Главная » Книги

Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Агасвер, Страница 3

Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Агасвер


1 2 3 4 5 6

nbsp;   И тот же вестовщик, каким бывал и прежде;
   Тайком он варваром и дикарем честил
   Потомка Ромула, но грозному невежде
   Бесстыдно изо всех способностей и сил,
   Как пес ручной, похлебствовал и льстил.
   В дворцы Лукуллов, Неронов и Силл,
   На пир беспутных нег и грубого разврата,
   Кривляясь,скаля зубы, приходил
   Бесславный внук Алкида и Сократа,
   И судорожный смех (увы! какая плата!)
  
  Ему за срам его платил.
   Гречатами их в Риме называли10;
   Зевая, слушали их песни, их скрижали,
  
  Под их рассказы забывали
  
  Свои державные печали,
  
  Кормили их и - презирали.
  
   Таких-то дорогих приятелей кружок
   К себе и Плиний вызвал из столицы,
   И вот однажды в зимний вечерок
   И ложь и правду, быль и небылицу
   Гречата лепетали перед ним.
   Внимая купленным друзьям своим,
   Лежал на торе11 пресыщенный Плиний
  
  И взором мерил воздух синий,
  
  И был хандрою одержим.
   Не их вина: их языки не праздны;
  
  Но, сплетни Рима истощив,
   Пересказав все скверны, все соблазны,
   Они с прискорбьем видят: все ленив,
   Угрюм и холоден философ-воевода.
   Вот кто-то наконец же вспомнил, что природа
  
  И чудеса ее - конек
   Семейства Плиниев... Для светских разговоров
  
   Легок скачок
   От Антиноев, Мессалин и Споров,12
  
  От преторьянцев и шутов
   До изверженья гор и странных свойств слонов,
   Затмений солнца и подобных вздоров;
   О долгоденстве речь: примеров привели
   Сомнительных не мене полдесятка
   Счастливцев, вышедших из общего порядка,
   Таких, что за столетье перешли.
   И молвил Плиниев отпущенник: "Властитель,
  
  Мне пишет брат, домоправитель
   Сирийского проконсула, и что ж?
   Есть жид у них, зовется Агасвером:
   Ему за двести лет".
  
  
   П л и н и й
  
  
  
  Твой братец пишет ложь,
   И, кстати: ведь поэт! Приказчиком-Гомером
   Сирийский мой сосед зовет его давно.
  
  
   О т п у щ е н н и к
   Ты едок, Плиний!- Правда, что смешно!
   Я рад божиться: брата жид морочит;
  
  Тем боле что с лица ему
   Под пятьдесят. Вдобавок плут пророчит
  
  (Ну, сообразно ли уму?),
   Что вовсе не умрет.
  
  
   П л и н и й
  
  
  
  
   Я Плиний: это счастье.
   А то совет соседу своему,
   Быть может, дал бы я - принять участье
  
  В решении задачи.
  
  
   Г о с т ь - р и м л я н и н
  
  
  
   Да!
   Чтоб,например,хоть утопил жида
   Или повесил.
  
  
  
   Это предложенье
   Не принято - спасибо! - в уваженье,
   Но Плиний шлет в Дамаск гонца с письмом:
   "Здоров я,- пишет,- будь здоров и ты"; потом
   Пеняет за молчанье; тут известья
   Из Рима, из Афин, из своего наместья;
  
  А мимоходом пред концом
   И просьба: "Если нет, Сервилий, затрудненья,
  
  Для польз наук и просвещенья
   Такого-то жидка пришли с моим гонцом".
  
  И вот, по прихоти вельможной,
  
  Без дальных справок (ведь он жид ничтожный),
  
   Необычайный тот старик
   Был взят и в Плиниев отправлен пашалик.
  
   Приехал он и был наместнику представлен.
   С улыбкой Плиний стал расспрашивать его
  
   И не добился ничего;
  
   Однако жид при нем оставлен.
  
