Селиванов Илья Васильевич - Опекунское управление

у Комардина: без этого никакое дело не делалось... Позвал, сударь ты мой, их да и говорит: так и так, ежели сделаете по-моему, каждому по пригоршне золота, а не сделаете - насмерть запорю, и быть вам в пруде. Народ теплый, знаете, был, да и то сказать, кому хочется лютой смертью умирать... Выбрали человек с полсотни молодцов, таких, что, знаете, голос в голос, волос в волос, кто из охотников, кто из псарей, а кто из заводских ребят: ну, уж такие, что просто сорви головы,- да и шасть с ними в Куриловку. Как и что там у них происходило, признаться, не знаю, только наутро Тимошка и Конон разгуливают, шапки набекрень и золотом в кармане погромыхивают. Да на верхнем этаже, где никто не жил, огонь по вечерам появился, и стали Иван Дмитриевич частенько туда похаживать. Так как дворовым с горничными девками говорить было не приказано, так наверное узнать-то и не от кого было, что это за огонь такой, да и не сказали бы, сучьи дочери, а проговаривали после в людской, что уж это не куриловская ли барыня там живет. Муж-то ее пропал в эту ночь без вести. Думали, уж не убит ли, да после узнали, что наш-то в тюрьме его держит и все приступает, чтоб он с женою развелся. А как увидал, что тот упрям, так и велел его в стену закласть. Его, милого дружка, и запрятали в ранжерейную стену - она благо в то время перекладывалась,- да ведь так скоро скомандовали, что дворня узнала обо всем этом долго уж опосля.

   - Да где ж эта деревенька-то... Куриловка, что ли?

   - Как скрозь землю провалилась. С тех пор об ней помину даже нет, а на том месте, где она стояла, на другой же день земля была вспахана и овсом засеяна...

   - Да неужели после, ну, так хоть через пять, шесть лет, не было никогда об этом разговору, чтоб подробнее узнать, как же все это происходило,- заметил протоколист.

   - Эх, батюшка, разве тогда такое время было, что нонче? Об такой штуке пикнуть никто не смел. Заикнись только, так смотришь, тебя вечером же и затащут вон туда: видите там, направо во дворе, строение стоит, а оттуда выйдешь ли, бывало, живой или нет, это еще бабушка надвое сказала, и ходить-то мимо этого строения было запрещено. Видите, оно без окон, только дверь одна, и всегда на заперти. Когда туда ходили, уж один бог знает, только кто там побывал, уж на заводе не оставался. Видим, человек ходит день, другой едва жив, а потом вдруг и пропадет,- да глядишь, лет через пять и пойдут слухи, что очутился он в Саратовской губернии. Там у нашего-то вотчина была, так он туда спроваживал... ну, и боялись, так боялись, что вот в мелкие куски, кажется, изрежь, так не скажешь, что видел али слышал...

   В эту минуту хохот и песни раздались под окном: целая толпа девок пробежала на завод. Молодежь вскочила и бросилась за ними.

   Протоколист, боясь, как бы не взыскался его судья, направился к дому, а Антипыч, наказав ему еще раз не болтать зря, поплелся допивать остатки браги к какому то Кудимычу.

  

  

   Пока в вагранке происходили все эти рассказы, судья рисовался перед дочерьми опекуна, выставив против обыкновения воротнички из-за галстука. Опекун по обыкновению гнулся перед ним изо всех сил и по его предложению послал за другим опекуном, тоже помещиком, жившим верстах в восьми или девяти, просить его пожаловать завтра к девяти часам для совещания по очень нужному делу. Горный чиновник, по случаю доноса о прибавке платы за проходку дудок, был в разладе с опекуном и в день приезда судьи в дом не явился, но через жену свою, которую послал поздравить судью с приездом, тоже получил повестку пожаловать завтра к исправляющему должность предводителя для "нужных к пользе опекаемого имения совещаний".

   Первый день был посвящен отдыху и забавам, зато на другой день без четверти в девять часов судья явился в большой зале в дворянском вицмундире и был встречен опекуном в таковом же с длинной владимирской лентой, на которой болталась медаль 1812 года. Вместе с ним встретил судью другой опекун, маленький, лысенький старичок с глазами изумрудного цвета, которые были постоянно устремлены в пол или на костяной набалдашник его камышовой палки, и если иногда поднимались, то бегали и прыгали, как глаза рыси. Горный чиновник явился вскоре после опекунов.

   Он был лет тридцати, имел волосы курчавые, черные, казался на вид довольно смелым и одет был в форменном сюртуке своего ведомства. Он был некогда в военной службе и делал турецкую кампанию.

   Когда все собрались, судья попросил опекуна, хозяина, принять меры, чтоб никто из посторонних не мог слышать их разговор, потом пригласил всех сесть и открыл заседание следующей речью, произнесенной стоя и с медленной торжественностью, которая была отличительной его чертою.

