Салиас Евгений Андреевич - Саида

лѣба... отвѣтилъ узникъ на ея языкѣ. - Хлѣба... Я умираю...

   Саида, не помыя себя, бросилась бѣжать въ Альказаръ, и уже достигнувъ главной мраморной лѣстннцы, спускавшейся изъ ея горницъ въ садъ, она сообразила, что ей предстоитъ самое мудреное дѣло, какое когда-либо было въ ея жизни.

   Ей - дочери калифа - достать кусокъ хлѣба въ великолѣпномъ Альказарѣ повелителя правовѣрныхъ, было невозможно. У кого и зачѣмъ спроситъ она хлѣба въ неурочный часъ? И как³е толки, какое недоумѣн³е можетъ возбудить подобнаго рода желан³е съ ея стороны.

   Разумѣется, обдумавъ все, Саида, обратилась за помощью къ той же Аиксѣ.

   Старуха перепугалась страшно и объяснила, что питомица сама не знаетъ, что говоритъ и что хочетъ сдѣлать. Плѣнные христ³ане должны безъ исключен³я умирать голодомъ. Велик³й грѣхъ предъ Аллахомъ спасти хотя одного изъ нихъ. Если калифъ узнаетъ о такомъ дѣян³и, то, несмотря на всю любовь свою къ дочери, онъ не помилуеть и ея. Что касается самой Аиксы, то, конечно, калифъ велитъ казнить ее.

   Но всѣ увѣрен³я и клятвы старухи не привели ни къ чему. Саида умоляла объ одномъ: достать скорѣй хлѣба и снести узнику.

   Чрезъ нѣсколько времени обѣ мавританки уже пробрались тайкомъ въ чащу сада, двигаясь къ каземату.

   Приблизясь къ знакомому уже рѣшетчатому окну, Саида окликнула узника. Онъ повернулъ къ ней блѣдное лицо, открылъ глаза, но не двинулся съ земляного пола. Саида просунула руку въ окно и бросила кусокъ хлѣба на землю.

   Съ этого дня ежедневно въ сумерки, иногда вечеромъ, Саида отлравлялась тайкомъ въ нижнюю часть сада и несла всегда въ своемъ раззолоченномъ фартукѣ всякаго рода пищу и кувшинчикъ воды. Все къ тому же окну ходила она.

   Узникъ подходилъ къ рѣшеткѣ, просовывалъ руки. Онъ былъ уже не тотъ теперь. Онъ ожилъ. Лицо его не было уже такъ блѣдно и было еще красивѣе. Взоръ былъ иной - не потухающ³й, а ярк³й.

   Наконецъ, однажды старш³й изъ придворныхъ калифа доложилъ повелителю, что взятые въ послѣдней битвѣ Кастильцы, рыцари и простые воины, всѣ уже покончили свое существован³е и что казематъ вновь очищенъ, въ надеждѣ, что новая битва принесетъ новыхъ христ³анскихъ собакъ. Но при этомъ придворный объявилъ, что одинъ рыцарь, самый главный изо всѣхъ взятыхъ, родственникъ Кастильскаго короля, живъ и даже здоровъ.

   Абенъ-Серрахъ изумился, какое колдовство могло спасти отъ голодной смерти гяура-рыцаря.

   Придворный заявилъ, что колдовства никакого нѣтъ, а есть тайна. Тайна роковая и страшная, которую онъ не смѣеть повѣдать. На строгое приказан³е калифа, онъ палъ ницъ предъ нимъ, отдавая свою голову правосудному повелителю, если окажется, что онъ лжетъ. Затѣмъ онъ повѣдалъ калифу невѣроятное событ³е.

   Плѣннаго рыцаря, обреченнаго на смерть, кормитъ ежедневно собственными руками сама дочь калифа, Саида. Каждыя сумерки, иногда вечеромъ, иногда очень поздно, близъ полуночи, она выходитъ изъ Альказара тайкомъ, въ темномъ одѣян³и, и проноситъ въ фартукѣ пищу для узника. Затѣмъ они бесѣдуютъ подолгу чрезъ окно и разстаются до слѣдующаго дня.

   Калифъ вспыхнулъ гнѣвомъ. Тотчасъ же приказалъ онъ взять докладчика и за клевету посадить въ тотъ же казематъ, обрекая его на ту же голодную смерть.

   Повелитель правовѣрныхъ не могъ повѣрить, чтобъ его любимица Саида могла взять на себя такой страшный грѣхъ предъ Аллахомъ, такое преступлен³е противъ законовъ.