  
  И нагляделся Агасвер всего:
  
  Всего величья мировой державы,
  
  Всей суеты земной, ничтожной славы;
   Ее когда-то он небесной предпочел,
   И вот вблизи ее увидел и нашел,
  
  Что мед ее смертельной полн отравы;
  
   А тут же мог бы он узнать
  
  И оную божественную славу,
  
  Которую дарует благодать...
  
  Но гордым ли святую постигать?
  
  Она земле в потеху и забаву.
  
  
  Известно всем, что отвечал Траян,
  
  Когда, поверив клеветам безумья,
  
  Пугаясь хлопот лишнего раздумья,
  
  Чернить и Плиний вздумал христиан:
  
  "Ты их не трогай,- пишет повелитель,-
  
  А разве сами явятся они;
  
  Но наглых исповедников казни!!"13
  
  И был Траян не Нерон, не мучитель!
  
  
  Был в граде Плиния великий храм
  
  Астарты, полуварварской Юноны.14
  
  Служенье в нем преданья и законы
  
  Присвоили издавна двум родам:
  
  Придет чреда - и выбирают жрицу
  
  В одном из них, в другом берут жреца.
  
  Им право то бесценно: багряницу
  
  Отвергли бы, не взяли б и венца
  
  Ему в замену. Вот настало время,
  
  И Каллиадов радостное племя
  
  Готовится кумиру деву дать:
  
  И жребий пал на Зою, дочь Перикла.
  
  Но в душу Зои свыше благодать
  
  Живая пролилася и проникла:
  
  Не хочет дева идолу предстать.
  
  
  Сначала, подавляя пламень гнева,
  
  Отец ей молвил: "Нас покинешь, дева;
  
  Обещана ты юному жрецу,
  
  Аминту, сыну Клита Гермиада".
  
  Она же отвечала так отцу:
  
  "Аминт несчастный! Жрец и жертва ада!
  
  Увы! скорбит о нем душа моя...
  
  Родитель, не ему невеста я:
  
  Христос жених мой". И красой чудесной,
  
  Святым смиреньем, кротостью небесной
  
  Не умягчила диких душ она;
  
  Кровава пред отцом ее вина:
  
  Не враг-завистник право вековое,
  
  Наследие колена их, подрыл;
  
  Нет, дочь его, дитя его родное,-
  
  И вот старик пред Плинием завыл,
  
  Весь обезумлен бешенством Эрева:
  
  "Достойна казни дерзостная дева;
  
  Уж мне не дочь, злодейка мне она.
  
  Презрев преданья предков и законы,
  
  Рекла: "Не буду жрицею Юноны;
  
  Бред ваши боги; в мраке вся страна,
  
  И свет, и правду вижу я одна"".
  
  Но Плиний сам считал мечтою тщетной
  
  И уж отцветшей баснею певцов
  
  Эллады, Рима, Азии богов;
  
  Вот почему с улыбкою приветной
  
  С курульских кресел15 он взглянул на ту,
  
  Которая в таких летах незрелых
  
  Народную постигла слепоту,
  
  Быть может из его ж писаний смелых.
  
  "Тебя,- сказал,- не укоряю я;
  
  Прекрасна смелость юная твоя,
  
  Но увлеклась ты ревностию ложной:
  
  Друг, назову тебя - неосторожной.
  
  
  Безумец только бросит головню
  
  В солому дома своего сухую,
  
  Чтоб уподобить золотому дню
  
  До времени, до срока ночь седую.
  
  Пример Сократа мудрому закон;
  
  Что ж? - предрассудкам потакал и он:
  
  Да! петуха на жертву богу здравья
  
  Он завещал же. - Цицерон
  
  Не видел ни малейшего бесславья,
  
  Что правил должностью авгура сам,
  
  А между тем авгурам и жрецам
  
  В кругу своих смеялся тихомолком,16-
  
  С волками жить, кто ж не завоет волком".
  
