: "Что я съ тобой, чертушкой, дѣлать-то буду?" Замужъ взять предлагалъ. Ну и пырнулъ. Да ничего, легонько,- закончилъ Алексѣй Петровичъ,- вырвалась она. Слышалъ, миромъ у нихъ дѣло кончится.
Было поздно, залъ пустѣлъ. Я собирался уходить, когда двери кабинета съ шумомъ распахнулись, и оттуда выскочила толпа арфистокъ. Впереди, откинувши голову назадъ и блестя сѣрыми влажными глазами, какая-то дикая и изступленная, неслась въ безумной пляскѣ и выкрикивала: "Караулъ! караулъ! охъ, разбой, разбой, сударыни мои!.." Груша Тамбовка, которую я не сразу узналъ въ началѣ вечера. Это было что-то отчаянное, какая-то безумная вакханал³я. Разбрасывая руками стулья, встрѣчавш³еся на пути, она неслась между столиками, увлекая за собою толпу полупьяныхъ арфистокъ, заламывала руки надъ головой, и дик³е окрики рѣзкаго контральто смѣшивались съ охрипшими полупьяными голосами хора. Публика встала съ своихъ мѣстъ и съ жаднымъ любопытствомъ слѣдила за тонкой гибкой фигурой, безумно плясавшей въ дальнемъ концѣ зала, а въ дверяхъ кабинета стояли четыре господина, съ красными, пьяными лицами, и хохотали на все зало.
Какъ тихи усталыя августовск³я ночи! Какое высокое, какое звѣздное небо! Городъ заснулъ... Какъ звѣзды свѣтятся, огоньки городскихъ домовъ, разбросанныхъ по темной горѣ, мерцающими звѣздами дрожатъ и качаются огни фонарей на судовыхъ мачтахъ, темнымъ лѣсомъ протянувшихся по Окѣ и Волгѣ, куда только достаетъ глазъ. Чуть журчитъ вода, бьющаяся о барки моста, неяснымъ шумомъ доносится плескъ веселъ плывущей лодки, тяжело и глухо прогудѣлъ пароходъ, а тамъ, далеко, кто-то переговаривается въ рупоръ на баржахъ, словно аукаются голоса въ глубинѣ лѣса...
Пожаромъ горитъ ярмарка. Бѣлымъ свѣтлымъ куполомъ стоитъ надъ ней свѣтъ электрическихъ фонарей, гремятъ коляски, гулъ идетъ изъ открытыхъ оконъ трактировъ и изрѣдка къ сонной рѣкѣ донесется, какъ раздирающ³й вопль: "Караулъ! Караулъ! Охъ разбой, разбой, разбой!"