sp; - Да, дочь моя. Я ночую на палубе.
- Да ведь это - настоящий роман... Мы будем спать под открытым небом!
И снова, вся дрожа от смеха, она отправилась на палубу.
В каюте мерцал тусклый свет, едва вещавший о своём существовании.
На корабле всё смолкло.
Незнакомец слышал тиканье часов, которые, казалось, твердили ему: Пре-свя-та-я Де-ва, Пре-свя-та-я Де-ва...
Он не мог уснуть и чувствовал, что его что-то мучит. Сначала он сам не знал, что мешает ему спать. Постель была мягкая...
Именно в этом-то и была причина! Он не мог спать, потому что постель была чересчур мягка!
Здесь снова следует параграф из катехизиса чужестранца.
Словно ужаленный, соскочил он с койки и оделся. С некоторым напряжением сил снял свой багаж, стоявший на нижней койке, и вынес его из каюты.
Затем он исследовал свою постель и нашёл, что она состоит из набитого соломой мешка и мягкой настилки из перьев или морской травы поверх него.
Он снял верхний матрас и положил его на нижнюю койку.
Недостающее одеяло он заменил дорожным плащом и ещё кое-чем. Подушек было две... хорошо! Одну - наверх, другую - вниз... В его каюте очутилось две постели!
Затем он взобрался наверх по лестнице и пошёл по направлению к передней палубе.
У! как было холодно!
"Тем лучше", - подумал он.
...прошёл на переднюю палубу и услыхал острый запах чеснока... да, он должен быть здесь!
- Отец мой! - позвал он.
Монах не сразу услыхал его, а несколько далее прозвучал приятный женский голос:
- Тише, он спит, - святой отец!
- Как, это вы, сударыня? Вы - здесь! В такой холод!
- Ах, англичанин! Да, сударь, это я! Что вам от меня угодно?
- Сударыня, на дворе - ужасный холод!
- В самом деле меня пробирает лёгкая дрожь!
Проснулся и монах, и незнакомец начал яснее различать лица и предметы. Несчастная супружеская чета лежала между двумя бочками с водой; изголовьем для неё служил узел со старым бельём. Колино́ снял сюртук и прикрыл им и себя, и жену. Каждый из них держал в руке по рукаву, надеясь согреться его скудным теплом. Монах сидел, как днём, после молитвы, на мешке с чесноком, прислонившись головой к борту корабля.
- Отец мой... и вы, сударыня... Я пришёл к вам с просьбой... я хотел... Здесь так холодно, отец мой!
- Что за чудак, этот англичанин! - воскликнула весёлая молодая женщина. - Неужели он думает, что нам станет теплее от его сказок? Да, сударь, здесь холодно... Действительно, очень холодно! Мы, пассажиры палубы, уже поплатились за знакомство с этим! Что же дальше? Говорите!
У неё стучали зубы...
- Сударыня... и вы, отец мой... я хочу предложить вам две мягких постели.
- Это мило! А где же они, скажите пожалуйста?
- Пойдёмте со мной, отец мой! Пойдёмте, сударыня!
Правую руку он подал молодой женщине, а левую - монаху, и повёл их вниз, в каюту:
- Сударыня, если бы вы согласились занять нижнюю постель... Я её устроил...
Она вошла в каюту.
- Здесь очень мило! Я, действительно, вся дрожу, но... если я лягу, то думаю, могу немного раздеться?
- Делайте, как вам удобнее, сударыня!
И путешественник задёрнул занавески каюты. Монах дожидался, пока дама крикнет, что она разделась и лежит в постели. В это время он с благоговением смотрел на незнакомца.
- Сын мой, у вас доброе сердце!
- Не знаю, мой отец.
- Можете ли вы доставить мне огромное удовольствие?
- Если от меня зависит, мой отец...
- Это вполне зависит от вас, сын мой.
- Говорите, отец!
- Верьте в нашу Пресвятую Деву!
- Отец мой, не знаю...
- Примите, по крайней мере, благословение, которое я вам дам от её имени!
- Отец мой... Принимаю!
И неверующий философ, мыслитель, издевавшийся над оловянными и свинцовыми образками, носитель точного знания и бичующей иронии... без малейшего лицемерия преклонил колена...
Он плакал.
Монах простёр руки над его головой и сказал:
- Благословляю вас, сын мой! Я молился, я много молился за вас... Матерь Божия должна меня услыхать! Она охранит вас от величайшего несчастья на свете... от греха!
А из каюты звонко раздалось:
- Аминь!
И затем:
...я лежу уже в постели, отец мой... входите, пожалуйста, и спокойной ночи! Боже, какой холод! Покойной ночи, господин англичанин!.. Можете ли дать мне руку?
Она просунула между занавесок свою маленькую ручку. Незнакомец, всё ещё стоявший на полу на коленях, схватил её...
- Итак, сударь...
- Сударыня!
Следует ли тут опять искать объяснения в "нравах" его "родины" или в какой-нибудь статье из его символа веры, не знаю. Но он понял её "итак" своим много страдавшим и много понимавшим сердцем, и горячо поцеловал маленькую ручку...
- Как, сударь, неужто вы плачете? Скажите, и я тоже... Как странно... я вас очень люблю!
Так всёотрицающий философ преклонил колена под благословением монаха.
Так неисправимый мечтатель благословил сомневающегося, отрицателя, "духа неверия".
Так неопытная, весёлая молодая женщина подарила слезой человека, которого незадолго перед этим назвала "метлой".
Во всех сердцах была любовь.
Чем было вызвано чудо?
Культом добра.
Последнюю главу рассказа я не продам. Я отдам её тому, кого люблю.
Источник: Мультатули Повести. Сказки. Легенды. - СПб.: "Дело", 1907. С 62 - 87.
Оригинал здесь: Викитека.