   "Милостивые государи!

   Я просил вас сюда для того, чтоб сообщить вам мои мысли касательно лучшего устройства дел в имении, вверенном нашему попечению. Как исправляющий должность председателя опеки и как старший ее член, я не мог не заметить, что при настоящем положении дел и медленной распродаже изделий опекунское управление затрудняется удовлетворением мастеровых задельною платою¹⁷ и еще более их содержанием. Дожидаться Макарьевской ярмарки для распродажи наличного товара долго, денег в конторе нет, и я с ужасом вижу, что через какой-нибудь месяц контора вынуждена будет прекратить платежи свои. На все представления опеки, последовавшие вследствие донесения гг. опекунов, подлежащее высшее место отвечало одним: предписать дворянской опеке изыскать средства к прокормлению мастеровых и удовлетворению их задельною платою. У нас на руках, милостивые государи, около семи тысяч душ, им надо немало. Я просил вас сюда, собственно, для того, чтобы во исполнение указов подлежащего высшего места изыскать те средства, о которых оно упоминает. Жду вашего мнения и совета. Вас, г. горный чиновник, прошу говорить как младшего прежде всех".

   Затем судья торжественно сел и полным величия движением дал знать горному чиновнику, что он может говорить.

   Горный чиновник встал и сказал: "Судя по вашей речи, Арнольд Осипыч, можно подумать, что положение заводов отчаянное. Я не нахожу этого. Заводы перерабатывают в день до пятидесяти пудов чугуна, амбары наши наполнены изделиями, и весь спрос состоит в том, чтобы превратить их в деньги. Конечно, сделать это превращение разом трудно; но предстоит ли в этом надобность? Мне кажется, нет, и вот почему: на месяц провианта у нас хватит; выделка недельная покрывает расходы на задельную плату; в январе мы должны получить по заторжке¹⁸ прошлого года довольно значительную сумму, следственно, трудно нам будет только один месяц или два".

   Речь эта своею простотою, видимо, не понравилась судье.

   Он почти перебил ее с неудовольствием:

   - Вы забываете; милостивый государь, что количество изделий уменьшается каждомесячно и что с наступлением зимы легко может случиться, что вместо работы на пять кричных молотов¹⁹ надобно будет работать только на три.

   - Ежели будут продолжать рубить лес так, как его рубили до сих пор,- возразил горный чиновник,- я не отвечаю, что года через два или через три три молота будут работать не то что одну зиму, но даже и круглый год.

   - Вы, милостивый государь, уклоняетесь от вопроса. Мы спрашиваем, где взять денег, а вы отвечаете, зачем рубят лес. В том, что вы говорите, нет смысла.

   - Есть, и очень большой,- отвечал твердо горный чиновник,- если б вы не отдали рубить лес - вода в заводском пруде не уменьшилась бы до того, что нам надобно беспрестанно опускать вешняки²⁰; если б вы не отдали ближнюю рубку леса, как это сделано теперь, нам за возку дров не надобно было бы платить так дорого, как мы платим теперь...

   - Я полагаю, что возбуждать теперь подобный вопрос о лесе не только бесполезно, но даже вредно,- сказал судья.- Господа опекуны находили, что завод был в таких стеснительных обстоятельствах, что надобно было отдать сидку смолы во что бы то ни стало. Опека нашла, что это справедливо, и предложение это утверждено теми, которые выше нас с вами и вашим начальством преимущественно, следственно, говорить теперь об этом было бы излишне. Если не имеете ничего отвечать более на предложенный мною вопрос, то я перейду к другим членам управления. Господин младший опекун, извольте изложить ваше мнение.

   Старичок, смотревший в землю, откашлянулся, сморкнулся, почмокал губами и сказал:

   - По-моему, если денег нет, так занять надо.

   - У кого занять и сколько занять?

   - У купцов занять, пожалуй, под залог изделий; а сколько занять?.. Ну, столько, сколько нужно.

   Горный чиновник пожал плечами и сказал:

   - А платить чем после?

   - Да ведь будете продавать изделия? Ну этим и заплатить.

   - Хорошо-с, но продавши изделия, надо приготовить провианту, надобно заплатить за доставку руды, флюса²¹, угля, песку. Извольте перевести это в цифры, и тогда увидите, что...

   Старичок что-то промычал, еще почмокал губами и замолчал.

   Судья не изменил своей олимпийской важности во все время этого разговора. Видя, что старичок замолк, он обратился к опекуну-хозяину и произнес:

   - Господин старший опекун, потрудитесь сказать теперь ваше мнение.

   - Я полагал бы,- отвечал опекун,- продать часть изделий.

   - Где продать и кому продать?

