и тревожно... Вообще в доме Менделей чувствовалась тревога и напряжение...
Когда я вышел из квартиры, над крышами уже угас закат и стояла яркая звезда, которую не затмило даже сияние подымающейся луны... Этот вечер с темными очертаниями крыш и синевой, пронизанной золотистым сиянием,- навсегда остался у меня в памяти. И всегда мне кажется, что это был почему-то особенный, еврейский вечер... Может быть, потому, что как только за мной закрылась дверь Менделей, до моего слуха опять донеслись звуки флейт и кларнетов. Процессия возвращалась и, очевидно, должна была пройти мимо дома Менделей... Вскоре из-за дальнего угла показалась темная толпа и влилась в улицу... На крыльцо вышел встревоженный доктор и за ним Израиль. Они пошли навстречу процессии, а я стал смотреть им вслед. Вероятно, они хотят остановить шествие. Удастся это или не удастся?.. Толпа росла, выступала из темноты, над нею в центре сверкал балдахин, освещенный факелами. Свет месяца смешивался с огнями, и странная музыка звучала все ближе со своими яркими переливами, от пестрого веселья к застарелой тоске...
Израиль поднялся ко мне на крыльцо и сильно сжал мне руку. Остановить процессию и повернуть ее в переулок, очевидно, не удалось...
Оркестр все ближе, топот все сильнее, и вскоре все это полилось мимо нашего крыльца, неудержимое и равнодушное, как море... И в центре этих звуков и этого движения я увидел нашу частую гостью, Басину внучку. Девушка, почти девочка, шла тихо, с опущенной головой. Но я не видел на ее лице никакого особенного выражения. Мимо дома Менделей она шла, не замечая, как и мимо других домов. Жених спотыкался и по временам подымал голову. Факел осветил его лицо, и мне показалось, что его глаза выразительны и красивы. Но в них не было никакого внимания к тому, что происходит кругом... Когда центр процессии прошел мимо,- кругом яснее выступил живой многоголосый говор толпы. Было заметно, что евреи подымают с любопытством глаза на закрытые ставни дома Менделей и обмениваются замечаниями... И чувствовалось что-то злорадное и торжествующее...
Я был взволнован. Мне казалось, что это какая-то темная сила несется, неумолимая и равнодушная, хороня под собой еще не расцветшую жизнь нашей маленькой знакомки...
Из поредевшей толпы поднялся к нам на крыльцо Дробыш.
- Ну, что? Хорошо? - спросил он таким тоном, точно мы были виноваты во всем.
Израиль посмотрел на него серьезно и сказал:
- Все-таки так лучше...
Рассказ был начат Короленко в 1915 году. В письме к А. Г, Горнфельду 23 ноября 1915 года Короленко пишет о своей работе: "Работаю "медленно", но "неуклонно". Три листа уже готовы.
Еще остается вторая часть, листов около 2.5, но я сочту готовым, когда поставлю последнюю точку. Все-таки вполне на себя положиться, чтобы, например, сдать первую часть, не окончив второй, не могу. Нужно закончить хотя бы вчерне (первая часть уже отделана). Надеюсь, что в январе первая уже появится (но только надеюсь)". Короленко рассчитывал печатать "Братья Мендель" в журнале "Русское богатство", в котором А. Г. Горнфельд являлся членом редакции. Внезапная смерть брата, Иллариона Галактионовича, прервала работу Короленко. После похорон брата Короленко сильно заболел, причем здоровье его восстанавливалось плохо. "Мечтаю о возможности опять взяться за продолжение прерванной сначала смертью Иллариона, а потом болезнью, работы, а тут и еще надвигаются темы. То и дело зовут к участию то в том, то в другом очередном сборнике..." - писал Короленко своему другу В. Н. Григорьеву 16 февраля 1916 года. Работа над рассказом "Братья Мендель" так и не возобновилась, хотя Короленко неоднократно пытался вернуться к ней.
В архиве Короленко имеются две рукописи этого рассказа: одна озаглавлена "Метаморфоза", вторая - "Братья Мендель" "Метаморфоза" является первым черновиком, действие в котором продвинуто несколько дальше, чем в "Братьях Мендель" - втором, более обработанном варианте рассказа, о котором автор писал Горнфельду: "первая часть уже отделана". По воспоминаниям жены писателя, в рассказе должна была происходить дальнейшая эволюция в характерах двух братьев Мендель: старший, Израиль, превращается в мыслителя-революционера, а младший - Фроим, изменяет своим прежним убеждениям, увлекается "верой отцов", к которой так пренебрежительно относился в юности. На это указывает и первоначальное заглавие - "Метаморфоза".
В настоящем издании рукопись "Братья Мендель" печатается полностью, и в качестве дополнения к ней даны несколько последних страниц из рукописи "Метаморфоза" В рукописи "Братья Мендель" имя сестры рассказчика несколько раз изменяется: Аня, Лена и Маня. В настоящем издании сохранено одно имя - Аня.
Прочтя XXII том посмертного собрания сочинений Короленко (Государственное издательство Украины, 1927), в котором были опубликованы оставшиеся в архиве писателя незаконченные произведения, А. М. Горький писал 10 июля 1927 года Евдокии Семеновне Короленко, вдове писателя: "XXII том я читал с наслаждением и - с грустью. С грустью, не только о том, что нет уже человека, который мог писать такие вещи, как "Талант" и "Братья Мендель", но и о том, что, отдавая свои силы художника борьбе за справедливость и против бытового зверства, он не дописал этих вещей. Изумительна и поучительна была в нем добросовестность художника! Меня особенно, разумеется, удивила и заинтересовала тема "таланта" - глубокая и трудная тема, ее у нас в литературе никто не касался. Превосходно по четкости, по пластике и мудрой простоте начаты "Братья Мендель". Похоже на старых французских мастеров, как Проспер Мериме..."
По воспоминаниям сестры писателя, Марии Галактионовны Лошкаревой, в действующих лицах рассказа Короленко отразил черты ряда своих знакомых по ровенскому периоду жизни. Так, например, в Басе Мария Галактионовна узнала старинную знакомую их семьи - Иту Сухарчук, с которой у Короленко была переписка и много лет спустя после отъезда из Ровно.
Стр. 400. Меламед - учитель еврейской духовной школы.
"...соответственную тосефту" - соответствующую выдержку из талмуда.
Треф - еда, запрещенная еврейским законом.
"...ни шему, ни тефилы" - ни вечерней, ни утренней молитвы. (Прим. OCR-щика: Ошибка. Шма и Тфила - обязательные части как утренней так и вечерней молитвы. Видимо имелось в виду: "не пропускает ничего сверх Шма и Тфилы")
Стр. 401. Талес, тфилим - молитвенное облачение для мужчин.
Стр. 402. Агада-часть талмуда, излагающая легенды из древней истории еврейского народа.
Стр. 411. Цадик (др.-евр. - праведник) - у набожных евреев - духовный наставник, которому приписывается особая чудодейственная сила.
Стр. 428. Амгаарец - невежда.
"...земля поглотит меня, как Корея".- Корей (правильнее Корах) согласно библейскому сказанию восстал против пророка Моисея, за что был наказан богом: под ним и примкнувшими к нему вождями мятежа разверзлась земля и поглотила их.
Стр. 429. "Записки еврея" - книга писателя Г. Богрова "Записки еврея" была издана в Петербурге в 1874 году.
Стр. 431. Хусид (др.-евр. - благочестивый) -так назывались последователи религиозно-мистической секты, возникшей в начале XVIII века в Подолии.
Мезузе - нечто вроде талисмана, предохраняющего дом от возможных бед.
Стр. 433. Апикойрес - человек, нарушающий религиозные законы; вольнодумец.
Стр. 435. "Блажен, кто с молоду был молод" - первая строка X строфы восьмой главы "Евгения Онегина" А. С. Пушкина.
"... проклятый Пфефферкорн" - Иоганн Пфефферкорн - немецко-латинский писатель XVI века, ярый реакционер. Ему удалось выхлопотать у императора Максимилиана указ, в силу которого у евреев должны были быть отобраны и затем сожжены все их книги, за исключением библии.
Стр. 442. Ешиботник - учащийся в ешиботе - высшем еврейском духовном училище.
Стр. 454. Коган (коен - первосвященник) - каста у древних евреев, потомки которой должны были в быту руководствоваться правилами, существовавшими для духовных лиц.