  
  Все это он вполголоса шепнул,
  
  Затем осклабился, на чернь взглянул
  
  И громко молвил; "Вот мои доводы!
  
  Теперь, надеюсь, дороги тебе
  
  Священные права твоей породы:
  
  Рассудку ты покорна и судьбе.
  
  А впрочем, область дум и слов и мнений,-
  
  (Тут он понизил голос),- дочь моя,
  
  Свободна, и тебе против гонений
  
  Тупых глупцов покровом буду я".
  
  
  - "Благодарю; меня по крайней мере
  
  Не нудишь к лицемерству, властелин;
  
  А знаешь ли, что рек о лицемере
  
  Тот, кто с создания земли один
  
  И прав и чист и без греха пред богом?"-
  
  Так отвечала дева.- Грозный мрак
  
  Простерся на лице незапно строгом
  
  Про консула; он ясно понял: так
  
  Не говорят питомцы мудрований,
  
  Которые секирой отрицаний
  
  Все разрушают, но в которых нет
  
  Ни пламени, ни жизни для созданий,
  
  Которых тусклый и неверный свет,
  
  Лишенный теплоты лучей и силы,
  
  Дрожит над зевом мировой могилы.
  
  "О ком вещаешь?"- Плиний возразил.
  
  Она же: "Вопрошаешь, повелитель?
  
  Он Сын Жены, но и Владыко Сил,
  
  Был узником, но уз же разрешитель;
  
  Он умерщвлен, а мертвым жизнь дает".
  
  
   П л и н и й
   (пожимая плечами, с усмешкой)
   Нет, Зоя!- Слишком дерзок твой полет:
   Я антитез твоих не понимаю.
  
  
   З о я
   Он Свет и Слово, Бог и человек;
   Он мой наставник,- я иных не знаю;
   И ведай, он о лицемере рек:
   "Кто, раб тщеславья или мзды и страха,
   Здесь отречется пред сынами праха,
   Пред смертными отвергнется меня,
   Того и я за вашим миром тесным
   В том мире пред отцом моим небесным
   Отвергнусь".- Пред лицом меча, огня
   И срама не содрогнусь; все внемлите:
   И скорбь и слава ваша - суета;
   Пред вами исповедую Христа!
   Терзайте тело,- дух в его защите!
  
   Не ожидал наместник: деве он
   Дивится; но уже со всех сторон
   Раздался зверский вопль остервененья,
   И, если бы не ликторы, каменья
   В нее бы полетели.- Плиний был
   Философ светский: благородный пыл
   Смешил его, смешило вдохновенье,
   Он бредом называл восторг; но тут
   Свое взяла природа: изумленье
   Его объяло, душу - сожаленье,
   Стыд, скорбь, досада борят и мятут;
  
