не были ли вы там знакомы с Пифагором или с Эмпедоклом?- Пифагор (ок. 580-500 до н. э.) и Эмпедокл (ок. 490-430 до н. э.) - греческие философы, жившие в Италии. По преданию, Эмпедокл бросился в кратер Этны, оставив на его краю свою сандалию.

   С. 163. ...стоит только провалиться в Этну, чтоб понимать язык Канта, Фихте, Шеллинга...- Сенковский иронизирует над "заумным" языком немецкой классической философии.

   С. 164. Далай-лама - первосвященник ламаистской церкви в Тибете.

   С. 167. Аматер - уст.: любитель.

   С. 173. ...сочинения знаменитого певца взяточников Ф. В. Булгарина...- Булгарин Фаддей Венедиктович (1789-1859) - русский журналист и писатель; в его романах "Иван Выжигин" (1829) и "Петр Иванович Выжигин" (1831) часто встречаются фигуры взяточников и карьеристов.

   С. 175. Скотт Вальтер (1771-1832) - английский писатель, автор многочисленных исторических романов, которые породили множество подражаний, в том числе и в России (М. И. Загоскин, О. Н. Сомов, Н. А. Полевой и др.).

   С. 179. ...не женируйтесь...- не стесняйтесь (от франц. gЙner).

   С. 180. Тимпан - древний ударный музыкальный инструмент.

   С. 184. Индульгенция - грамота об отпущении грехов у католиков, выдаваемая обычно за высокую плату церковью от имени папы римского.

   С. 184. Сбир - полицейский стражник в Италии.

   С. 185. Королевство обеих Сицилии - феодальное государство на юге Италии, существовавшее с 1130 до 1860 г.