Маркевич Болеслав Михайлович - Две маски

  

  

  

   Полное собран³е сочинен³й Б. М. Маркевича. Томъ первый.

   С.-Петербургъ. Типограф³я (бывшая) А. М. Котомина, Фонтанка, д. No 93. 1885.

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Я плылъ по Волгѣ вверхъ на Самолетскомъ пароходѣ. Погода стояла великолѣпная; пассажировъ было мало; поваръ - какой-то доморощенный Каремъ, какихъ создавали Гоголевск³е Пѣтухи крѣпостныхъ временъ, - кормилъ отлично... Препр³ятное было путешеств³е.

   Остановились мы однажды у одной изъ пристаней, на которыхъ пароходы Самолета запасаются дровами. Пока ихъ носили, я, во спасен³е отъ неизбѣжныхъ при этомъ грохота и толкотни, ушелъ наверхъ къ капитану, на рубку (точно-ли это впрочемъ называется рубкою, я, право, не знаю, извините, читатель).

   Тамъ уже сидѣлъ на скамейкѣ единственный товарищъ мой по первому классу, съ которымъ мы второй день поѣдали камск³я стерляди и заѣдали ихъ астраханскими арбузами, съ самымъ трогательнымъ единомысл³емъ. Между имъ и мною,- удивительно, какъ эти путешеств³я на рѣчныхъ пароходахъ, да еще когда поваръ хорошъ и провиз³я свѣжа, располагаютъ къ благодуш³ю!- успѣли уже установиться самыя дружеск³я, чуть не нѣжныя отношен³я.

   Онъ служилъ членомъ суда въ одной изъ низовыхъ губерн³й, былъ нѣсколько плѣшивъ и тученъ, улыбался очень пр³ятною, мягкою улыбкой и ѣхалъ за женой въ Москву, куда она отправилась на консультац³ю въ доктору Захарьину. Жену эту онъ увезъ три года тому назадъ, хотя ему въ то время было уже за сорокъ лѣтъ, а ей двадцать. Любили они другъ друга страстно. Дѣтей у нихъ не было, и вслѣдств³е этого-то обстоятельства онъ и отправилъ ее въ Москву на консультац³ю... Фамил³и его я и понынѣ не знаю, а звали его Флегонтомъ Ивановичемъ.

   Сидѣлъ онъ тамъ, наверху, на рубкѣ, и, прищурившись, глядѣлъ на противоположный берегъ Волги, надъ самымъ обрывомъ котораго индѣ зеленѣли уже рѣдк³я кущи стараго, запущеннаго сада, и уныло выглядывали изъ-за нихъ заволоченныя досками окна еще очень красивой въ своемъ запустѣн³и помѣщичьей усадьбы.

   Много, очень много въ эти два дня пробѣжало мимо насъ по обоимъ берегамъ Волги-матушки такихъ опустѣлыхъ покинутыхъ усадьбъ съ ихъ забитыми и покинутыми окнами, растасканными крышами и уже успѣвшими почернѣть пеньками фруктовыхъ садовъ, вырубленныхъ варварскими руками...

   - Еще одна! кивнулъ я, подходя, моему спутнику.

   - Да-съ, проговорилъ онъ сквозь зубы, не перемѣняя положен³я;- и кому отъ этого лучше стало?.. И, какъ бы испугавшись такого вырвавшагося у него нелиберальнаго восклицан³я:- Дрова рубишь, щепки летятъ - понятно! промолвилъ онъ, словно извиняясь за что-то,

   Я, въ свою очередь, поспѣшилъ либерально улыбнуться.

   - А этой мнѣ въ особенности жаль! сказалъ Флегонтъ Иванычъ съ какимъ-то особеннымъ ударен³емъ.

   - Знакомая вамъ?

   Онъ ерзнулъ всѣмъ тѣломъ, оборачиваясь отъ усадьбы во мнѣ лицомъ, вытащилъ изъ пальто платокъ, которымъ принялся протирать стекла своего pincenez, и глядя на меня тѣмъ многозначительнымъ и мрачнымъ взглядомъ, какимъ - замѣтили вы, читатель?- глядятъ всѣ близорук³е люди при этомъ занят³и:

   - Близко-съ! отвѣчалъ онъ и даже вздохнулъ.

   Я такъ и почуялъ впереди истор³йку...

   - Я-съ тутъ пять лѣтъ судебнымъ слѣдователемъ прослужилъ, заговорилъ Флегонтъ Иванычъ, кивая на уѣздный городъ, предъ которымъ мы стояли, а тамъ, ткнулъ онъ большимъ пальцемъ себѣ за спину,- тамъ, почитай, все свободное отъ службы время проводилъ за эти пять лѣтъ... И пр³ятно проводилъ-съ! вздохнулъ онъ опять.

   - Чья она? спросилъ я.

   - А теперича она, отвѣчалъ онъ, теперича принадлежитъ она графу Бобрищеву-Пущину, если не продалъ... Только я про то время говорю, когда владѣлъ ею дядя этого самаго графа, Дмитр³й Иванычъ Горбатовъ-Засѣкинъ.

   - Старое имя!

   - Съ нимъ и кончилось! въ трет³й разъ вздохнулъ Флегонтъ Иванычъ:- ну, и,- не совсѣмъ смѣло добавилъ онъ,- ну, и баринъ былъ!.. Да главное, человѣкъ-то хорош³й!.. Образованный, артистъ... Ходитъ себѣ, бывало, по кабинету, руки за спину закинетъ, и стихи себѣ подъ носъ бормочетъ. Страсть къ нимъ имѣлъ, что наизусть зналъ!.. Время его воспитан³я такое ужь было; нынче, конечно, вѣкъ сер³озный, это можетъ-быть нѣсколько и...

   Онъ не договорилъ и глянулъ мнѣ въ лицо:

   - А не дурное, по правдѣ сказать, было это времячко, ей-Богу недурное-съ! вдругъ воскликнулъ онъ, и тутъ же подозрительно оглянулся...

   Я не отвѣтилъ. Онъ продолжалъ:

   - Музыку любилъ... Органъ у него превосходнѣйш³й былъ, и гдѣ-то онъ теперь, этотъ органъ? Баха все исполнялъ на немъ... Вы музыкантъ?

   - Не совсѣмъ, а про Баха слыхалъ...