   И вот он начал: "Мне ученье ваше
   Не по нутру... Ты выбрать бы могла
   Иное, поприветливей и краше
   И боле ясное. Довольно зла
   И гнусностей злоречье вашим братьям
   Приписывает; враг я их понятьям,
   Их суеверью. Но, вождей губя,
   От них умею отличить тебя.
   Мне тягостно предать тебя на муки.
   Но я подвластен - связаны мне руки...
   Как хочешь думай: я твоим мечтам
   Пределов никаких не полагаю,
   Но лютой черни буйственную стаю,
   Хотя бы и притворством, должно нам
   Смирить, спокоить... Верить ли богам,
   Не веришь ли,- без алтаря, без храма
   Не обойдется; горстку фимиама
   Им бросить, кажется, не тяжело".
   - "Тяжеле гор вселенной грех и зло,
   В них боле весу, чем земли основа,-
   Так отвечает ратница Христова.-
   Души моей я не продам врагу,
   Святому Духу Правды не солгу!"
   Настаивал проконсул - труд бесплодный!
   Уж и отца давно был залит гнев
   Опасностью кровавой и холодной:
   Он молит, плача, руки к ней воздев;
   Но, токам слез слезами отвечая,
   Бессильная, страшливая, младая,
   И тут не пошатнулась ни на миг.
   И час ужасный, роковой настиг:
   Завопила, как тигр, толпа слепая;
   Бледнеет Плиний,- уступил мудрец
   И... деву предал. Тут верховный жрец
   Астартина кумира первый камень,
   Скрежеща, бросил в божию рабу.
   Но деву преисполнил дивный пламень:
   "Благословляю я свою судьбу! -
   Она провозгласила.- Торжествую!
   Свидетельствовать истину святую
   Меня сподобил ты, Владыко Сил!
   И се! горе над воинством светил,
   Средь херувимов (вы его не зрите ль?)
   Стоит и машет пальмой мой спаситель.
   Туда, туда! там радость без конца,
   За мной, Аминт! за мною в дом отца!
   Я жду, не медли! - презри прах и тленье,
   За мной, за мной!"- А он? - его мученье
   В тот страшный час чей выскажет язык?
   Считать ее своею он привык.
   Он смеет мыслить, что не равнодушна
   К его исканьям чистым и она.
   И что же? богу своему послушна,
   Могилы смрадной, гробового сна,
   Всех ужасов свирепой, грозной казни
   Питомица девической боязни
   Не убоялась, только бы его
   Не ставить высше бога своего!
   И бог ее Аминту не противен:
   Из уст любезной знает он Христа;
   В ее устах сколь благ, велик и дивен
   Спаситель мира! "Но ее уста
   Чего же не украсят? - Так поныне
   Говаривал Аминт.- Мечта! мечта!
   О замогильной сумрачной пустыне,
   О мире том не знаем ничего".
   И вот же час настал: с очей его,
   Как чешуя, упало ослепленье;
   Грудь и его объяло исступленье,
   И, жреческий сорвав с себя венец,
   "Я,- он воскликнул,- идолам не жрец!
   Умру за бога Зои, с нею вместе!"
   Тогда взревел неистовый народ:
   "Смерть жениху-злодею, смерть невесте!"-
   И, как бурун неукротимых вод,
   На них нахлынул. Из страны изгнанья,
   Из мрака и скорбей и скверн земли,
   Туда, в отечество, в страну сиянья,
   Их души серафимы унесли.
  
   Стоял же у подножья трибунала
   Во все то время мрачный иудей,
   И, будто в темной глубине зерцала,
   Пред взорами души его всплывала
  
  Картина прежних дней.
   Ему знакомый образ отражала,
   Священный, дивный, юная чета:
   Пред ним воскрес Христос в них, избранных Христа;
   Так с тверди солнце сходит в грудь кристалла,
   Так в лучезарные, златые небеса
   Им превращается смиренная роса.
   Но где гордыня, там не созревает вера;
  
  Надменных чуждо божество;
   Сразило то святое торжество,
   Но не восторгом, сердце Агасвера.
  
  
  
  * * *
  
   ________
   1 Римляне свою империю называли Orbis Romanus, т. е. Рим-
   ским миром: этот Orbis они противуставляли городу (urbi), мир -
   Риму. И по сию пору папа, преемник не только апостола, как на-
   зывают его католики, но и древнего первосвященника (Pontifex
   Maximus) языческого Рима, в первый день пасхи с балкона собора
   св. Петра произносит сначала благословение urbi - Риму, потом
   оrbi - миру.
   2 Критики очень справедливо заметят, что в царствование Тра-
   яна зверям уж несколько поздно было искать в земле трупов тех,
   которых убили при взятии Иерусалима Титом.
   3 Саддукеи отвергали, как видно из Евангелия, бессмертие ду-
   ши - они между жидами были вольнодумцами, философами, esprits
   torts (вольнодумцами - франц.).
   4 Эта исполинская просопопея в Мильтоновом "Потерянном
   Раю" пришла очень не по нутру Аддисону и чопорным Аристархам
   XVIII столетия. Между тем в ней все так живо и ужасно, что, пра-
   во, кажется, читаешь не просто продолжительное олицетворение
   двух отвлеченных понятий, а изображение двух настоящих чудо-
   вищных лиц: Грех и Смерть Мильтона вовсе не сродни скучным и
   вялым аллегориям, которыми Вольтер вздумал, было, в своей "Нen-
   riade" заменить мифологические лица Гомера и Вергилия.
   5 Данте и Тассо, первый - Эсхил, другой - Еврипид между
   романтиками, оба в том сходны между собою, что диаволу вполне
   сохранили ту страшную маску безобразия, которую надели на него
   средние века и народное верование. Мильтона, протестанта и поэ-
   та-метафизика, почти невозможно считать романтиком: но, без
   сомнения, он между новыми, величайший, точно так как, земляк
   его и почти современник, Шекспир - последний и величайший ме-
   жду романтиками. Как несчастный Спинелло Аретинский первый
   между живописцами, так Мильтон прежде всех поэтов дерзнул
   отступить от всеми принятого предания и представить князя тем-
   ных сил не отвратительным чудовищем, но, по наружности, все же
   ангелом, хотя и падшим, сохранившим и в самом падении красоту
   и величавость. Но у Мильтона, как и у Спинелло, сатана ужасен
   самою красотою: он ею не может обмануть духов света, с которы-
   ми встречается. Только философскому безвкусию первой половины
   XVIII века была предоставлена честь выдумать сантиментального
   диавола-плаксу - Аббадону, равно отвергаемого и небом и адом.
   Пери персидской мифологии совсем другое дело: раз, существа
   средние, падшие, но не отверженные, чающие примирения, они, во-
   вторых, духи-девы, обитательницы не ада, но мира вещественного;
   наконец, в них сильно преобладает начало добра: после своего
   первого и единственного падения они только и думают, как бы
   благотворить человеку, утешать страждущих, лелеять сирот и пр.
   Им не только красота, но и скорбь о минувшем и тоска по пре-
   красной утраченной отчизне - в высокой степени приличны.
   6 Хотя не патрициев, однако же все же джентльменов, кавале-
   ров, всадников (equites), выводил в цирк не Нерон, не Калигула,
   а лучший, может быть, изо всех цесарей - Юлий.
   7 Об этом соусе заставил рассуждать отцов римского народа
   император Домициан.
   8 Панегирик Траяну известен всем - несколько знакомым с
   классическою литературою.
   9 В стихах позволено забыть, какая это была страна; в прозе
   скажем, что Плиний был проконсулом в Вифянии.
   10 Graeculi - уже Горации их так величает.
   11 Top (torus) - возвышенное ложе вроде наших канапеев, но
   не низменных турецких диванов: "Ac toro pater Aeneas sic orsus ab
   alto" (Verg. Aen. Lib. II. Ver. 2). (Родитель Эней так начал с
   высокого ложа (Верг., Эн., кн. 2, стих 2) (лат.). - Ред.)
   12 Антиной и Мессалина слишком известны. Спор (Sporus) -
   гнусный любимец императора Нерона.
   13 О запросе Плиния касательно христиан и об ответе ему Тра-
   яна смотри Диона Кассия. Довольно любопытно, что в XVIII веке
   (и не в школе энциклопедистов) сыскался писатель Cuvier, ученик
   Ролена, который находит, что - vu les circonstances (Ввиду
   обстоятельств (франц.). - Ред.) - Optimus Maximus (Всемогущий
   (лат.) - Ред.) Траян не мог дать лучшего ответа.
   14 Астарот (Astaroth) и Астартэ, идолы ханаанитского, фини-
   кийского происхождения, вероятно олицетворение сил природы
   оплодотворяющей и рождающей. Римляне охотно принимали в свой
   пандемониум богов племен, которых покоряли; но с новыми име-
   нами обыкновенно сопрягали свои понятия: Бел или Ваал стано-
   вился у них Аполлоном, Астарот - Юпитером, Астартэ - Юноною.
   15 С курульских кресел преторы разбирали дела своей курии.
   Потом подобные кресла были присвоены всем мужам консулар-
   ским и наконец и остальным сенаторам.
   16 Петух Сократа довольно известен; положим, что тут скры-
   валась какая-то аллегория. Но Цицерон, без всякого сомнения, был
   авгуром, а между тем в одном из своих писем (не помню - к сы-
   ну ли, к Аттику ли) говорит, что невозможно, чтоб авгур глаз на
   глаз встретился с авгуром, не захохотав во все горло.
  
  
  
  
  
  
   IV
  
   Блестят надменные палаты
   С чела присолнечной скалы:
   Бароны, рыцари, прелаты
   Текут в Каноссу,1 как валы...
   И что же их в Каноссу манит?
   Или спешат на светлый пир,
   И арфа трубадура грянет,
   И бурный закипит турнир?
  
   Нет, в честь Марии, в честь Амура
   С дрожащих, сладкозвучных струн,
   При чистой песни трубадура,
   Не побежит живой перун;2
   Девизы3 не сорвут улыбки
   С румяных губок нежных дев,
   И треска дерзновенной сшибки
   Не сопроводит трубный рев.
  
   Прелестных жен, мужей суровых
   Иной туда позор влечет:
   Там пред рабом рабов христовых4
   Властитель мира в прах падет,
   Падет, смиренный и покорный,
   Пред дряхлым старцем грозный царь:
   По битве страшной и упорной
   Порфиру победил алтарь.
  
   И вот стоит с свечой в деснице,
   Немым отчаяньем объят,
   Бос, полунаг, в одной срачице,
   У запертых дворцовых врат
   Злосчастный Гейнрих; жрец угрюмый
   Глядит с балкона на него;
   С чела жреца тяжелой думы
   Не снимет даже торжество.
  
   А кругом дворца толпа,
   И жестока и тупа,
   Зверь свирепый, зрелищ жадный,
   Смотрит, будто камень хладный,
   На безмерный срам того,
   Чьих бы взоров трепетали,
   Чей бы след они лобзали
   В день величия его.
  
   И чуждый толпы и в толпе одинок,
   На кесаря, папу и волны народа,
   Как белый кумир, недвижим и высок
   (В нем точно ли бренная наша природа?),
   Стремит кто-то с башни таинственный взор,
   Пылающий, словно ночной метеор...
  
   &nbs

Другие авторы
  • Аблесимов Александр Онисимович
  • Милюков Александр Петрович
  • Богданов Александр Александрович
  • Давыдова Мария Августовна
  • Панаев Иван Иванович
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб
  • Шубарт Кристиан Фридрих Даниель
  • Мятлев Иван Петрович
  • Испанская_литература
  • Покровский Михаил Михайлович
  • Другие произведения
  • Мопассан Ги Де - Видение
  • Тугендхольд Яков Александрович - Пятая выставка в "Аполлоне"
  • Осипович-Новодворский Андрей Осипович - Новодворский А. О.: Биобиблиографическая справка
  • Тургенев Иван Сергеевич - Разговор на большой дороге
  • Гаршин Евгений Михайлович - Козодавлев Осип Петрович
  • Берг Федор Николаевич - Из В. Гюго
  • Некрасов Николай Алексеевич - Обозрение новых пиес, представленных на Александринском театре. Статья первая
  • Ясинский Иероним Иеронимович - У детей на ёлке
  • Мертваго Дмитрий Борисович - Пугачевщина
  • Иванов Иван Иванович - Уильям Шекспир. Его жизнь и литературная деятельность
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
    Просмотров: 358 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа