Главная » Книги

Чехов Антон Павлович - Ионыч, Страница 2

Чехов Антон Павлович - Ионыч


1 2

ве" (см. ниже письмо Ю. О. Грюнберга к Чехову от 18 июня 1898 г.).
   Записи к "Ионычу", в их соотношении с окончательным текстом рассказа, проанализированы в книге: З. Паперный. Записные книжки Чехова. М., 1976, гл. 4 - "Зерно и растение".
   До сих пор считалось, что рассказ "Ионыч" был предназначен Чеховым для "Русской мысли", а затем взят им обратно как не подходящий для журнала. В ПССП, т. IX (стр. 589, 600), эта мысль была высказана как предположение и затем, уже в категорической форме, повторена в т. XVII (стр. 449). Однако сопоставление писем Чехова и его корреспондентов убеждает в несостоятельности этого утверждения.
   Действительно, в редакции "Русской мысли" ожидали от Чехова рассказа с осени 1897 г., так как 18 октября он обещал В. А. Гольцеву: "Рассказ пришлю в декабре", а 2 ноября подтвердил: "Рассказ пришлю непременно". 15 декабря 1897 г., в письме к нему же, Чехов отложил исполнение обещания на февраль 1898 г., объяснив это неудобствами писания в непривычной обстановке и трудностями избранного сюжета: "Рассказ я пришлю, но едва ли успею сделать это раньше февраля. Во-первых, сюжет такой, что не легко пишется, а во-вторых, мне лень и лень". Эти строки обычно относили к "Ионычу", однако речь здесь идет о другом произведении.
   Не получив от Чехова нового рассказа и в феврале, Гольцев обратился к нему 20 марта 1898 г. с иной просьбой - дать что-нибудь из прежнего для сборника в пользу голодающих. Речь шла о "Неосторожности" (см. т. VI Сочинений, стр. 635). Сборник не состоялся, и 4 июня Гольцев попросил: "Не отдашь ли рассказ в "Русскую мысль"?" (ГБЛ).
   Идея Гольцева напечатать "Неосторожность" в "Русской мысли" вызвала возражение Чехова (письмо от 6 июня 1898 г.). Просьба вернуть рассказ в литературе о Чехове была ошибочно отнесена к "Ионычу". "Рассказ возврати мне, для "Русской мысли" он не годится. Если он был набран, то пришли в набранном виде - очень обяжешь. Для Русской же мысли у меня готовится другой рассказ, побольше", - эти последние слова, так же как и упоминания в письме от 15 декабря 1897 г. о трудно пишущемся рассказе, следует отнести к рассказу "Человек в футляре".
   "Ионыч" был обещан "Ниве" еще до переписки Чехова с Гольцевым по поводу рассказа "Неосторожность". 13 марта 1898 г. Чехов писал Ю. О. Грюнбергу: "Рассказ я пришлю непременно, но не раньше того, как вернусь домой; здесь писать я не могу, обленился. Около 5-10 апреля (ст. ст.) я поеду в Париж, оттуда домой, и в мае или в июне, вероятно, уже буду писать для "Нивы"". Дальнейшая история писания и публикации "Ионыча" прослеживается по переписке Чехова с редакцией "Нивы".
   4 апреля 1898 г. Грюнберг писал Чехову: "И. Н. Потапенко передал мне о Вашем желании получить аванс в счет гонорара за вещь, которую Вы пишете для "Нивы". К сожалению, Адольф Федорович (Маркс) теперь за границей, но, зная Вашу аккуратность, я решаюсь исполнить Ваше желание, не испросив предварительно его согласия, и посылаю Вам при сем переводом две тысячи франков, что составляет 751 рубль. - Буду очень рад, если Вы найдете возможным прислать нам рукопись в скором времени" (ГБЛ). 11 апреля Чехов ответил Грюнбергу: "Рассказ, как я уже писал Вам недели две назад, я пришлю по возвращении домой".
   Чехов вернулся в Мелихово 5 мая 1898 г. и вскоре, очевидно, приступил к писанию. 12 июня он сообщил А. С. Суворину. "Написал уже повесть и рассказ". В переписке с Гольцевым Чехов часто называл вещь, предназначенную для "Русской мысли", повестью, а "Ионыч" обычно именовался рассказом; впрочем, в письме к Н. А. Лейкину от 2 июля 1898 г. обе вещи названы повестями.
   Таким образом, "Ионыч" был написан в Мелихове в мае (после 5-го) и в июне (до 12-го) 1898 г., т. е. приблизительно в течение месяца.
   Рассказ был отправлен в "Ниву", очевидно, 15 или 16 июня. 18 июня 1898 г. Грюнберг писал Чехову: "Рассказ Ваш "Ионыч" я получил и передал Ростиславу Ивановичу Сементковскому <... > Желание Ваше, чтобы рассказ был напечатан в одной книжке, будет исполнено, равно как Ваша просьба о присылке корректуры" (ГБЛ). В тот же день Чехову писал и Сементковский: "С истинным удовольствием прочел я Ваш рассказ, и само собою разумеется, что все Ваши желания будут в точности исполнены <...> пользуюсь этим случаем, чтобы лично Вам подтвердить, что очень дорожу Вашим сотрудничеством" (ГБЛ).
   16 июля корректура была послана. Сементковский напомнил с ней Чехову 28 июля: "...я предназначаю "Ионыча" для сентябрьской книжки наших "Приложений", которая у нас уже в работе. Не смею Вас торопить, если Вы корректуру получили; но если Вы ее не получили, будьте любезны меня об этом уведомить, и я немедленно вышлю Вам другой оттиск" (ГБЛ). Чехов отослал корректуру 29 июля, еще не получив этого напоминания, - см. его письмо к Сементковскому от 10 августа 1898 г.
   Беловой автограф рассказа достаточно близок к тексту первой публикации (см. варианты).
   Правка в корректуре выразилась в сокращениях по всему тексту, особенно в главе I, где были устранены некоторые детали: например, о Старцеве перед его первым визитом к Туркиным - "выпил бутылку пива", в описании игры Екатерины Ивановны - "и казалось, что он уже целый год слышит эту музыку". В корректуре был вычеркнут эпизод в сцене всеобщего восхищения игрой Екатерины Ивановны (см. вариант к стр. 27, строка 43); "зависть и ревность к чужим успехам" у Веры Иосифовны нарушала идиллические тона, в которых дана атмосфера семьи Туркиных при первом визите Старцева.
   При подготовке собрания сочинений оригиналом для набора "Ионыча" послужил текст "Нивы". 12 мая 1899 г. Чехов писал А. Ф. Марксу: "Рассказ мой "Ионыч", напечатанный в прошлом году в "Ниве", благоволите также послать в типографию". Корректуру IХ-го тома Чехов читал в октябре 1901 г., в Москве - см. в письме к Л. Е. Розинеру от 8 октября 1901 г.: "Корректуру IX тома вышлю на этих днях". В текст первой публикации он внес при этом десяток поправок: в одном случае переменил слово, в другом - глагольную форму, остальные изменения коснулись предлогов, окончаний и пунктуации.