   - Ну, такъ онъ это все исполнялъ Баха. Единственно духовною музыкой занимался...

   Флегонтъ Иванычъ робко улыбнулся, какъ бы опять за что-то извинялся.

   - Слабость имѣлъ онъ одну...

   - Пилъ? сказалъ я, разумѣя слабость, какъ разумѣетъ ее всяк³й на родныхъ пажитяхъ вскормленный Росс³янинъ...

   - Что вы, помилуйте! громко уже засмѣялся мой спутникъ,- человѣкъ такого воспитан³я!.. Нѣтъ-съ, я говорю слабость, потому что все-таки... Онъ-съ спиритъ былъ!..

   - А! протянулъ я.

   - Такъ точно! И даже больше-съ, суевѣренъ былъ и...

   Флегонтъ Иванычъ заерзалъ на своей скамейкѣ, вздѣлъ pincenez на носъ, и съ какимъ-то вдругъ рѣшительнымъ выражен³емъ,- словно сказалъ себѣ: а была не была!

   - Конечно, послѣ того, что съ нимъ было... качнулъ онъ головою снизу вверхъ.

   - А что съ нимъ было? тотчасъ же полюбопытствовалъ я, присосѣживаясь въ нему на скамейку.

   Флегонтъ Ивановичъ откашлянулся.

   - Можетъ, изволите помнить-съ, сказалъ онъ,- у Пушкина есть одна вещь:

  

   Онъ имѣлъ одно видѣнье

   Непостижное уму,

   И глубоко впечалѣнье

   Въ сердце врѣзалось ему,

  

   и такъ далѣе... Такъ вотъ это самое и съ нимъ было. И хотя, конечно, въ нашъ вѣкъ положительной науки это, такъ-сказать, представляется анахронизмомъ, - бѣдный Флегонтъ Иванычъ, видимо, ужасно боялся отстать отъ вѣка,- однакоже, дѣйствительно, и понынѣ еще многое остается темно и даже, можно сказать, есть случаи, которые вы никакимъ индуктивнымъ методомъ... Такъ вотъ-съ именно съ нимъ былъ такой случай,- перебилъ себя мой спутникъ, видимо чувствуя, что запутывается въ неисходной фразѣ,- и самая даже его смерть представляетъ собою такое странное явлен³е...

   - Вы тутъ были? воскликнулъ я, уже серьезно заинтересованный.

   - Нѣтъ-съ, я тогда уже былъ переведенъ въ Саратовъ. А только мнѣ извѣстно... Впрочемъ, если не скучно вамъ будетъ, я это вамъ все сначала передамъ-съ...

   - Сдѣлайте милость!

   Пароходъ тѣмъ временемъ свистя отчаливалъ отъ пристани.

   Флегонтъ Иванычъ закурилъ сигару - сигары были у него прескверныя,- и, пыхтя ею съ видимымъ наслажден³емъ, заговорилъ:

   - Познакомился я съ Дмитр³емъ Иванычемъ случайно. Тутъ у насъ по Волгѣ, изволите знать, искони бѣ существуетъ фабрикац³я фальшивыхъ ассигнац³й и монеты. Гнѣзды цѣлыя поколѣн³ями этимъ живутъ, и судебному слѣдователю здѣсь, почитай, однимъ этимъ родомъ дѣлъ и приходится заниматься. И бѣдовыя эти дѣла, скажу вамъ!... Только вотъ-съ, по случаю именно такого дѣла, пришлось мнѣ быть у него въ Сосенкахъ,- три молодца тутъ у меня попались. Мошенники, то-есть, жесточайш³е; такъ онъ у тебя изъ рукъ и выскальзываетъ, и водитъ, и путаетъ, и находчивъ, бест³я,- не остережешься съ нимъ, бѣда!... Промаялся я эдакъ съ ними отъ ранняго утра и до вечерень. Ни пимши, ни ѣмши, языкъ пересохъ, повѣрите, такъ что едва двигаю, А дѣло въ сентябрѣ, дождь съ утра ливмя льетъ, выйти изъ избы нельзя. А изба-то душная, тѣсная,- притомъ обыскъ, знаете, бабы ревутъ, дѣти пищатъ, - голова то-есть просто ходуномъ ходитъ, до обморока... Только въ самому тому времени, какъ мнѣ кончать, гляжу - къ избѣ коляска какая-то подъѣхала. Входитъ человѣкъ: баринъ, говоритъ, проситъ вашу милость, не угодно ли въ нимъ въ усадьбу будетъ откушать?

   - А кто баринъ? спрашиваю.

   - Дмитр³й Иванычъ Горбатовъ-Засѣкинъ.

   - Не имѣю чести знать, а только скажи, что очень благодаренъ - и буду, потому ѣсть хочется смерть!

   - Приказано, говоритъ, васъ ожидать здѣсь, коляска прислана...

   Вотъ-съ я и поѣхалъ,- и думаю себѣ: кто этотъ благодѣтель такой? Потому хотя я и насупротивъ его въ городѣ жилъ, а про него не слыхивалъ никогда. Дѣло въ томъ, что онъ только въ томъ году пр³ѣхалъ въ эту свою усадьбу на лѣто, а до того по лѣтамъ все за границей жилъ, а главное его имѣн³е не здѣсь, а въ Полтавской губерн³и состояло...

   Пр³ѣзжаю я такимъ образомъ къ нему. Вхожу... И вы можете себѣ легко представить, какое пр³ятнѣйшее, можно сказать, чувство я испыталъ послѣ той избы, вони, духоты и крика. Свѣтло, лампы горятъ во всѣхъ комнатахъ, благоухан³е,- человѣкъ, видимо, богатый и со вкусомъ: картины, цвѣты горками стоятъ... то-есть, знаете, какъ по духовному: мытарства всѣ пройдя, въ Царство Небесное попалъ!... Прохожу нѣсколько комнатъ. Кабинетъ въ два свѣта, полки съ книгами кругомъ, инструменты на столахъ, глобусы, карты разложены... И съ кресла самъ хозяинъ встаетъ, - невысок³й ростомъ, только что-то такое тонкое во всей фигурѣ, черты прямыя, - вѣдь это у насъ въ русскихъ лицахъ рѣдкость,- ну, и все это такое въ немъ привѣтливое и красивое, самъ съ головы до ногъ въ черный бархатъ одѣтъ... А человѣкъ ужь не молодой, видно, за сорокъ давно, и на волосахъ боберъ, знаете,- одни глаза еще совсѣмъ молодо улыбаются...