   Однако Абенъ-Серрахъ провелъ тревожную ночь, и почти не ложился спать. На слѣдующ³й день онъ не допустилъ къ себѣ никого, не занимался дѣлами, а бродилъ по внутреннему дворику Альказара, гдѣ били серебристые фонтаны изъ мраморныхъ львиныхъ головъ.

  

  

   Въ сумерки калифъ, никѣмъ не замѣченный, вышелъ изъ Альказара, прошелъ весь садъ и спрятался въ чащѣ кустовъ, неподалеку отъ каземата. Наступила ночь, и среди полумглы онъ увидѣлъ идущую по дорожкѣ женскую фигуру въ темномъ одѣян³и.

   Сердце дрогнуло у калифа. Это была его дочь, его Саида, его единственное сокровище въ м³рѣ. И онъ обреченъ видѣть ее преступающею заповѣди Аллаха, законы калифата.

   Абенъ-Серрахъ поднялся, вышелъ изъ чащи и сталъ на дорожкѣ, по которой робкою походкой двигалась Саида.

   Черезъ мгновен³е отецъ и дочь встрѣтились. Калифъ поднялъ руку и, казалось, этимъ молчаливымъ движен³емъ поразилъ дѣвушку въ самое сердце.

   Саида остановилась, опустила голову и стояла какъ обреченная на смерть. Она понимала, что предъ ней теперь стоитъ не отецъ, а стоитъ калифъ.

   - Куда ты идешь? произнесъ, наконецъ, Абенъ-Серрахъ.

   И лишь черезъ мгновен³е слабый голосъ, въ которомъ онъ едва узналъ голосъ дочери, отвѣчалъ:

   - Гуляю...

   - А что у тебя въ фартукѣ?..

   И снова лишь черезъ мгновен³е, едва слышный замирающ³й голосъ Саиды отвѣтилъ:

   - Цвѣты.

   - Покажи мнѣ ихъ, вымолвилъ калифъ и дернулъ за фартукъ.

   Края его выпали изъ омертвѣлыхъ рукъ Саиды, и изъ фартука, при блескѣ луны, посыпались на дорожку чудныя и пышныя розы всѣхъ цвѣтовъ.

   Калифъ вскрикнулъ, бросился, обнялъ дочь, и ни слова не говоря, повелъ ее въ Альказаръ. Здѣсь, приведя къ себѣ, онъ всячески ласкалъ ее и, наконецъ, сталъ умолять простить его за подозрѣн³е.

   Саида оставалась смертельно блѣдна, трепещущая, едва живая.

   - Что же съ тобой? спрашивалъ калифъ.- Неужели я такъ испугалъ тебя? Виновенъ во всемъ клеветникъ, обвинивш³й тебя въ преступлен³и самомъ ужасномъ. Онъ сказалъ мнѣ, что ты тайно, всяк³й день, носишь хлѣбъ плѣннику-христ³анину. А у тебя бывали цвѣты.

   - Нѣтъ, родитель! воскликнула въ ужасѣ Саида, ломая руки, и страцшая, какъ сама смерть.- Нѣтъ, въ фартукѣ моемъ былъ хлѣбъ, а не цвѣты. Я всяк³й день носила туда пищу, чтобы спасти отъ смерти рыцаря. И въ этотъ разъ я тоже несла хлѣбъ...

   - Но какъ же оказались вмѣсто хлѣба цвѣты? изумился калифъ.

   - Этого я не знаю. Понять этого нельзя! А тотъ, кто пойметъ, долженъ умереть. Ахъ, какъ желаю я это понять.

   - Стало быть, это чудо?!

   - Да... И чудо не Аллаха, а чудо Бога христ³анскаго. А мнѣ надо умереть...

   - Не кощунствуй, дочь милая. Только Аллахъ правовѣрныхъ мусульманъ можетъ твордть чудеса на землѣ.

   - Стало быть Аллахъ заступился за меня и плѣнника-христ³анина, хотѣлъ спасти насъ отъ гнѣва калифа.

   - Нѣтъ, дочь... Аллахъ не можетъ простить твой грѣхъ, твою помощь гяуру, собакѣ, христ³анину.

   - Вѣрю я въ это, отецъ, и спрашиваю: Кто же обратилъ въ единый мигъ пищу и хлѣбъ въ цвѣты?..

   - Не знаю... Не понимаю...

   - Я начинаю понимать и чувствую, что должна умереть.

   И Саида лишилась чувствъ, долго лежала безгласная, безжизненная...

   Три дня никто изъ правовѣрныхъ не видалъ повелителя; калифъ сидѣлъ одинъ, удрученный, задумчивый, терзался въ борьбѣ съ самимъ собою. Духъ сомнѣн³я овладѣлъ имъ и мучилъ его...

   Наконецъ, на третьи сутки, уже въ ночь, изъ Альказара вышелъ простой мавръ, судя по его скромной одеждѣ. Онъ прошелъ садъ, обошелъ казематъ и, отворивъ своимъ ключемъ тяжелый затворъ главныхъ воротъ, скрылся подъ темными сводами тюрьмы.

   Но чрезъ нѣсколько мгновен³й два человѣка снова вышли изъ этихъ воротъ: мавръ и узникъ-рыцарь.

   - Иди вотъ въ этотъ домикъ, сказалъ мавръ - тамъ найдешь ты нашу одежду... За ночь выходи изъ города... Ступай на родину. Да сохранитъ тебя въ пути твой Богъ. И да проститъ мнѣ Аллахъ и Магометъ мой страшный грѣхъ предъ заповѣдью Корана.

   - Благодарю тебя, добрый человѣкъ! воскликнулъ кастильск³й рыцарь.- Но если узнается твое доброе дѣло, ты погибнешь. Калифъ тебя казнитъ.

   - Нѣтъ. Калифъ самъ себя теперь казнитъ. То, что теперь въ душѣ его, хуже смерти! Узнай! Самъ Абенъ-Серрахъ съ тобою говоритъ...

  

  

   Въ столицѣ Кастильскихъ королей было шумно. Былъ канунъ празднества дня Св. Духа, готовились всяк³я процесс³и и крестные ходы, послѣ которыхъ долженъ былъ произойти рыцарск³й турниръ.

   Но особое оживлен³е въ столицѣ было по поводу неожиданнаго радостнаго происшеств³я. Любимый племянникъ короля, рыцарь Алонзо, пропадавш³й безсдѣдно, возвратился въ отечество живъ и невредимъ изъ мавританскаго плѣна. Родственники давно считали его погибшимъ, или убитымъ, или замученнымъ Маврами, давно оплакивали и молились о душѣ. его. Но болѣе всѣхъ оплакивала рыцаря его невѣста, прекрасная Изабелла.

   Алонзо рыцарь, явившись на родину, не объяснилъ никому ни словомъ, какимъ образомъ спасся онъ изъ рукъ враговъ. Только одному королю, дядѣ Гонзало, повѣдалъ онъ все, что съ нимъ приключилось, какъ погибли друг³е плѣнные и какъ уцѣлѣлъ онъ, и наконецъ благодаря заступничеству дочери калифа былъ имъ самимъ выпущенъ на свободу.

   На предложен³е короля Гонзало назначить день празднества его брака, рыцарь признался въ тяжкомъ грѣхѣ. Онъ полюбилъ всѣмъ сердцемъ и всѣмъ разумомъ мусульманку. Ту, которой былъ обязанъ жизнью. Сердце его осталось тамъ, въ калифатѣ... Поэтому Алонзо считалъ еще болѣе грѣховнымъ дѣломъ наложить на себя узы таинства брака.

   Съ первыхъ же дней своего появлен³я на родинѣ рыцарь сталъ вести себя загадочно для всѣхъ. Онъ не согласился участвовать въ турнирѣ, сталъ удаляться вообще отъ родныхъ и друзей и былъ занятъ однимъ дѣломъ.

   Онъ разыскивалъ въ столицѣ и въ окрестностяхъ всѣхъ мавровъ, которые, когда-либо взятые въ плѣнъ, были рабами у разныхъ рыцарей. Найдя таковыхъ, рыцарь покупалъ ихъ себѣ въ рабы, но затѣмъ они исчезали безслѣдно. И никто не зналъ, что онъ давалъ имъ возможность возвратиться на ихъ родину.

   Въ Кастильской столицѣ были тоже въ заключен³и плѣнники мавры. Ихъ не обрекали на смерть, но содержали жестоко, такъ что около половины изъ нихъ умирало. Рыцарь сталъ часто навѣщать казематъ, въ которомъ они были заключены, и облегчалъ ихъ участь.

   Наконецъ, однажды Алонзо явился къ королю и попросилъ разрѣшен³я поступить монахомъ въ монастырь, а пока удалиться въ какую-нибудь глушь, чтобы приготовить себя совершенно къ монашескому сану. Онъ считалъ себя какъ бы заживо умершимъ.

   Всѣ удивились намѣрен³ю храбраго рыцаря удалиться отъ свѣта. Только онъ одинъ зналъ, что если душа какъ бы отлетѣла отъ него, то она витаетъ тамъ, въ столицѣ калифата. Она только и жива тѣмъ прекраснымъ образомъ, что въ эти дни находится въ Альказарѣ.

   Съ разрѣшен³я дяди короля, Алонзо покинулъ столицу, и всѣ думали, что онъ отправился въ пустыню или въ монасттырь. Въ дѣйствительности рыцарь отправился тою же дорогой, которою явился въ столицу. Переодѣтый простымъ поселяниномъ, онъ пѣшкомъ достигъ границы мавританскихъ предѣловъ. Здѣсь онъ остался нѣсколько времени, старательно изучая арабск³й языкъ.

   Между тѣмъ во всей столицѣ калифата, такъ же какъ въ самомъ Альказарѣ, было мертвенно тихо. Всѣ ходили печальные и угрюмые.

   Давно уже народъ ни разу не видалъ въ лицо своего повелителя. Калифъ совершенно не показывался изъ своега дворца никому.

   Причиной всеобщаго унын³я была болѣзнь любимой дочери калифа.

   Съ того самаго дня, что Саида повстрѣчалась съ отцомъ въ саду, а пища, которую несла она милому плѣннику-христ³анину, мгновеннымъ чудомъ обратилась въ цвѣты, молодая мавританка измѣнилась совершенно. Печально смущенное настроен³е ея перешло въ недомоган³е и, наконецъ, она заболѣла и лежала день и ночь.

   Встревоженный калифъ созвалъ всѣхъ врачей, как³е были въ калифатѣ, но никто помочь не могъ. Болѣзнь Саиды не поддавалась ничышъ усил³ямъ и никакимъ средствамъ. Эту болѣзнь врачи даже и назвать не могли. Дочь калифа сгорала какъ отъ огня и таяла.

   Прошло нѣсколько времени и уже не оставалось никакого сомнѣн³я, что Саида должна покинуть земной м³ръ. Теперь только Абенъ-Серрахъ понялъ, до какой степени любилъ свою дочь. Потеря ея представлялась ему горшею, нежели потеря всемогущества, власти и всѣхъ богатствъ Мавритан³и. Горе калифа дошло до такого предѣла, которому трудно было бы дать имя.

   Абенъ-Серрахъ съ отчаян³я, очевидно, потерялъ разсудокъ. Такъ отнеслися бы къ нему его подданные, еслибъ знали что съ нимъ произошло.

   Калифъ, бесѣдуя со слабою умирающею дочерью, не только повѣрилъ чуду, совершившемуся на ихъ глазахъ, но, повелитель правовѣрныхъ мусульманъ началъ вѣрить, что чудо это было чудомъ не Аллаха, а чудомъ христ³анскаго Бога. И въ горькомъ отчаян³и калифъ сказалъ дочери:

   - Я молился страстно за тебя Аллаху! А ты все-таки умираешь... Если такъ, то проси христ³анскаго Бога спасти тебя и оставить на землѣ, чтобы жить мнѣ на радость.

   - Я готова... Да, я буду Его просить, отвѣтила Саида. И въ первый разъ съ давнихъ поръ улыбнулась она.

   Одновременно калифъ объявилъ во всѣ предѣлы, что если выищется на свѣтѣ врачъ какой бы ни было народности и религ³и, который спасетъ Саиду, то онъ отдастъ ему тотчасъ же половину своего царства.

   Народъ взволновался. Казалось, всѣ врачи перебывали въ Альказарѣ, но при этомъ воззван³и нашлось еще много врачей. Явился одинъ врачъ съ африканскаго берега, явился одинъ Еврей, затѣмъ одинъ христ³анинъ изъ Кастил³и. Но изъ нихъ тоже никто не помогъ.

   Саида была уже едва жива, лежала безъ движен³я, безъ словъ, и только ея красивые син³е глаза казались живьтми - еще въ нихъ только задержалась душа, отлетающая отъ тѣла.

  

  

   Однажды среди пламеннаго ³юньскаго дня, когда все живое отъ человѣка до насѣкомаго пряталось отъ жгучихъ лучей солнца и задыхалось отъ раскаленнаго воздуха, вдругъ съ горизонта показалась темная полоса, и стала надвитаться и чернѣть. Это была грозовая туча.

   Черезъ часъ все небо заволокло страшною непроницаемою тучей, которая повисла надъ всею окрестностью. Вдали гудѣли раскаты грома и сверкала молн³я. А надъ самою столицей калифата и надъ Альказаромъ стояла почти полночная тьма. Никогда еще такой страшной тьмы не наступало среди дня. При этомъ полное затишье воцарилось повсюду. Каждый листокъ на деревѣ, казалось, оробѣлъ и притаился.

   И среди этой тьмы и затишья вошелъ въ городъ и двинулся по одной изъ крайнихъ улицъ чудный человѣкъ въ снѣжно-бѣлой одеждѣ страннаго покроя. Простое бѣлое покрывало окутывало тѣло и было перекинуто черезъ плечо. Сзади одежда эта слегка волочилась по землѣ. Свѣтлое лицо его, обнаженная голова съ русыми, длинными кудрями, разсыпанными но плечамъ, небольшая раздвоенная борода, и ясныя очи, отражающ³я какое-то с³ян³е - все таинственно дивно было въ немъ.

   Народъ, видѣвш³й его, невольно сторонился, молча и боязливо жался къ стѣнамъ домовъ и трепетно взиралъ на него. Онъ невидимыми шагами двигался по улицѣ прямо къ Альказару, будто не шелъ, а тихо несся...

   И вдругъ сплошную черную тучу прорѣзалъ ярк³й лучъ солнца и скользнулъ внизъ, но освѣтилъ только этого одного человѣка. Онъ одинъ ослѣпытельно с³яющ³й среди окрестной тьмы - былъ чудомъ. Ужасъ проникъ въ сердца и мног³е не могли вынести его вида и падали ницъ.

   Онъ поднялся, но не шагами, а тихо скользя по большой мраморной лѣстницѣ Альказара, миновалъ всѣ горницы и безшумно явился около ложа, гдѣ была недвижно распростерта умирающая дочь калифа. Онъ приблизился къ ней, коснулся рукой ея головы и вымолвилъ:

   - Встань и ходи!.. Вѣра твоя спасла тебя...

   Саида затрепетала, улыбнулась, осѣнила себя христ³анскимъ знамен³емъ и поднялась съ ложа смерти, здоровая, цвѣтущая какъ когда-то... Прежняя Саида, красавица и счастливица.

   Обезумѣвш³й отъ восторженнаго счастья Абенъ-Серрахъ приблизился къ невѣдомому чудному человѣку и воскликнулъ:

   - Кто ты, о дивный мужъ?!

   - Я врачъ изъ ²удеи...

   - Тебѣ, по обѣту моему, отдаю половину моего царства.

   - Царство мое не отъ м³ра сего. Я посланъ Богомъ во славу Его исцѣлить твою дочь.

   И тою же невидимою тихою походкой вышелъ изъ Альказара и изъ города этотъ чудный человѣкъ. И такъ же сопутствовалъ ему, идя надъ нимъ и освѣщая его сквозь черную тучу,- одинъ ярко с³яющ³й солнечный лучъ.

   Саида осталась жить на свѣтѣ, но калифъ все-таки потерялъ свою любимую дочь. Юная Мавританка послѣ бесѣды съ отцомъ, которая осталась для всѣхъ тайною, покинула Альказаръ и калифатъ и исчезла безслѣдно.

   Вскорѣ послѣ этого въ столицѣ калифата появился юный Мавръ, немного странно произносивш³й арабск³я слова, якобы отъ прирожденнаго косноязыч³я. Онъ всячески старался проникнуть въ Альказаръ, хотя бы простымъ служителемъ, но разспрашивая обитателей, онъ узналъ одну вѣсть. А когда узналъ ее, то упалъ безъ чувствъ на томъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ.

   Это былъ Алонзо рыцарь, который изъ-за страстной любви къ Мавританкѣ обучился арабскому языку и надѣлъ одежду, которую прежде презиралъ.

   Онъ пришелъ сюда съ тѣмъ, чтобы во всемъ признаться самому калифу и, будучи самъ царственнаго происхожден³я, просить руку и сердце его дочери.

   За это онъ хотѣлъ принести такую страшную жертву, о которой до той поры никто никогда не слыхалъ. Онъ рѣшался перейти въ магометанство.

   Извѣст³е, что красавица Мавританка уже не обитаетъ въ Альказарѣ, что она умерла и, какъ бы воскреснувъ вновь, исчезла съ лица земли, поразило рыцаря чутъ не на смерть.

   Прошло много лѣтъ. Въ Старой Кастил³и, въ дебряхъ Гвадарамскихъ горъ, появились двѣ обители: мужская и женская. Онѣ были раздѣлены между собой быстрымъ и грознымъ горнымъ потокомъ.

   Игуменья женской обители была прекрасная юная магометанка, перешедшая въ вѣру Христову. Ея имя было - Мар³я. Игуненъ мужской обители былъ прежде отважнымъ рыцаремъ. Имя его теперь было - ²осифъ.

   Но сердца и всѣ помыслы Алонза и Саиды, умершихъ для м³ра, влекло къ горному потоку и за него.