Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Вальнек-Вальновский

у. Часовой, поставленный Вальнеком отмахивать комаров и тот, свалившись на плечо Вальнека, укрыв и его, и себя веткой, заснул богатырским сном.

   Грубо растолкав ногами спящую "сволочь", инженер молча наблюдал, как подымался ошалевший Вальнек, весь вздувшийся от сплошных волдырей, с лицом и затылком, покрытым насосавшимися кровью, прилипшими и застывшими комарами, торчавшими грязно-кровяными пупырышками на вздутой поверхности.

   Ничего не понимавший, всё забывший, Вальнек сперва вытянул отёкшие руки в воздух, точно хотел поддержать какую-то навалившуюся на него тяжесть, потом быстро провёл ими по чесавшемуся немилосердно лицу, бессмысленно уставился на полосы крови, появившиеся на руках, тупо осмотрелся, остановился на инженере и, наконец, всё вспомнил и окончательно пришёл в себя от крика инженера с большими ногами.

   - Вон, мерзавец!

   Вальнек со сна так равнодушно сдвинул брови, как будто ругали не его, а кого-то другого.

   - Да ругаться вы умеете, али же и волоски рвать умеете...

   - Какие волоски?

   Вальнек только величественным жестом показал на нивелир и принялся равнодушно растирать новых насевших на шею комаров.

   - Да как я мог порвать волоски, когда их нет... когда они на стекле нарисованы...

   - Пхе! ну так стекло разбили...

   Рабочие даже наклонились вперёд, когда инженер прильнул к трубе.

   Вальнек и тот не мог отказать себе в удовольствии и в пол-оборота с накипевшим злорадством следил за инженером.

   Рука инженера поднялась и что-то тронула у трубы.

   - Пожалуйте, - проговорил инженер, обращаясь к Вальнеку.

   Вальнек лениво и нехотя подошёл к трубе и нагнулся.

   Вальнек смотрел, смотрел...

   - Ну?!

   Вальнек поднялся, наконец, растерянно оглянулся, развёл руками, сделал своё "пхе!" и ничего не понял: вертикальный и горизонтальный волоски были на своём месте.

   - Десять лет нивелировали?! - спросил инженер с непередаваемой интонацией.

   У Вальнека воздух захватило в груди.

   Всё это вместе, - и полное фиаско, и комары, и кошмарный сон, и разбитое тело, и болящие ноги, и весь этот проклятый лес, и воздух, точно пропитанный тонкими, колючими иглами, и, наконец, этот взгляд, пронизывающий и режущий без ножа, - всё сразу раздавило ослабевшую волю Вальнека.

   - Не мучьте... отпустите меня...

   - Вечером в контору... Отвезите его на тот берег...

   О, с каким наслаждением зашагал Вальнек за рабочими из этого ада...

  

   Вальнеку выдали на обратный проезд 100 рублей и 60 жалованья за текущий месяц, взяв с него расписку, что расчётом он доволен и претензий он иметь не будет.

   - Нет, не будет! Будьте вы все прокляты.

   Вальнек вышел на улицу и вздохнул полною грудью.

   - Ситец, полотно голландское, носки, - так обратился приказчик, останавливая лакомые взгляды на железнодорожнике Вальнеке.

   Единственное неприятное чувство, которое испытывал Вальнек - это была мысль о племяннице, которой надо ещё объяснить неожиданную перемену, постигшую его, а, следовательно, и её. Вальнеку жаль было огорчать эту племянницу с улицы, уже успевшую укрепиться в мысли, что завтрашний день её обеспечен.

   Вальнек вошёл в магазин и с достоинством, ему присущим, набрал разных утешений своей спутнице на 150 рублей.

   - Деньги двадцатого... Расписку...

   - Очень хорошо-с...

   Приказчик быстро написал счёт и ловко положил его перед невозмутимо сидевшим Вальнеком.

   Вальнек отстранился, сдвинул брови и спросил оторванно-равнодушно:

   - Где?

   Приказчик указал пальцем.

   Вальнек обмакнул перо, посмотрел на него на свет и расписался: Инженер-технолог Вальнек-Вальновский.

   - Кстати, у вас кокарда и знак на шапку есть?

   - Пожалуйте...

   - Это уж так запомним, - проговорил Вальнек, выходя к нагруженному извозчику в шапке с кокардой и знаком.

   - Пожалуйста не беспокойтесь...

   В тот же день, под вечер, маленький пароход отвалил от берега. Единственных три пассажира: Вальнек, племянница и какой-то молодой господин сидели на палубе.

   Приятная прохлада потянула с реки от задвигавшегося парохода.

   На душе у Вальнека было легко и спокойно.

   Его племянница суетилась около чая, сервированного на чистой скатерти.

   Вальнек давно уже не ощущал того удовлетворения от семейной обстановки, такого отдыха души и тела, какой испытывал теперь.

   И впереди пять, шесть дней и все такие же, все с правом забыть вся и всё и чувствовать полное удовлетворение сытой довольной жизни. А там...

   Вальнек отогнал мрачные мысли и оглянулся на свою спутницу. А какое удовлетворение у неё?!

   Как преобразилась она и как стала похожа и она на счастливую, довольную женщину.

   И Вальнек с удовольствием смотрел на свою племянницу: судьба уже слепила эти два оторванных листка своей мастикой.

   А там в Киеве?! - мелькнуло в голове Вальнека.

   "Всё будет хорошо!" - подумал строго вдохновенно Вальнек и перевёл глаза на молодого человека.

   Молодой человек почтительно смотрел на племянницу.

   "О, люди, люди!" - подумал Вальнек. - "Давно ли с этой самой племянницей не хотели говорить, а теперь этот, вероятно, будет счастлив, если я представлю его"...

   Вальнек встретился глазами с молодым человеком и, сделав нерешительное движение, подошёл к нему.

   - Инженер, граф Вальнек-Вальновский, - прошу пана...

   Вальнек величественно пожал руку и жестом пригласил к чайному столу молодого человека.

   - Графиня Вальнек-Вальновская - племянница... Прошу пана...

   Хорошо засыпал Вальнек в этот вечер под убаюкивающий говор воды и однообразный стук машины...

   Не хорошие сны только снились Вальнеку.

   Снилось ему, что сидит у него на коленях оборванный десятилетний, грязный сын его Владек. Сидит и плачет, так плачет, и так болит его, Вальнека, сердце.

   Ах, Боже мой, его ли то сын, его ли то Владек, которого когда-то чистого, в шёлковых башмачках, держал он на своих коленях и целовал его маленькие, нежные ножки... Э-эх, какие грязные, дырявые, вонючие сапоги теперь на тех ножках...

   Ах, как плачет Владек, как сжимается сердце Вальнека.

   - Не плачь, Владек, не плачь, мой сын любимый... Сжалится над нами Господь... вырастешь как-нибудь... Матка Бозка [Матерь Божья - польск.] пошлёт тебе богатую невесту...

   Ах, плачет маленький Владек, плачет потому, что есть хочет. И тяжело так Вальнеку: знает он, как накормить сына, знает, что есть у него, Вальнека, на груди заветный мешочек, куда зашил он свои деньги.

   Уже не Владек, сам Вальнек плачет, и воет и бьётся его тело под гнетущим кошмаром.

   Проснулся молодой человек и смотрит на Вальнека сквозь просвет светлой ночи. Встал тихо, подошёл и опять смотрит и видит, как выбился мешочек с деньгами из-под рубахи и танцует на бьющейся груди у Вальнека.

   Подумал молодой человек, вынул нож и, отрезав осторожно шнурочек, положил деньги Вальнека в свой карман.

   Приснилось Вальнеку, что отдал-таки сыну он деньги - отдал, хоть и жаль было. И опять заснул Вальнек так крепко, точно в бездну какую провалился.

   Тихо кругом, стала машина и вода не говорит больше: ночует пароход у пристани.

   Неясная тень молодого человека скользнула по трапу и скрылась на берегу в селе в предрассветном тумане.

   Вот звякнул почтовый колокольчик, залился и потонул в сонном воздухе: на лошадях поехал дальше молодой человек.

   Всё спит: и вода, и берег, и пароход, и другой пароход там в неясном отражении воды, и Вальнек.

   Так хорошо тянет свежий воздух из отворённой двери, такой прохладой обдаёт его истрепавшееся тело...

  

  

   Источник: Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений. Том V. Рассказы. - СПб.: "Труд", 1908. - С. 263.

   OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, 2010 г.

   Оригинал здесь: Викитека.