   Встаетъ.

   - Вы, говоритъ съ перваго слова,- сильно проголодались?

   - Признаюсь, отощалъ! отвѣчаю.

   - И прекрасно, сейчасъ за столъ сядемъ! Здравствуйте! протягиваетъ онъ мнѣ черезъ столъ руку. И точно это мы съ нимъ ужь цѣлый вѣкъ знакомы.

   Разсказываю я вамъ это первое мое съ нимъ знакомство, потому съ этого же перваго дня, дѣйствительно, онъ мнѣ такое чувство внушилъ, будто самый онъ мнѣ кровный, близк³й человѣкъ былъ. Полюбилъ я его несказанно, признаюсь вамъ. Я, знаете, почитай сирота отъ первыхъ годовъ жизни, воспитывался у родственниковъ, у бѣдныхъ; состояньице у самого отъ отца осталось не Богъ знаетъ какое. Попалъ однако въ университетъ, вышелъ дѣйствительнымъ... Ну-съ, а затѣмъ куда же? Пр³ѣхалъ сюда и - такъ и погрязъ въ службѣ и тинѣ провинц³альной... Не прошло двухъ лѣтъ, и я чувствовалъ ужь, что меня все начинаетъ засасывать это болото, какъ вдругъ посылаетъ мнѣ Промыселъ спасен³е... то-есть, такъ-таки спасен³е какъ есть, смѣю вамъ доложить, потому я - со всею искренностью скажу вамъ,- потому я отъ тоски запивать даже началъ, прямо говорю...

   А Дмитр³й Иванычъ мой - съ такими людьми я и въ Москвѣ, когда въ университетѣ былъ, не имѣлъ случаевъ встрѣчаться,- человѣкъ тонко воспитанный, изящный, какъ говорилось во время оно, весь, знаете это, какъ бы пропитанный Европою... И такой человѣкъ съ перваго разу меня, совсѣмъ невѣдомаго ему, темнаго провинц³ала, можно сказать, какъ совсѣмъ себѣ равнаго, какъ стараго пр³ятеля принимаетъ,- послѣ уже только я узналъ, что слышалъ онъ про меня, что я взятокъ не беру, и съ секретаремъ уголовной палаты по этому случаю очень непр³ятное одно столкновен³е имѣлъ, такъ даже, что изъ-за этого я чуть изъ службы не вылетѣлъ;- очень мнѣ это тогда лестно показалось, и, знаете, подняло это меня сразу въ собственныхъ моихъ глазахъ...

   Долго вамъ разсказывать не стану, а только совсѣмъ у меня иная жизнь пошла съ тѣхъ поръ, очеловѣчился опять и, какъ имѣлъ я честь вамъ докладывать, какъ только урвется у меня, бывало, отъ службы часъ свободный, я сейчасъ въ Сосенки (усадьба эта бывшая его такъ называется). Было это въ скорости послѣ освобожден³я крестьянъ; тутъ, вы знаете, уставныя грамоты, надѣлы крестьянамъ пошли, все это новое колесо заходило... Дмитр³й Иванычъ въ мировые посредники поступилъ,- три года прослужилъ,- тогда лучш³е люди шли въ эту должность... Вспомню это время - сердце щемитъ иной разъ: и люди эти гдѣ, и надежды, надежды, что тогда у всѣхъ насъ золотымъ лучемъ горѣли впереди?

   Пр³ѣзжалъ онъ въ Сосенки и когда изъ посредниковъ выбылъ. Пр³ѣдетъ раннею весною, а уѣзжаетъ по первопутку; зимы въ Римѣ проводилъ обыкновенно... Вотъ жалуется онъ мнѣ какъ-то разъ, что лѣто у насъ на сѣверѣ коротко, уѣзжать рано изъ деревни приходится.

   - Осени у насъ тутъ совсѣмъ нѣтъ, а это лучшая пора года, говоритъ,- на Украйнѣ что за осени бываютъ, посмотрѣли бы вы! "Тамъ долго ясны небеса", примолвилъ онъ къ этому изъ Пушкина.

   - У васъ тамъ, вѣдь, богатѣйшее имѣн³е есть? замѣчаю я ему на это.

   У него даже глаза загорѣлись:

   - На Пслѣ, говоритъ, и мѣстоположен³е - лучшаго во всей Европѣ не знаю!

   - Ну, и домъ, и всякое удобство? спрашиваю.

   - Лучше здѣшняго, отвѣчаетъ.

   - И живали вы тамъ?

   - Родился, все дѣтство тамъ провелъ, и потомъ живалъ подолгу.

   - А теперь и совсѣмъ не бываете?

   - Нѣтъ, говоритъ.

   - Разлюбили?

   Онъ вдругъ, показалось мнѣ, будто въ лицѣ перемѣнился.

   - Нельзя! съ очень страннымъ какимъ-то выражен³емъ молвилъ онъ мнѣ на это.

   Знакомъ въ тѣ поры былъ я съ нимъ уже четвертый годъ, и... странности его были мнѣ извѣстны. Однако это меня все же удивило, и припомнилъ я тутъ, что во все продолжен³е этого нашего знакомства о чемъ и о чемъ мы съ нимъ ни переговорили, но объ этомъ малоросс³йскомъ имѣн³и онъ какъ бы избѣгалъ всегда говорить... "Что за притча!" думаю себѣ,- однако и на этотъ разъ не рѣшился я почему-то спросить его: отчего это "нельзя" ему жить тамъ, гдѣ и "долго ясны небеса", и удобство всякое есть, и гдѣ, видимо, ему самому хотѣлось бы жить... Только намоталъ я себѣ это на усъ.

