В. М. Дорошевич
Последний русский актёр [*]
[*] - "День первого русского актёра" есть очевидно, день Ф. И. Волкова, т. е. 150-летний юбилей его. До революции ежегодно праздновался также "День русского актёра", установленный Театр. Обществом и приуроченный к великопостному сезону. А. К.
Сегодня, в день первого русского актёра, любопытно набросать силуэт:
- Последнего русского актёра.
Новорождённого.
Ему 20 лет. Прекрасный возраст!
У него длинные белокурые волосы, закрывающие уши, как у танцовщицы Клео де Мерод. И "уайльдовское лицо".
Ещё несколько лет тому назад это возбуждало любопытство.
Теперь примелькалось:
- Слишком много носят.
Слишком много "Уайльдов"!
Всё, что было до него, он признаёт:
- Никуда не годным.
Пьесы, постановки, игру.
Авторов, режиссёров, актёров.
Будет стремиться:
- Внести что-то новое.
Необходимо ненавидеть старое.
Иначе не захочешь новизны.
Он глубочайше уверен, что:
- Театр переживает кризис.
- Театр гибнет.
Он добавляет:
- Театр, как таковой.
Хотя, при чём тут "как таковой", - неизвестно.
Так умнее!
Он особенно любит говорить о театре.
Больше даже говорит о театре, чем играет.
И говорит не в каких-нибудь трактирчиках, как прежде.
А на разных "вторниках", "средах", "четвергах", "пятницах", "субботах", "воскресеньях", "понедельниках".
В Политехническом музее, в других местах, где собираются люди, которым решительно:
- Не на что убить время.
Послушать его:
- Театр гибнет.
Театр уже погиб.
И это заставляет с большей надеждой взирать на него.
- Может быть, он спасёт?
К прежнему актёрскому быту, протекавшему не в аудиториях и музеях, он относится с брезгливой улыбкой:
- Пьяный, безграмотный народ.
Он терпеть не может того, что существует:
- Старьё, которым завалены казённые сцены.
- Жалких ремесленников, которые играют на частных, чтоб не сдохнуть с голода!
Это прекрасно.
Будьте всегда недовольны существующим.
Недовольство, это - самое плодотворное состояние человеческой души.
Недовольство, это - беременность ума.
О старых актёрах он слушает со снисходительной улыбкой.
О старом театре тоже.
- Такова была публика. Она ходила в театр смотреться в зеркало. И довольствовалась зеркалами, которые её уродовали. Как кухарка, лучших не видевшая.
О старых "великих" он слушает, пожимая плечами:
- Д-да. Для своего времени, для тех требований это, вероятно, было удовлетворительно.
Он, собственно, желал бы, чтобы всё это старое:
- Поскорей передохло.
Немножко каннибальски.
Но естественно.
Человечество делится, говорят, на два борющихся лагеря:
- Мужчин и женщин.
Каждый лагерь делится на два враждующих стана:
- Стариков и молодых.
Молодёжь не может не ненавидеть стариков.
Старики мешают ей жить:
- По-новому.
Если бы все старше 40 лет в один, действительно, прекрасный день сразу умерли, свет сделал бы скачок вперёд на 3 столетия.
Новый актёр клянётся Коммиссаржевской, которой никогда не видел, бредит Гордоном Крэгом, о котором знает мало, и Максом Рейнхардтом, о котором, собственно, ничего не знает.
Он поклоняется:
- Режиссёру.
Этакому умилённому режиссёру, которых развелось теперь больше, чем актёров.
Который с особой сладостью, - словно в него положили 4 куска сахару, - рассказывает свои:
- Настроения и переживания.
- Когда Константин Сергеевич (г. Станиславский) почесал левую бровь и сказал: "М-да-с!", это, знаете, было откровение... Откровение, говорю вам...
- Но в чём же откровение?
- Это, знаете, трудно выразить... Это настроение... переживание... открылись возможности... этакие достижения...
- Ей-богу, ничего не понимаю!
- Очень о вас жалею! А мы поняли!
Старый актёр с режиссёром был на ножах.
- Не учи!
Новый считает шиком "смотреть на себя, как на глину".
- Лепите!
Это скверно.
Очень старо, но страшно умно:
- Не сотвори себе кумира!
Никаких кумиров!
Лёжа ниц, не двинешься вперёд.
Куда, однако, вперёд?
Новый актёр говорит:
- Публика ищет теперь в театре новых эмоций.
Но каких?
Не говорит.
Или секрет. Или не знает.
А откуда-то из глубины "прёт", побеждает, вновь захватывает, заинтересовывает публику:
- Старый репертуар.
Настроения... переживания... достижения... скрытые возможности...
Всё это интересует только гимназистов, ходящих по контрамаркам.
Всё это, вероятно, хорошие вещи.
Но их:
- Делать не умеют!
В искусстве важно не только:
- Что?
Одинаково, если не больше, важно:
- Как?
Кто же этот новорождённый, последний господин сцены с причёской Клео де Мерод и уайльдовским лицом?
Действительно:
- Революционер?
Или только:
- Неуважай-Корыто?
Источник: Дорошевич В. М. Старая театральная Москва. - Пг.: Петроград, 1923. - С. 141.
Оригинал здесь: Викитека.
OCR, подготовка текста - Евгений Зеленко, декабрь 2009 г.