   - Охотники найдутся, и, ежели вы поручите мне эту операцию, я надеюсь ее устроить к общему удовольствию всех,- отвечал опекун.

   - Так же точно,- возразил горный чиновник,- как устроили это прошлого года. Взять семь гривен за рубль собственной стоимости. Хорошо устройство, нечего сказать!

   - Это сделано с согласия опеки, государь мой! - возразил опекун, видимо оскорбленный.

   - Я не знаю, с чьего согласия это сделано, но знаю только то, что работать в убыток глупо.

   Опекун вскочил с своего места.

   - Арнольд Осипыч,- закричал он,- изволите слышать оскорбления господина горного чиновника? Я не могу их слышать и должен оставить заседание.

   Судья почти незаметно улыбнулся и, не изменив важности своей, сказал:

   - Господин горный чиновник, вы недостаточно взвешиваете смысл произносимых вами слов. Оскорблений я допустить в моем присутствии не могу.

   - Я знаю, что я говорю, господин исправляющий должность предводителя,- перебил горный чиновник.- Прошлый год продали изделия дешевле, нежели чего они стоили заводу, и я не подписал журнала на эту продажу; прошлый год отдали лес под сидку смолы - и я не подписал этого журнала; прошлый год купили провиант двадцатью пятью процентами дороже, нежели он был на базарах,- и я не подписал этого журнала.

   - Вы забываете, милостивый государь, что все это было сделано с разрешения опеки.

   - Вы мне все об опеке толкуете, как будто бы это и бог знает что такое. Из кого состоит опека? Предводителя прошлый год не было, вы изволили исправлять его должность; заседатели не то что в опеке, они и в суде-то у вас никогда не бывают.

   Судья вспыхнул.

   - Кажется, вы и против меня устремляете ваши оскорбления. Вы изволите забывать, какое лицо я здесь представляю. Для чести моего звания и занимаемого мною места я не могу дозволить подобных оскорблений!

   - Как вам угодное,- отвечал горный чиновник,- я повторяю: ни продавать изделий, ни занимать денег не надо, завод может просуществовать собственными средствами, только надо уменьшить расходы.

   - А как вы изволите уменьшить их?

   - Заторжка на поставку муки и крупы, угля и руд - в убыток заводу, надобно понизить ей цену. Хорошо еще, что это сделано только на один год.

   - Именно это-то и дурно. От этого-то заводы находятся в таком бедственном положении,- отвечал судья поспешно.

   - Заводы находятся в таком бедственном положении оттого, что делают высокие заподряды²² и низкие заторжки. Что вы там ни изволите говорить - плата за добычу руд есть вещь вопиющая. Заплатить пять копеек там, где надо заплатить полторы копейки,- возмутительно! Угодно вам это слушать или нет, но я не перестану говорить, что гг. опекуны, допустившие такую прибавку платы, поступили во вред заводу.

   - Дело было сделано с торгов.

   - Пожалуйста, не говорите этого, я знаю, что значат ваши торги.

   - Милостивый государь, я повторяю вам, что вы забываетесь. Торги были сделаны публично. О них земская полиция публиковала не только в своем, но даже в соседних уездах.

   - Знаю и эту публикацию: на торги явились только те кого было нужно.

   - Вы, наконец, забываете, с кем говорите! - закричал судья, выведенный из терпения.- Торги были сделаны законно и с разрешения опеки; я как член опеки и в настоящее время ее председатель не могу дозволить, чтобы смели сомневаться в законности ее действий. Я требую, чтоб вы изволили переменить ваш тон или оставили заседание, иначе я его закрою.

   - Переменить тон - значит подписать журнал, согласиться на такую меру, которую я считаю вредною. Конечно, мне лучше всего оставить заседание, где заботятся не о выгодах имения, но о выгодах подрядчиков и о...

   Последние слова горный чиновник договорил уже в передней, хотя их и можно было слышать, но придраться к ним было нельзя.

   - Беспокойный человек! - заметил судья сердито, сдерживая свой гнев, выражавшийся в неестественно быстрых движениях.

   - Беспокойный и безнравственный,- прибавил первый опекун.

   - Чего хотят от пьяницы и дебошира? - прибавил старик, глядевший в пол.

   - Господин протоколист,- сказал судья, как будто пораженный новой мыслью,- извольте написать постановление, что в присутствии исправляющего должность предводителя г. горный чиновник позволил себе разные оскорбительные выражения на счет господ опекунов и даже членов опеки и, невзирая на вежливое напоминание о неприличии подобных поступков, с азартом и дерзостью вышел из комнаты. Не так ли, господа?..

   - Точно так-с! - отвечали оба опекуна, вставши и поклонившись.