   А странности его - это былъ вотъ тотъ самый его спиритизмъ, съ котораго я началъ говорить вамъ о немъ. Пока онъ, знаете, посредникомъ былъ, намъ объ этомъ предметѣ рѣдко приходилось съ нимъ трактовать, потому онъ очень дѣломъ своимъ былъ занятъ, да и бесѣды-то въ то время вообще были, такъ-сказать, болѣе политическаго свойства. А какъ отслужилъ онъ свои три года, не захотѣлъ служить дольше,- въ эти три года, знаете, разочаровался онъ во многомъ, и зачинавшееся тогда "мужицкое царство", какъ говорилъ онъ, претило ему, - съ этихъ поръ и сталъ я замѣчать: какъ къ нему ни пр³ѣдешь, застаешь его постоянно за книгою духовнаго, или, вѣрнѣе сказать, мистическаго содержан³я. Былъ у него въ библ³отекѣ цѣлый отдѣлъ такихъ книгъ, и надъ шкафомъ этимъ даже латинская надпись читалась: Dus ignotis,- невѣдомымъ богамъ, значитъ, посвящено... Дорог³я, старинныя тутъ издан³я были, для библ³омана - настоящ³я сокровища! Я, знаете, къ старымъ книгамъ всегда пристраст³е имѣлъ,- такъ съ этой стороны онѣ мнѣ большой интересъ представляли, и кое-съ-чѣмъ я поэтому нагляднымъ, такъ-сказать, образомъ познакомился. Тутъ-съ могли вы найти всю, если такъ выразиться, классическую литературу мистическихъ знан³й: Аполлон³я Т³анскаго, Парацельса, Алберта Великаго, Бардана и прочихъ: ну-съ и изъ новыхъ Сведенборга, Экартсгаузена, извѣстную Seherin von Prevost, Еѳраима Леви, Аллана Кардека и такъ далѣе. Дмитр³й Иванычъ зачитывался всѣмъ этимъ всласть, и хотя онъ былъ человѣкъ очень сдержанный и, какъ говорится нынче, убѣжден³й своихъ не любилъ съ-оника выкладывать, а тѣмъ болѣе навязывать ихъ кому бы ни было, однако по близости моей съ нимъ не могъ я не видѣть, что онъ все дальше и дальше отъ интересовъ, такъ-сказать, м³рскихъ уходитъ въ область какихъ-то - нетрезвыхъ, какъ казалось мнѣ въ то время, мечтан³й... Было же это въ самое то время, когда начиналось у насъ верчен³е столовъ и прочее; о Юмѣ приходили въ намъ изъ Петербурга извѣст³я - въ газетахъ писали, и Дмитр³й Иванычъ подробныя даже письма о его сеансахъ оттуда получалъ. Признаюсь вамъ, очень досадно мнѣ это было, что такой умный и образованный человѣкъ, какимъ былъ онъ дѣйствительно, могъ такъ довѣрчиво относиться ко всему этому шарлатанству,- потому все это я иначе не понималъ, какъ шарлатанство и аберрац³я, такъ-сказать, и ничего сверхъестественнаго въ природѣ разумъ мой и по сейчасъ допустить не можетъ... Хотя, конечно, так³е случаи, вотъ какъ съ Дмитр³емъ Иванычемъ, иной разъ и самый скептическ³й разумъ могутъ въ тупикъ поставить.

   Сочинен³я Фламар³она изволили читать, La pluralité des mondes, les mondes habités и подобныя имъ? Много книгъ такого рода стало появляться въ послѣднее время. Дмитр³й Иванычъ во всѣ эти произвольныя, надо сказать, гипотезы вѣрилъ какъ въ дважды два четыре. По его понят³ямъ, человѣкъ представляетъ собою низшую ступень безконечной лѣстницы существъ, которыя, восходя по этой лѣстницѣ путемъ все новыхъ и новыхъ существован³й, постепенно совершенствуясь въ нихъ и очищаясь, доходятъ наконецъ до Высшаго Существа, до Бога. Всѣ видимые и невидимые нами м³ры обитаемы этими существами, находящимися на различныхъ ступеняхъ развит³я. До всей этой безконечной цѣпи, между этими различными ступенями развит³я, идетъ постоянное общен³е... Словомъ-съ, манифестац³и, духи, и все это, какъ есть спиритское учен³е, о которомъ вамъ, вѣроятно, еще лучше чѣмъ мнѣ извѣстно, потому у васъ Петербургѣ, говорятъ, цѣлыми обществами этимъ занимаются...

   Я, съ своей стороны, ничего этого допустить не хотѣлъ, и постоянно съ нимъ спорилъ, такъ что онъ даже сталъ избѣгать говорить со мной объ этомъ...

   Только въ самый тотъ вечеръ, когда я ему напомнилъ о его малоросс³йскомъ имѣн³и, зашла у насъ какъ-то опять объ этомъ рѣчь. Въ сентябрѣ это опять было, на дворѣ скверно, съ Волги вѣтеръ пронзительнѣйш³й, каминъ горѣлъ у него въ кабинетѣ съ утра. Вотъ-съ и сидимъ мы съ нимъ предъ огонькомъ, и толкуемъ... И замѣчаю я, что мой Дмитр³й Иванычъ какъ-то особенно оживленъ и нервенъ. Надо вамъ сказать, что онъ сердцемъ страдалъ, и бывали у него днями сильные припадки; такъ что иной разъ по цѣлымъ часамъ молчалъ. А отойдетъ когда, онъ какъ бы обрадуется, какъ бы вознаграждаетъ себя, заговоритъ тѣмъ охотнѣе; только, какъ говорю вамъ, чувствовалось въ немъ тогда какое-то особенное нервное возбужден³е...

   Не помню. съ чего началось, а перешло на всяк³е необыкновенные случаи, изъ которыхъ, по его заключен³ю, истекало то, что между человѣкомъ и "таинственными, молъ, силами м³ра невидимаго" существуетъ несомнѣнная де связь.

   - Положимъ, и существуетъ, говорю я ему на это, - только необходимости-то этой связи вы мнѣ ничѣмъ не докажете. Допустимъ, говорю,- что все это не обманъ чувствъ, и всѣ эти таинственныя явлен³я представляютъ собою фактъ безспорный, но дѣло въ томъ, что имъ нѣтъ никакой причины быть. Въ м³рѣ, говорю, все такъ мудро, стройно и логично устроено, явлен³я такъ правильно и естественно вытекаютъ одно изъ другаго, что среди нихъ нѣтъ мѣста случайности... Въ это время часы на каминѣ,- старинные, знаете, съ курантами были у него эти часы,- прогремѣли девять.

   - Вотъ-съ, говорю ему, - все равно, что эти часы: въ опредѣленный, урочный моментъ играютъ они то, что предназначено имъ исполнять создавшимъ ихъ мастеромъ. Вообразите же себѣ, что къ нимъ вы бы вздумали придѣлать еще как³е-нибудь колокольчики, которые, кромѣ этихъ опредѣленныхъ моментовъ, звонили бы еще неожиданно, когда лишь имъ вздумается. На какую, спрашиваю васъ, потребу могло бы это послужить?

   - А на такую, отвѣчаетъ онъ мнѣ пресерьезно,- что они будили бы васъ своимъ звономъ въ тѣ минуты, когда бы вы менѣе всего этого ожидали.

   - Покорнѣйше благодарю, засмѣялся я на это,- мнѣ этого вовсе не требуется.

   Дмитр³й Иванычъ весь откинулся вдругъ въ спинку своего кресла.

   - Видно такъ, говоритъ онъ,- они васъ и не будятъ. А я,- и отъ пламени камина что-ли, только лицо его въ эту минуту даже испугало меня своею блѣдностью,- я, говоритъ, слышалъ этотъ таинственный звонъ... Поздно слишкомъ, едва слышно договорилъ онъ въ этому.

   Я, знаете, какъ стоялъ, такъ и остолбенѣлъ. Гляжу на него перепуганный, думаю: не послать-ли за Лѣсовскимъ,- докторъ у насъ уѣздный былъ...

   А онъ ничего, приподнялся опять и принялся щипцами подкидывать дровецъ въ каминъ. Улыбнулся и поднялъ глаза на меня.

   - Вы, говоритъ,- Ѳома невѣрный; поколь сами перстовъ въ раны не вложите, потоль вѣры не дадите,- такъ это?

   - Пожалуй и такъ, отвѣчаю.

   - Такъ дать вложить? смѣется.

   - Что такое?

   - Персты ваши въ раны мои?

   - Нѣтъ, говорю,- я вамъ настолько вѣрю, насколько самому себѣ вѣрить могу.

   - За это спасибо, говоритъ онъ.

   Я засмѣялся.

   - Вы знаете, говорю,- что добросовѣстный человѣкъ нерѣдко самъ себѣ не вѣритъ.

   - Допускаю, засмѣялся и онъ,- только, во всякомъ случаѣ, пока я живъ, объ этомъ никому ни слова.

   Я обѣщалъ. И разсказалъ онъ мнѣ слѣдующую преудив³тельную истор³ю.

  

  

   Служилъ я въ кавалергардахъ; ротмистромъ уже былъ, эскадрономъ командовалъ. И старшимъ офицеромъ былъ у меня пр³ятель мнѣ закадычный, по фамил³и Гордонъ, потомокъ стариннаго англ³йскаго рода, обрусѣвшаго еще со временъ Петра. Отецъ его, старый генералъ 1812 года, былъ богатый пензенск³й помѣщикъ, а онъ со мною вмѣстѣ воспитывался въ лицейскомъ панс³онѣ, въ Царскомъ Селѣ; вмѣстѣ оттуда поступили мы въ полкъ,- словомъ, съ самаго дѣтства почти съ нимъ не разлучались. Былъ онъ малый очень красивый, и въ лицѣ его сохранился родовой англ³йск³й, бѣлокурый и правильный типъ, да и въ характерѣ была у него та рѣшительность и. неожиданность рѣшен³я, как³я мы встрѣчаемъ въ англ³йской расѣ, и чего у насъ, почитай, вовсе нѣту. У женщинъ имѣлъ онъ успѣхъ необыкновенный, и въ тотъ моментъ, когда начинается моя истор³я, былъ уже второй годъ въ связи съ одною изъ прелестнѣйшихъ тогда женщинъ въ Петербургѣ... Называть вамъ ее по фамил³и я не стану, потому она до сихъ поръ жива и очень извѣстна, а буду звать ее по имени: Натальей Андреевной... Объ отношен³яхъ ея въ Гордону никто въ м³рѣ, кромѣ меня, не зналъ, и то только потому, что обстоятельства необходимо требовали участ³я третьяго, вполнѣ преданнаго имъ, лица. Супругъ Натальи Андреевны очень ревновалъ ее въ ту пору,- и я, изъ дружбы, разыгрывалъ въ свѣтѣ роль влюбленнаго въ нее, отводя такимъ образомъ глаза мужа отъ настоящаго предмета жениной страсти... Но не въ этомъ рѣчь...

   Происходило все это въ 1844 году. Весною Наталья Андреевна съ мужемъ уѣхала на воды въ Герман³ю, въ надеждѣ вернуться зимой въ Петербургъ. Не тутъ-то было. Входитъ ко мнѣ однажды, въ началѣ зимняго сезона, Гордонъ - жили мы съ нимъ въ одномъ здан³и, въ казармахъ,- и даетъ мнѣ прочесть письмо отъ нея, отчаянное письмо, на двѣнадцати страницахъ, исписанныхъ по-женски вдоль и поперекъ, сущность котораго состояла въ томъ, что мужъ, вмѣсто Петербурга, везетъ ее на зиму въ Римъ, что она съ ума сходитъ отъ одной этой мысли, и что поэтому - или онъ, Гордонъ, долженъ все бросить и тотчасъ же ѣхать также въ Римъ, или она, если онъ только на это согласенъ будетъ, кинетъ мужа и прискачетъ въ Петербургъ, "быть его служанкою, рабою, все, что онъ захочеть изъ нея сдѣлать", - словомъ, одно изъ тѣхъ страстно-нелѣпыхъ и прелестныхъ въ нелѣпости своей писемъ, как³я въ состоян³и писать лишь одна безъ памяти любящая, и притомъ любящая въ первый разъ, женщина... Я прочелъ.

   - Что же дѣлать теперь? говорю.

   - Это безумство! отвѣчалъ Гордонъ, расхаживая по комнатѣ и пожимая плечами:- въ отставку меня велик³й князь - Михаилъ Павловичъ покойный тогда гвард³ей командовалъ,- не за что не выпуститъ, а за границу и подавно; кинуть же ей мужа и ѣхать сюда - это значитъ губить себя на вѣкъ, и я былъ бы мерзавецъ, еслибы допустилъ ее сдѣлать такое... безумство, повторилъ онъ.- Я поэтому отправилъ къ ней сейчасъ письмо: умоляю ее всѣмъ ей дорогимъ... имѣть терпѣн³е и не прекословить мужу... а я, съ своей стороны, пишу, буду стараться въ концѣ зимы устроить себѣ какъ-нибудь поѣздку за границу, и тогда, разумѣется, я прямо въ Римъ...

   - Да какъ же ты думаешь устроить это? спрашиваю его опять.

   - Да никакъ не думаю, обернулся онъ быстро на меня;- но вѣдь, согласись ты, то, что она предлагаетъ, невозможно, безумно... Ты согласенъ, что это невозможно? съ какими-то тревожными глазами, вижу, требуетъ онъ отъ меня отвѣта.

   - Конечно, такъ! не могъ я не согласиться.

   У него лицо повеселѣло.

   - То-то, говоритъ,- а потому у меня одна надежда - время! Она успокоится, привыкнетъ къ разлукѣ...

   И ни вздоха. Словно онъ даже радъ былъ этой мысли, что она привыкнетъ...

   - Э, э, думаю себѣ,- вода, видно, на убыль пошла!

   И стало мнѣ ужасно досадно за эту бѣдную женщину: томится она теперь, милая, и слезы льетъ украдкой отъ мужа по этомъ молодцѣ, а онъ въ то же время...

   Однако я и его зналъ,- онъ цѣлый годъ добивался ея, и затѣмъ, еще такъ недавно, такъ горячо любилъ, такъ тосковалъ, когда она уѣзжала весною... Странно!.. Притомъ это былъ не вѣтреный, не легк³й человѣкъ,- чувствовалъ онъ глубоко и сильно,- и если теперь у него, видимо, начиналось охлажден³е къ ней, то необходимо, думалъ я, существуетъ на это какая-нибудь особенная причина... Но какая? Письмо, только-что мною прочитанное, свидѣтельствовало лучше всего, что повода въ этому никакъ нельзя было искать со стороны Натальи Андреевны...

   Мысль одна какъ молн³я блеснула у меня въ головѣ.

   - Мирра! проговорилъ я себѣ.

   А Muppa вотъ что значило:

   Мѣсяца три предъ этимъ, только-что мы изъ лагеря вернулись, пр³ѣхала изъ-за границы поселиться въ Петербургѣ одна двоюродная сестра моя, Маргарита Павловна Оссовицкая. Была она меня старше лѣтъ на пятнадцать, вышла замужъ рано и жила съ тѣхъ поръ то въ провинц³и, то въ Москвѣ. Я, признаюсь, едва помнилъ о ея существован³и, когда въ одинъ прекрасный Бож³й день получилъ отъ нея записку, въ которой она, "въ качествѣ ближайшей родственницы", извѣщала меня о своемъ пр³ѣздѣ и полушутливо, полунастоятельно вытребывала меня въ себѣ немедленно. "Провинц³альная кузина", да къ тому же не молодая,- въ этомъ, вы понимаете, не могло быть ничего заманчиваго для "блестящаго кавалергарда", какимъ я почиталъ себя, да и какимъ - теперь, подъ старость, можно въ этомъ признаться, я и дѣйствительно былъ въ ту пору. Я кинулъ, поморщившись, записку ея на столъ,- но въ то же время припомнилось мнѣ, какъ однажды, въ раннемъ моемъ дѣтствѣ, эта самая Маргарита Павловна ублажала покойнаго отца моего, собиравшагося меня высѣчь за какую-то крупную шалость. "Такъ вотъ за это тотчасъ же и пойду къ ней!" рѣшилъ я великодушно, надѣлъ каску и отправился. Жила она на Серг³евской, въ двухъ шагахъ... Велѣлъ о себѣ доложить. Выбѣгаетъ во мнѣ на встрѣчу еще свѣжая, круглая, съ веселыми глазами и веселыми ямочками на румяныхъ и крѣпкихъ какъ яблоко щекахъ, сорокалѣтняя барыня, безъ чепца и въ какомъ-то распашномъ капотѣ и прямо кидается цѣловать меня. Само добродуш³е - и самъ Саратовъ!

   И вотъ-съ у этого самаго Саратова была дочь - Мирра...

   Вы всѣ, воскликнулъ на этомъ мѣстѣ Дмитр³й Иванычъ,- вѣрующ³е въ одни "физ³ологическ³е законы организмовъ", объясните мнѣ; пожалуста, какими чудесами у такихъ матерей, какъ Маргарита Павловна, могутъ рождаться так³я создан³я, какова была Мирра? Ни единой, ни внѣшней, ни внутренней, черты сходства не существовало между ними. У круглолицей, черноглазой и курносой кубышки, хохотуньи и сплетницы, дочь была стройная, блѣдноокая и словно вся ушедшая въ себя дѣвушка, полная неизъяснимой и какой-то таинственной прелести. Кто видѣлъ ее хотъ однажды, тотъ не могъ уже забыть выражен³я ея загадочныхъ, будто туманомъ подернутыхъ, глазъ, неожиданно поднимавшихся на тебя въ иныя минуты съ какою-то дѣвственно вызывающею смѣлостью и упорно затѣмъ глядѣвшихъ до тѣхъ поръ, пока ты самъ невольно не опускалъ своихъ вѣкъ... Этотъ взглядъ ея, да ея необыкновенные орѣховаго цвѣта волосы, тяжесть которыхъ словно придавливала книзу ея маленькую голову,- ихъ нельзя было забыть, повторяю.

   - А вѣдь, ей-же-ей, моя дочь! хохотала Маргарита Павловна, сама указывая на это несходство дочери съ ней,- она съ первой же минуты начала со мною обращаться какъ съ ближайшимъ родственникомъ, выбалтывая все, что у нея было на душѣ:- отъ меня и отъ Петра Петровича покойнаго, и другихъ дѣтей никого у насъ и не было съ тѣхъ поръ. А онъ, помнишь, мущина былъ, что говорятъ у насъ мужики, раж³й, здоровенный, глаза на выкатѣ у него были. И на него ни капельки не похожа Мирра, тонкая вся, будто точеная, distinguée,- и характеромъ-то вся чудная какая-то!...

   - Чудна она была съ дѣтства, разсказывала мнѣ словоохотливая кузина,- упорная и вдумчивая не по лѣтамъ; и смѣялась-то она, и плакала не подѣтски, не такъ какъ смѣются и плачутъ дѣти - въ перерывъ, то солнце, то дождь. Забьется иной разъ въ темный уголъ,- весь домъ бывало переполошитъ, насилу отыщешь, и не смѣй ее оттуда тронуть,- сидитъ вся съежившись, и не то плачетъ, а слезы какъ изъ кувшина льются, безъ стона, безъ вздоха... Перепугаешься, бывало, ужасъ!- Что съ тобою, цыпочка, о чемъ? Ни слова не отвѣчаетъ. И такъ, и сякъ выспрашиваешь, утѣшаешь... Оставь, говоритъ, мама, мнѣ сладко плавать! Поди ты съ ней! А въ другой разъ какъ примется шалить, весь домъ вверхъ дномъ поставитъ,- что твой кадетъ! Жалостлива была очень, - къ нищенкамъ и по сю пору страсть у нея, готова по часамъ сидѣть съ ними и о божественномъ толковать. Сны необыкновенные как³е-то ей снились: ангелы крылатые, старики въ золотыхъ шапкахъ, и все это они съ ней разговоры вели... Иной разъ, повѣришь, какъ начнетъ она эти сны свои и разговоры съ ангелами передавать, со мною чуть не дурно дѣлается... Не жилецъ она на землѣ! говорю себѣ... А то еще къ пятнадцати годамъ стали съ ней припадки лунатизма дѣлаться, ясновидѣн³е какое-то явилось. Смерть отца предсказала она мнѣ за мѣсяцъ времени, и сама чуть не померла отъ ужаса тогда: ей вдругъ привидѣлся гробъ, а въ немъ Петръ Петровичъ... и будто кто-то говоритъ ей въ ухо: февраля 10-го... А онъ въ то время, здоровехоньк³й, на выборахъ былъ въ Симбирскѣ... Вернулся въ Москву, заболѣлъ, и, день въ день, какъ говорила она, такъ и жизнь кончилъ... Ну, а теперь, слава Богу,- заканчивала обыкновенно Маргарита Павловна,- съ тѣхъ поръ, какъ полѣчилась она за границей, все это какъ будто совсѣмъ прошло: чудная она хоть и осталась, только ужь припадковъ, знаешь, нѣтъ прежнихъ. Швальбахъ ей очень помогъ... Тутъ Маргарита Павловна наклонилась въ моему уху и шептала мнѣ, многозначительно прижмуривая правый глазъ:- а, Богъ дастъ, замужъ выйдетъ, и совсѣмъ какъ всѣ будетъ!...

   Выдать замужъ Мирру - спала и видѣла ея мать; для этого и въ Петербургъ пр³ѣхала жить. "Выбору больше, говорила она,- пусть себѣ по сердцу найдетъ, а мнѣ ничего другаго и не нужно: состоян³я хватитъ у нея и на двоихъ, и одного только молю Бога, чтобы хорош³й человѣкъ былъ. А пока пусть повеселится"...

   Но Мирра была не даромъ чудная. Повезли ее на балъ въ grand monde, въ первый разъ; она была сразу замѣчена, окружена и вернулась домой въ восторгѣ. Маргарита Павловна плакала въ сердечномъ упоен³и отъ успѣховъ дочери... Вдругъ, на другой же день, дочь объявляетъ ей, что она другой разъ на балъ ни за что, ни за что не поѣдетъ.- Что такое, почему?- Не могу, говоритъ.- Да ты объясни, отчего?- Тамъ всѣ, отвѣчаетъ,- другъ друга ненавидятъ, тамъ тьма... На томъ и стала. Мать чуть не плакала, но привыкла никогда ей не противорѣчить,- и со свѣтомъ такъ онѣ и покончили. Въ итал³янскую оперу стали ѣздить, но страстный голосъ В³ардо такъ раздражительно дѣйствовалъ на Мирру, что она возвращалась изъ театра больная и всю ночь затѣмъ спать не могла; пришлось отказаться и отъ этого... Оставался французск³й театръ, тогда во всемъ своемъ блескѣ, съ Bressant, Louise Mayer, мужемъ и женой Allan,- и Мирра страстно наслаждалась ихъ игрою. Но тутъ произошло слѣдующее: давали въ ту пору одну неистовѣйшую мелодрамму, Mademoiselle de Lafaille, въ которой между прочими ужасами героиню п³есы погребаютъ заживо. Влюбленный въ нее герой проникаетъ въ склепъ, скидываетъ крышку гроба, взваливаетъ себѣ трупъ любезной на плечи и уноситъ ее куда-то, гдѣ она, разумѣется, приходитъ въ себя и выходитъ за него замужъ. Брессанъ былъ необыкновенно хорошъ въ этой роли... Только когда увидѣла его Мирра выбѣгающаго изъ темной глубины театра съ недвижною, блѣдною какъ сама смерть, Louise Mayer на плечѣ, услышала крикъ его: "morte ou vivante, tu seras à-moi!" - съ ней сдѣлался нервный припадокъ, и мать увезла ее безъ чувствъ изъ театра. Это былъ послѣдн³й актъ выѣздовъ Мирры.- Ты видишь, мама, какая я негодная, объявила она,- будемъ дома сидѣть!...

