редитъ, отвѣчала та.
- Про него бредитъ?
- Разобрать нельзя, что бормочетъ, но бредитъ.
На другой день Люба не вышла и къ утреннему чаю, одѣлась и опять легла въ постель.
- Больна ты, что-ли? спросила ее мать входя въ ея комнату.
- Ахъ, Боже мой! Да развѣ можетъ быть человѣкъ здоровъ, ежели у него всю жизнь разбили!
- Ты изъ пьесъ да изъ романовъ-то словами не говори, а лучше поздоровайся съ матерью.
- Пр³ятно-ли мнѣ съ вами здороваться, если вы явный врагъ мой.
Люба заплакала.
- Ну, что я буду дѣлать съ этой своенравной дѣвченкой! всплеснула руками Дарья Терентьевна и вышла изъ комнаты Любы.
Завтракать Люба попросила принести ей горничную, немножко поѣла, а послѣ завтрака принялась писать Плоскову записку, то и дѣло поглядывая на дверь, опасаясь, чтобы не вошла мать, такъ какъ отецъ вынутый вчера изъ дверей ключъ все еще не возвращалъ и запереться въ комнатѣ было невозможно.
Въ запискѣ Люба написала:
"Милый и дорогой Витал³й! Послѣ вчерашняго я на все рѣшилась. Я убѣгу изъ дома и мы повѣнчаемся тайно. Устраивай это все какъ можно скорѣе и пришли черезъ горничную отвѣтъ. Пришла-бы къ тебѣ сама въ банкъ, но боюсь встрѣтиться тамъ съ папашей. Вѣдь онъ часто у васъ въ банкѣ бываетъ. Послѣ завтра буду у всенощной въ гимназ³и, ежели маменька не навяжется со мной, а навяжется, то не пойду, потому что тогда ужъ будетъ невозможно переговорить съ тобой. Алчу и жажду тебя видѣть... Но гдѣ? Гдѣ? Прощай, мой дорогой. Цѣлую тебя заочно, Твоя Л.".
Написавъ записку, Люба дала горничной деньги и просила ее переслать эту записку къ Плоскову въ банкъ съ посыльнымъ.
- Все еще лежитъ? Все еще не успокоилась? спросилъ Андрей Иванычъ у жены про дочь, когда вернулся изъ конторы домой обѣдать и не увидалъ встрѣчавшей его, обыкновенно, дочери.
- Лежитъ. Гдѣ успокоиться! Давеча вставала она съ постели, что-то пописала, но изъ комнаты своей не выходила, отвѣчала Дарья Терентьевна.- Завтракъ носили ей въ ея комнату, но она только чуть чуть до него дотронулась.
- Не на шутку должно быть нравится парень, покачалъ головой Андрей Иванычъ.
- На стѣну лѣзетъ. Но не понимаю, что она въ этомъ Плосковѣ нашла хорошаго! Не диво еще, если-бы красавецъ былъ, а то самый обыкновенный.
- Понравится иногда и сатана лучше яснаго сокола. А все-таки это ужасно непр³ятно.
- Да ужъ какая пр³ятность! Бѣда... Вотъ не было-то печали, такъ черти накачали, прости Господи! вздохнула Дарья Терентьевна и прибавила:- Ты знаешь, она не на шутку больна, горничная разсказываетъ, про нее, что давеча хининъ принимала. Зайди къ ней, посмотри - и теперь лежитъ съ компресомъ на головѣ.
- Гм... Ты давеча сказала, что она писала что-то. Ужъ не письмо-ли Плоскову? задалъ вопросъ Андрей Иванычъ.
- А что ты думаешь? Съ нея станется. Вотъ надо горничную спросить, не посылала-ли она ее письмо въ почтовый ящикъ опускать.
Выла спрошена горничная, но та наотрѣзъ отперлась.
- Да ты говори правду! крикнулъ на нее Андрей Иванычъ.
- Нѣтъ, нѣтъ, баринъ. Я говорю правду. Съ чего-же мнѣ скрывать?
Андрей Иванычъ вошелъ въ комнату Любы. Люба лежала съ книгой въ рукахъ и компресомъ на головѣ.
- Здравствуй, сказалъ онъ.- Больна?
- Еще-бы быть здоровой! отвѣчала Люба, не перемѣняя свою положен³я.- Погодите, еще чахотка будетъ, въ гробъ уложите.
- Ну, ну... Изъ-за всякаго мальчишки да еще чахотка! пробормотала мать.
- Ежели больна, то не послать-ли за докторомъ? участливо спросилъ отецъ, прикладывая свою руку жъ головѣ дочери.
- Доктора отъ этихъ болѣзней не лечатъ, вздохнула та.
- Пойдемъ обѣдать.
- Не могу.
Люба не вышла и къ обѣду. Обѣдъ послали ей въ ея комнату. Вмѣстѣ съ обѣдомъ горничная подала ей и записку отъ Плоскова.
- Баринъ самъ принесли и на черной лѣстницѣ отвѣта дожидаются.
Люба быстро разорвала конвертъ. Плосковъ писалъ:
"Милая, добрая, сердечная, безконечно дорогая Любочка! Записочка твоя оживила меня и указываетъ путь къ счастью. Люба любитъ меня! Люба рѣшается быть моею! Люба согласна уйти изъ-подъ родительскаго крова и обвѣнчаться со мной тайно! Ангелъ безцѣнный! Сегодня знаменательный день въ моей жизни. Бѣжимъ, бѣжимъ и обвѣнчаемся! Но для этого надо непремѣнно твое метрическое свидѣтельство. Добудь непремѣнно метрическое свидѣтельство - и тогда я изберу какую-нибудь дальнюю церковь, чтобы намъ вѣнчаться. Но на письмѣ переговариваться трудно. Завтра буду у всенощной въ гимназ³и и стану ждать тебя, но ежели ты ко всенощной почему-нибудь не придешь, то приходи послѣзавтра въ часъ дня въ Пассажъ. Тамъ мы и переговоримъ. Посылаю тебѣ милл³онъ поцѣлуевъ и жду отвѣта. Твой Витал³й".
Люба читала записку и мѣнялась въ лицѣ. Сердце учащенно билось, красными пятнами покрывались ея блѣдныя щеки, глаза искрились. Прочитавъ записку, она хотѣла поцѣловать ее, но увидала горничную, которая стояла тутъ-же и ждала отвѣта, удержалась и спрятала письмо въ карманъ.
- Что-же сказать барину-то? Онъ стоитъ на черной лѣстницѣ.
- Скажите, что все будетъ исполнено, поспѣшно отвѣтила Люба.
Горничная ушла. Люба еще разъ перечитала, записку и прижала ее къ губамъ.
"Метрическое свидѣтельство... Господи! Да гдѣ-же хранится у папеньки мое метрическое свидѣтельство? прошептала она.- Ежели въ конторѣ въ желѣзномъ сундукѣ, то какъ его оттуда достать! Ни за что не достанешь... Да ежели и въ письменномъ столѣ въ кабинетѣ, то тоже не достанешь, мелькнуло у ней въ головѣ. Неужели ломать замокъ? Вѣдь это ужасъ что такое"!
Послѣ обѣда, Андрей Иванычъ, по обыкновен³ю, удалился къ себѣ въ кабинетъ полежать на диванѣ. Пришла Дарья Терентьевна и опустилась на диванъ въ ногахъ мужа. Андрей Иванычъ курилъ. Она сидѣла молча, но наконецъ спросила:
- Думаешь, все это обойдется? Вѣдь совсѣмъ дѣвка закусила удила. Рветъ и мечетъ.
- Ничего не знаю... Рѣшительно ничего не знаю... вздохнулъ Андрей Иванычъ.
- Боюсь, какъ-бы на самомъ дѣлѣ не захворала въ серьезъ. И жалко-то ее, да и нельзя согласиться на то чего она хочетъ.
- Ну, положимъ, что согласиться-то можно. Гдѣ нынче такихъ особенныхъ-то жениховъ найдешь! Вѣдь и то сказать, не каторжный онъ.
- Ты, кажется, сдаешься? Нѣтъ, нѣтъ... Этого нельзя... замахала руками Дарья Терентьевна.- Чѣмъ имъ жить будетъ? Помилуй...
- Ничего я покуда не сдаюсь, а говорю, что ежели она долго не успокоится - и, въ самомъ дѣлѣ, хворать начнетъ. Зачѣмъ-же, въ самомъ дѣлѣ, быть врагомъ дочери? А что насчетъ того, что чѣмъ имъ жить - поможемъ какъ-нибудь. Все-таки вѣдь жалованье получаетъ онъ, съ наградами-то тысячи двѣ съ половиной имѣетъ. Ну, положимъ, ежели не выдавать ей на руки ея приданныхъ двадцать тысячъ, а положить-только на ея имя, чтобы она пользовалась процентами - вотъ ужъ у нихъ еще тысяча рублей есть.
- Ахъ, Андрей Иванычъ, что ты говоришь! опять вздохнула Дарья Терентьевна.
- Я говорю про крайн³й случай.
- И въ крайнемъ случаѣ не хорошо. Двѣ съ половиной тысячи да одна - три съ половиной. Ну, что такое три съ половиной тысячи, ежели у нихъ дѣти пойдутъ!
- Ахъ, Боже мой! Да вѣдь подвигаться по службѣ-то будетъ. Ну, похлопочемъ за него...
- Андрей Иванычъ, да ты, кажется, ужъ совсѣмъ?..
- Ничего я не совсѣмъ.
- Какъ не совсѣмъ? Ты такъ спокойно. Нѣтъ, нѣтъ... Люба привыкла къ роскоши.
- Ну, у себя въ конторѣ дамъ ему занят³я. Въ банкѣ, онъ днемъ, а у меня по вечерамъ.- Помощникъ бухгалтера у меня есть-же и получаетъ тысячу двѣсти,- ну, вотъ это жалованье ему. Пусть трудится.
- Ахъ, не такого я себѣ прочу зятя!
- А какого-же? Чтобы съ неба звѣзды хваталъ?
- Андрей Иванычъ! Я съ тобой въ серьезъ, а ты въ шутку!..
- Да въ чемъ-же тутъ шутка-то?
- Ахъ, оставь пожалуйста.
Дарья Терентьевна надулась и вышла изъ кабинета мужа.
У Любы только и мыслей было, какъ-бы добыть свое метрическое свидѣтельство. Дѣло въ томъ, что она не знала даже, гдѣ оно хранится. Задать объ этомъ вопросъ отцу, хоть-бы при другомъ разговорѣ, она боялась, опасаясь, что отецъ догадается о задуманномъ ею планѣ, и потому рѣшилась попытать мать, считая ее попростоватѣе. Разговоръ о метрическомъ свидѣтельствѣ Люба начала съ матерью издалека. Передъ сномъ, когда Дарья Терентьевна зашла къ Любѣ въ комнату, чтобы проститься, Люба, все еще лежавшая съ компресомъ на головѣ, спросила ее:
- А у васъ живо еще ваше метрическое свидѣтельство?
Дарья Терентьевна даже выпучила глаза отъ удивлен³я, до того вопросъ былъ неожиданъ.
- Мое метрическое свидѣтельство? повторила она.- А тебѣ зачѣмъ? Зачѣмъ ты это спрашиваешь?
Люба улыбнулась, стараясь держать себя какъ можно хладнокровнѣе, и отвѣчала:
- Да вотъ я сейчасъ читала въ книгѣ про метрическое свидѣтельство. Потеряла одна дама свое метрическое свидѣтельство и черезъ это разныя хлопоты.
- Конечно-же живо. Оно у Андрея Иваныча.
- А мое? Вѣдь у меня тоже есть метрическое свидѣтельство?
- А какъ-же не быть? Тоже есть.
- И оно у папаши?
- Да.. да...
- А гдѣ оно хранится?
- Всѣ бумаги у него хранятся въ конторѣ, въ желѣзномъ шкапу. Тамъ и метрическ³я свидѣтельства, тамъ и купч³я крѣпости и духовное завѣщан³е. Только съ чего ты это спрашиваешь?
- Да просто такъ.
"Ну, изъ конторы, да изъ желѣзнаго шкапа мнѣ ужъ никакъ не добыть метрическаго свидѣтельства", рѣшила Люба и крѣпко опечалилась.
Ночью ей снилось метрическое свидѣтельство, снилось, какъ она ломаетъ гвоздемъ замокъ у желѣзнаго шкапа въ конторѣ, но вдругъ входитъ отецъ и накрываетъ ее. Люба тотчасъ-же проснулась. Сердце ея усиленно билось, на лбу выступалъ потъ. Послѣ этого сна она съ трудомъ могла успокоиться.
Утромъ первыя ея мысли были также о метрическомъ свидѣтельствѣ.
"Господи! Да неужели-же нельзя обвѣнчаться безъ метрическаго свидѣтельства?!." мелькало у нея въ головѣ, а сердце такъ и сжималось болѣзненно.
На этотъ разъ Люба старалась уже казаться здоровою, такъ какъ она собиралась сегодня идти ко всенощной, дабы видѣться тамъ съ Плосковымъ. Передъ завтракомъ она надѣла на себя корсетъ, переодѣлась изъ блузы въ платье и вышла завтракать въ столовую.
- Лучше тебѣ теперь? Поправилась? спросила ее мать.
- Да вамъ-то какое дѣло! раздраженно отвѣчала Люба.- Сами причина моей болѣзни и еще спрашиваете! Послѣ такой передряги люди никогда не поправляются, а не валяться-же мнѣ цѣлый мѣсяцъ въ постели. Надо и воздуху понюхать. Сегодня, напримѣръ, я пойду ко всенощной.
- Ну, вотъ и отлично. Авось, Богъ тебя образумитъ. Помолиться никогда не мѣшаетъ. Пойдемъ вмѣстѣ, и я съ тобой пойду.
Люба вспыхнула и отвѣчала:
- Вотъ съ вами-то я ужъ ни за что не пойду? Что это, въ самомъ дѣлѣ, словно хвостъ, всюду сзади! И если-бы еще добрые родители были. А то въ болѣзнь вгоняютъ. Дайте мнѣ одной-то отдышаться.
- Нѣтъ, ужъ одну я тебя ни за что не отпущу. Вѣдь ужъ я теперь догадываюсь. зачѣмъ ты ко всенощной идешь. Чтобы съ нимъ видѣться?
- А хоть-бы и съ нимъ?
- Да что ты, бѣлены объѣлась, что-ли? Не пущу, ни за что не пущу, потому не желаю, чтобы ты съ нимъ видѣлась.
- Не убережете! сказала Люба и вышла изъ-за стола, не кончивъ завтрака.
Ко всенощной, однако, Люба не пошла и рѣшилась идти на свидан³е съ Плосковымъ завтра въ Пассажъ. Къ обѣду она опять не вышла, переодѣлась въ блузу и легла у себя въ комнатѣ съ книжкой въ рукѣ на постель. Отецъ, придя домой изъ конторы, по обыкновен³ю, зашелъ къ ней въ комнату поздороваться. Съ нимъ была и мать.
- Вотъ, сказала она указывая на дочь:- утромъ была человѣкъ человѣкомъ, выходила къ завтраку, а теперь раскапризилась и опять легла. А изъ-за чего раскапризилась-то? Изъ-за того, что я не пускаю ее сегодня одну ко всенощной, а хочу сама съ ней идти. Съ Плосковымъ, видишь ты, хочетъ тамъ видѣться и шушукаться, а я помѣха.
- Да вѣдь все равно не убережете, и не сегодня, такъ завтра буду съ нимъ видѣться, спокойно повторила свою угрозу Люба.
Андрей Иванычъ только покачалъ головой и пожалъ плечами. За обѣдомъ онъ сказалъ женѣ:
- Что-же это, однако, будетъ! Вѣдь такъ жить нельзя, ежели она не угомонится.
- Однако, не отдавать-же ее замужъ за перваго встрѣчнаго-поперечнаго! отвѣчала Дарья Терентьевна.
Такъ прошелъ еще день. На утро былъ праздникъ. Люба встала раньше обыкновеннаго, одѣлась съ утра и выходила къ утреннему чаю въ столовую.
- Къ обѣднѣ, что-ли, собралась? Пойдемъ ужъ хоть къ обѣднѣ-то вмѣстѣ, сказала ей мать, стараясь быть сколь возможно ласковѣе.
- Не желаю, рѣзко отвѣчала дочь.
- Да брось ты свой ретивый характеръ, будетъ тебѣ, угомонись.
- Бросьте вы сперва вашъ ретивый характеръ. Я своимъ ретивымъ характеромъ никому ничего не порчу, а вы мнѣ жизнь портите, въ болѣзнь меня вгоняете, до отчаян³я доводите.
- Ахъ, актриса, актриса! покачала головой Дарья Терентьевна.
- А вотъ увидите, какая актриса.
Къ обѣднѣ Дарья Терентьевна отправилась одна. Когда-же она явилась домой, Любы дома уже не было. Словно какой тяжелый камень опустился на грудь Дарьи Терентьенны. Руки и ноги у ней задрожали.
- Гдѣ Люба? спросила она горничную.
- Ушли-съ... Полчаса тому назадъ ушли. Одѣлись и ушли.
- Куда?
- Да должно быть къ обѣднѣ.
- Что ты врешь! Ее въ церкви не было. Я даже молебенъ отстояла, всѣхъ мимо себя пропустила, а ее не видѣла.
- Должно быть, куда-нибудь въ другую церковь ушла.
- Господи! Да что-же это такое? Андрей Иванычъ! кричала, чуть не плача, Дарья Терентьевна и, когда тотъ вышелъ изъ кабинета съ газетой, сказала ему:- Вѣдь Любки-то дома нѣтъ. Она убѣжала.
- Какъ убѣжала? Куда? испуганно спрашивалъ Андрей Иванычъ.
- Да должно быть къ нему, подлецу.
- Что ты врешь! Она просто къ обѣднѣ ушла.
- Да не было ее у обѣдни въ нашей церкви.
- Ну, должно быть въ другую церковь.
- Да, да... Она говорила: все равно не убережете. Вотъ и не уберегли, не уберегли, не уберегли. И зачѣмъ только понесло меня одну къ обѣднѣ!
Дарья Терентьевна опустилась на стулъ и заплакала. Андрей Иванычъ утѣшалъ ее, что Люба у обѣдни, но и самъ тревожился.
Любу ждали къ завтраку, къ часу, но она не вернулась. Во второмъ часу сѣли за столъ, но ни мать, ни отецъ не могли ѣсть отъ безпокойства. Пробило два часа, а Любы все не было. Не сказавшись, Люба ушла въ первый разъ.
- Андрей Иванычъ! Голубчикъ! Надо искать ее... Надо послать... Надо по горячимъ слѣдамъ... Надо самому тебѣ ѣхать къ Плоскову. Гдѣ Плосковъ-то живетъ? Она непремѣнно у него, Боже мой, Боже мой! Что-же это такое! бормотала вся въ слезахъ Дарья Терентьевна,
Андрей Иванычъ и самъ трясся, какъ въ лихорадкѣ.
Изъ дома Люба вышла часу въ двѣнадцатомъ, а свидан³е съ Плосковымъ въ Пассажѣ назначено было въ часъ. Сдѣлала она это нарочно, дабы уйти въ то время, когда мать была у обѣдни. До часу ей еще порядочно пришлось походить по улицамъ. Улицы она избирала не многолюдныя: ходила по Итальянской за Пассажемъ, вокругъ Михайловскаго садика. Безъ пяти минутъ въ часъ она зашла въ Пассажъ. Въ Пассажъ она зашла съ Итальянской улицы. Плосковъ былъ уже тамъ. Онъ стоялъ около окна какого-то магазина и разсматривалъ выставленные товары. Люба до того обрадовалась, что чуть не бросилась ему на шею.
- Здравствуйте... Здравствуй... заговорила она, пожимая ему руки и мѣшаясь въ ты и вы.- Былъ у всенощной въ гимназ³и? ждалъ меня? Я и хотѣла придти, да за мной маменька увязалась. Съ маменькой было-бы безполезно...
- Само собой. А я былъ, забрался еще до начала службы и всѣ глаза проглядѣлъ, отвѣчалъ Плосковъ.- Ну, что, не тяжело тебѣ быть дома?
- Ахъ, Витал³й! Они просто поѣдомъ меня съѣли, проговорила Люба. - Надо это скорѣй какъ-нибудь кончить. Мнѣ жизнь не въ жизнь.
- Безъ документовъ и думать нечего вѣнчаться. Ну, что метрическое свидѣтельство?
- Въ желѣзномъ шкапу, у папеньки въ конторѣ. Оттуда его никакъ мнѣ добыть невозможно. Я и въ конторѣ-то разъ въ годъ бываю.
- Скверно.
Плосковъ задумался.
- Нельзя-ли какъ-нибудь безъ метрическаго свидѣтельства? приставала Люба.- Тогда я хоть сейчасъ... Я на все рѣшилась. Поѣдемъ, повѣнчаемся и ужъ домой я больше не вернусь.
- Да нельзя безъ документовъ. Надо хоть коп³ю съ метрическаго свидѣтельства достать. Вотъ я съѣзжу въ домовую церковь и переговорю, нельзя-ли по коп³и метрическаго свидѣтельства обвѣнчаться.
- Да вѣдь какъ-же я коп³ю-то?.. Вѣдь я вамъ прямо говорю, что мое метрическое свидѣтельство въ желѣзномъ шкапу.
- Коп³ю надо достать въ той церкви, гдѣ тебя крестили, или въ консистор³и. Въ какой церкви тебя крестили?