  
   Специальный вопрос составляет так называемый "таганрогский колорит" в "Ионыче". Какие-то детали в рассказе действительно, должно быть, восходят к картинам Таганрога. Так, М. П. Чехов утверждает, что "описанное в "Ионыче" кладбище - это таганрогское кладбище" (Антон Чехов и его сюжеты, стр. 17; см. об этом также в статье П. Сурожского "Местный колорит в произведениях А. П. Чехова". - "Приазовский край", 1914, No 172, 3 июля). Некоторые исследователи находят в "Ионыче" черты, которые сам Чехов отмечал в быте таганрогских врачей: в письме к М. Е. Чехову от 3 января 1885 г. - "Как врач я в Таганроге охалатился бы и забыл свою науку, в Москве же врачу некогда ходить в клуб и играть в карты"; в воспоминаниях В. Ленского (В. Я. Абрамовича), относящихся к приезду Чехова в Таганрог в июле 1899 г.: "На вокзале А. П. был очень бодр, оживлен, много говорил, смеялся. Кому-то из врачей шутя сказал: - Литература - невыгодное занятие. Вон у всех таганрогских врачей есть свои дома, лошади, коляски, а у меня ничего нет. Брошу-ка я литературу, займусь медициной..." ("Чеховский юбилейный сборник". М., 1910, стр. 349). Действительно, здесь отмечены некоторые "обязательные" черты преуспеяния практикующего врача, нашедшие место в "Ионыче", но вряд ли можно подобные детали возводить исключительно к таганрогским впечатлениям. Обстановка в "Ионыче" - русская провинция, но в среде московских врачей Чехов также мог черпать материал для будущего рассказа - см., например, в "Осколках московской жизни" саркастическую характеристику "ученого миллионера" Г. А. Захарьина с его "классическими сторублевками" ("Осколки", 1883, No 37, 10 сентября).
  
   Читатели "Ионыча", самые разные, в письмах делились с Чеховым своими впечатлениями от нового рассказа. Г. М. Чехов писал 28 сентября 1898 г.: "Какой хороший рассказ "Ионыч", очень живой!" (ГБЛ), Остро эмоционально восприняла рассказ читательница Н. Душина из г. Кологрива Костромской губернии: "А "Ионыч"? Страшно, страшно подумать, сколько хороших, только слабых волей людей губит пошлость, как она сильно затягивает и потом уж не вырвешься. Горько мне думать, что Вы, может быть, сами перестрадали от пошлости и черствости людской" (письмо от марта 1899 г. - ГБЛ).
   Критика относила рассказ "Ионыч" к тем произведениям, в основе которых лежат "глубокие драматические сюжеты в обыденной жизни" (И. И. П-ский. Трагедия чувства. Критический этюд (по поводу последних произведений Чехова). СПб., 1900, стр. 21) и "широко развертывается картина обыденной жизни с ее торжеством пошлости, мелочности, жестокой бессмыслицы, тупой скуки и безнадежной тоски" (Волжский <А. С. Глинка>. Очерки о Чехове. СПб., 1903, стр. 61).
   А. Л. Волынский (Флексер) особо отметил в "Ионыче", что "фон и действующие на этом фоне лица - настоящая русская действительность", а "медленный, вялый темп их жизни тоже характерен для России" (А. Л. Волынский, А. П. Чехов. - В кн.: Борьба за идеализм. Критические статьи. СПб., 1900, стр. 341).
   Р. И. Сементковский поставил рассказ "Ионыч" в один ряд с другими произведениями Чехова 1898 г., где, по его мнению, решается вопрос об отношении идеалов к современной жизни: "Прочтите последние произведения г. Чехова, и вы ужаснетесь той картине современного поколения, которую он нарисовал с свойственным ему мастерством. Возьмете ли вы Ионыча, героя рассказа, помещенного в "Литературных приложениях" "Нивы" за сентябрь, или ряд личностей, выведенных в других рассказах талантливого беллетриста, - вы одинаково вынесете какое-то щемящее впечатление бессилия найти в жизни идеальное содержание" ("Ежемесячные литературные приложения к журналу "Нива"", 1898, No 10, стлб. 391).
   "Ионыч" был воспринят в одном ряду с рассказом "Человек в футляре", и даже фразеология критических отзывов об "Ионыче" говорит о том, что в этом рассказе критики увидели прежде всего изображение "холодного формализма", "мертвой обстановки, в которой приходится жить современному человеку"; "Люди как бы забываются в кругу формально усвоенных ими понятий <...> Жизнь по шаблонам парализует ум, чувство и волю..." (Мих. Столяров. Новейшие русские новеллисты. Гаршин. Короленко. Чехов. Горький. Киев - Петербург - Харьков, 1901, стр. 46 и 58).
   "Власть жизненного футляра очерчена здесь художником сильно, сжато и красиво...", - писал об "Ионыче" Волжский ("Очерки о Чехове", стр. 88). "Типичность чеховской картины невольно наводит читателя на размышление, сколько еще таких Ионычей выбрасывает лаборатория провинциальной российской обывательщины. "Беликова похоронили, а сколько таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!" - говорит в конце своего рассказа о человеке в футляре Буркин; подобное же заключение напрашивается и по прочтении "Ионыча". Здесь Чехов дал широчайшее обобщение российской обывательской жизни" (там же). Волжский, правда, отмечал, что "главный интерес рассказа" заключается в "психологическом процессе формирования молодого, здорового, неглупого врача Старцева в безличного обывателя" (стр. 87), но самый этот процесс автор, в сущности, обошел вниманием.
   Д. Н. Овсянико-Куликовский подверг углубленному рассмотрению процесс "постепенного очерствения души молодого врача" (Д. Н. Овсянико-Куликовский. Наши писатели. (Литературно-критические очерки и характеристики). I. А. П. Чехов. - "Журнал для всех", 1899, NoNo 2-3). "Ионыч"- отнюдь не рассказ "на старую, избитую тему о том, как "среда заедает свежего человека"" (No 3, стлб. 259). Благодаря природному уму Старцев понимает заурядность и пошлость окружающей обстановки и обывателей города, но он и сам не выключен "из рутины, которая ему так ненавистна в других" (No 3, стлб. 266).
   Основой пессимизма Чехова, по мнению Овсянико-Куликовского, служит "унылое и безотрадное чувство, вызываемое в художнике созерцанием всего, что есть в натуре человеческой заурядного, пошлого, рутинного" (No 3, стлб. 263). Этот пессимизм исходит отнюдь не из отрицания возможностей совершенствования отдельного человека и общества в целом, напротив, он основан "на глубокой вере в возможность безграничного прогресса человечества", но "главным препятствием, задерживающим наступление лучшего будущего, является нормальный человек, который не хорош и не дурен, не добр и не зол, не умен и не глуп, не вырождается и не совершенствуется, не опускается ниже нормы, но и не способен хоть чуточку подняться выше ее" (No 3, стлб. 264).
   "Ионыч" послужил Овсянико-Куликовскому примером для демонстрации того свойства, которое исследователь обозначил как "односторонность", в отличие от "разносторонности" таких художников, как Шекспир, Пушкин, Тургенев. Чехов, по его мнению, производит "художественный опыт", эксперимент: "он выделяет из хаоса явлений, представляемых действительностью, известный элемент и следит за его выражением, его развитием в разных натурах"; внимание Чехова направлено к изучению "явлений, в действительности затененных или уравновешенных многими другими" (No 2, стлб. 136-137) - иначе было бы трудно отделить их от потока ежедневной жизни.
   Овсянико-Куликовский обратил внимание на характерное, по его мнению, качество чеховской поэтики - особую обнаженность приемов творчества: "Чехов не боится рисковать <...> Смелость в употреблении опасных художественных приемов, давно уже скомпрометированных и опошленных, и вместе с тем необыкновенное умение их обезвреживать и пользоваться ими для достижения художественных целей - вот что ярко отличает манеру Чехова и заставляет нас удивляться оригинальности а силе его дарования" (No 3, стлб. 261).