   И какъ хорошо было у нихъ дома, на Серг³евской, въ большомъ деревянномъ домѣ, въ которомъ устроились они: на всемъ просторѣ деревенскихъ привычекъ! Свѣтло, уютно, широко, по поламъ бѣгутъ ковровыя дорожки, розаны на окнахъ и клѣтки съ канарейками, старинная штофная мебель чинно разставлена у стѣнъ... Придешь, бывало, вечеромъ:- въ обширной столовой за огромнымъ самоваромъ сидитъ желтозубая и полинялая Нѣмка Röschen, экономка Маргариты Павловны, а сама она, бочкомъ въ столу, быстро вяжетъ на длинныхъ спицахъ какой-то нескончаемый шарфъ, и въ то же время читаетъ черезъ плечо вслухъ французск³й романъ, выпуская изъ него "негодящ³я страницы", какъ выражалась она. Мирра, на другомъ концѣ, опершись обоими локтями на столъ и уткнувъ въ ладони свою милую головку,- это была ея любимая поза,- слушаетъ безмолвно и недвижно... "Садитесь и молчите!" говоритъ она входящему, не подымая глазъ,- и ты садишься и слушаешь,- а хозяйка продолжаетъ читать, пока Röschen не зашипитъ вдругъ обиженнымъ и хриплымъ голосомъ: "ви верно желайтъ, штобъ шай совземъ простудился?" Мирра улыбнется, Маргарита Павловна, не дочитавъ страницы, поспѣшно захлопнетъ книгу и, словно вырвавшись на волю, затрещитъ звончѣе всѣхъ своихъ канареекъ о всякихъ городскихъ и придворныхъ новостяхъ, ближайшимъ источникомъ которыхъ служила ей одна старая фрейлина изъ Таврическаго дворца, сверстница и пр³ятельница ея. Заѣдутъ двѣ, три дамы, кое-кто изъ товарищей-кавалергардовъ, которыхъ я познакомилъ съ Оссовицкими,- всѣхъ чаще Гордонъ,- и такъ же часто, какъ я, то-есть почти каждый день, молодой и молчаливый малый, звали его Скобельцынымъ, сосѣдъ ихъ по Симбирску, проводивш³й также зиму въ Петербургѣ и "съ самаго дѣтства влюбленный безнадежно въ Мирру", шепнула мнѣ однажды замѣтно покровительствовавшая ему Маргарита Павловна; Мирра за то съ нимъ почти никогда не говорила... Соберется такимъ образомъ человѣкъ восемь, девять, весело зазвучатъ молодые голоса, Мирра оживится, заалѣетъ... Гордонъ сядетъ къ фортеп³ано... Онъ былъ изъ тѣхъ прирожденныхъ, не умѣющихъ ноты прочесть, музыкантовъ, какихъ такъ много на Руси, игралъ со слуха и съ перваго раза все, что ни услышитъ, и имѣлъ при этомъ какой-то необыкновенно мягк³й, убаюкивавш³й туше. Заиграется онъ, бывало, а Мирра вдругъ, оборвавъ на половинѣ разговоръ съ тѣмъ или другимъ, быстро подойдетъ къ инструменту, обопретъ голову на руки и слушаетъ, уставившись на игравшаго своимъ вдумчивымъ и неотступнымъ взглядомъ. Что говорилъ онъ въ тѣ минуты, о чемъ думала она,

  

   То было-ль хладное презрѣнье

   Души готовой отцвѣсти,

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Землѣ беззвучное прости -

   Иль тайный отблескъ жизни прежней?

  

   Не знаю, но и теперь, какъ живые, свѣтятся предо мною эти странные, фатидическ³е глаза...

   Вся эта, какъ выражаются теперь, "обстановка", эта "деревня посередь самого Петербурга", какъ говорилъ я себѣ тогда, нравилась мнѣ сначала лишь какъ контрастъ тому водовороту придворной и свѣтской жизни, въ который погруженъ я былъ до тѣхъ поръ по самое горло. Слушая невинное сплетничанье и полные безконечной любви разсказы румяной "кузины" о дочери, покоясь взглядомъ на чистомъ, строгомъ обликѣ Мирры, я отдыхалъ отъ всѣхъ тѣхъ честолюбивыхъ и тщеславныхъ помышлен³й и разсчетовъ, которыми полна была моя голова, какъ полны были ими тогда, гораздо еще болѣе чѣмъ нынѣ, головы молодыхъ людей моего положен³я. Инымъ, уже чуждымъ мнѣ, еще милымъ по старой памяти, но уже пережитыхъ мною и смѣшнымъ, казалось мнѣ тогда, вѣяло въ этомъ деревянномъ домѣ съ его канарейками и ковровыми дорожками... Мы всѣ въ ту пору нѣсколько печоринствовали, и Лермонтовъ, скажу мимоходомъ, былъ прежде всего представитель тогдашняго поколѣн³я гвардейской молодежи... Но разочарованность, или, вѣрнѣй, безочарованность моя - мнѣ шелъ двадцать восьмой годъ, а "историческаго", то-есть "преходящаго" чувства, какъ обозначалъ любовь покойный Константинъ Аксаковъ, я еще не испытывалъ,- начала мало-по-малу уступать чему-то другому, что я на первыхъ порахъ самъ разобрать въ себѣ не могъ... Прежде всего стало мнѣ вдругъ досадно на Мирру за то, что она меня неизмѣнно называла "дядей". - "Потому что ея кубышкѣ-матери вздумалось представить меня ей въ этомъ зван³и, разсуждалъ я, такъ вѣдь это же не резонъ! И родства въ сущности между ею и мною нѣтъ никакого, и еслибы вздумалось мнѣ сдѣлать глупость, я бы могъ..." И, наткнувшись разъ на такую мысль, эта глупость съ каждымъ днемъ уже все чаще лѣзла мнѣ въ голову,- и съ каждымъ днемъ все больнѣе становилось для меня сознан³е, что это была, дѣйствительно, глупость! Для Мирры я рѣшительно былъ ничѣмъ инымъ какъ дядей, я и чувствовалъ, что былъ имъ для нея безповоротно! А самого меня влекла въ ней какая-то неодолимая сила. Я... Но распространяться о моихъ чувствахъ считаю безполезнымъ; скажу коротко, что поступилъ я вторымъ нумеромъ, послѣ господина Скобельцына, въ число безнадежныхъ обожателей Мирры. И, какъ всѣ безнадежные, упорствовалъ, не отступалъ, и, упрятывая, насколько хватало силъ, несчастную страсть мою "въ глубь сердца", сидѣлъ чуть не съ утра на Серг³евской, растравляя все сильнѣй мою рану и находя въ этомъ какую-то ѣдкую сладость...

   И вотъ въ это самое время произошелъ у насъ разговоръ съ Гордономъ по поводу письма Натальи Андреевны... Я понялъ все: онъ радъ былъ, что мужъ увозитъ ее въ Римъ, что она не будетъ сюда, что онъ свободенъ... Онъ любилъ Мирру!...

   За нѣсколько дней предъ этимъ мы возвращались съ нимъ ночью пѣшкомъ отъ Оссовицкихъ. Шли и молчали...

   - А знаешь, вдругъ заговорилъ онъ,- что эта твоя племянница...

   - Какая племянница! перебилъ я его досадливо: терпѣть я не могъ эти родственныя клички.

   Онъ засмѣялся.

   - Ну, какъ не племянница!.. Да все равно, - Мирра Петровна...