- Да развѣ меня въ церкви крестили? меня дома крестили. Гдѣ-же это видано, что богатые люди крестятъ дѣтей въ церкви!
- Ну, да, да... А изъ какой церкви былъ священникъ, который тебя крестилъ?
- Вотъ ужъ этого я, Витал³й, рѣшительно не знаю. Развѣ я могу это помнить? Я тогда, самъ знаешь. была маленькая, наивно отвѣчала Люба.
- Надо узнать. Узнай какъ-нибудь незамѣтнымъ образомъ у отца или у матери. Можно вѣдь это какъ-нибудь такъ... среди другаго разговора. А безъ этого и коп³и достать нельзя.
Люба опечалилась.
- Теперь ужъ узнавать что нибудь незамѣтнымъ манеромъ нельзя. Сейчасъ поймутъ въ чемъ дѣло сказала она.- Ушла я изъ дома безъ спроса. Къ кому, зачѣмъ - они ужъ догадались. Воображаю я, что теперь у насъ дома дѣлается! Маменька рветъ и мечетъ.Я, Витал³й, просто даже боюсь домой вернуться.
- Экая ты какая! Ну, какъ-же не узнать, заранѣе, въ какой церкви записано твое крещен³е! досадливо сказалъ Плосковъ.
- Да вѣдь ты-же объ этомъ мнѣ ничего не приказывалъ.
- Ну, какъ не приказывалъ! Я тебѣ еще на репетиц³яхъ сколько разъ говорилъ о метрическомъ свидѣтельствѣ, о коп³и.
- О метрическомъ свидѣтельствѣ и о коп³и ты говорилъ, а чтобы узнать о церкви - ничего не упоминалъ. Что-же намъ дѣлать теперь, Витал³й?
- Одно - непремѣнно узнать, въ какой церкви записано твое крещен³е.
Л³оба помолчала и наконецъ произнесла.
- Ахъ, Витал³й, а ужъ я хотѣла прямо къ тебѣ!...
- Какъ ко мнѣ? Не вѣнчавшись-то?!. испуганно спросилъ Плосковъ.- Нѣтъ, нѣтъ, милая, этого нельзя. Это просто невозможно. Ты теперь поѣзжай домой, соври, что была у какой-нибудь подруги и не застала ее дома.
- Да у меня нѣтъ подругъ.
- Ну, какъ нѣтъ! А Оля и Маша? Трубачева... Бекасова?
- Да я къ нимъ хожу только по приглашен³ю и, наконецъ, это было только наше дачное знакомство. На дачѣ знакомы, а въ городѣ нѣтъ.
- Ну, купи въ магазинѣ какую-нибудь вещь и скажи матери, что ты ходила за покупкой.
- Все равно не повѣрятъ. Не повѣрятъ и ужъ будутъ меня караулить и мнѣ тогда одной никуда изъ дома не урваться.
- Боже мой! Да вѣдь не на привязь-же тебя посадятъ.
- Посадятъ. Или сдѣлаютъ что нибудь въ родѣ этого. Вѣдь вынули-же они изъ двери моей комнаты ключъ, чтобы я не могла запираться въ комнатѣ и можно было всегда видѣть, что я дѣлаю. Ахъ, Витал³й! Ты не знаешь, как³е мои родители изверги!
- Полно, полно, милая, это тебѣ только такъ кажется. Твой отецъ премилый, премягк³й человѣкъ - одно только: упрямъ. Поѣзжай домой, старайся узнать изъ какой церкви священникъ тебя крестилъ, и напиши мнѣ объ этомъ, какъ можно скорѣй, записку въ банкъ, уговаривалъ Любу Плосковъ.
- Ахъ, Витал³й! вздохнула Лвэба.
- Поѣзжай, поѣзжай. Въ Пассажѣ тебѣ тоже не слѣдуетъ долго оставаться. Тутъ довольно многолюдно, могутъ попасться твои знакомые, передать родителямъ. Прощай, другъ мой... Торопись... Уходи. А ежели видѣться намъ, то лучше видѣться на квартирѣ у Кринкиной. Въ среду вечеромъ я буду у ней. Можешь урваться - пр³ѣзжай.
- Да нѣтъ-же нѣтъ. Вѣдь я тебѣ русскимъ языкомъ говорю, что мнѣ теперь никуда одной изъ дома не урваться - отвѣчала Люба и уже на глазахъ ея были слезы.
- Урвешься. Богъ не безъ милости. Наконецъ я придумаю что-нибудь другое и сообщу тебѣ запиской. Уходи. Пойдемъ, я тебя посажу на извощика. Вонъ какой-то господинъ съ бакенбардами пристально смотритъ на тебя. Можетъ быть и знакомый. Пассажъ для дѣвушки мѣсто не вполнѣ приличное. И я-то былъ глупъ, что назначилъ тебѣ свидан³е въ Пассажѣ! - бормоталъ Плосковъ.
- Ахъ, Витал³й, ну, зачѣмъ ты меня гонишь! Дай ты мнѣ еще побыть и поговорить съ тобой!
- Выйдемъ изъ Пассажа. Лучше мы на улицѣ поговоримъ.
Плосковъ шелъ впередъ и вывелъ Любу на улицу.
- И ума не приложу, что я теперь буду дома говорить! - вздыхала Люба.
- Послушай, вѣдь у васъ горничная преданный тебѣ человѣкъ. Ты можешь съ горничной куда-нибудь отлучиться изъ дома, меня увѣдомить, а ужъ я тебя укараулю.
