Каронин-Петропавловский Николай Елпидифорович - 5. Последний приход Дёмы

й. Но ему никто не сочувствовалъ.

   - Про то-то я и говорю: ушелъ ты - и хозяйство прахомъ,- настаивалъ Дёма, въ головѣ котораго, повидимому, безотлучно сидѣла мысль о конечномъ его разорен³и.

   - Кто-жь этого не знаетъ?- съ неудовольств³емъ заговорилъ Кирюшка Савинъ, возмутивш³йся тоскливымъ однообраз³емъ разговора.- И что ты наладилъ: ушелъ, ушелъ! Словно безъ тебя и не знаемъ... Тоска одна!

   - Да я такъ...

   Всѣ умолкли. На всѣхъ присутствующихъ, дѣйствительно, напала злая тоска.

   Но въ это время Семенъ Черный рѣшительно посмотрѣлъ на Семена Бѣлаго, указывая послѣднему на свои плисовые штаны, которые часто закладывались въ кабаки. Семенъ Бѣлый безмолвно отвѣчалъ ему удивлен³емъ и выразилъ ему, за его рѣшимость, полное одобрен³е. Поэтому, Семенъ Черный немедленно всталъ и вышелъ. Когда же онъ воротился, то плисовыхъ штановъ на немъ, конечно, уже не было, а были простые посконные, продранные на колѣняхъ.

   - Куда это ты дѣвалъ штаны свои? - насмѣшливо освѣдомился у него Потаповъ.

   Семенъ Черный, разумѣется, ничего не могъ отвѣтить и смущенно мигалъ, но все-таки немедленнь вынулъ изъ-подъ полы штофъ водки и молча поставилъ его на столъ. Такъ какъ Семенъ Черный нерѣдко приносилъ свои плисовые штаны и друг³я принадлежности костюма въ жертву общимъ тайнымъ желан³ямъ, то никто не удивился при появлен³и водки и никто не подвергалъ его допросу относительно причины этого появлен³я.

   Прежняя шумливость компан³и возвратилась. Пошла круговая. Водкой распоряжался Семенъ Черный, по праву своей самоотверженности; онъ поочередно каждому подавалъ грязно-зеленый стаканчикъ и блаженно улыбался. Самъ же онъ выпивалъ послѣ всѣхъ, причемъ вдругъ дѣлался серьезенъ.

   - Ну-ка, братъ, выпей. A то ужь ты очень...- сказалъ Семенъ Черный, подавая грязно-зелевый стаканчикъ Дёмѣ.

   Дёма сперва взядъ стаканчикъ, подержалъ его въ рукѣ, но потомъ вдругъ поставилъ на столъ.

   - Не могу! Душа не принимаетъ! - отвѣтилъ Дёма и отошелъ въ сторону. Черезъ нѣкоторое время онъ совсѣмъ ушелъ, спросивъ только:

   - Стало быть, послѣзавтра?

   - Будь готовъ,- отвѣчали ему.

   Когда Дёма вышелъ, присутствующ³е долго еще находились подъ его впечатлѣн³емъ, проникнутые какимъ-то неопредѣленнымъ, но тяжелымъ чувствомъ. Не помогъ даже и штофъ водки.

   - Эхъ, какъ его сердешнаго перевернуло! - сказалъ Петръ Безпаловъ, говоря объ ушедшемъ Дёмѣ.

   На кто никто не отвѣчалъ. Только Кирюшка Савинъ, неосторожно проливъ водку на бороду и грустно улыбаясь, заявилъ, что ему также тошно и что было бы хорошо, еслибы теперь закусить огурчикомъ.

   Дёма не пошелъ въ эту ночь въ избу, несмотря на то, что шелъ дождь, онъ прошелъ въ сарай и тамъ легъ на соломѣ. Тоска грызла его все больше и больше. Онъ могъ нѣсколько успокоиться и заснуть только тогда, когда твердо рѣшилъ уйти изъ деревни, поскорѣе и навсегда. Въ этомъ ему помогъ случай.

  

  

   На постели, гдѣ лежала Настя, лохмотьевъ уже не было. Иваниха выбросила ихъ и убрала свою невѣстку, и Настя не казалась уже странною съ своею мягкою красотой. Блѣдное лицо ея сдѣлалось еще лучше и чище послѣ смерти, которая еще не успѣла обезобразить свою жертву. Болѣзнь смыла съ нея грязь, смерть же уничтожила на немъ страдан³е. Всѣ черты ея запечатлѣны были покоемъ, котораго они=а не знала при жизни.

   Она и умерла тихо, безъ стоновъ и безъ конвульс³й. Это было ночью, никто не зналъ, какъ она умерла и что сказала. Иваниха задремала и прокараулила, а когда очнулась, то Насти уже не было.

   Иваниха не стала ревѣть, не проронила даже слезы. И какъ бы она стала ревѣть басомъ? Это не шло къ ней. Она, правда, долго стояла надъ постелью умершей, но ничего не говорила.

   Оправившись отъ своего оцѣпевѣн³я, она принялась медленно и сосредоточенно убирать свою невѣстку въ неизвѣстный путь. Она открыла свой сундукъ, отложила оттуда самое лучшее бѣлье, какое только было у ней, взяла лучш³й холстъ, какой только она имѣла, и принялась за дѣло. Еслибы Настѣ надо было отдать все имущество, то Иваниха
не задумавшись, отдала бы. Зачѣмъ теперь имущество ей, старой каргѣ? Теперь ей ничего не надо,- проживетъ!

   Иваниха замерла на мѣстѣ только тогда, когда пошла будить Дёму, чтобы сообщить ему о смерти жены. Она просто похолодѣла вся. Но страхъ ея былъ напрасенъ. Дёма поблѣднѣлъ, замигалъ глазами и сѣль на порогъ. Повидимому, онъ даже ожидалъ этого и какъ будто совсѣмъ не удивился.

   Черезъ длинный промежутокъ времени онъ пересѣлъ на лавку, возлѣ изголовья своей жены, и застылъ тутъ. Иногда онъ бережно гладилъ своею большою черною рукой руку умершей и все о чемъ то думалъ, упорно смотря въ полъ. Иваниха долго стояла передъ нимъ и наблюдала. Это была минута, когда она готова была заревѣть.

   - A я такъ полагаю, что это мнѣ ужь предѣлъ такой, т.-е. уйти,- промолвилъ только разъ Дема и вопросительно посмотрѣлъ въ пространство. Но черезъ минуту онъ уже снова задумался.

   Послѣ этого Иваниха оставила его одного, занявшись приготовлен³емъ къ похоронамъ. Надо сперва сдѣлать гробъ. Для этого лучше всего снять доски съ полатей, - больше досокъ взять не откуда. И куда ей полати? Не надо ей ничего. Тамъ семь досокъ, и четыре изъ нихъ какъ разъ подходятъ къ росту Настасьи.

   Потомъ надо уговорить попа похоронить нынче же, потому что завтра утромъ Дема долженъ отправляться въ пути оставаться же ему здѣсь не зачѣмъ,- только изведется, а пользы никому не принесетъ. Но соглас³е попа похоронить сегодня же надо купить, и это стоитъ три рубля, а у Иванихи такихъ денегъ нѣтъ. Иваниха мрачно задумалась.

   Но въ это время къ ней явилась неожиданная помощь - артельщики, которые уже узнали, что хозяйка Дёмы померла. Сперва явился Кирюшка Савинъ, потомъ Семенъ Бѣлый, потомъ Петръ Безпаловъ и, наконецъ, всѣ артельщики, а также семьи ихъ. Всѣ товарищи Дёмы старались сначала чѣмъ-нибудь утѣшить Дёму и изъявили готовность по мѣрѣ силъ помочь ему.

   Но Дма не обращалъ ни на кого вниман³я:, онъ только, какъ и прежде, сказалъ, глддя вопросительно въ пространство:

   - A я такъ полагаю, что это мнѣ ужь предѣлъ такой, т.-е. уйти.

   Проговоривъ это, Дёма опять задумался. Это было сказано страннымъ голосомъ, съ страннымъ взглядомъ, но артельщики не удивились. Они поняли необходимость предоставитъ Дёму себѣ самому и не приставали къ нему, боясь разбередитъ его тихую тоску. Дёма такъ и просидѣлъ весь этотъ день на лавкѣ, никѣмъ не тревожимый. Изъ волости пришелъ было посланецъ за Дёмой, но Иваниха живо выпроводила его, пригрозивъ ему кочергой, изъ чего посланецъ сейчасъ же заключилъ, что ей и Дёмѣ некогда.

   Каждый изъ артельщиковъ съ жаромъ принялись помогать Иванихѣ въ ея хлопотахъ. Кирюшка Савинъ тотчасъ же снялъ съ полатей доски и начамъ дѣлать гробъ; онъ былъ плотникъ и потому дѣло его двигалось быстро къ концу. Петръ Безпаловъ и Климъ Дальн³й отправились копать могилу, а Потаповъ пошелъ къ попу. Безъ дѣла на время оставались только Семенъ Черный и Семенъ Бѣлый, но скоро и имъ Иваниха нашла дѣло въ избѣ. Притомъ, Семену Бѣлому предстояло въ этотъ день оказать спец³альную услугу.

   Въ виду недостатка денегъ у Иванихи, артельщики ссудили ей изъ своей кассы полтора рубля, да сама она вынула изъ какой-то преисподней тряпку, въ которой былъ завернутъ рубль мѣдными деньгами, очевидно, припрятанными лѣтъ двадцать тому назадъ на черный день. Но все-таки полтинника не доставало. Вотъ здѣсь и помогъ Семенъ Бѣлый. Онъ поглядѣлъ на Семена Чернаго, пошепталъ ему что-то и вышелъ, сопровождаемый одобрительнымъ взглядомъ Семена Чернаго. Онъ побѣжалъ въ кабачокъ, заложилъ тамъ свою плисовую жилетку за полтинникъ съ прибавкой чарки водки и явился въ избу къ Иванихѣ въ посконной рубахѣ; только поднялъ дорогой веревочку и подпоясался.

   Такъ весь день прошелъ въ хлопотахъ. Похороны Насти совершены были уже вечеромъ. Гробъ несли артельщики, а сопровождали его ихъ семьи.

   Въ тотъ же денъ Иваниха пошла на сходъ, вмѣсто Дёмы, и объявила тамъ, что Дёма отказывается и отъ полдуши. Сходъ снова заволновался. Былъ предложенъ вопросъ: скоро ли всѣ разбѣгутся? И другой: ежели всѣ разбѣгутся, то кто станетъ платить? Какь и вчера, парашкинцы волновались, говорили, злились, унывали, наконецъ, упали духомъ и разошлись по домамъ, ничего не рѣшивъ.

  

  

   Рано утромъ на другой денъ Иваниха провожала Дёму.

   Дёма сидѣлъ на завалинкѣ своей избы и, держа на колѣняхъ шапку, глядѣлъ въ даль. На него страшно было взглянуть. Онъ сгорбился, похудѣлъ и выглядѣлъ безпомощнымъ.

   Иваниха стояла подлѣ него. Она передала ему котомку, а за пазуху положила какой-то узелокъ. Оба молчали. Иваниха, крѣпилась и не выказывала наружу своей тревоги.

   Наконецъ, она сказала сдержанно:

   - Приходи повидаться-то.

   Дёма поднялъ голову.

   - A можетъ, и не свидимся, - возразилъ Дёма, отвѣчая, казалось, не на просьбу Иванихи, а на какую-то свою мысль. Помолчали.

   Иваниха все крѣпилась. Было только одно мгновен³е, когда она измѣнила себѣ. Она погладила рукой по головѣ уходившаго и тихо, неслышно сказала:

   - Сынокъ мой!- и голосъ ея задрожалъ. Вотъ и все. Это было одно мгновен³е.

   Скоро собрались всѣ артельщики, въ сопровожден³и своихъ бабъ и ребятишекъ, и начали торопить Дёму. На прощанье они дали обѣщан³е Иванихѣ, что они строго будутъ блюсти Дёму, пока онъ не оправится.

   Всю послѣднюю ночь шелъ дождь, а утромъ поднялся съ земли густой туманъ, разстилавш³йся вдоль улицы, на рѣкѣ, по лугамъ и дальше, дальше. Онъ неподвижно лежалъ на землѣ, какъ бы застывъ въ густую массу, не поднимаясь и не волнуясь, и только чуть заколыхался при проходѣ артельщиковъ съ толпой ихъ семействъ.

   Иваниха постояла на крыльцѣ, подождала, пока всѣ фигуры уходившихъ скрылись, окутанныя мглой, и отвернулась. Сначала одиночество ей показалось ужаснымъ, но потомъ, подумавъ немного, она рѣшила, что такой старой каргѣ ничего не нужно, кромѣ избы и куска хлѣба. A если у ней и хлѣба не будетъ, и силъ больше не будетъ, и ничего не будетъ, то и хорошо, потому что эдакую старую собаку жалѣть нечего... Иваниха съ ненавистью оглянула деревню.