   - Написав это, вы подадите к нашему подписанию. Теперь, господа,- продолжал он, обращаясь к опекунам,- выслушав ваши мнения и приняв их к должному соображению, я хочу иметь честь предложить вам одну меру, которую высказать помешал мне поступок этого невежи и которая, по мнению моему, одна может вывести имение наследников Балтановых из его затруднительного положения. Ежели вам угодно будет выслушать, я готов изложить ее вам, если позволите, сейчас же.

   Опекуны встали и молча поклонились в другой раз.

   - Вам известно, милостивые государи,- начал судья чрезвычайно торжественно,- что заводы гг. Балтановых находятся в бедственном состоянии. Денег в конторе нет; изделия, по несмотрению и невнимательности г. горного чиновника, дурного качества; заводские строения пришли в ветхость; наследники никак не могут согласиться в разделе, и даже один из них простер свою дерзость до того, что позволяет себе воровать изделия из собственного имущества, ночью и вооруженною рукою; горная недоимка накопилась в значительном количестве, а у нас нет ни денег, ни провианту для рабочих. Нельзя подумать без страха о том, что будет с нами через месяц или полтора, когда заторжка с Калюпановым окончится и у нас останутся изделия в большом количестве, которых сбыть некуда, а между тем нет никакой возможности ни удовлетворить рабочих за заработки, ни отпускать им провиант, поставка которого по заподряду должна в скором времени тоже окончиться. Отдача леса под сидку смолы, вопреки ожиданию, не принесла предполагаемых выгод. Смолосиды вместо шести горшков гонят только четыре, и так как плата с них назначена не с горшка, с количества употребленного леса, то и понятно, что они, изведя лесу то же количество, нам не принесут никакой выгоды. Я хотел обратить на это внимание ваше, милостивые государи, но по зрелом размышлении нашел, что контракт, на этот предмет сделанный, так точен и определителен, что изменить его или нарушить - нечего и думать. Нельзя не сознаться, что мы с вами в этом случае поступили не совсем осмотрительно. Лесу истреблено гибель, но это не улучшило положения дел денежных.

   - Вы этого тогда так настоятельно желали, Арнольд Осипыч, что мы не смели вам противоречить,- заметил опекун, довольно, впрочем, робко.

   - Это было сделано с общего согласия, г. старший опекун,- отвечал судья, недовольный замечанием,- и удостоверено вашею подписью. От этого вы отпереться не можете. Впрочем, вам, как опекунам, должно быть лучше известно положение заводских дел, выгоды и невыгоды их, же тут, как человек посторонний, хотя и принимаю иногда участие в ваших хозяйственных предприятиях, но делаю это скорее из участия к вам или выгодам находящегося у вас под опекою имения, чем по обязанности службы. Мое дело состоит в том, чтоб рассмотреть отчеты и удостовериться, к выгоде или невыгоде управлялось имение и надежны ли определенные опекуны. Дальше мои обязанности не простираются. Ежели вы, гг. опекуны, находите, что я преступаю обязанность свою, я готов отказаться от моих советов, для меня отяготительных, и предоставить вам полную свободу действий, поверять которые я буду уже в опеке, при рассмотрении отчетов.

   Опекуны побледнели, их как-то передернуло; они переглянулись; смотревший в землю откашлянулся, как будто хотел что-то сказать, но промолчал. Опекун-хозяин встал и неловко, нерешительно, видимо путаясь в словах, начал:

   - Вы не так изволили понять слова мои, Арнольд Осипыч. Ваши просвещенные советы принимаются и будут приниматься нами всегда как приказания. Мы уверены я в их пользе, и в их...- он замялся, остановился и не знал, что продолжать.

   - Ежели так, то довольно,- отвечал судья снисходительно.- Не будем говорить более об этом. Что сделано, то сделано, притом же какая-нибудь сотня, другая десятин в имении, где до тридцати тысяч десятин лесу, не такая важность, чтоб об этом стоило хлопотать. Только один горный чиновник может поднять шум из такого вздора. В вас, господа, я уверен. Думаю, что и вы тоже имеете ко мне полную доверенность...

   Опекуны торопливо встали и поклонились.

   - Ежели это так,- продолжал судья,- то не станем подымать прошедшего. Кто старое помянет, тому глаз вон! Будем лучше говорить о будущем и о том, как выйти из нашего неловкого положения.

   Он замолчал, как будто ожидая ответа, но ответа этого не воспоследовало, и старичок упорно смотрел в землю, а хозяин-опекун хлопал глазами, даже как будто несколько испуганный. Судья продолжал.