   Первый из этих приемов состоит в том, что, "хотя провинциальная жизнь и не изображена в рассказе, ее присутствие там явственно чувствуется читателем", благодаря тому что показана семья Туркиных, аттестованная как самая талантливая в городе. Другой прием, примененный "для того, чтобы осветить жизнь города и умственный уровень его обывателей, не рисуя их <...> состоит в том, что автор просто указывает нам, как стал относиться к местному обществу доктор Старцев, после того, как он уже прожил в городе несколько лет <...> В результате у нас складывается весьма невыгодное для местного, так называемого "интеллигентного" общества представление о нем <...> На этом нашем представлении, которое нам подсказано, можно даже сказать - навязано автором, и основано освещение внутренней жизни общества города С., сделанное так, что самый-то освещаемый предмет за этим освещением и не виден" (No 3, стлб. 262). Указана, таким образом, одна из существенных черт чеховской поэтики - средство косвенной оценки изображаемого явления. В статье рассмотрена также композиция рассказа "Ионыч", его "прозрачное" построение; истолкована сцена на кладбище и выяснена ее функция в развитии сюжета рассказа - "эти поэтические строки имеют огромное художественное значение в целом, образуя в нем как бы поворотный пункт" (No 3, стлб. 270).
   При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий и сербскохорватский языки.
  
   Стр. 25. Когда еще я не пил слез из чаши бытия... - Строка из романса М. Л. Яковлева на слова "Элегии" А. Дельвига.
   Стр. 27. Умри, Денис, лучше не напишешь. - Оценка, будто бы данная князем Г. А. Потемкиным после первого представления "Недоросля" Д. И. Фонвизина. Печатно приведена впервые в "Русском вестнике" (1808, No 8, стр. 264), затем неоднократно повторялась в литературе о Фонвизине и стала ходячим анекдотом. Чеховская редакция фразы всего ближе к приведенной в книге П. А. Арапова "Летопись русского театра": "Умри, Денис! Или не пиши больше, лучше не напишешь" (СПб., 1861, стр. 210). См. об этом в статье о Фонвизине Г. А. Гуковского в кн.: История русской литературы. Т. IV. Ч. 2. М. - Л., 1947, стр. 178-180, и в статье В. Б. Катаева ""Умри, Денис, лучше не напишешь". Из истории афоризма" ("Русская речь", 1969, март - апрель, стр. 23-29).
   Стр. 28. Твой голос для меня, и ласковый, и томный... - Начальная перефразированная строка романса А. Г. Рубинштейна "Ночь" на слова Пушкина - "Мой голос для тебя и ласковый и томный..."
   Стр. 31. "Грядет час в онь же..." - Евангелие от Иоанна, гл. 5, ст. 28.
   Стр. 35. ...что человечество, слава богу, идет вперед и что со временем оно будет обходиться без паспортов и без смертной казни ~ "Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно?" - Приведено в воспоминаниях о Чехове А. С. Яковлева, относящихся ко времени пребывания его в Москве осенью 1900 г. (ЛН, т. 68, стр. 601).
  

Другие авторы
  • Вега Лопе Де
  • Агнивцев Николай Яковлевич
  • Карабчевский Николай Платонович
  • Вельтман Александр Фомич
  • Ландсбергер Артур
  • Соловьев Сергей Михайлович
  • Панаев Владимир Иванович
  • Чуйко Владимир Викторович
  • Раевский Дмитрий Васильевич
  • Амфитеатров Александр Валентинович
  • Другие произведения
  • Дорошевич Влас Михайлович - Чехову 50 лет
  • Белый Андрей - Крещеный китаец
  • Хвостов Дмитрий Иванович - Хвостов Д. И.: Биографическая справка
  • Авдеев Михаил Васильевич - Авдеев М. М.: биобиблиографическая справка
  • Скалдин Алексей Дмитриевич - А. Д. Скалдин: биографическая справка
  • Чарская Лидия Алексеевна - Записки институтки
  • Вересаев Викентий Викентьевич - В сухом тумане
  • Ротчев Александр Гаврилович - В альбом К. Н. У-вой
  • Пушкин Александр Сергеевич - Дантес Георг-Карл (д'Антес)
  • Григорьев Аполлон Александрович - Знаменитые европейские писатели перед судом русской критики
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
    Просмотров: 557 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа