Семенов Сергей Терентьевич - Беженка Луиза

ить. И Петр пришел тоже с докукой, вырезать ремешок на напальник у гармоники. Увидев вошедшего Андрея, Петр насмешливо сказал:

   - Отцу игумену. Как в твоем монастыре дела идут?

   Андрей понял, на что парень намекает, и ответил:

   - Да идут себе, а ты что, хотел бы поступить туда?

   - Нет, спаси Христос. Там настоятельница очень строга. Один раз зашел, и то курить не позволила. Этаких порядков я еще нигде не видал...

   - Стало быть, так надо.

   - Мало ли что ей так надо, да нам-то это не отрада.

   - Зачем тогда ходить?

   - Неволя заставляет. Она к себе всех девок переманила, не с кем стало и язык почесать.

   - Девок она к себе привадила не напрасно, - проговорил один из сидевших у сапожника мужиков. - Она их всех на дело наставляет.

   - Дело делом, и гулянью должен быть час. Бывало, каждый вечер у чьих-нибудь ворот стоят, гогочат, сыграешь ни гармонике, попляшут... А теперь иной вечер и не сберешь никого.

   - Ступай и ты с ними в избу.

   - В том-то и дело, что не подходит. Плюнуть не потрафишь. Тоже народ. Забивает голову, чтобы все нос драли, только и всего...

   - Что же она, худому кого учит?

   - Не худому и не хорошему. Кроить да резать все полезут; а ты вот научи чему-нибудь путному.

   - Чего же еще путней для нашей сестры?

   - От них такая путь, какой у нас не было, - заступился за латышек другой мужик. - Они все люди с большим понятием. У моей отдельной снохи корова захирела. Сохнет и сохнет, а жилец латыш посмотрел да и говорит: как ее кормишь? А ты, говорит, попробуй так вот да так. Растолковал, показал. Баба послушалась, и что ж? Поправилась корова, стала на скотину похожа.

   - С понятием люди, - проговорил и сапожник. - Мне Мануйло говорил: валялось у него железо разное, так, лом. Подобрался к нему латыш - замок к замку, личина к личине, где смазал, где ключ подобрал, вышла добра целая полка...

   - Как нерусский человек, так во всем другая ухватка, - сказал опять первый мужик. - Я тоже смолода в солдатах служил, в Финляндии. Так тоже, что они делают только! На камнях хлеб растет, а уж на огороде-то что у них родится... Куда до них нашим.

   - Нашим никакой науки не было, - согласился с этим Петр.

   - А когда наука началась, ты против нее на дыбы? - подхватил его Андрей.

   - Это не наука. Какая это наука, наука должна быть настоящая.

   - Все равно, хоть маленькое стеклышко в угол вставишь, все больше свету войдет. - Лиха беда начало!

   Петр промолчал, но, видимо, он с этим был не согласен. Андрей ушел от сапожника все с тем же смутным чувством.

   В сумерки, когда Андрей стоял у двора, он заметил, как по дороге шло несколько девушек, и вдруг навстречу им вышел Петр и остановил их. Пошло зубоскальство, смех. Вдруг рявкнула гармоника, и вся компания повернула назад и пошла на тот конец деревни. Андрей долго стоял, думал, что девицы оторвутся наконец от Петра и придут к Луизе. Но с того конца продолжало доноситься пение, и хор делался все разноголосей. Видимо, к нему прибавились и другие, вышедшие на улицу.

   У двора появилась Луиза; она вышла налегке, с жакеткой внакидку. Увидав стоящего Андрея, Луиза спросила:

   - Не видно, не идут девушки?

   - Они и не придут...

   - Почему?

   - Их перебивает у тебя давешний твой гость.

   - Какой гость?

   - Марфушин брат Петр. Он обиделся на тебя и вот погляди, будет отбивать от тебя учениц.

   - Неужели это правда, Андрей?

   - Думается, что правда.

   - Ой, как это печально. Неужто он такой нехороший человек?

   - Человек-то он хороший, да нрав у него не совсем гожий, - криво усмехаясь, выговорил Андрей.

   Луиза помолчала, постояла, постояла немного, повернулась и ушла в свою избу, а Андрей пошел домой.

   На другой день в обед к Стуловым пришла Луиза. Она была грустная, взволнованная и как будто чем обиженная. Это бросилось в глаза всем, и Татьяна спросила:

   - Что с тобой сделалось?

   - Со мной ничего, а вот только я на неприятности нарвалась. Никак я такой неприятности не ожидала.

   И Луиза стала рассказывать, что сегодня к ней не пришли Марфуша. До сего время она приходила вовремя, усердно работала, что ей давали, была очень довольна - и вдруг сегодня не пришла. Отпустив девушек на обед, Луиза решила сходить к Смолиным и самой узнать, почему девочка осталась дома. И вот посещение дома богача так на нее подействовало.

   - Ой, не хорошо! - воскликнула Луиза и закрыла лицо руками. - Никак я этого не ожидала. Я думала: богатые люди - больше светлые люди, а они так же темны, как бедняки, а то и хуже. Сам хозяин грубый, хозяйка грубая, а парень этот сидит за столом, и у него глаза горят, как у волка. А Марфуша, как я вошла, отвернулась и спряталась. Я спросила их, отчего сегодня Марфуша не пришла, а хозяин говорит: она у тебя ничего хорошего не нашла. Я говорю, что же ей нужно. Обучаю я тому, что всем полезно, а он говорит: а нам это ни к чему. Мы, говорит, что ты учишь делать, все купить можем. Я сказала, что купленное не прочно. Так что ж, говорит хозяин, не прочно - скорей сносится, а на ее место свежее заведешь, все с обновой. Да еще, говорит, ты нехорошо заводишь: учить учишь, да людей мутишь. Какие там еще чтения заводишь? Твоих книжек-то начитались да нашего Петра на смех подняли. До тебя над нами никто не насмешничал, а от тебя стали насмешничать. Я, говорит, на тебя в волость могу подать.

   - Да неужели ж так и сказал? - всполохнулась Татьяна.

   - Так и сказал. Девчонки, говорит, к себе не жди, и платить за ее науку ничего не будем - потому не стоит.

   - У него хватит совести и на это, - проговорил Мартын. - Чванный мужик. Любит, чтобы во всем его верх был.

   - Но чем я виновата? Дочери его я желала добра. Она даже заплакала сейчас, как слова отца услыхала. Сына его я не знала. Разве я знала, что он на Митрофанушку похож?

   - Они это от непонятия, - стараясь успокоить Луизу, проговорил Андрей.

   - Нет, они понимают. Это они оттого, что дурные люди. У вас кто сильный, тот и дурной. Нужно от вас сниматься да ехать в другое место...

   - Что ты, бог с тобой! - испугалась Татьяна.

   Андрей сразу побледнел, а у Наташки вдруг потемнели глаза стали заволакиваться слезами.

   - Ну, всякое лыко нельзя ставить в строку, - успокаивающе сказал Мартын. - На всякий роток не накинешь платок.

   - Зачем же они так поступают?

   - Настолько совести хватает. Только не все люди равны. Одни такие, другие и другие...

   - А в других ни зла, ни добра... обидят тебя, и никто не заступится.

   Луиза разволновалась, встала и пошла вон из избы. Хозяева остались подавленные, невеселые.

   - А ну, как он, правда, в волостное подаст? - высказала свое опасение Татьяна.

   - Ну, вот еще! - уверенно выговорил Мартын. - С какими глазами-то? Будет того, что поговорит.

   - В волостное подать он не имеет права, - убежденно проговорил Андрей. - Чем она виновата? Что она, окромя хорошего, кому что сделала? Она нас на прямую дорогу выводит, мозги всем протирает, а тут какой-то самодур не знамо что говорит. Это совсем без совести!

   - Знамо так, - согласилась Татьяна и, вздохнувши, добавила: - А ну, как они, правда, из нашей деревни уедут?

   - Что ж, уедут и уедут. Не привязанные, - равнодушно выговорил Мартын.

   Наташка быстро вскочила с места и убежала в чулан.

   И Андрей поднялся и стал надевать полушубок.

   - Ты куда? - спросил Мартын.

   - Так, - не своим голосом ответил Андрей и вышел.

   - Сохрани это бог, если они уедут. У нас у одних что пойдет! - вздохнувши, выговорила Татьяна.

   Мартын задумчиво молчал. Ему, видно, что-то пришло в голову, и он соображал.

   Татьяна поглядела на него и, помолчав, - промолвила:

   - Если попытать их под свое крыло взять?

   - Как?

   - А как следует, честным манером. Не миновать парню жениться: вот ему и невеста.

   - А она ему пара?

   - А чем не пара? Девка парню всегда пара, а хорошая девка тем паче.

   - Не нашей природы-то она.

   - Природа не важно, было бы согласье. А то будут жить-поживать да добра наживать.

   - Чего с такой не жить, - согласился Мартын.

   И, подумавши, опять проговорил: - Что ж, можно закинуть слово. Какие речи услышим от них?..

   - Вот сберусь с духом, схожу...

   Ни собралась с духом Татьяна не сразу. Выпустила она слово легко, но начать, что задумала она, - вышло тяжело. У ней как-то прошла смелость. А в самом деле, подходящее ли это дело? Про Андрея она чутьем понимала, что для него в Луизе все, а для девушки будет ли в этом какой выход? Все-таки их семья серая, мужицкая. Все у них просто, не так, как они привыкли. Придется переиначивать уклад. И чем дальше, тем больше пропадала в ней уверенность в удачном окончании того, что она задумала. И у бабы меньше становилось смелости.

   Но развязывать узел было надо. Андрей вернулся угрюмый. Ни слова не говоря, лег на коник, отвернулся к стене. У матери сжалось сердце, и она решила пойти к латышкам и завести разговор.

   И только начало смеркаться, Татьяна тихонько перекрестилась и пошла к беженкам. Она шла с трепещущим сердцем. И когда вошла в избу, у ней немного отлегло в груди. В избе стоял сумрак. Беженки еще не зажигали огня. Они молча коротали время. Анна сидела на печи, а Луиза лежала на конике. Татьяна усиленно веселым голосом проговорила:

   - И вы сумерничаете. И у вас ничего не делают. А я пришла к вам было скуку разогнать.

   - У нас тоже много скуки, - проговорила Анна, но осталась сидеть, как сидела.

   - А вам чего скучать была нужда?

   - Все беды. И дома беды, и здесь не радость. Какая может быть радость? Ведь только подумаешь...

   - А вы не думайте. От дум, говорят, сердце сохнет... Вы вот лучше послушайте, что я вам скажу...

   Татьяна села на лавку, и хоть последние слова она выпустила свободно, но в груди у нее как-то похолодело. Говорить дальше нужны были большие усилия. Но она все-таки силы нашла и продолжала:

   - Мои мужики, как узнали, что с Луизой плохо торговцы обошлись, очень обиделись. И вас стало жалко, и на тех злоба. Правда, когда худой человек захочет кому зло сделать, он сделает. Особливо таким, у кого поблизости твердой заступы нет.

   Татьяна почувствовала, что она подошла к тому, когда можно сказать самое главное, и ее опять взял какой-то страх, и она опять сделала усилие и решила скорей высказать то, зачем она пришла.

   - Вам нужна хорошая заступа. Зачем вам жить на бобыльском положении? Полезайте-ка вы под крепкое крыло. Мы вот что надумали: пусть-ка Луизушка выходит за нашего Андрея. Повенчаются они, и уж тогда никто к вам подступа не сделает. Будут, с нами со всеми, в чем нужно, считаться.

   Татьяна высказала эти слова и вдруг почувствовала большое облегчение. Она даже глаза закрыла от радости, что свалила с себя эту обузу. Ей сразу стало много спокойнее, и она легко могла ждать, что ей скажут на ее слова.

   Первое, что увидала Татьяна, это то, что Луиза сейчас же поднялась с изголовья и, выпрямившись, осталась сидеть в своем углу. Шевельнулась на печке и Анна, но сразу никто ничего не сказал. Татьяна ждала, кто первый из них отзовется на ее слова, но они почему-то ничего не говорили. Тогда Татьяна опять развязала язык:

   - Аль я не к месту эти слова выпустила? Тогда не обессудьте, коль вам это не во нрав. Мы от простоты сердца. Вы, мы думаем, вы люди хорошие, породниться с вами за честь... Опять Луизушка нашему парню по душе пришлась, вот мы и отважились.

   - Нет, нет, нам это не обидно, - поспешила успокоить Татьяну Анна и соскользнула с печки. - Только все это скоро, неожиданно. У нас такое время, такой год. Сколько бед перенесли! И вдруг девушка замуж... Нам в голову не приходило. Надо об этом подумать хорошенько.

   - Да, подумать, - согласилась с матерью Луиза. - Так сразу нельзя. Мы посоветуемся.

   - Ну, что ж, посоветуйтесь, - легко согласилась на это Татьяна. - Известно, с бухты-барахты нельзя, дело не шуточное. Только глядите одно. Мы сватаем Луизу не то что там что. Мы не глядим, что у вас есть, что нету. Мы видим одно - люди хорошие. Нас всех и тянет к вам. Мы все будем рады, коли бог благословит делу свершиться, и старые и малые.

   - Хорошо, хорошо. Спасибо, мы вам дадим ответ. Если не сегодня, то завтра утром...

   - Ну, дай вам бог хороший разум, - пожелала Татьяна и вышла из избы.

   И после того как Татьяна вышла от латышки, если бы она могла незаметно опять вернуться к ним в избу и если бы понимала по-латышски, то она увидела и услыхала вот что.

   Как только Татьяна вышла, Анна сейчас же подошла к дочери и села с ней рядом. Луиза не шевельнулась. Она сидела, плотно сложив на груди руки и опустив голову.

   - Вот какая наша судьба. Каждый день новость за новостью, - выговорила, вздыхая, старая латышка.

   - В такое колесо попали; чем дальше, тем больше захватывает. Должно быть, хочет судьба совсем нас переделать.

   - Если принять то, что нам теперь предлагают, то что тогда от нас останется?

   - Не знаю, мама.

   - А ты все-таки как думаешь?

   - Мне трудно тебе сказать.

   - Андрей человек хороший.

   - Они все хорошие, да чужие нам.

   - У нас родных-то и не осталось никого.

   - Да, никого...

   Наступило молчание. Оно долго не прерывалось.

   Наконец Анна проговорила:

   - Если уехать в какой-нибудь город, устроиться где тебе, тебе место найдется.

   - Опять в чужой семье. Трудно это, мама! - вырвалось невольно у Луизы.

   Мать как будто оживилась, она поспешно выговорила:

   - А коли трудно в чужой - надо свою заводить, случай есть.

   Луиза опять замолчала.

   - Андрей послушный. Если кончится там, освободится место, можно опять на родину поехать, и он за нами пойдет. А нельзя будет вернуться, здесь устроимся.

   - Туда нам ехать не придется.

   - Тогда здесь устроимся. Жить здесь будет можно. Нужно только приложить старанье. В русской деревне простор большой. И люди простые.

   Луиза вдруг склонилась к изголовью и всхлипнула, Анна обеспокоилась и проговорила:

   - Тогда не нужно. Как-нибудь иначе проживем. Пока здоровье есть да ум в голове, нужды не увидим.

   - Я это не оттого. Я так. Очень много скопилось всего. Я не отказываюсь от того, что они предлагают. Андрей хороший человек, честный, отзывчивый, с ним легко будет жить. Только так все это неожиданно...

   - Значит, ты согласна?

   - Согласна, - легко ответила Луиза.

   - Ну, я очень рада, - не удержалась, чтобы не высказать своего чувства, Анна. - Мы тогда покойны будем. То гнездо разорили, это будем обвивать. Когда будет что делать, легче станет горе забыть.

   - Да, да, - подтвердила Луиза.

   Стуловы обрадовались согласью Луизы много раз больше, чем ее мать. Заликовали старые и малые. Андрей забыл все свои недуги и сиял, как будто бы не переносил никаких болезней. Не меньше его были счастливы и Ларька с Наташкой. Луиза, чувствуя, с какой любовью глядит на нее ее будущая родня, еще более казалась красивой и еще более деловитой и ласковой во время занятий с деревенскими девицами.

   Подходили святки. После святок сейчас же была назначена и свадьба. Свадьба не могла быть хлопотливой. Невеста была под боком. Это тоже представляло большое удовольствие. Мартын как будто помолодел. Он только иногда приговаривал:

   - А жалко, вина нет, а то такой бы кутеж можно были устроить, что небу жарко!

   - Будет тебе, - оговаривала его Татьяна. - Говори слава богу, что нету-то. По крайности облика человеческого не потеряешь. Нешто хорошо перед нашей молодой да в такую скотину обратиться?

   - А она небось не видала?

   - Видала, да не близко. Ты вот лучше бы подумал, как их после свадьбы обстроить.

   - Ну, уж это они сами лучше нашего сделают. Они больше нашего порядки жизни понимают. Как им надо будет, так и устроятся. Нам бы только не мешать.

   - Зачем мешать? Нешь мы им лиходеи, - говорила Татьяна и вся горела неописуемым довольством.

  

   1916 г.