   - Я сказал уже, что причина того, что в конторе нет денег, а скоро не будет и провианту, есть короткие заторжки. Ежели б заторжки были на долгие сроки, то есть на шесть пли на семь лет, тогда бы нам заботиться было не о чем: изделия, по мере выработки, поступали бы в руки купца, и мы получали бы деньги в назначенные сроки. Таким образом, ежели б и случилась надобность в каком-нибудь необыкновенном расходе, мы знали бы, что можно покрыть его деньгами, количество и срок которых уже определены. Выработанные изделия у нас не залеживались бы, и нам не нужно было бы ожидать ярманки для их сбыта. Точно так же заподряд провианта на долгий срок избавил бы нас от заботы думать о продовольствии мастеровых. Можно бы даже было, для большего удобства, соединить заторжку и заподряд в одних руках. Тогда за провиант мы платили бы изделиями, и это еще более облегчило бы наши действия. По моему мнению, это есть единственное и самое надежное средство выйти из настоящего стесненного положения и упрочить на будущее время благосостояние заводов, а с тем вместе облегчить и надзор за их управлением. Я уверен, что вы, милостивые государи, проникнуты вместе со мною искренним желанием добра и пользы опекаемому имению и согласитесь, что предлагаемая мною мера одна может помочь нам.

   Опекун-хозяин почесал в затылке, выслушав эту речь; другой опекун даже поднял голову и посмотрел на судью. Судья не изменил ни на минуту своей торжественности и, заметя движения их обоих, только сказал:

   - Я ожидаю, милостивые государи, вашего ответа...

   Ответа не было долго. Старший опекун мял что-то в губах; видно было, что ему хотелось что-то сказать, но не смел; старичок, глядевший всегда в землю, как-то странно двигался на своем месте и искоса посматривал на своего товарища, как бы прося его об ответе.

   Во время этого торжественного безмолвия протоколист, стоявший молча позади стула, сделал какое-то неловкое движение, отчего стул сдвинулся с места и зашумел. Этого было довольно для судьи, ожидавшего предлога на ком-нибудь выместить гнев свой на опекунов, понявших, вопреки его желанию, какую яму он готовит им и их карману. Судья строго прикрикнул на протоколиста и выслал его из комнаты.

   - Господа,- сказал он опекунам решительно, изменив совершенно тон,- я должен вам сказать, что я хочу и заторжки и заподряда на долгий срок. Выбирайте что-нибудь из двух: или оставайтесь со мною в ладу, или вы завтра будете уволены от должности. Вы знаете, что мне это сделать ничего не стоит. Здесь теперь никого нет, мы можем говорить откровенно: заторжка на несколько лет есть дело миллионное. Если после этой заторжки я и выйду в отставку и вы откажетесь от опекунства - раскаиваться вам будет не в чем. Понимаете?

   Хозяин-опекун снова почесал затылок и сказал робко:

   - Понимать-то мы понимаем, Арнольд Осипович,- да не знаем, как и что? Вам известно, какие большие расходы мы сделали для того, чтобы попасть в опекуны. Пополнить этих расходов было еще не из чего: рубка лесу кончилась вздором, какими-нибудь сотнями рублей. Теперь согласиться на эту меру для какой-нибудь безделицы, вы сами посудите, не стоит, да и страшно. Кто знает? Разделятся наследники, приступят к рассмотрению отчетов и вдруг найдут, что заторжка сделана в убыток... что мы тогда ответим?..

   - Ничего не ответите,- сказал судья,- а не ответите потому, что этого не будет. Наследники не разделятся скоро, этого опасаться нечего; да и глупы бы мы были, если б допустили до этого. Чтоб разделиться, надобно знать, что станешь делить, а этого они никогда не узнают, потому что мы им этого не скажем. Вы видите, что один из них ворует изделия ночью. Неужели ж вы думаете, что я этого не знаю и что это делается без моего согласия? Но это воровство необходимо для поддержания вражды - и они будут враждовать до скончания веков, пока не переколеют все. За это я вам отвечаю. Но нам дожидаться этого не надобно, нам нужно только каких-нибудь два, три года. В эти три года отчеты из двухсот тысяч листов увеличатся еще полусотнею тысяч, и тогда я приглашаю первого счетчика в империи рассмотреть их. Если бы такой и нашелся даже, то разве его нельзя заставить замолчать и, чтоб отвлечь подозрения, упросить найти такие упущения, которые надобно исправить; тогда эти отчеты воротятся опять в контору, а с двухсотпятьюдесятью тысячами листов разве сладишь скоро? Потом это все пойдет опять в опеку, а там можно будет продержать годок, другой, третий, и кончится тем, что наследникам или надоест это и они бросят все, или мы успеем и состариться и умереть прежде, чем до нас дойдет очередь отвечать за наши действия. Разве не помните истории об отчетах с 1818 по 1823 год? Чем кончилось? Вызвали наследников через публичные ведомости к рассмотрению отчетов в годовой срок. Явился поверенный одного, да как увидал эту громаду, расшил один тюк и взглянул на эти листы, все исписанные цифрами так, что, по пословице, "курице клюнуть негде",- махнул рукой, да и был таков. Полежали отчеты с год на месте, не расшитые, потом признали их со стороны наследников обревизованными и переслали назад в опеку. Если хотите, можете полюбоваться ими на дворе суда, подле архива; кажется, половину из них служители пожарной команды уже продали в табачную лавку, да напрасно не продали всех. Никто их не принимал, следственно, и сдавать, а тем еще менее отвечать за них некому. Холст с тюков растащили на онучи. Вероятно, та же участь ожидает и все отчеты по нашему управлению. Чего же тут опасаться? Нам надо только обеспечить себя - это главное, об этом только надобно и думать.