- Трудно, но надо какъ-нибудь ухищряться. Ахъ, Витал³й, Витал³й!
- Садись скорѣй на извощика. Можетъ быть, тебя еще дома и не хватились, торопилъ Любу Плосковъ.
- Какъ не хватиться! Ну, будь что будетъ! Прощай...- покорно произнесла Люба, крѣпко пожимая руки Плоскова, съ улыбкой взглянула ему въ лицо и шепотомъ прибавила:- Милый... голубчикъ... безцѣнный...
- Извощикъ! - крикнулъ Плосковъ и принялся усаживать Любу въ экипажъ. - Ну, а что кстати мой котъ? - спросилъ онъ вдругъ.
- Маменька его выгнала на дворъ и онъ пропалъ.
- Жалко. Прощай... До свидан³я... Черезъ горничную и отъ меня будешь получать записки. Прощай... Извощикъ! Пошелъ!
Люба поѣхала домой.
Возвращаясь со свидан³я съ Плосковымъ, Люба не безъ трепета приближалась къ своему дому. Она уже напередъ чувствовала все то, что на нее обрушится со стороны матери и отца. Совѣтъ Плоскова сдѣлать какую-нибудь покупку въ одномъ изъ магазиновъ и потомъ сослаться, что отлучка изъ дома была сдѣлана для покупки - она не исполнила. Она рѣшилась прямо объявить отцу и матери, что ходила гулять, чтобы видѣться на улицѣ съ Плосковымъ. Стать, однако, сразу лицомъ къ лицу передъ отцомъ и матерью ей было трудно: она знала, что тѣ ждутъ не дождутся ея звонка у дверей съ чистаго хода, дабы сразу осыпать ее бранью и попреками а потому вернулась домой черезъ кухню. по черному ходу, и прошла къ себѣ въ комнату. Только спустя полчаса послѣ ея прихода отецъ и мать узнали, что она дома. Они тотчасъ-же вбѣжали въ ея комнату. Люба сидѣла у стола и перелистывала книгу.
- Безстыдница! Срамница! завопила Дарья Терентьевна.- Уйти изъ дома не спросясь, не сказавъ ни отцу, ни матери ни слова! Гдѣ это ты шлялась? Говори!
Губы у Любы затряслись и она отвѣчала:
- Шляться я нигдѣ не шлялась, а гдѣ была - тамъ меня теперь нѣтъ.
- Такъ не отвѣчаютъ родителямъ! крикнулъ Андрей Иванычъ. - Ты должна сказать, куда ходила.
- Ахъ, Боже мой! Да просто прогуляться ходила. Сколько дней дома сидѣла, такъ нужно-же было мнѣ воздухомъ подышать.
- Врешь, врешь! Ты къ нему ходила. На свидан³е съ Плосковымъ ходила! не унималась Дарья Терентьевна.
- Что къ Плоскову ходила - это неправда, а что видѣлась съ нимъ на улицѣ - скрывать не стану.
- Слышишь? Слышишь, Андрей Иванычъ? Ахъ, дрянь дѣвчонка! Она еще смѣетъ про это безъ стыда и безъ совѣсти говорить! Ну, нажили мы дочку!.. На свидан³е съ молодымъ человѣкомъ! Каково, ежели кто-нибудь видѣлъ тебя изъ знакомыхъ съ нимъ!
Дарья Терентьевна всплеснула руками. Люба иронически улыбнулась.
- Въ самомъ дѣлѣ, ужасное происшеств³е! Съ каторжникомъ меня увидали, съ душегубомъ, съ воромъ, съ мошенникомъ, сказала она.
- Еще разъ тебѣ говорю: не смѣй такъ отвѣчать! крикнулъ Андрей Иванычъ. - И вотъ тебѣ мой сказъ: съ сегодня безъ матери никуда! Уйдешь еще разъ одна - велю твою верхнюю одежду подъ замокъ убрать.
- Да нечего дожидаться, когда она еще разъ одна уйдетъ, надо это сейчасъ-же сдѣлать, прибавила мать.- Безъ меня теперь никуда! Слышишь: никуда! А эту твою раскрашенную Кринкину встрѣчу, такъ прямо въ лицо ей наплюю. Ты у ней, что-ли, была? Я ужъ и то хотѣла за тобой къ ней посылать.
- Только-бы себя оскандалили. Нигдѣ я не была. На улицѣ была и съ нимъ видѣлась.
- Это ужасъ, что такое! Не смѣй мнѣ про него говорить! Слышишь: не смѣй!
Андрей Иванычъ только тяжело вздыхалъ. На этомъ выговоръ и кончился.
- Что тутъ дѣлать съ дѣвчонкой?!.. чуть-ли не въ сотый разъ спросила Дарья Терентьевна мужа; когда они вышли изъ комнаты Любы.
Андрей Иванычъ подумалъ и отвѣчалъ:
- Да ужъ, по моему, повѣнчать ихъ, что-ли... Пусть живетъ въ недостаткахъ, коли сама этого хочетъ.
- Нѣтъ, нѣтъ! На это я не согласна. Ни за что на свѣтѣ...
- Да вѣдь хуже будетъ, ежели...
Андрей Иванычъ не договорилъ.
- Что: ежели?.. Что: ежели?.. приставала къ нему Дарья Терентьевна.
- Да мало-ли что можетъ случиться, ежели дѣвчонка начнетъ бѣгать на свидан³я...
- Нѣтъ, ужъ этого больше не случится, ни за что не случится. Какъ песъ сторожевой, буду ее караулить, никуда одна изъ дома не уйду, а ежели и уйду,- то сейчасъ все ея верхнее платье подъ. замокъ.
- Все равно не укараулишь.
А Люба сидѣла у себя въ комнатѣ и думала, какъ-бы ей узнать, изъ какой церкви священникъ крестилъ ее. Сегодня и думать нельзя было выпытывать это у отца или у матери - сейчасъ догадаются, для чего она это спрашиваетъ. Приходилось повременить, показать видъ, что покорилась отцу и матери, перестать дуться, что она и сдѣлала, выйдя къ обѣду притворно-веселая. Но отецъ и мать все-таки продолжали дуться на нее сами. Обѣдъ прошелъ натянуто. Вечеромъ, впрочемъ, были кое-кто изъ родственниковъ и знакомыхъ. Отецъ игралъ въ винтъ, мать усѣлась играть въ мушку. Выла и тетка Любы, старшая сестра ея матери, вдова. Въ карты она не играла, а только сидѣла около играющихъ. У Любы мелькнула мысль спросить тетку, не знаетъ-ли та, изъ какой церкви священникъ крестилъ ее, Любу, и она тотчасъ-же отозвала отъ стола тетку.
- Послушайте, тетенька Марья Терентьевна, что я васъ хочу спросить, начала, Люба. - Вы помните, когда я родилась?
- Еще-бы не помнить, если покойникъ мужъ и крестилъ-то тебя.
- Вотъ, вотъ... А у меня вчера былъ разговоръ съ одной подругой. Та спрашивала, изъ какой церкви священникъ крестилъ меня. Вы этого не помните?
- Изъ какой... Вотъ ужъ этого-то... Да нѣтъ, помню... Вы тогда жили на Лиговкѣ, близь ²оанна Предтечи, такъ, стало-быть, приходск³й священникъ изъ церкви ²оанна Предтечи тебя и крестилъ.
- Да вѣрно-ли вы это знаете?
- Кажется, что изъ церкви ²оанна Предтечи. Сѣдой такой священникъ. Да что-же ты у отца съ матерью-то не спросишь! Сестра! Дарья Терентьевна!
- Нѣтъ, нѣтъ... Вы теперь не спрашивайте маменьку. Что ее отъ картъ отрывать! перебила Люба тетку.- Я ее лучше потомъ сама спрошу. А что я васъ спрашиваю, такъ думала, что вы тоже знаете.
- Да знаю, знаю... Отъ ²оанна Предтечи. Ты - старшая. Ужъ ежели твои родители вѣнчались у ²оанна Предтечи, то, стало-быть, и тебя крестилъ священникъ отъ ²оанна Предтечи. Сѣдой такой...
Въ это время игра въ винтъ кончилась и Андрей Иванычъ проходилъ по гостиной, гдѣ сидѣла Люба съ теткой. Тетка тотчасъ-же остановила его.
- Андрей Иванычъ, вотъ у насъ разговоръ. Вѣдь вы съ Дарьей и вѣнчались у ²оанна Предтечи, и всѣхъ дѣтей крестили у ²оанна Предтечи?
Люба дернула было тетку за рукавъ, но Андрей Иванычъ уже отвѣчалъ:
- Да, да... Всѣхъ у ²оанна Предтечи, кромѣ маленькой Кати. А Катю крестилъ священникъ изъ Владим³рской церкви, потому что тогда мы уже жили въ Владим³рскомъ приходѣ. А вы зачѣмъ спрашиваете?
- Да такъ, разговоръ.
- Но дѣтей крестилъ не тотъ священникъ отъ ²оанна Предтечи, который насъ вѣнчалъ, а другой. Я и звалъ тогда вотъ для Любы того, который насъ вѣнчалъ, но онъ былъ болѣнъ. Это я какъ сейчасъ помню... А когда ужъ друг³я дѣти стали рождаться, то онъ умеръ. Это я отлично помню.
Сказавъ это, Андрей Иванычъ отправился въ другую комнату.
Люба с³яла отъ удовольств³я. Теперь она знала, откуда надо добывать коп³ю съ метрическаго свидѣтельства. Добыть свѣдѣн³я о своемъ крещен³и казалось ей очень трудно, но дались они ей легко. Она вздохнула свободно и повеселѣла.
"Завтра-же пошлю Витал³ю записку въ банкъ и увѣдомлю его объ этомъ", рѣшила она.
Гости отъ Битковыхъ разошлись рано. Въ двѣнадцать часовъ была подана холодная закуска и къ часу ночи уже никого изъ гостей не было. Домашн³е начали расходиться по своимъ комнатамъ. Дарья Терентьевна принялась было опять выговаривать дочери за утренн³й поступокъ, но Андрей Иванычъ остановилъ ее, шепнувъ:
- Оставь. Все равно безполезно.
Люба пришла къ себѣ въ комнату, начала раздѣваться и чувствовала, что на душѣ ея было легко - она уже знала, гдѣ нужно добывать коп³ю съ ея метрическаго свидѣтельства. Снявъ съ себя платье и корсетъ и надѣвъ ночную кофточку, она тотчасъ рѣшила написать объ этомъ Плоскову записку, для чего тотчасъ-же раскрыла бюваръ на письменномъ столѣ и приготовила письменныя принадлежности. Записку она рѣшила послать черезъ горничную съ посыльнымъ рано утромъ. Приготовляясь писать, она хотѣла запереться въ комнатѣ, но ключа въ дверяхъ все еще не было.
