Маркевич Болеслав Михайлович - Две маски

iv align="justify">   - Что Мирра Петровна?

   Онъ примолкъ опять, какъ бы собираясь съ мыслями...

   - Она, словно самому себѣ проговорилъ онъ затѣмъ,- она какая-то неуловимая и неосязаемая... какъ сонъ... А кого увлечетъ она, увлечетъ до смерти!...

   Я именно то же самое думалъ въ ту минуту. Но мнѣ стало досадно, что это думаетъ и говоритъ о ней другой.

   - Она просто дѣвушка съ плохимъ здоровьемъ, сказалъ я громко,- нервна, и притомъ балована съ дѣтства...

   - Нѣтъ, закачалъ головою Гордонъ,- она не отъ м³ра сего!... Читалъ ты Серафиту Бальзака?

   - Нѣтъ, не читалъ...

   - Ну, вотъ тамъ... Я тебѣ пришлю книгу, она у меня есть! заключилъ онъ, какъ-то обрывая вдругъ, и мы разошлись по своимъ квартирамъ.

   И я тогда, въ ту же минуту, не догадался! Но я былъ такъ увѣренъ въ любви его къ той... И онъ не догадался, какъ видно: онъ бы такъ прямо не выдалъ себя мнѣ въ противномъ случаѣ! говорилъ я себѣ съ надрывающею тоской...

   Я вспомнилъ еще:

   Съ мѣсяцъ тому назадъ, Гордонъ просилъ меня велѣть вставить разбитое имъ какъ-то стекло на мин³атюрномъ портретѣ Натальи Андреевны, который онъ носилъ съ первыхъ дней ихъ связи на груди, въ золотомъ медальонѣ, привѣшенномъ къ цѣпочкѣ креста. Надо было поручить это какому-нибудь темному ювелиру, который никакъ не могъ бы знать, кто изображенъ на портретѣ. Поручен³е это я исполнилъ въ тотъ же день, но Гордона дома не было, когда я привезъ медальонъ обратно; я положилъ его въ себѣ въ столъ и забылъ о немъ. И вотъ уже цѣлый мѣсяцъ лежитъ онъ у меня въ столѣ, а онъ о немъ и не спрашиваетъ...

   - Леонидъ, сказалъ я, выдвигая ящикъ,- а стекло давно вставлено.

   Онъ остановился посреди комнаты и уставился на меня, какъ бы не понимая, о чемъ я говорю.

   - Ахъ, да! воскликнулъ онъ наконецъ и слегка покраснѣлъ,- взялъ медальонъ и, не кинувъ даже взгляда на него, поспѣшно сунулъ его въ карманъ рейтузъ.

   - Бѣдная Наталья Андреевна, сказалъ я нарочно,- а какъ она тебя любитъ!

   Онъ - ни слова! Прошелся еще раза два по комнатѣ, толкнулся въ двери и ушелъ въ себѣ.

   Сомнѣнья для меня не оставалось. Точно ножомъ рѣзало меня по сердцу...

   А Мирра,- Мирра что же? допрашивалъ я себя.

   Тысячи мелочей, пропущенныхъ мною доселѣ безъ вниман³я, воскресали въ моей памяти.

   Во-первыхъ, ея туманные глаза, какъ будто потемнѣли за послѣднее время,- да, синѣе, глубже стали,- я это замѣтилъ недавно и пораженъ былъ этимъ, помню; въ ихъ зрачкахъ теперь переливались как³я-то горяч³я струйки, что-то разумѣющее и счастливое будто сказывалось въ нихъ иной разъ... И улыбка стала иная,- не та, прежняя ея, словно отрѣшенная отъ всякой внутренней радости улыбка, которую тотъ же Гордонъ опредѣлилъ ей однажды, шутя, стариннымъ французскимъ выражен³емъ: rien ne m'est plue, plue ne m'est rien! "He скажу никому, что у меня на душѣ", казалось, говорила эта теперь чуть не лукавая улыбка. И съ этимъ словно воскресшимъ въ жизни взглядомъ, съ этими по-нову улыбавшимися устами, она уже глядѣла на Гордона, не подходила, какъ прежде, слушать его игру, опираясь обоими локтями на доску фортеп³ано и неотступно воззрясь ему въ лицо, когда онъ садился за инструментъ. Она теперь уходила подальше отъ него, въ темный уголъ залы, и, закрывъ глаза своею блѣдною рукой или уткнувшись въ кипсекъ, слушала его, недвижная какъ мраморъ... И рѣже она теперь говорила съ Гордономъ, но, когда это случалось, что-то неуловимое, смятенное и разнѣженное звучало въ ея голосѣ, что-то, что сама она словно старалась - и не могла - побороть...

   Нѣтъ, и съ этой стороны у меня не могло оставаться сомнѣн³й!..

  

  

   Они любили другъ друга, и тайна ихъ весьма скоро не для одного меня перестала быть тайной. Сотоварищъ мой по несчаст³ю, Скобельцинъ, все рѣже и рѣже сталъ появляться на Серг³евской. Röschen, до страсти привязанная въ Миррѣ, все чаще и чаще испускала придавленные вздохи, косясь на нее изъ-за самовара своими овечьими глазами. Маргарита Павловна все назойливѣе приставала во мнѣ съ разспросами о Гордонѣ и съ какимъ-то полуперепуганнымъ, полуторжествующимъ лицомъ шептала мнѣ на ухо: "что-жь, лучшей парт³и, пожалуй, и не найти: онъ по всему Мирочкѣ пара, и я, конечно, если онъ ей нравится... А что, ты не знаешь, скоро онъ думаетъ сдѣлать предложен³е?.."

   А онъ... Смущался-ли онъ своими отношен³ями въ Натальѣ Андреевнѣ, или въ этихъ первыхъ аккордахъ молодой любви, въ этомъ еще не выговоренномъ, но уже неудержимо сказывавшемся чувствѣ онъ находилъ высшую сладость и боялся отравить ее малѣйшею примѣсью,- но онъ какъ бы все еще не рѣшался, медлилъ, видимо откладывая со дня на день минуту рѣшительнаго объяснен³я...

   У насъ съ нимъ послѣ того разговора о Натальѣ Андреевнѣ какъ-то разомъ порвалось все прежнее. Онъ какъ бы видѣлъ во мнѣ живой упрекъ тому, что наполняло теперь его душу, и явно избѣгалъ меня. Мы уже видались только на службѣ и у Оссовицкихъ. Какъ это, увы, нерѣдко случается въ жизни, двадцатилѣтн³е друзья, почти братья, между нами внезапно, безъ словъ, безъ объяснен³й, легла глубокая и - я это чувствовалъ,- уже непроходимая пропасть.

   А время бѣжало между тѣмъ, перевалило и за Новый 1845 годъ. Рѣшительная минута для Серг³евской ожидалась Mapгаритой Павловной съ едва уже скрываемымъ нетерпѣн³емъ. Еще томительнѣе, можетъ-быть, ждалъ я. "Когда же, когда будетъ конецъ атому мучен³ю? говорилъ я себѣ.- Скорѣе бы объявлены были они женихомъ и невѣстой,- и тогда прощай, Мирра, я удалюсь, перейду въ арм³ю, въ глушь, гдѣ бы и имени твоего никто мнѣ напомнить не могъ!..."

   Былъ ясный и морозный январск³й день. Велик³й князь промучалъ насъ въ манежѣ пѣшимъ учен³емъ отъ восьми часовъ и до двѣнадцати. Я вернулся въ себѣ безъ ногъ, повалился на постель и заснулъ какъ убитый. Въ третьемъ часу будитъ меня мой Назарычъ:

   - Маргарита Павловна прислала просить васъ, чтобъ сейчасъ пожаловали.

   Я вскочилъ.

   - Что такое?

   - А кто-жь ихъ знаетъ, только просятъ, чтобъ скорѣе какъ можно.

   Въ сѣняхъ у нихъ встрѣчаетъ меня она сама.

   - Гдѣ Леонидъ Сергѣевнчъ?

   - Леонидъ... Не знаю!

   - Ты его видѣлъ сегодня?

   - Видѣлъ. Четыре часа вмѣстѣ въ манежѣ скорый шагъ продѣлывали.

   - Онъ здоровъ?

   - Здоровехонекъ!

   - Ты слышишь, Миррочка? крикнула ей мать, увлекая меня въ гостиную, гдѣ сидѣла въ углу дивана Мирра съ побѣлѣвшими губами и своимъ прежнимъ, туманнымъ и упорнымъ, взглядомъ,- ты слышишь: Митя съ нимъ все утро скорымъ шагомъ ходилъ и говорилъ - здоровехонекъ!...

   - Можетъ-быть, проговорила отчетливо Мирра,- только съ нимъ несчастье!

   - Какое несчастье, Богъ съ тобою! начала было Маргарита Павловна, но, увидавъ входившаго въ эту минуту слугу, которому, какъ оказадось, приказано было отъ меня зайти на квартиру въ Гордону:

   - Ну что? кинулась она въ нему.

   - Ихн³й человѣкъ, отвѣчалъ тотъ,- говоритъ, что Леонидъ Сергѣичъ, вернувшись изъ манежа, письмо получили и сейчасъ, какъ были въ мундирѣ, выбѣжали - на извощика и уѣхали.

   - Куда - онъ не знаетъ?

   - Говоритъ: въ Михайловск³й дворецъ.

   - А письмо откуда? поспѣшно встала съ дивана Мирра.

   - А онъ говоритъ - изъ ихъ усадьбы, и что такъ надо полагать, ихъ тятенька оченно больны сдѣлались.

   - Я знала! промолвила Мирра, въ какомъ-то изнеможен³и опускаясь снова на свое мѣсто.

   - Больше ничего не узналъ? спросила опять посланца ея мать.

   - Ничего-съ!

   - Хорошо, ступай!... Вообрази, обернулась она во мнѣ,- сидимъ мы эдакъ съ нею здѣсь, часъ тому назадъ, и очень весела она, даже запѣла какъ-то... Вдругъ схватилась рукой за грудь: съ Леонидомъ Сергѣичемъ, говоритъ, несчастье!... Это опять ея припадки пошли!- чуть слышно промолвила она мнѣ и пошла въ дочери.- Ну, и что-жь такое, Миррочка, старикъ его заболѣлъ. Ну, и даже если... всѣ подъ Богомъ ходимъ! Конечно, это для него большое огорчен³е. Только убиваться изъ-за этого, Миррочка...

   - Онъ уѣдетъ! прямо выговорила Мирра, не смущаясь моимъ присутств³емъ.- Вотъ онъ! тутъ же вскликнула она...

   Я испуганно глянулъ на нее...

   Дѣйствительно, черезъ мигъ въ передней раздался сильный ударъ звонка, и вслѣдъ за нимъ спѣшные шаги Гордона послышались въ залѣ. Это было поразительно!...

   Маргарита Павловна побѣжала ему на встрѣчу.

   - Что вашъ батюшка?

   - Вы почемъ знаете? спросилъ онъ удивленно.

   - Мы сейчасъ къ вамъ посылали... вашъ человѣкъ...

   - Да, онъ очень боленъ, заговорилъ Гордонъ, не ожидая дальнѣйшихъ объяснен³й,- онъ былъ блѣденъ и, видимо, глубоко взволнованъ, - ему 68 лѣтъ... и я одного лишь Бога молю, чтобъ его въ живыхъ застать!... Я сейчасъ отъ великаго князя: онъ такъ милостивъ былъ, курьерскую подорожную велѣлъ мнѣ выдать... Лошадей сейчасъ приведутъ... Я только заѣхалъ проститься, Маргарита Павловна, съ вами... и съ Мир...

   Голосъ его дрогнулъ и замигали рѣсницы.

   Мирра стояла вся блѣдная, не подымая глазъ, опершись рукою о круглый столъ подлѣ дивана. Я видѣлъ, какъ дрожала эта рука.

   Гордонъ глядѣлъ на нее. Наступило на мигъ какое-то общее неловкое молчан³е.

   Онъ обернулся во мнѣ.

   - Засѣкинъ, ты не откажешься присмотрѣть за моими людьми и Баярдомъ? Я не успѣлъ сдѣлать никакого распоряжен³я...

   - Разумѣется, сказалъ я,- да возьми мою дубленку на дорогу: Крещенск³е морозы стоятъ на дворѣ.

   - Спасибо. Я ни о чемъ объ этомъ не подумалъ, натянуто улыбнулся онъ. И глаза его опять направились въ сторону Мирры.- Это извѣст³е... и въ такую минуту... вырвалось и не досказалось у него надорванною, стенящею какою-то нотой.

   Маргарита Павловна даже хныкнула.

   - Полноте вы, полноте, голубчикъ вы мой! Авось, Богъ милостивъ, и батюшкѣ полегчаетъ, и сами вы въ намъ скоро вернетесь.

   - А ѣхать, такъ и собираться пора, поспѣшилъ я сказать, глядя на все болѣе и болѣе блѣднѣвшую Мирру и предвидя, что она вотъ-вотъ и грохнется оземь.

   - Пора, повторилъ онъ какъ бы безсознательно, - прощайте, Маргарита Павловна! Онъ подошелъ къ ней къ рукѣ.

   - До свидан³я, говорите: до свидан³я! замахала она на это обѣими руками.

   - Дѣйствительно такъ, промолвилъ какъ бы внезапно отвердѣвшимъ голосомъ Гордонъ,- до свидан³я!

   И быстро шагнулъ въ столу, за которымъ стояла Мирра.

   - Что бы ни было, Мирра Петровна, чрезъ мѣсяцъ, я надѣюсь, мы увидимся опять.

   И онъ протянулъ ей руку.

   Она дала ему свою, подняла голову и, потянувъ ее впередъ, медленно, все ближе и ближе вглядывалась въ его лицо. И вдругъ откинулась назадъ, отдернула руку и закрыла себѣ ею глаза.

   - Никогда, никогда больше! вскрикнула она и зашаталась.

   - Что ты, что ты! кинулась къ ней мать:- не слушайте ея, Леонидъ Сергѣевичъ, поѣзжайте себѣ съ Богомъ.

   - Пойдемъ; съ нею нервный припадокъ...

   Я схватилъ его подъ руку и утащилъ.

   - Что же это такое? растерянно глянулъ онъ на меня, когда мы очутились на улицѣ.

   - А то, не могъ отказать я себѣ въ злобномъ удовольств³и сказать ему,- а то, что это еще посерьезнѣе Натальи Андреевны.

   Онъ схватилъ себя за голову и чуть не опрометью побѣжалъ въ казармы. Почтовая тройка ждала тамъ на дворѣ. Чрезъ полчаса я усадилъ его въ кибитку, пожалъ ему руку,- ни ему, ни мнѣ не вздумалось при этомъ поцѣловаться по обычаю,- и вернулся на Серг³евскую узнать о здоровьи Мирры.

   Она спала глубокимъ, "мертвымъ" сномъ, сказала мнѣ ея мать, а заснула, только-что мы съ Гордономъ ушли отъ нихъ.

  

  

   На другой день я зашелъ въ нимъ часу въ седьмомъ послѣ обѣда. Мирра съ Röschen ушли къ вечернѣ въ приходъ. Маргарита Павловна разсказала мнѣ, что дочь проспала восемнадцать часовъ сряду и проснулась утромъ бодрая и спокойная.

   - Съ нею, говорила она, - всегда такъ бываетъ послѣ припадковъ (кузина продолжала называть "припадками" эти странныя предвидѣн³я, это double vue ея дочери,):- заснетъ мертвымъ сномъ и встанетъ какъ встрепанная.

   Сама Мирра скоро вернулась изъ церкви. Она дѣйствительно казалась спокойною, ласково привѣтствовала меня и тотчасъ же сѣла за какое-то шитье. Пришелъ Скобельцынъ, очевидно какъ-нибудь уже прослышавш³й объ отъѣздѣ ривала. "Что васъ такъ давно не видать было?" улыбнулась она ему даже. Онъ весь вспыхнулъ отъ радости, подсѣвъ въ ней, и сталъ передавать как³я-то новости изъ ихъ мѣстъ. Она слушала его, казалось, съ интересомъ, и улыбка нѣсколько разъ опять пробѣгала по ея губамъ. Вечеръ прошелъ въ тихихъ разговорахъ; о Гордонѣ не помянуто было ни единымъ словомъ, точно его никогда и на свѣтѣ не было...

   Такъ прошла еще недѣля. Что происходило въ душѣ Мирры, сказать бы никто не могъ: она была ровна, ясна духомъ, ходила по утрамъ съ Röschen гулять въ пустынный Таврическ³й садъ, шила по вечерамъ, тихо и неторопливо, какъ прежде, вела бесѣду съ гостями. И бесѣды все были тѣ же, старыя, немудреныя бесѣды; только имени Гордона, будто по какому-то тайному уговору, не произносилъ никто изъ насъ, да крышка фортеп³ано была спущена надъ клав³атурой и заперта на ключъ. Вздумалось мнѣ какъ-то сѣсть за инструментъ.

   - А какъ бы отпереть? спросилъ я Мирру.

   - Не надо, получилъ я въ отвѣтъ.

   - Что не надо? переспросилъ я нѣсколько озадаченный.

   - У меня голова болитъ, коротко промолвила она на это, а Маргарита Павловна, многозначительно поднявъ брови, уставилась на меня и замигала.

   Вотъ-съ заворачиваю я однажды съ Воскресенской на Серг³евскую, гляжу - идетъ Мирра со своей Нѣмкой изъ Таврическаго. Я вылѣзъ изъ саней и пошелъ съ ними. Подходя въ ихъ дому, я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и зазвонилъ у крыльца. Вдругъ слышу взволнованный голосъ:

   - Какая страшная!...

   Оборачиваюсь. Мирра стоитъ, вся блѣдная, какъ въ тотъ часъ прощан³я съ Гордономъ, и неподвижными глазами глядитъ на только-что проѣхавшую карету. Изъ спущеннаго окна ея рисовался въ поворотѣ ракурсъ бархатной шляпки, выглядывавшей оттуда назадъ въ нашу сторону.

   - Кто это? вскрикнулъ я.

   - Не знаю, страшная, страшная... Эти глаза... Они жгутъ!,.

   Она вбѣжала въ отворившуюся тѣмъ временемъ дверь на крыльцѣ, не скидавая шубки и шляпы прошла въ гостиную и опустилась тамъ, будто подкошенная, въ кресло.

   - Что еще такое? перепуганно вскрикнула Маргарита Павловна, спѣшно выбираясь изъ-за стола, на которомъ она въ отсутств³и дочери развлекала себя гранпасьянсомъ.

   Röschen поспѣшила объяснить, что она не понимаетъ, что сдѣлалось съ "Fraülein Миррочка", что онѣ подходили къ крыльцу, и въ это время проѣхала дама въ каретѣ, и даже, показалось ей, очень красивая, "eine nette Dame", и поглядѣла въ ихъ сторону, и что она, Röschen, не "видѣлъ, за что себя Миррочка такъ перепугалъ.'"

   - Господи! промолвила бѣдная кузина, подошла къ дочери и потихоньку накрыла рукой ея глаза.

   Мирра сама прижала эту руку своими обѣими руками и затихла. Минуты черезъ двѣ она отвела ее, встала, обняла мать и, поцѣловавъ ее въ щеку, ушла къ себѣ въ сопровожден³и Röschen, не произнеся ни слова.

   - Необыкновенная! тяжело вздохнула Маргарита Павловна, когда мы остались вдвоемъ.

   - Послушайте, молвилъ я,- вѣдь это все дѣйствительно необыкновенно, и вы должны были бы серьезно посовѣтоваться объ этомъ съ докторами!

   Она рукой махнула:

   - И не говори! Хуже разстроится! Что я изъ-за этого промаялась съ нею за-границей!... Терпѣть ихъ не можетъ!." И всѣ-то они, сколькихъ я тамъ ни видала, все одно толкуютъ: дѣвичьи, говорятъ, немощи, - съ замужствомъ пройдетъ... Только все это не даромъ! встревоженно домолвила кузина.

   - Вы про что говорите?

   - Да вотъ это, сейчасъ... И то, намедни, съ Леонидъ Сергѣичемъ съ бѣднымъ - Маргарита Павловна заплакала,- я и думать даже не смѣю... А только знаю, не даромъ сказала она, что не увидятся они болѣе: - смерть-то отца своего она когда еще предсказала!...

   Я вздрогнулъ невольно.

   - Но она, замѣтилъ я,- она спокойна... Если она его... любить, какъ же это согласить съ той мыслью, что они болѣе не увидятся никогда?

   - А ты думаешь, у нея есть теперь эта мысль? Она не помнитъ, я увѣрена! Она совсѣмъ не помнитъ иногда, что говоритъ въ своихъ припадкахъ... Тогда про отца вотъ то же было... У нея какая-то будто двойная жизнь; только перепутано это у нея все такъ, что иной разъ и не поймешь, гдѣ она отъ себя, а гдѣ помимо что-то дѣйствуетъ въ ней и говоритъ. Теперь вотъ, я знаю, она каждый день думаетъ о Леонидѣ Сергѣичѣ и дни считаетъ, когда ему вернуться. Значитъ, забыла, что говорило въ ней то тогда!... А вотъ теперь опять новое! Как³е-то опять "злые глаза"! И у кого-то могутъ быть "злые глаза" на эту мою голубушку невинную! Заплакала кузина снова.

   Въ эту минуту вошелъ слуга съ какой-то наскоро сложенною и незапечатанною запиской на серебряномъ подносѣ.

   - Пришелъ вашъ человѣкъ, доложилъ онъ мнѣ,- говоритъ-съ, очень нужное!

   Я развернулъ записку и тотчасъ же узналъ почеркъ. Она написана была карандашомъ по-французски, не подписана и заключала въ себѣ двѣ строки:

   "Я пр³ѣхала утромъ. Мнѣ необходимо васъ видѣть. Жду васъ весь день. У матушки, на Набережной".

   На моемъ лицѣ въ этотъ мигъ выразилось, должно-быть, что-то такое странное, что добрая кузина, забывая собственную тревогу, озабоченно вскликнула:

   - Что съ тобой, Митя?

   - Вы правы, отвѣчалъ я неудержимо,- все это "не даромъ"!

   Она пристала ко мнѣ съ разспросами... Я успокоилъ ее, какъ могъ, и поспѣшилъ уйти.

   Въ сѣняхъ ожидалъ меня мой человѣкъ.

   - Кто принесъ эту записку? спросилъ я.

   - Сами заѣзжали.

   - Сейчасъ?

   - Такъ точно. Вытребовали меня черезъ дежурнаго къ каретѣ и отдали. Сказывали, что съ вами сейчасъ встрѣтились на Серг³евской, и чтобъ вамъ немедленно отнести туда.

   Эта бархатная шляпка, выглядывавшая изъ кареты, эти глаза, что "жгли" бѣдную Мирру,- это была Наталья Андреевна...

  

  

   Сани мои стояли у крыльца Оссовицкихъ. Я сѣлъ и помчался на Набережную.

   Карета Натальи Андреевны заворачивала у крыльца большаго дома ея матери, когда я подъѣхалъ въ нему. Меня тотчасъ же приняли, или, вѣрнѣе, сама она выбѣжала на встрѣчу мнѣ на площадку лѣстницы во второмъ этажѣ.

   - Arrivez, arrivez! услышалъ я снизу ея голосъ,- я только-что пр³ѣхала и - очень рада васъ видѣть!...

   Голосъ былъ звонокъ и веселъ, въ виду, очевидно, швейцара и лакеевъ, стоявшихъ на лѣстницѣ. Я зналъ, что, когда останемся мы вдвоемъ, пойдетъ, что говорится, другой разговоръ.

   Я вошелъ съ нею въ маленькую, уютную гостиную ея бывшаго дѣвическаго аппартамента, оставшагося незанятымъ со времени ея замужства, и въ которомъ она остановилась теперь... Она пр³ѣхала одна; мужъ ея долженъ былъ или пр³ѣхать черезъ нѣсколько дней, или вовсе не пр³ѣхать,- это зависѣло отъ какихъ-то одному ему вѣдомыхъ обстоятельствъ,- и въ послѣднемъ случаѣ она должна была черезъ двѣ недѣли ѣхать обратно въ нему въ Вѣну, а оттуда съ нимъ вмѣстѣ въ Римъ...

   Все это передала она мнѣ все тѣмъ же звонкимъ и веселымъ голосомъ въ течен³е коротенькаго путешеств³я съ лѣстницы по корридору, который велъ въ ея покои. Но лишь только дверь гостиной заперлась за нами, она указала мнѣ въ углу кресло, сѣла сама насупротивъ меня, и черные глаза ея мгновенно засверкали, какъ двѣ ярк³я звѣзды:

   - Знаете-ли вы, что я съ ума схожу! начала она разомъ;- онъ писалъ мнѣ, чтобъ я не разрывала съ мужемъ. Я покорилась; я чуть не умерла тамъ съ тоски, но я ему повиновалась: я готова была ѣхать въ Римъ... Вдругъ получаю одно письмо... и въ тотъ же вечеръ выѣхала изъ Вѣны!... Мужъ не хотѣлъ меня пустить... Сцены у насъ были ужасныя! Но я сказала ему, что моя мать умираетъ, требуетъ меня въ себѣ... Лгала, выдумывала... Мы почти совсѣмъ разсорились, но я поставила на своемъ, послала за штулвагеномъ, и одна, съ горничной, нигдѣ не ночуя, на шестой день добралась до Петербурга. И для чего!- всплеснула она вдругъ отчаянно руками,- что узнаю я здѣсь!... Это вѣрно, что онъ уѣхалъ? быстрымъ переходомъ въ тонѣ кинула она мнѣ этотъ вопросъ и подозрительно, почти злобно глянула мнѣ прямо въ глаза.

   - Уѣхалъ еще на прошлой недѣлѣ, сказалъ я,- его отецъ умираетъ.

   - Отецъ!...

   Она поднялась въ волнен³и съ мѣста, подошла въ столу, раскрыла и закрыла лежавшую на немъ какую-то книгу, опять сѣла, и сжавъ брови и дрожа губами:

   - А вы, Засѣкинъ,- я васъ почитала за лучшаго моего друга,- скажите мнѣ прямо: какую роль играете вы во всемъ этомъ?

   - Въ чемъ? вскликнулъ я, изумленный и, признаюсь, нѣсколько оскорбленный тономъ этого вопроса.

   - Я все знаю, сказала она на это:- сестра моя Гагина писала мнѣ въ Вѣну,- писала entr'autres, что въ свѣтѣ удивляются, что вы съ Гордономъ совсѣмъ исчезли, и что говорятъ, будто вы съ нимъ заняты одной какою-то особой, une jeune personne de province, которую видѣли одинъ разъ у Красносельскихъ на балѣ, что она очень хороша собой, богата, и что вы тамъ проводите съ нимъ всю жизнь... И въ то же почти время онъ пишетъ мнѣ, чтобъ я покорилась, ѣхала въ Римъ... О, Боже мой!... Я пр³ѣхала сюда ночью, а утромъ, чуть свѣтъ,- сестра еще спала, я ее разбудила... Она ничего не знаетъ, c'est la vertu même, ma soeur,- какъ я не выдала себя ей, не понимаю!... Но я узнала, кто она! Фамил³я ея Оссовицкая, у нея мать, живутъ на Серг³евской, и вы познакомили его съ нею. Кто так³я эти Оссовицк³я?

   - Маргарита Павловна Оссовицкая, проговорилъ я серьезнымъ тономъ и отчеканивая каждое слово,- двоюродная мнѣ сестра, дочь роднаго брата моей...

   - Но вы, быстро перебила меня Наталья Андреевна,- вы можете жениться на ней?

   - На Маргаритѣ Павловнѣ? спросилъ я, будто не понявъ:- она на пятнадцать лѣтъ меня старѣе...

   - Не смѣйте смѣяться! топнула она ногой:- вы знаете. о комъ я говорю:- на ней, на дочери, вы могли бы жениться?...

   - Могъ бы... еслибъ она захотѣла, проговорилъ я, стараясь скрыть подъ улыбкой то тоскливое чувство, которымъ опять при этой мысли залегло на сердцѣ...

   - А! вскликнула молодая женщина, и губы ея задрожали: опять,- такъ она не хочетъ! Она любитъ другаго! Его?..

   Я не отвѣчалъ.

   - И онъ ее!..

   Она схватилась за голову:

   - Такъ это правда? О, я несчастная! Онъ ее любитъ? Отвѣчайте!... да отвѣчайте же, Христа ради!

   - Онъ мнѣ не признавался въ этомъ, сказалъ я, избѣгая прямаго отвѣта.

   - Да развѣ я не понимаю, не слышу изъ каждаго звука вашего голоса! Il ne m'aime plus!..

   Слезы приливали у нея къ горлу...

   - Я ее видѣла сейчасъ, эту вашу красавицу... Une pâlotte efflanquée, как³е-то вылинявш³е глаза... Гдѣ же его клятвы! Онъ говорилъ мнѣ сто разъ, что никогда не женится!.. О, проклятъ будь тотъ день, когда я уѣхала! Будь я тутъ, я бы не допустила!.. И къ чему вы его познакомили!.. Il est beaucoup plus beau que vous,- вы должны были предвидѣть, что она его полюбитъ, а не васъ!..

   - Да, я долженъ былъ это предвидѣть! растерянно повторилъ я себѣ внутренно этотъ никакъ мною нежданныйчисто женск³й упрекъ, и поднялъ на нее глаза, которые какъ-то невольно держалъ все время опущенными.

   Это была женщина лѣтъ 28, во всемъ цвѣтѣ молодости, красоты и - страсти. Усталость отъ дороги и душевная тревога сказывались въ темныхъ полукружьяхъ подъ глазами, отъ которыхъ еще пронзительнѣе, еще ярче сверкалъ пламень ихъ золотистыхъ, изжелта черныхъ зрачковъ. Подъ плотно охватывавшимъ ее бархатнымъ платьемъ ходила волной ея высокая грудь и вздрагивали пышныя плечи, "античною формой" которыхъ любовался въ тѣ дни "весь Петербургъ". Лихорадочный румянецъ то вспыхивалъ, то пропадалъ на ея матово-горячемъ лицѣ... Сравнивая ее съ собою, Мирра дѣйствительно должна была представляться ей ничѣмъ инымъ какъ "une pâlotte efflanquée".

   Она встала опять, обошла кругомъ комнаты точно львица въ клѣткѣ, глянула въ окно, вернулась снова въ свой уголъ... Губы ея сложились въ ѣдкую и высокомѣрную улыбку:

   - Я не хочу! J'у laisserai ma réputation, но этого не будетъ! Клянусь вамъ въ этомъ всѣмъ, что есть только святаго на свѣтѣ! Сама погибну, но не позволю... Онъ мнѣ клялся, онъ заставилъ меня забыть долгъ... все!.. Дѣтей у меня нѣтъ... некого любить! Забыть не для кого!.. Онъ все былъ для меня, вся моя жизнь! Я не отдамъ его... не отдамъ... не отдамъ! уже истерически, сквозь судорожно сжавш³еся зубы повторяла она...

   И вдругъ, къ ужасу моему, съ громкимъ рыдан³емъ она, какъ стояла, такъ и бухнулась въ моимъ ногамъ.

   - Спасите меня, Засѣкинъ, вы можете,- не доводите меня до отчаян³я, до скандала!.. Спасите самого его, онъ вамъ другъ... А если вы сами любите ее, тѣмъ болѣе это долгъ вашъ!..

   - Бога ради, что вы дѣлаете! упрашивалъ я ее, подымая и сажая въ кресло:- могутъ каждую минуту войти, услышать...

   Я кинулся въ двери.

   Въ сосѣдней комнатѣ, къ счаст³ю, никого не было.

   Я далъ ей выплакаться...

   - Ну, а теперь, когда вы нѣсколько успокоились, скажите, чѣмъ я могу служить вамъ?

   Она схватила меня за обѣ руки:

   - Напишите ему... Нѣтъ, прервала она себя вдругъ,- я сама... Напишите мнѣ только его адресъ,- вотъ здѣсь, на столѣ, мой несессеръ...

   - А вы, начала она, когда я кончилъ,- вы, мой другъ, дайте мнѣ сейчасъ честное слово, что исполните свято мою просьбу!

   - Вы будете просить невозможнаго? сказалъ я.

   - Нѣтъ, отвѣчала на это Наталья Андреевна; она успѣла уже совладать съ собою, и голосъ ея, повинуясь волѣ, звучалъ теперь ровно и отчетливо,- нѣтъ, и мнѣ даже вашего слова не нужно: то, о чемъ я буду просить, столько же въ вашемъ, сколько и въ моемъ интересѣ... Вы любите эту дѣвушку?

   Я запнулся...

   - Все равно, поспѣшила сказать она,- вы имъ родня, другъ... Во всякомъ случаѣ вы ей желаете добра?

   - Ужь конечно! вскликнулъ я.

   - Такъ вы скажите... предварите ихъ,- ея мать,- что есть женщина - вы даже можете назвать меня, я позволяю!- которая не допуститъ его жениться на ней, что онъ связанъ съ этою женщиной, и она не отдастъ его никому, ни за что!.. скажите, что она на все готова, что она изъ-подъ вѣнца, еслибы до того дошло, вырветъ его у нея!.. Вы видите,- примолвила въ этому Наталья Андреевна,- что я говорю вамъ это теперь не въ горячкѣ, не въ безум³и, а совершенно спокойно. И вы, я знаю, передадите имъ то, что я прошу васъ имъ сказать, потому что вы у-вѣ-ре-ны,- протянула она,- что то, что я говорю, я исполню!..

   Глаза ея заискрились снова, изъ-подъ заалѣвшихъ и раскрывшихся губъ блеснули бѣлые, маленьк³е и острые зубы,- и все это вмѣстѣ представилось мнѣ въ ту минуту, улыбнулось какою-то безпощадною и хищною улыбкой.

   - C'est Venue toute entière à sa proie attachée!

   Вспомнился мнѣ Расиновск³й стихъ... Она не ошибалась: я, дѣйствительно, былъ увѣренъ теперь, что она "готова на все"!..

   - Скажете? говорила мнѣ между тѣмъ Frau Venus. {Tannhaüser, Heine.}

   Я утвердительно повелъ головою.

   Она протянула мнѣ свою красивую руку:

   - Merci! Пока мужа нѣтъ, вы можете меня найти дома каждый день entre trois et quatre. Если онъ вздумаетъ пр³ѣхать, это будетъ труднѣе: le malheureux - она презрительно приподняла плечи,- продолжаетъ, думать до сихъ поръ, что опасенъ для него вы!.. Вы можете тогда написать мнѣ: онъ писемъ моихъ не читаетъ.

   Я взялъ каску и поднялся.

   - Не сердитесь на меня слишкомъ, сказала мнѣ она прощаясь,- за все, что могло вамъ показаться непр³ятнымъ въ нашемъ разговорѣ!

   - И было бы изъ-за чего сердиться,- не сталъ бы! Вы дали мнѣ сегодня случай наткнуться на то, въ чемъ, я полагалъ до сихъ поръ, рѣшительно отказано нашимъ, русскимъ барынямъ. Вы - характеръ, Наталья Андреевна!

   - Люблю! коротко отвѣчала она мнѣ на это, и двѣ крупныя слезы выкатились у нея изъ-подъ рѣсницъ...

   Я съ чувствомъ поцѣловалъ у нея руку и вышелъ.

   - А мнѣ, говорилъ я себѣ, спускаясь съ лѣстницы,- судьба - я тогда называлъ это судьбою,- назначила роль оруд³я къ осуществлен³ю того, что такъ странно предчувствовано было Миррой!..

   Но, признаюсь вамъ теперь, роль этого оруд³я нисколько не претила мнѣ въ ту минуту. Предварить близкихъ, родныхъ мнѣ особъ о томъ, что могло имъ угрожать, въ данномъ случаѣ было моимъ долгомъ,- было бы имъ даже и тогда, еслибы не былъ я такъ рѣшительно уполномоченъ предварить ихъ тою самою особой, отъ которой могла итти опасность. Совѣсть моя чиста, говорилъ я себѣ: самъ я не при чемъ, я только оруд³е, и положен³е таково, что я могу объявить объ этомъ самому Гордону, и онъ не въ правѣ сѣтовать на меня за то... А между тѣмъ послѣ этого предвидѣн³е Мирры окажется дѣйствительностью. Они не увидятся болѣе!.. А тамъ время... она можетъ забыть его... даже скоро забудетъ, когда узнаетъ объ этой его связи съ другою женщиной...

   И новыя, безумныя надежды заискрились въ моей взбудораженной головѣ. За этими надеждами я не видѣлъ... я забывалъ все другое...

  

  

   Вечеромъ въ тотъ же день я отправился на Серг³евскую.

   Тамъ сидѣла фрейлина изъ Таврическаго, как³я-то еще, невѣдомыя мнѣ, дамы, Свобельцынъ и привезенный имъ какой-то толстый Симбирякъ, страдавш³й насморкомъ и трубивш³й по этому случаю носомъ въ свой огромный фуляръ точно въ охотнич³й рогъ... Шелъ оживленный разговоръ по поводу только-что сообщенной фрейлиною новости самаго свѣжаго издан³я: въ высшихъ областяхъ петербургскаго свѣта наканунѣ объявлены были три свадьбы разомъ. Хотя, начиная съ самой вѣстовщицы, съ четверть уже вѣка забытой этимъ свѣтомъ, имѣвш³я сочетаться пары знакомы были гостьямъ Маргариты Павловны развѣ только по общеизвѣстнымъ ихъ фамил³ямъ, всѣ онѣ судили и рядили о нихъ будто о самыхъ близкихъ себѣ людяхъ, выражали имъ сочувств³е или порицан³е и называли ихъ, со словъ точно также не видавшей ихъ въ глаза Тавричекой обитательницы, интимными ихъ уменьшительными, при чемъ, разумѣется, весьма затруднились бы отвѣтить, еслибы вздумали ихъ спросить, напримѣръ, кого слѣдуетъ разумѣть подъ Мими: Марью, Марѳу или Людмилу? а подъ Лили: Лизавету, Елену, или ту же Людмилу?...

   Однѣ хозяйки не принимали участ³я въ этихъ интересныхъ прен³яхъ: Мирра слушала, очевидно думая о чемъ-то другомъ; Маргарита Павловна, слегка выпятивъ губу впередъ, особенно усердно трудилась надъ своимъ шарфомъ, - она, какъ всякая добропорядочная мать, почитала in petto такой разговоръ о чужихъ свадьбахъ чѣмъ-то въ родѣ личной непр³ятности...

   Я также далеко не былъ расположенъ болтать. То, что имѣлъ я сообщить кузинѣ, не выходило у меня изъ головы, и сказывалось вѣроятно особенно озабоченнымъ выражен³емъ на моемъ лицѣ, потому что Мирра нѣсколько разъ, поднявъ голову, щурилась и пытливо взглядывала на меня, а ея мать, не отрываясь отъ своего шарфа, обращалась ко мнѣ съ пѣвучими возгласами: "Митя, кто тебя обидѣлъ сегодня?" или "что притуманилась, зоренька ясная?" - вслѣдств³е чего даже одна изъ невѣдомыхъ мнѣ дамъ, что-то въ родѣ писательницы, сочла нужнымъ отпустить съ кисло-сладкою улыбкою:

   - Так³я звѣзды, какъ monsieur Засѣкинъ, не станутъ горѣть для немногихъ!

   - А вы меня, сударыня, за уличный фонарь принимаете? отпустилъ я ей на это, въ свою очередь.

   Она обидѣлась и уѣхала.

   Къ одиннадцати часамъ поднялись и остальные...

   Кузина, какъ только мы остались втроемъ, принялась меня бранить за "грубость" де ея пр³ятельницѣ, которая мнѣ-молъ этого никогда не проститъ. Я отвѣчалъ ей, что пр³ятельница ея - дура, и что заботы у меня есть поважнѣе того, проститъ она мнѣ или не проститъ.

   Хотя все это сказано было мною съ видомъ и тономъ шутки, но Мирра, какъ бы тотчасъ же почуявъ, что скрывалось за этимъ, кинула свое шитье на столъ и вышла изъ комнаты.

   Я не медля приступилъ въ дѣлу:

   - Не было у васъ послѣ меня съ нею (я кивнулъ на дверь, куда вышла Мирра,) разговора на счетъ сегодняшней встрѣчи?

   - Дама въ каретѣ съ злыми глазами? быстро подхватила Маргарита Павловна. - Нѣтъ, Боже сохрани! И ты, Митя, смотри, ни слова съ ней объ этомъ!

   - Будьте покойны!... Даму эту я знаю, заговорилъ я опять.

   - Что ты! Она даже руками всплеснула.

   - Да. Записка, которую я получилъ у васъ здѣсь, была отъ нея.

   - Отъ этой самой...

   Алчущее любопытство гораздо болѣе, чѣмъ тревога, изображались въ эту минуту въ растворенномъ ртѣ, въ выскакивавшихъ изъ-подъ своихъ вѣкъ круглыхъ глазахъ кузины.

   - Кто она такая? зашептала она, присосѣживаясь ко мнѣ плечомъ къ плечу.

   - Этого вамъ, пожалуй, и знать не нужно, сказалъ я;- и для васъ, и для нея даже гораздо лучше, чтобъ кто осталось тайной. Дѣло ни въ имени ея, ни въ фамил³и, а въ томъ, что дочь ваша со своею сверхъестественною чуткостью встревожилась не даромъ: женщина эта, если еще не совсѣмъ теперь... но можетъ быть дѣйствительно опаснымъ ей врагомъ!

   - Врагомъ! Миррочкѣ, этому ангелу! За что? даже вся задрожала она, бѣдная.

   - Пугаться заранѣе нечего, началъ я опять,- а вы меня выслушайте!

   И я сообщилъ ей все, что уже вамъ извѣстно...

   Она ахала и охала, принималась не разъ плакать, всплескивала руками, качала головой и перпендикулярно и горизонтально, хватала меня то за руки, то за плечо и кончила тѣмъ, что вскинулась на меня:

   - Какъ же ты это, батюшка, такого ко мнѣ въ домъ ввелъ?

   - Какого такого?

   - Да этого Англичанина негоднаго! (Бѣдный Гордонъ, вчерашн³й "голубчикъ Леонидь Сергѣичъ"!)...

   - Чѣмъ онъ негодный?

   - Да какъ же, съ чужой этто женой...

   - Ахъ, Господи, не могъ не засмѣяться я, - вы такихъ и не встрѣчали никогда?

   Кубышка моя сама не могла не улыбнуться:

   - Конечно... холостое дѣло!... Такъ ты бы меня хоть предварилъ. Когда онъ Миррѣ сталъ аттенц³и показывать... Шепнулъ бы мнѣ: берегитесь, молъ, у него вотъ такъ и такъ, связь, и онъ измѣнщикъ...

   - Онъ не измѣнщикъ! сказалъ я,- онъ искренно увлекся Миррой и горячо ее даже любитъ, я увѣренъ, а съ той женщиной онъ думалъ покончить... Онъ надѣялся на разлуку, на отсутств³е ея...

   - Такъ ты бы такъ мнѣ все это въ ту пору и сказалъ: я бы и Миррочку остерегла, и самому ему дала понять: не суйся, молъ, знаемъ!

   - Съ какого права сталъ бы я вамъ это въ ту пору говорить? невольно улыбнулся я опять.

   - Съ какого? очень удивилась она моему вопросу,- помилуйте, скажите, вѣдь ты мнѣ здѣсь родня ближайш³й, матери-то наши родныя сестры были, я тебя съ дѣтства...

   - Тутъ дѣло не въ родствѣ, а въ чести! перебилъ я ее:- что бы вы сказали, еслибъ я вдругъ вашу тайну, безъ вашего спроса, сталъ бы выдавать третьему лицу, въ виду того, что я этимъ могу послужить его пользѣ? То, что я вамъ сейчасъ сообщилъ, я не выдалъ, а передалъ вамъ потому, что мнѣ поручено это вамъ передать,- поймите эту разницу!

   Бѣдная женщина опустила голову, тяжко вздохнула и принялась опять плакать.

   - Да, сквозь эти слезы говорила она, - хорошо вамъ съ вашими пуанъ д'онёрами этими, а съ Миррочкой-то какъ мнѣ быть теперь?... Она у меня съ полуслова пойметъ, знаю, - да полуслово-то это какъ выговорить матери, когда это ровно что ножомъ ее рѣзать!...