Ясинский Иероним Иеронимович - Тайна Оли

трубу вашу! - сказала Оля весело. - Покажите мне, где тут горы... Прежде я думала, что на луне лицо... Дура, право! А? Ведь, не лицо?

   - Какое там лицо! - проворчал Николай Николаич.

   Но мало-помалу он разговорился. Он раздвинул свой инструмент и стал объяснять, что луна необитаема, что там нет воздуха, что на ней множество оврагов, горных хребтов и потухших вулканов. Луна одушевила его. Он стал фантазировать и высказал некоторые смелые гипотезы. Может быть, со временем, в огромные телескопы (с дом), на ней откроют развалины погибших городов, или построят воздушный шар и сделают исследования на месте. Для человеческого гения всё возможно.

   Оля задумчиво смотрела на небо.

   - Пожалуй, там и Безлюдовка была какая-нибудь? - спросила она с серьёзным видом. - И кто-нибудь, вроде меня, жил, жил и всё ждал чего-то, да так и умер?

   - Может быть, - отвечал Николай Николаич. - А уж на разных других планетах, например, вот на Венере, - это наверно... Да теперь, конечно, на нашу землю со всех сторон неба смотрят. Тоже люди... Ведь и им любопытно...

   Оля с тоскою смотрела вверх, где, среди облаков, серебряных с прозрачными краями, в тёмном небе, сиял диск луны. Николай Николаич, между тем, производил астрономические наблюдения с глубокомысленным видом.

   - Вы помните, что я обещала вам сказать? - прошептала Оля.

   - Какую-то тайну, - отвечал он небрежно.

   Она замолчала. Пальцы её медленно перебирали на груди бусы.

   - Проклятые облака! - крикнул Николай Николаич. - Плывут и плывут. Тут уже ни одной звёздочки не видно. Пойдёмте на горку!

   Они отправились на горку. Придя туда, Оля опустилась на скамейку.

   - Вы босиком? - спросил Николай Николаич.

   - Да, - сказала она.

   В лунном сумраке белели её ноги. Николай Николаич сел рядом.

   - Поставьте ноги на скамейку...

   - Не нужно...

   - Как знаете...

   Он навёл трубу на ту часть неба, где горели звёзды в тёмной лазури, свободной от облаков. Он смотрел долго и вдруг радостно улыбнулся.

   - Не хотите? Звёздочка с хвостом... Вот, вот!..

   Оля приблизила глаз и сейчас же отстранилась.

   - Да... действительно...

   - Это комета. Может быть, я первый её увидел! - произнёс он с гордостью.

   Оля вздохнула. Она чувствовала себя одинокой. Лунная даль беспредельно сияла. Серебряный туман фосфорической лентой висел над Десной. Лес темнел как туча.

   Николай Николаич опустил трубу и мечтал. По приезде домой, он непременно устроит на чердаке обсерваторию. Следовало бы раздобыть астрономический атлас. Многих созвездий он совсем не знает. Ах, если бы уже скорее сделаться учёным - настоящим учёным, с бледным лицом, строгими глазами, умной речью. Скучно ждать!

   - Вам, Оля, не холодно?

   - Нет, не холодно...

   - Поставьте ноги, говорю вам, на скамейку, - сказал он.

   Она поставила, застенчиво отряхнув юбку. Николай Николаич нашёл её ногу и сказал:

   - Совсем мокрая...

   Оля дышала тяжело. Прикосновение пальцев Николая Николаича ожгло её, она вздрогнула.

   - Хочу я спросить у вас, - начала Оля, - когда вам будет двадцать лет, не буду я стара?

   - Человек стареет на сорок втором году, если верить физиологам, - отвечал Николай Николаич, зевая.

   Беседа опять прервалась.

   На луну лениво набежало серебряное облачко и закрыло её. Прозрачный сумрак стал дымчатым. Даль потускнела. Яркий туман над Десной погас.

   - Что ж вы хотели сказать? - спросил Николай Николаич.

   Оля крепко закрыла лицо руками.

   - Ах, ах!

   - Ну?

   - Ничего...

   - Вы пошутили!

   - Да, - отвечала она тихо, сквозь слёзы.

   Он сдвинул трубу и встал.

   - Так пойдём... - сказал он. - Мне ужасно спать хочется... Завтра рано вставать...

   - Идите, а я посижу ещё, - прошептала Оля.

   - Как угодно, - произнёс он. - Спокойной ночи!

   Он пришёл в гостиную и крепко заснул.

   Утром его разбудил Игнат, уже собравший его вещи. В столовой весело кипел самовар. Оля сидела на своём месте и торопливо заваривала чай. Она была бледна, глаза её опущены, губы подёргивались. Гаврила Иванович брезгливо сосал трубку и кряхтел. У него болела голова, ныли кости. Он, впрочем, любезно улыбнулся Николаю Николаичу и выразил сожаление, что не может удержать дольше дорогого гостя.

   Было ещё очень рано. Тарантасик задребезжал у крыльца. Оля с испугом взглянула в окно и выбежала из столовой, наклонив лицо. Вместо неё, через несколько времени, появилась Алёна с остатками пирога. К концу чая прибежал Костя. Он с сожалением смотрел на друга, аппетитно завтракая, ровно дыша мясистой грудью, покрикивая на прислугу, хвастая, что он один выпил вчера две бутылки наливки.

   - Вот если б Белобров увидал, как мы тут пьянствуем! - говорил он, умиляясь.

   Вошёл Игнат. Надо спешить ехать, потому что в полдень лошади пристанут. Теперь самая пора. Николай Николаич встал. Он расцеловался с Гаврилой Ивановичем, с Костей и пошёл прощаться с Олей. Но её нигде не оказалось. В гостиной генералы с удивлением выкатывали глаза, кресла и диваны простирали коротенькие ручки, как бы не пуская гостя. В спальне на ширме сиротливо висел голубой передник Оли. Розы увядали в стеклянной банке. Костя напрасно звал сестру.

   - Купаться отправилась - вот что! - сказал он, поднимая брови. - Ведь вот - выбрала время... Бабьё бесчувственное!.. Эх, брат, не верь бабам!!. Прощай, что делать!..

   Они долго обнимались, сочно целуясь, пристально глядя друг другу в глаза. Когда Николай Николаич сел в экипаж, Костя выбежал с перепелиным вабиком.

   - На, брат. Тебе это нравилось.

   Не успели лошади тронуться, как он вскочил на подножку и подал пистолет.

   - На и это... Бог с тобой, стреляй, брат!.. Не поминай лихом!

   У Николая Николаича на миг шевельнулось желание отдать другу трубу. Но он сдержал порыв и только благодарно улыбнулся.

   - Спасибо!

   Лошади пошли рысцой. Мелькнули ворота, бревенчатые постройки, огород.

   - А бабам не верь! - крикнул в заключение Костя, приложив к обоим углам рта по ладони.

   Пыль взвилась. Потянулись огромные, протяжно шумящие берёзы. Жёлтое море спелой ржи волновалось. Николай Николаич думал о том, как он приедет домой, как его встретит мамаша, полная, красивая, с чёрными бровями, мечтательным взглядом, а он прижмётся к её душистым рукам, и его сердце сладостно забьётся. Пистолет лежал рядом. Он придерживал его и самодовольно улыбался.

   Вдруг лошади шарахнулись в сторону. Из ржи, раздвигая колосья руками, с криком выбежала Оля. Игнат крепка натянул вожжи, тарантас остановился.

   - Что такое? - тревожно спросил Николай Николаич.

   - Подождите!!.

   Оля запыхалась. Щёки её горели, грудь поднималась высоко.

   - Подождите, Николай Николаич, я вам теперь скажу...

   - Ну-те, говорите...

   Улыбаясь, он до половины высунулся из тарантаса.

   - Я жду!..

   Она тоскливо смотрела на него.

   - Но сначала скажите вы мне что-нибудь...

   - Что ж я вам скажу? - спросил он смеясь.

   - Неужели ничего не найдётся??

   Она ждала. Косы её развязались и упали на плечи.

   - Скажите же! - произнесла она, изнемогая от внутренней боли, чувствуя, как слабеют её колени.

   - Поклонитесь Бруевичевым! - сказал Николай Николаич, подумав.

   Она взглянула на него и побледнела.

   - Вы недовольны? - спросил гимназист озабоченно.

   - Нет, нет! - растерянно отвечала она. - До свидания... Вот и отлично... и прекрасно...

   - А тайна ваша?.. Всё шутите!

   Он сверкнул зубами и развязно погрозил пальцем.

   - Да, - отвечала она. - Прощайте.

   - Прощайте! Поцелуйте Костю! Трогай, Игнат!

   Тарантас покатил. Пыль стлалась медлительно. В её белом облаке едва чернела, шатаясь, точка - удаляющийся экипаж. Наконец, исчезла и она. Лазурное небо, необъятное как бездна, лило потоки ослепительного света. Шумела рожь, кричали птицы. Оля стояла на одном месте, с мёртвым лицом, с потухшими широко раскрытыми глазами.

  

   Ноябрь 1880 г.

  

   Источник текста: Ясинский И. И. Полное собрание повестей и рассказов (1879-1881). - СПб: Типография И. Н. Скороходова, 1888. - Т. I. - С.176.

   OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, июнь 2012 г.

   Оригинал здесь: Викитека.