   Никогда судья не говорил с опекунами так откровенно. Страшная тягость с них спала. Они ожидали, что этою заторжкою он отобьет у них всякую возможность сосать из доходов имения. Но слова судьи успокоили их и показали, как высоко стоял он сравнительно с ними в искусстве приобретения и как широк был горизонт его. Они молчали, однако, боясь каким-нибудь неосторожным словом изобличить свою тайную мысль, что он их надует.

   Но такой ловкий господин, как судья, не мог не понять их затаенной мысли. Не желая уступить им половину в этой операции, которую ему нужно было произвести одному, выдав им только известную часть, он нашел нужным позапугать их немного для того, чтоб заставить их поторопиться, и для того, чтоб они были не слишком требовательны в количестве суммы.

   Он встал поспешно с своего места и сказал:

   - Кажется, мы говорили довольно. Я требую наконец от вас решительного ответа. Согласны вы - так сейчас пишите об этом постановление, не согласны - прощайте, я сумею найти людей больше вас сговорчивых.

   Бедные опекуны не знали, что делать. Они вскочили со своих кресел и мялись на местах своих. Согласиться - значит отдать ему в руки все и ожидать, что он бросит им из милости, как собакам, потому что они знали, что на его великодушие надеяться нечего; не согласиться - значит быть удаленными от должности опекунов, проститься со всеми надеждами и потерять те тысячи, которые заплачены были ими за места. Делать было нечего и надобно было решиться сей же час. Они избрали из всех зол лучшее и голосом, дрожащим и нерешительным, отвечали:

   - Мы согласны, Арнольд Осипыч! Только бы нам желательно было... знать... сколько мы...

   - Сколько вы можете надеяться получить? - перебил судья.- Не так ли? Замечание ваше совершенно основательно, и я, как честный человек, считаю обязанностью отвечать вам на него с полной откровенностью. Давать больше выгоды какому-нибудь козлу или купчишке даром было бы глупо. Разумеется, мы постараемся взять с него побольше. Положитесь в том на меня - и будьте уверены, что он не свернется. Не скрою от вас, что Белобокий давно пристает ко мне с этой сделкой, но я не находил нужным предлагать ее вам до тех пор, пока не кончатся сроки старым заторжкам. Теперь время это наступило. Я полагаю, что он нам даст двадцать копеек с рубля - и мы разделим это пополам: я - десять и вы - десять. Согласны?..

   Опекуны, не ожидавшие такого великодушия, чуть не бросились целовать его руки.

   - Согласны, согласны! - говорили они.- Чего желать нам еще больше! Только как нам сделаться с горным чиновником?

   - Я полагаю, что можно будет ему предложить три копейки: две от вас, одну от меня,- сказал судья,- согласится - хорошо, не согласится - дело обойдется и без него. Но так как ни я, ни вы,- продолжал судья, обратившись к старшему опекуну,- не можем сделать ему этого предложения, ибо находимся с ним в ссоре, и он может воспользоваться этим, чтобы очернить нас, я буду просить вас, Симон Кондратьич, взять это на себя.

   Старичок, смотревший в землю, потоптался на своем месте, пожевал во рту, ударил рукою по набалдашнику своей трости и промычал:

   - Хорошо-с, слушаю-с...

   Тогда судья подал им обоим руки и сказал весело:

   - Теперь, значит, можно писать постановление, не так ли?

   - Можно-с,- отвечали опекуны скороговоркой.

   Судья позвал протоколиста, и, когда протоколист вошел, лицо судьи приняло прежнее спокойное, суровое и торжественное выражение.

   - Садитесь и пишите,- сказал он и начал диктовать: "18... года, октября - дня, мы, нижеподписавшиеся опекуны над имением и заводами гг. Балтановых, принимая участие в затруднительном положении означенного имения по случаю недостатка денег в заводской конторе для удовлетворения мастеровых и неимению способов к своевременному приобретению всех заводских потребностей, а также провианта для мастеровых и семейств их,- колебания цен, которые не дают возможности с точностью определить количество суммы, на сие потребной,- а между тем имея в виду, что достоинство изделий..."

   Здесь судья остановился и сказал опекунам:

   - Если горный чиновник не согласится подписать при тех условиях, какие вам известны, то вы скажете: по невнимательности и совершенному отсутствию заботливости со стороны горного чиновника; а ежели он подпишет, то скажете: достоинство изделий, потерявших много в качестве от истощения руд. Понимаете, господа?

   - Понимаем,- отвечали опекуны.

   - Вы, господин протоколист, оставьте место строчки на две и потом пишите крупными словами "положили", две точки, "приписывая недостаток средств единственно тому, что заторжки на изделия деланы на короткие сроки, через что затрудняется своевременный сбыт изделий, в конторе нет денег и чувствуется оскудение в провианте,- представить об этом Мыльниковской дворянской опеке и просить разрешения: произвести заторжки на выработку изделий на срок от пяти до семи лет, с предоставлением взявшему их права на поставку провианта и других заводских потребностей, в том размере и по тем ценам, какие опекунское управление найдет для пользы имения выгодными, так как, по мнению того управления, это есть единственное средство извлечь заводы из того затруднительного положения, в каком оно было при прежних владельцах". Затем вы подпишите и, оставивши это постановление при делах конторы, с прописанном оного, войдете рапортом в опеку. Опека разрешит вам произвести заторжки на долгие сроки по уважению изложенных вами обстоятельств. Легко может статься, что для отклонения всякого подозрения опека потребует от заводской конторы или от вас лично кой-каких пояснений. Не пугайтесь этого и старайтесь отвечать на вопрос, но как можно неопределеннее. Остальное - мое дело; с вашей же стороны главное - уговорить горного чиновника. Хотя в его согласии и нет большой силы, но все как-то лучше. Теперь прощайте. Я еду в город и по получении вашего рапорта через три дня уведомлю об успехе нашего дела.

   Судья раскланялся и вышел.

  

  

   Судья подъезжал к заставе Мыльникова, когда его нагнал щегольской тарантас тройкой, которая была изукрашена кистями, бляхами, лентами, бубенчиками и над которой болтался валдайский колокол на расписной дуге. Откуда вдруг взялся этот тарантас так кстати, чтоб нагнать Марилина,- выехал ли он из перелеска или тронулся из стогов сена, стоящих недалеко от дороги, или, наконец, из огородов - неизвестно. Сидел в нем человек лет 40, с бородкой, в беличьей шубе, с плутовскими серыми глазами и, поравнявшись с тарантасом судьи, высунулся из своего и, сняв картуз, закричал:

   - Наше почтение-с, Арнольд Осипыч.

   Судья отвечал ему, сняв фуражку, при этом кивнув головою с таким выражением, что в смысле его ошибаться было невозможно и которое очевидно значило: да.

   Надобно думать, что это было очень приятно бородке, потому что она откинулась мгновенно в тарантас, потерла руки одна об другую - даже сняла шапку и перекрестилась.

   - К Арнольду Осипычу! - сказала после этого бородка кучеру.

   Въехав в заставу, бородка велела повернуть совсем в противную сторону от судейского дома и приехала к нему с совершенно противоположной стороны для того, чтоб уездные жители не могли подумать, что они въехали в город вместе.

   О том, что судья и бородка говорили между собой в кабинете судьи, я не скажу вам ни слова, потому что я не знаю этого. Они все дело устроили так секретно, что никто и никогда не слыхал об этом, только судейские дворовые болтали в кабаке, что барин и купец при выходе из кабинета были необыкновенно веселы, так веселы, как уж давно не были.

   Три дня спустя после описанного нами происшествия в журнале дворянской опеки было записано: "Слушали рапорт опекунов над имением и заводами наследников Балтановых от 15 сего октября за No 253, следующего содержания (здесь прописан рапорт, продиктованный судьею) и справку, по коей оказалось: имение Балтановых состоит в опеке с 18... года, т. е. 10 лет. Душ в этом имении 7 431; земли 32 353 десятины: все они, как люди, так и земли, приписаны к заводам. Управлялись до сих пор с выгодою для имения, в чем отчеты обревизованы опекой и палатою, и некоторые из них самими наследниками. Чугуна отливается в день от 50 до 60 пудов; перерабатывается в изделия то же количество, в кричное, литейное и фигурное изделия. В настоящее время денег в конторе нет, и из прежних рапортов опекунов видно, что заводская контора затрудняется в удовлетворении мастеровых задельною платою и в преобретении руд, флюса и угля. Приказали: так как опекуны над имением наследников Балтановых удостоверяют, что от истощения руд изделия стали выходить весьма дурного качества, которые в продаже несравненно ниже ценами других, близлежащих заводов, и это подтверждает горный чиновник, на заводе живущий, особою подпискою, взятою от него в опекунском управлении по распоряжению опеки, то посему, а более потому, что, по мнению оного управления, заторжки на краткие сроки - одна из причин, почему заводы терпят нужду в своем продовольствии как провиантом мастеровых, так и изготовлением заводских потребностей,- посему опека находит нужным: разрешить опекунскому управлению произвести заторжки на долгие сроки, от семи до десяти лет, и заключить с желающими контракты, с тем, однако ж, чтобы со стороны опекунов были приняты все меры к охранению выгод наследников и цены на изделия были отнюдь не ниже предшествовавших,- под опасением строгого и законного взыскания, о чем опекунам и послан указ. А как из предшествовавших рапортов опекунов видно, что многие уже изъявили желание взять на себя поставку провианта и заводских потребностей тоже на долгие сроки и это, по мнению опекунов, облегчило бы способы заводов и возможность заводского производства, а тем привело и к успешнейшему управлению заводами и наивозможно большим выгодам оных,- то посему разрешить опекунам, согласно их о том ходатайству, произвести подряды на заготовление провианта и других заводских потребностей на долгие сроки и вызвать для того желающих людей, когда и где управление признает за лучшее, о чем тоже поместить в указе. Но так как подобные действия довольно значительны и опека не желает принять на себя последствий оных в случае, ежели б они оказались почему-либо неудобными, то, не останавливая посему действий опекунского управления, представить об этом распоряжение Мыльниковской палате гражданского суда для зависящих с ее стороны соображений. За предводителя уездный судья Морили. Заседатель Тонкохвостов. Протоколист Панафутин".

   Все здесь написанное было представлено, обсуждено, утверждено, предписано к исполнению и, разумеется, исполнено без замедления.

  

  

   Печатается по тексту первой публикации - Современник, 1857, No 5, отд. 1, с. 5-42.

  

   ¹ Опека - официальный надзор, учреждавшийся правительством для попечения о лице или имуществе. В царской России опекунские управления организовывались по сословному принципу: дворянское, купеческое и т. п. Опека назначалась в случаях несовершеннолетия или сумасшествия владельцев и наследников, нарушения владельцами гражданского права, затянувшихся между наследниками споров о разделе имения. Если в завещании владельца имя опекуна не называлось, то опекуны избирались и назначались опекунским управлением. Чиновники опеки часто злоупотребляли своим служебным положением.

   ² Губернское правление состояло из присутствия под председательством губернатора и вице-губернатора, занималось обсуждением вопросов, касающихся администрации губернии, а также судебными делами - например, отдачей чиновников под суд.

   ³ Присутствующими назывались чиновники опеки, уездного суда, принимавшие участие в официальных заседаниях того или иного учреждения ("присутствиях").

   ⁴ Имеется в виду губернская судебная палата по гражданским делам.

   ⁵ Столоначальник - здесь чиновник губернской палаты, зведовавший "столом", т. е. особым разрядом дел.

   ⁶ Предводитель - здесь уездный предводитель дворянства, избиравшийся сроком на три года. Являлся официальным председателем дворянского опекунского управления. При отсутствий уездного предводителя его должность временно исправлял уездный судья.

   ⁷ Заседатель - выборное лицо, присутствующее в судебном учреждении наряду с "коронными" судьями.

   ⁸ Благоприобретенное имущество - имущество, приобретенное личным трудом и средствами, а не по наследству.

   ⁹ Выкуп - здесь имеется в виду так называемый "родовой выкуп", т. е. право родственников выкупить недвижимость, проданную постороннему лицу. В этих случаях заинтересованный в продаже человек умышленно завышал официально объявленную стоимость недвижимого имущества.

   ¹⁰ Начет - недочет, растрата, обнаруженная при проверке счетов и подлежащая компенсации.

   ¹¹ Бургомистр - представитель купеческого сословия, выбранный из его среды. В России это звание было введено Петром I.

   ¹² Темляк - серебряная тесьма с кистью, навязанная на рукоятку шпаги.

   ¹³ Журнальное постановление - т. е. протокольная запись в специальном журнале заседаний уездного суда или другого учреждения.

   ¹⁴ Дудки - шахты, колодцы в рудниках.

   ¹⁵ Вагранки - печь, употребляемая для вторичной расплавки чугуна для отливки мелких изделий.

   ¹⁶ Исправник - начальник уездной полиции.

   ¹⁷ Задельная плата - поштучная плата рабочему за изготовленное им изделие.

   ¹⁸ Заторжка (приторжка, приторгованье) - предварительные условия продажи и покупки. Заторжная цена - начальная цена, не последняя, не окончательная, хотя и с уступкою против запросной цены.

   ¹⁹ Кричный молот - тяжелый молот, с помощью которого переплавленное на древесном угле железо обращалось в полосы.

   ²⁰ Вешняки - подъемные ворота в плотинах.

   ²¹ Флюс - известковое вещество, примешиваемое к руде для лучшего плавления.

   ²² Заподряд - договор на поставку чего-либо.