- Вѣдь эдакая мерзость! вырвалось у нея.- Ключъ не отдаютъ, платье верхнее грозятся запирать. Словно я арестантка какая!
Но писать покуда она еще медлила изъ опасен³я, не войдетъ-ли въ ея комнату мать. Черезъ полчаса мать дѣйствительно заглянула въ комнату. Она была въ юбкѣ и ночной кофточкѣ и уже мягко проговорила:
- Прощай, непокорная. Что-жъ ты это въ постель-то до сихъ поръ не ложишься?
- Ахъ, Боже мой! Да дайте мнѣ хотъ въ этомъ-то свободу имѣть! отвѣчала Люба.
- Свободу... Отъ большой свободы-то вы и балуетесь. Отецъ твой потатчикъ, а ежели-бы были строг³е родители, то за твой давишн³й поступокъ...
- Ахъ, оставьте, пожалуйста! Довольно.
- Ну, или и цѣлуй мать...
Люба подошла и чмокнула мать въ щеку. Дарья Терентьевна обвела комнату глазами и замѣтила разложенныя на столѣ письменныя принадлежности. Въ головѣ ея сразу мелькнуло: "писать хочетъ. Къ нему навѣрное къ нему, подлецу". Дочери она,однако, ничего не сказала и вышла.
Люба вздохнула свободнѣе, но за писан³е письма все еще не принималась, выжидая, не вернется-ли мать. Только черезъ четверть часа подсѣла она къ столу и взялась за перо. Она писала:
"Золотой, брилл³антовый, безцѣнный Витал³й! Ахъ, сколько я вынесла непр³ятностей, вернувшись домной со свидан³я съ тобой, но за то сегодня-же Богъ послалъ мнѣ узнать то, что намъ такъ нужно. Коп³ю съ моего метрическаго свидѣтельства надо доставать въ церкви ²оанна Предтечи, которая на Лиговкѣ, такъ какъ крестилъ меня священникъ изъ этой церкви. Это я узнала отъ моей тети незамѣтнымъ манеромъ, стало быть это вѣрно. Ахъ, если-бы скорѣе ты досталъ эту коп³ю и поскорѣе намъ повѣнчаться! Положен³е мое ужасное. Сегодня мнѣ объявили, что даже верхнюю одежду мою будутъ запирать, такъ что"...
Въ это время скрипнула половица и раздались шаги. Люба вздрогнула и обернулась. Въ комнатѣ стояла мать.
- Покажи, что пишешь!.. произнесла она, и прежде, чѣмъ Люба успѣла опомниться, бросилась къ бумагѣ.
Завязалась борьба. Люба отталкивала мать отъ письменнаго стола, мать старалась оттѣснить дочь.
- Маменька! Вѣдь это-же свинство чуж³я письма читать! кричала Люба.
- Врешь! Никакого тутъ свинства нѣтъ, кряхтѣла мать.
Обѣ онѣ схватились за бумагу и скомкали ее. Одна держала за одинъ кончикъ листа, другая за другой.
- Пусти!
- Не пущу!
Мать рванула и вырвала у дочери большую половину листа, такъ что у ней остался только какой-то клочекъ.
- Что-жъ это такое! Помилуйте... Развѣ можно такое звѣрство! воп³яла Люба, но мать уже почти бѣгомъ уходила изъ комнаты.
- Андрей Иванычъ! Андрей Иванычъ! Посмотри-ка, как³я у насъ дѣла дѣлаются! кричала мать, подходя къ своей спальной.
Андрей Иванычъ уже спалъ. Онъ съ испугомъ соскочилъ съ постели, быстро сунулъ ноги въ туфли, накинулъ на себя халатъ и заспаннымъ голосомъ спрашивалъ:
- Что такое, матушка? Что такое случилось? О, Господи!
- Фигурантка-то наша вздумала письма къ нему писать. Вотъ я вырвала у ней...
- Какая фигурантка? Как³я письма? Къ кому?
- Дочь, дочь... Къ Плоскову писала, а я и поймала.
Въ спальной было темно и она освѣщалась только одной лампадкой у образа.
- На-ка, полюбуйся, продолжала Дарья Терентьевна, подавая ему скомканную бумагу.- Да что-жъ ты свѣчку-то не зажигаешь.
- Сейчасъ, сейчасъ зажгу... Фу, какъ ты меня напугала! Развѣ такъ можно! Я думалъ, пожаръ.
- Да ужъ пожаръ, по моему, все-таки лучше. Свѣчка зажжена.
Андрей Иванычъ суетится, расправляя смятую бумагу.
- Ну, что?! торжествующе спрашиваетъ у него Дарья Терентьевна.
- Ничего безъ очковъ не вижу! Гдѣ мое пенснэ?
За дверью раздались рыдан³я.
- Вонъ какъ забрало! Вонъ какъ плачетъ безстыдница-то! продолжала Дарья Терентьевна.- Да что-жъ ты не ищешь пененэ-то! Вѣдь нужно-же прочесть.
- Пенснэ въ кабинетѣ. Сходи, пожалуйста.
- Бери свѣчу. Пойдемъ вмѣстѣ въ кабинетъ..
Андрей Иванычъ и Дарья Терентьевна отправились въ кабинетъ. Люба лежала на диванѣ въ прилегающей къ спальной гостиной. Когда отецъ и мать показались, она воскликнула:
- Ради Бога! Ради Христа! Не читайте и отдайте мнѣ записку.
- Нѣтъ, матушка, такъ не дѣлается, отвѣчала мать, проходя въ кабинетъ.
Люба вскочила съ дивана, забѣжала вп