ней нянька несет ребенка. Она, вероятно, устала, не могла больше нести, и временно несла нянька, но в этот момент она почувствовала опять силы и с движением бесконечной любви, бесконечного счастья, точно вся жизнь ее одни сплошные розы, она повертывается и берет ребенка от няньки... Нет, вы понимаете, сколько прощенья, красоты сколько непередаваемой... Ведь это небо открылось, это сон из другой жизни... Это Маргарита, Гретхен...- вся боль души...
Голубчик, это разве можно выразить? Это была она. Я бросился, я не помню, что я делал... я целовал ее руки, лицо ребенка... а? что? Она похудела... Лицо, как вам сказать, прозрачное... а? Глаза, как звезды... Смотрит, счастье в лице... Это, это... А! Отчего не могу плакать? Ах, подите же вы с вашими прописями, моралями... Ну что, что все это в сравнении с тем, что называется жизнь? Жизнь не прописная, не по указкам, а так, как она идет в жизни? а? что?
- Ну? И дальше?
- Дальше ничего... ничего! Что ж дальше? Жена, дети, чем они виноваты? Мы поклялись пять лет не видаться... чтоб прошло все у нас... Но прошел год... Я опять в Москве... Хоть и дал слово не видеться, опять потянуло. Адрес забыл... Вертится дом в голове,- не могу вспомнить... Остался лишний день, в адресный стол послал... Пять адресов принесли, все объездил - не она. Не могу вспомнить дома... Ведь это Москва - семь миллионов закоулков... разве смотришь, куда идешь? Пробовал и так ехать: скажешь извозчику: "Пошел прямо, куда хочешь". На счастье,- и смотрю: дома не узнаю ли? Уехал в Петербург, пробыл неделю, возвратился... Опять остановился в Москве... Так тянуло к ней... Ездил... ездил... вечер пришел... Вечером что делать? Лето... Поехал куда-то в загородный сад... Вдруг... Это удивительно странно, из пустоты головной выдавил эту фамилию домовладельца... Так на мертвый берег точно выплеснуло: на теперь, дескать, подавись...
Конечно, туда... Тот дом и та лестница; бегу, а сердце стучит: люблю, люблю!
Вот дверь, еще мгновение за этой дверью... за этой дверью уже стояла смерть!
- Что?
- Она умерла... неделю тому назад от болезни сердца... И все ждала меня, говорила: "Он здесь, здесь, сейчас же, как придет, приведите ко мне..." Я стоял, слушал. Она не много получила от жизни... Я смотрел на эту страшную, теперь растворенную дверь, и мне казалось, что с той стороны двери, там, из темноты, она смотрела на меня из-за могилы, слушала мои мысли, такая же покорная и так боящаяся кого-нибудь обеспокоить... Сестра двоюродная была при ней и ребенка взяла с собой. Куда? Не знаю.
Вы понимаете состояние, когда по привычке, что ли, думаешь черпнуть все той же живящей влаги и пьешь уже какую-то дрянь смерти? А? Что? Думаешь обнять жизнь и обнимаешь смерть. А?
Для меня она живет. Она здесь, я слышу шаги ее наверху в рубке... Она в то же время разменялась на миллионы мелочей...
Она в песне, во вздохе... ее походка, волосы... Она живет со мной... возле меня. Меня тянет к этим падшим, там я сильнее ее чувствую... эту боль поруганного, затоптанного человека.
Я больной человек, маньяк, в сущности мертвец. И я только не хочу, чтоб та, сегодняшняя, услышала вдруг вместо кастаньета звуки костей моего скелета... а? Что?
Эти "а" и "что" звучали теперь, как клавиши старого разбитого фортепиано.
Он замолчал.
Невыразимо тяжелое чувство охватило меня, и не хотелось говорить.
- Ну что ж, будем спать, спокойной ночи,- смущенно проговорил он.
- Спокойной ночи,- ответил я.
Я не помню, как заснул. На другой день, когда я проснулся, ни Черноцкого, ни вещей его не было в каюте.
Я заглянул в окно - мутные струйки реки куда-то озабоченно бежали, двигался берег, ниткой ровной шел дождь.
Скучно...
Впервые - в книге "Новое слово. Товарищеские сборники", кн. 2, М. 1907.
Публикации в собр. соч. изд. "Знание" (т. IX, 1910), отдельное издание (изд. "Освобождение", Спб. 1913) и собр. соч. изд. Маркса (т. VII, 1916) - являются перепечаткой текста сборника.
В ИРЛИ хранятся: разрозненные листы автографа рассказа; неполный автограф под названием "Потерянные", по-видимому, первый вариант рассказа; небольшой отрывок на четырех листах и черновой автограф всего произведения (с небольшими пропусками) в тетради большого формата.
Переписывая рассказ в эту тетрадь с черновой рукописи (возможно, ею является автограф "Потерянных"), Гарин, как это видно из автографа (в тетради), несколько раз менял его заглавие. Сначала он назвал рассказ "На одной струне" с подзаголовком "Набросок", затем переменил название на "Дурман" с подзаголовком "Очерк". Но и это заглавие не удовлетворило автора, и вместо него он сверху надписал: "Встреча".
Текст, написанный черными чернилами, имеет большое количество сокращений, исправлений теми же чернилами,- очевидно, эти исправления сделаны в процессе работы. В начале рассказа, на нескольких его первых листах, имеется также большая правка карандашом, сделанная, очевидно, уже позднее, по написании в тетради всего произведения, но не доведенная до конца.
В настоящем издании рассказ печатается по тексту книги "Новое слово".
Стр. 625. "Искушение святого Антония" (1874) - пьеса французского писателя Флобера (1821-1880).
Стр. 638. Маргарита (Гретхен) - героиня трагедии "Фауст" (1832) Гёте.