Е. Э. Подгородникова (сохранилось письмо Чехова к ней от 4 марта 1900 г. и три ее письма к Чехову - 1900-1901 гг. - ГБЛ), умершая от туберкулеза в Ялте, о чем поведала зимой 1904 г. мать ее, Е. А. Роггенбау, своей ялтинской знакомой Е. Л. Токаревой. Подгородникова сочувствовала больному Чехову и предлагала свою помощь по уходу за ним.
30 июня 1939 г. родственник Токаревой, Л. В. Цинговатов, сообщил М. П. Чеховой: "Ек. Аф. Роггенбау говорила, что ее дочь, гуляя постоянно с собакой, дала повод Антону Павловичу написать рассказ "Дама с собачкой"" (ГБЛ). М. П. Чехова в письме к Цинговатову спрашивала: "Интересно было бы, конечно, выяснить, в какой мере Ел<ена> Эд<уардовна> была прототипом рассказа "Дама с собачкой"". 2 августа 1939 г. Токарева отвечала, что маленькая белая собачка "всегда сопровождает старушку (Е. А. Роггенбау), как раньше всегда ходила с ее дочерью, что и послужило поводом Антону Павловичу один из его прекрасных рассказов озаглавить "Дама с собачкой"". Подгородникова "не была лично знакома с ним, хотя очень часто гуляла мимо его дачи в надежде лишний раз увидеть любимого писателя. <...> "Прототипом" для рассказа <...> вряд ли могла служить Елена Эдуардовна - думаю, что дело ограничилось одним названием и что Антон Павлович не мог знать интимной жизни Елены Эдуардовны..." (ГБЛ; см. также: Л. Цинговатов. История одного письма. - "Земля родная". Литературно-художественный альманах. Кн. 6. Пензенское обл. изд-во, 1950, стр. 183-184).
Подтверждение этой гипотезы - в статье М. К. Первухина "А. II. Чехов и ялтинцы" ("Вселенная", 1910, No 5): "Только что (в декабре 1899 г.) появился рассказ Чехова "Дама с собачкою". Ялта сейчас же узнала и "даму", и "собачку". "Дама" стала, буквально, героинею. Ее знакомства стали заискивать:
- Помилуйте! Ведь ее Чехов описал!!
На самом деле между рассказанным Чеховым и подлинными приключениями "дамы с собачкой" общего было только то, что дама обладала хорошенькой собачкой, с которою и появлялась на Набережной.
Но даме очень понравилась роль "чеховской героини", она уцепилась за легенду, сама стала развивать ее:
- На днях передам Антону Павловичу еще мой дневник. Он опишет... Он очень интересуется пережитым мною... Ах, он так отлично понимает тайны женского сердца, эмоции больной женской души!
Впрочем, у "чеховской, героини" скоро нашлись конкурентки: стали появляться на набережной Ялты другие и другие "дамы с собачками", и каждая проговаривалась "случайно"...
- Надо будет еще рассказать кое-что Антону Павловичу о моей жизни и моих страданиях...
Потом как-то сразу все ,,дамы с собачками" исчезли..." (стр. 74).
Можно предположить, что в облике "дамы с собачкой" нашли отражение некоторые черты О. Р. Васильевой, больной девушки, наследницы большого состояния. Чехов познакомился с ней в Ницце в начале 1898 г. (См. о ней стр. 370 и 389 наст, тома.) Чехов дослал Васильевой рассказ с письмом от 9 августа 1900 г. 12 с<ентября> она отвечала: "Я не смею выразить Вам всю мою благодарность за Ваше письмо и за "Даму с собачкой". Я Вам низко, низко кланяюсь" (ГБЛ). О том, что рассказ задел какие-то интимные струны в душе Васильевой, свидетельствует ее письмо к Чехову: "Я, кажется, с ума схожу по "Даме с собачкой", одна вот эта фразка - просто меня как-то баюкает: "Почти каждый вечер попозже они уезжали куда-нибудь за город, в Ореанду или на водопад..."" (январь 1901 г. - ГБЛ). Васильева была трогательно привязана к Чехову, восхищалась им и не скрывала своих чувств: "Ведь вот странно: когда Вы приходите - я поражена: как так - Вы пришли! Потом - 24 ч<аса> я, как во сне; еще потом - пробуждение - и тогда уж - хоть плачь.
Совсем глупо. Оттого ли, что Вы не от мира сего?" - писала она Чехову в январе 1901 г. (ГБЛ; ср. стр. 263-264). Характер Васильевой раскрывается в письме к Чехову Н. И. Юрасова, художника и русского вице-консула в Ментоне: "Она Вас очень любит, и Ваше слово для нее закон. <...> Она не знает, что делать со своею самостоятельностью, - а опереться ей не на кого. Она существо несчастное, жалкое и достойное сострадания" (16/29 марта 1901 г. - ГБЛ).
Описания крымских пейзажей и отдельных мест Ялты сделаны под непосредственным впечатлением. Чехов много путешествовал по окрестностям Ялты. 10 марта 1899 г. он сообщал сестре: "Я каждый день катаюсь <...>. Бываю в Ореанде, в Массандре".
В рассказе Гуров и Анна Сергеевна "поехали в Ореанду", "в Ореанде сидели на скамье недалеко от церкви". Ореанда - в шести с половиной км к западу от Ялты - бывшее царское имение. Чехов упоминает реально существовавшие скамью и церковь, которые описаны в книге А. Я. Бесчинского "Ялта и ближайшие окрестности" (Ялта, 1902). Чехов был знаком с ее автором. В этой книге Бесчинский отмечал, что в Ореанде были развалины дворца, сгоревшего в 1882 г. "Между дворцом и морем есть водопад, живописно падающий в глубоком ущелье. Через водопад перекинут мостик, а внизу есть скамейка" (стр. 123). "В Ореанде есть церковь Покрова пресвятой богородицы, богато убранная, со множеством мозаичных работ" (стр. 124). Церковь сохранилась. Чеховские герои "уезжали куда-нибудь за город, в Ореанду или на водопад". Водопад - Учан-Су - описан в "Путеводителе по Крыму" А. Бесчинского (М., 1901). Находится в девяти с половиной км от Ялты. Одна из живописных дорог к водопаду идет по бывшей Аутской улице, мимо дачи Чехова (стр. 256-259).
Гуров "обедал в саду" - в ялтинском городском саду был "первоклассный" ресторан ("Ялта и ближайшие окрестности", стр. 21).
Впервые Гуров увидел "даму с собачкой", сидя в павильоне у Берне. Парижская кондитерская Ю. И. Берне находилась на Набережной, в д. Бентковского: "Визави кондитерской, на море, расположен изящный павильон, той же кондитерской" (там же, стр. 55). В этом павильоне летом 1889 г. состоялась встреча Чехова с увлеченной им юной писательницей Е. Шавровой, написавшей незадолго до этого свой первый рассказ "Софка" ("Кисловодская идиллия") (Е. М. Шаврова-Юст. Об Антоне Павловиче Чехове. - "Литературный музей А. П. Чехова. Таганрог. Сборник статей и материалов". Вып. 3. Ростов н/Д., 1963, стр. 269-270). Очевидно, Чехов любил посещать павильон. 20 января 1901 г. из Ниццы он советовал матери: "...покупайте у Берне пирожные...".
Анна Сергеевна купила духи в японском магазине. В Ялте, на Набережной, в 1899 г. было два магазина японских изделий: Дементьева А. Ф. и Ятовца С. М. (см.: "Вся Россия. Адрес-календарь Российской империи". 1900. Т. 1, стлб. 1928). В 1899 г. Чехов приобрел в них "столик шестигранный, японский, черный", японскую тумбочку и японские вазы. Вещи эти экспонируются в Доме-музее А. П. Чехова в Ялте (см.: Мария и Михаил Чеховы. Дом-музей А. П. Чехова в Ялте. Мемуарный каталог-путеводитель. Под ред. С. М. Чехова. Изд. 7. М., 1963; NoNo 118, 127, 81, 154; стр. 53, 56, 42, 59).
Очевидно, впечатления от ялтинского и таганрогского театров воплотились в описании театра города С. (см. в письме к сестре от 15 декабря 1898 г.: "Пишу это в театре, сидя на галерке, в шубе. Пошлый оркестрик и галерка напоминают мне детство".)
5 января 1900 г. военный юрист и литератор Б. А. Лазаревский писал Чехову о том, как он с морскими офицерами читал "Даму с собачкой" на пароходе, на котором они отплывали из Ялты 26 сентября 1899 г. (Чехов провожал его): "Ужасно обрадовались, когда читали, как приставал пароход к молу в Ялте, и решили, что это, наверное, был "Святой Николай", на котором мы идем, т. к. он всегда долго выворачивается" (ГБЛ).
Чехов упомянул в рассказе любимый им "Славянский базар". Он часто останавливался в этой гостинице. Лазаревский заметил Чехову: "А из московских гостиниц Вы очень любите "Славянский базар".
- Как так? Где?
- В "Чайке", в "Даме с собачкой", в повести "Три года"...
- Это оттого, что я москвич. В "Славянском базаре" можно было когда-то вкусно позавтракать..." (Борис Лазаревский. А. П. Чехов. - Повести и рассказы. Т. 2. М., 1906, стр. 20).
Бывал Чехов и в докторском клубе, или Клубе врачей (Б. Дмитровка (ныне ул. Пушкинская), д. Шейпинг). 5 января 1893 г. П. А. Сергеенко сообщал ему из Москвы: "...кстати, здесь основалось с анекдотическими целями "общество XII". Ты запасай в числе учредителей. <...> Место: Докторский клуб. Задачи: анекдоты. Занятия: чаепитие, гости и ужин" (Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 60). Н. Д. Телешов вспоминал о встречах с Чеховым: "Мы видались в Москве <...> в Докторском клубе..." (Чехов в воспоминаниях, стр. 479).
Фамилия героини - фон Дидериц, возможно, подсказана письмами к Чехову В. А. Чумикова, переводчика его на немецкий язык, от 12 сентября и 7 октября 1899 г. Он передавал предложение издательской фирмы Eugen Diederichs, Leipzig издать полное собрание сочинений Чехова на немецком языке и договаривался с ним об условиях (ГБЛ). Может быть, Чехов вспомнил и строки из письма Меньшикова от 15 декабря 1898 г.: "...предпоследний сын Льва Николаевича Толстого) Апдрей <...> женится на Ольге Дидерихс (Дитерихс)" (ГБЛ).
Вскоре по выходе в свет книги XII "Русской мысли" Чехов стал получать восторженные письма от близких ему людей - деятелей искусства и литературы.
13 декабря 1899 г. Гольцев, прочитав "Даму с собачкой" на собрании Литературно-художественного кружка в Москве, известил Чехова: "Рассказ произвел сильное впечатление" (ГБЛ, ф. 77, к. X, ед. хр. 43).
Отзыв И. И. Левитана передан в письме М. Т. Дроздовой, художницы, друга семьи Чеховых: "Сегодня была я, Антон Павлович, у Марьи Павловны, был Левитан, много говорили об Вас. Он всё говорил: "Чёрт возьми, как хорошо Антоний написал "Даму с собачкой", - так же хорошо, как я пишу картины". В литературном кружке ее читали, кажется" ((декабрь, 1899 г.) - ГБЛ).
23 декабря врач П. Г. Розанов, старый знакомый Чехова но Звенигороду, послал ему "образчик письма ревнивого мужа", требуя "непременной и скорейшей дуэли". В шутливой форме он утверждал, что его жена "только что возвратилась из Ялты", что она ""невысокого роста блондинка", в "берете"", что при ней "находился "шпиц"", "именно "белый"", и что ее Чехов "на берегу "взволнованного моря"" привел "в такое состояние" (ГБЛ). 27 декабря Чехов отвечал: "Очень порадовали меня Вашим письмом".
Глубоко раскрыт смысл рассказа в письме М. Горького к Чехову в январе (после 5) 1900 г. Горький говорил об огромном значении творчества Чехова и, в частности, "Дамы с собачкой": "Читал "Даму" Вашу. Знаете, что Вы делаете? Убиваете реализм. И убьете Вы его скоро - насмерть, надолго. Эта форма отжила свое время - факт! Дальше Вас - никто не может идти по сей стезе, никто не может писать так просто о таких простых вещах, как Вы это умеете" (Горький, т. 28, стр. 112-113).
Лазаревский обратил внимание на гуманистическое чувство автора: "Вчера, на Новый год, прочел "Даму с собачкой". Как ласковы Вы к людям! Еще не страшно жить на свете, коли чувствуешь, что есть сердца, расположенные ко всяким тяготам, которые налагает жизнь на людей!" ((январь, 1900) - ГБЛ). В следующем письме - от 5 января 1900 г. - он писал о типичности изображенной Чеховым ситуации, понятой и его спутниками, офицерами с парохода "Святой Николай": "...стали читать "Даму с собачкой". Читали поочередно, чтобы не устать. Я думал, что слушателям-помощникам капитана не понравится. Понравилось, и поняли, хорошо поняли, что, хотя этого, может, и не было, но это правда <...> Когда я кончил читать, помолчали, потом еще раз сказали, что это всё сама жизнь, и рассказали несколько случаев" (ГБЛ).
Находясь под впечатлением рассказа, Лазаревский 16 марта 1903 г. в письме к Чехову делился своими переживаниями: "Живя в "Славян<ском> базаре", я всё ходил по коридорам и глядел на двери номеров, всё думал, не здесь ли встречались Дм. Дм. Гуров и Анна Сергеевна фон Дидериц. Трудно мне отрешиться от мысли, что их и не было никогда" (ГБЛ).
Глубокое проникновение в будничную жизнь людей отметила читательница Е. В. Лебедева в письме к Чехову (1900 г.) (см. об этом в примеч. к рассказу "По делам службы", стр. 400).
Сотрудник одесской газеты "Театр", М. Б. Полиновский, относил "Даму с собачкой", а также "О любви" и "В овраге") к тем произведениям Чехова, которые действуют на читателя "удивительным образом <...> заставляют много думать и много плакать" (письмо от 6 февраля 1900 г. - ГБЛ).
Доктор Г. И. Россолимо 6 февраля 1900 г. сообщал Чехову об успехах его последних вещей в среде преподавателей Московского университета: "Ваша "Дама с собачкой" и "В овраге" читаются теперь у нас с жадностью..."
В. Н. Ладыженский, земский деятель и писатель, сотрудник "Русской мысли", в письме к Чехову от 26 февраля 1900 г. из Пензы "одобрил" "и "Даму с собачкой", и "В овраге"" (ГБЛ).
И. А. Бунин считал "Даму с собачкой" одним из лучших произведений Чехова (ЛН, т. 68, стр. 677).
"Всегдашняя почитательница" из Петербурга, С. С. Ремизова, в письме от 15 октября 1903 г. просила Чехова написать продолжение "Дамы с собачкой": "Вы оставили своих героев, так сказать, в самую критическую пору их жизни, когда надо принять какое-нибудь решение, а какое? Вот трудный вопрос. Писать продолжение этого рассказа Вы, пожалуй, не захотите, так будьте добры, черкните несколько слов, как бы Вы поступили, будучи на месте Гурова <...> как бы Вы разрешили эту запутанную историю <...> В жизни людей так часты подобные безвыходные положения, в особенности в семейной жизни; так Ваша повесть попадет многим в цель, а потому очень интересно, даже важно узнать от такого сердцеведца, как Вы <...> как устроить свое счастье так, чтобы никто от этого не был несчастлив". Эту же просьбу Ремизова повторила в письме от 2 января 1904 г. (ГБЛ).
Л. Н. Толстой осудил чеховских героев. 16 января 1900 г. он записал в дневнике: "Читал Даму с собачкой Чехо<ва>. Это всё Ничше. Люди, не выработавшие в себе ясного миросозерцания, разделяющего добро и зло. Прежде робели, искали; теперь же, думая, что они по ту сторону добра и зла, остаются по сю сторону, т. е. почти животные" (Толстой, т. 54, стр. 9). О том, что Толстой был недоволен рассказом, Чехов знал из письма М. О. Меньшикова от 19 января 1900 г. Меньшиков передавал со слов Л. И. Веселитской, посетившей Толстых в Москве: "Ваша "Дама с собачкой", по словам Л<идии> И<вановны>, ему не понравилась" (ГБЛ).
Примитивно и поверхностно оценил "Даму с собачкой" Н. А. Лейкин: "Небольшой этот рассказ, по-моему, совсем слаб. Чеховского в нем нет ничего. Нет тех картин природы, на которые он был такой мастер в своих первых рассказах. Действие в Ялте. Рассказывается, как один пожилой уже приезжий москвич-ловелас захороводил молоденькую, недавно только вышедшую замуж женщину, и которая отдалась ему совершенно без борьбы. Легкость ялтинских нравов он хотел показать, что ли!" (24 декабря 1899 г. - "Из дневника Н. А. Лейкина" - ЛН, т. 68, стр.508).
В газетной и журнальной критике рассказ получил противоречивые оценки.
А. М. Скабичевский, соглашаясь с автором в отрицании современных форм жизни и признавая, что изображенная ситуация относится к числу драматических, осудил героев за то, что они неспособны к борьбе за свое счастье, что они "малюсенькие", а потому и драма их "безвыходная, позорно-мучительная": "Та самая паутина обычаев, приличий, толков, пересудов, косых взглядов, двусмысленных улыбок, родственных опал, расстройства служебных отношений и положений, паутина, сквозь которую без труда проходят крупные мухи, для мелких оказывается непроходима. Остается только хвататься за голову, чувствовать себя несчастными, терзаться сознанием своего бессилия, своего ничтожества и пресмыкаться весь век в таком безвыходно-фальшивом и нелепом положении, в котором пришлось путаться нашим героям". По мнению Скабичевского, драма - "в отсутствии борьбы, в бессилии героев на мало-мальски смелый и решительный шаг" (А. Скабичевский. Текущая литература. - "Сын отечества", 1900, No 35, 4 февраля).
Н. К. Михайловский увидел в рассказе новый этап в творчестве писателя; обратил внимание на то, что Чехову "открылись" "новые стороны жизни", "расширилось его понимание действительности", "усложнилось его отношение к ней". Критик признал серьезными драмы героев последних произведений Чехова и противопоставил их персонажам из юмористического рассказа "Длинный язык": "Одно дело, ялтинская дама, приятно проводившая время с Маметкулом и Сулейманом, и другое дело - Алехин и Анна Алексеевна..." (из рассказа "О любви"). Михайловский отметил нравственное перерождение Гурова и вопрос о праве героев на счастье ставил в плане моральном, а не в социологическом, в отличие от Скабичевского: "...одно дело Гуров в начале знакомства с Анной Сергеевной и другое дело - он же в конце рассказа. Имеют ли он и Анна Сергеевна право пользоваться алехинским рецептом, есть ли у них такое "высшее", во имя которого можно и должно принять счастие и несчастие, свое и чужое, - это дело их совести" (Ник. Михайловский. Литература и жизнь. Кое-что о г. Чехове. - "Русское богатство", 1900, No 4, стр. 139, 138-139).
В. Альбов доказывал, что для последнего периода творчества Чехова характерно его обращение к внутреннему миру человека. "Хочется думать, - выражал надежду критик, - что такие шедевры, как "В овраге", "Дама с собачкой", "Архиерей" - только первые попытки осветить жизнь с новой точки зрения" (В. Альбов. Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова. - "Мир божий", 1903, No 1, стр. 115). Он определял Чехова как гуманиста, которого "любовь ко всему человеческому и прекрасному в жизни" вывела "на широкий простор" (там же). Приводя в пример рассказы "О любви", "Дама с собачкой", "Архиерей", Альбов замечал, что Чехов идет по пути глубокого проникновения в жизнь и что "даже такую избитую тему, как любовь, г. Чехов, верный своей новой точке зрения, сумел изобразить оригинально" (стр. 112). Новое в "Даме с собачкой", по мнению Альбова, состоит в показе "процесса нравственного перерождения человека" (там же, стр. 114).
И. И. П-ский (псевдоним не раскрыт) назвал Чехова русским Мопассаном, отметил общие черты в "Даме с собачкой" Чехова и "Clair de lune" ("Лунный свет") Мопассана, но подчеркивал и своеобразие Чехова: Мопассан "старался низвести человека с его возвышенного пьедестала", Чехов тоскует о "лучших сторонах человеческой природы". Особенность таланта Чехова - "в мастерски нарисованной им картине зарождения любви в <...> Гурове, - правда, любви поздней, на закате дней, но на первый взгляд даже психологически невозможной и неестественной в этом пошлом, самодовольно-сытом, всё испытавшем bon vivan'е". Критик отнюдь не считал Гурова "грубым чувственником", находя в нем и хорошие стороны, а измену мужу со стороны героини объяснял "далеко не чувственной разнузданностью". Напротив, он утверждал, что она "на всем протяжении рассказа является в наиболее выгодном для нее свете": "Ее натура - источник глубокого чувства, до времени подавляемого и притупляемого окружающею средой, но требующего того или иного жизненного исхода. Не имея другого пути для своего развития, оно целиком выливается в сферу любви" (И. И. П - ский. Трагедия чувства. Критический этюд (по поводу последних произведений Чехова). СПб., 1900, стр. 2-5). Глубокую жизненную трагедию героини И. И. П-ский усмотрел "в этом ужасном, вопиющем несоответствии ее идеальных стремлений с действительной жизнью, в ее постоянной неудовлетворенности, в ее беспомощности..." (там же, стр. 6).
Андреевич (Е. А. Соловьев), анализируя рассказ "Дама с собачкой", писал, что на жизнь человечества Чехов смотрит с "космической точки зрения". Андреевичу Чехов представлялся сатириком во взгляде на жизнь, "в которой люди играют какую-то странную и обидную для их самомнения роль". Его точку зрения он сравнил с точкой зрения Свифта. По мнению Андреевича, Чехов ищет смысла жизни, и "удивительные произведения вырастают па почве этою искания" (Андреевич. Очерки текущей русской литературы. Искание смысла жизни. - "Жизнь", 1900, т. 1, стр. 246, 248).
Волжский (А. С. Глинка) объяснял беспощадное изображение жизни высоким нравственным идеалом писателя: "...идеал Чехова, "живой бог" его недосягаемо высок, потому-то и действительность, изображаемая в чеховских произведениях, так ничтожна - жалка, убога, сера и бесцветна..." Идеализм Чехова, по мнению Глинки, - в "непримиримом протесте против действительности". "Даму с собачкой", наряду с "маленькой трилогией", Волжский назвал "полными безнадежного идеализма произведениями", что было связано с общей концепцией критика, характеризовавшего Чехова как представителя "пессимистического идеализма" (Волжский. Очерки о Чехове. СПб., 1903, стр. 44, 43).
А. А. Измайлов считал рассказ типичным для творчества позднего Чехова: "По своему довольно минорному настроению новая вещица талантливого беллетриста не представляется исключением в ряде позднейших его произведений. И как почти всякое из последних, рассказ отмечен чертами созревшего таланта и производит впечатление, в особенности второю, более сильно написанною половиной" ("Биржевые ведомости", 1900, No 9, 10 января).
Р. И. Сементковский расценил рассказ "Дама с собачкой" как апологию безнравственности: "Нельзя же, в самом деле, называть хорошим человека, который то и дело обманывает жену, склонен разрушать правильную семейную жизнь, ставит из-за прихоти в ложное, крайне тягостное положение своих детей, относится очень поверхностно к своим общественным обязанностям и находит единственное развлечение и удовольствие только в любовных интригах". Сементковский не согласился с сочувственным отношением Чехова к перерождению Гурова: "Но если присмотреться к этой, столь важной и интересной жизни, как ее описывает г. Чехов, то, боже великий, как она в сущности мелка, неинтересна и излишня!" ("Что нового в литературе?" Критические очерки Р. И. Сементковского. - "Ежемесячные литературные приложения к журналу "Нива" на 1900 г.", 1900, No 1, стлб. 200, 194).
Ф. Е. Пактовскому чеховская тема казалась недостойной внимания, а герои - недостойными уважения: "Я не вижу здесь даже и того начала, которое руководило при разрушении семьи Анной Карениной <...> жертва принесена во имя животной страсти, вследствие непонимания святости семейных обязанностей, во имя привычки возводить вспышки своей страсти до пределов закона природы" (Ф. Е. Пактовский. Современное общество в произведениях А. П. Чехова. Казань, 1901, стр. 24). Оп полемизировал с теми критиками, которые "здесь видят тяжелую драму жизни".
Реакционная критика не приняла гуманистической идеи рассказа. Так, В. П. Буренин выступил против авторской позиции в нем: "Автор не разрешает ничем вопроса, предлагаемого героем рассказа себе самому, и вместе с этим, стало быть, не разрешает и вопроса о том, драма или только "водевиль с собачкой" всё то, что переживают его герои с их встречи в Ялте и до их встречи в Москве. Я склонен думать, что это водевиль, который и ялтинские любовники (мимоходом заметим, отнюдь не похожие на веронских любовников Шекспира), и г. Чехов ошибочно принимают за драму. Я склонен тоже думать, что в этой ошибочной точке зрения героев и их автора и заключается главный недочет рассказа" (В. Буренин. Критические очерки. - "Новое время", 1900, No 8619, 25 февраля).
По-разному была оценена художественная сторона произведения, в особенности финал.
Критики, отрицавшие серьезный конфликт чеховских героев с действительностью, считали рассказ отрывочным и художественно несовершенным. Так, Буренин замечал: он "все-таки не более как этюд, и притом отрывочный, представляющий как будто бы начало, первые главы ненаписанного романа". В "отрывочности" изложения Буренин видел следование модному направлению в искусстве тех лет: "Этюдность эта, очевидно, во вкусе времени и нравится большинству, толпе, и, быть может, даже и иным теперешним ценителям и судьям".
Андреевич, хотя и признавал глубину социального обобщения в рассказе, но писал о его художественной незавершенности: "Конечно, этот рассказ - отрывок; он даже ничем не заканчивается, и его последние строки только наводят на мысль о какой-то предстоящей жестокой драме жизни" ("Жизнь", 1900, т. 1, стр. 246).
И напротив, высокую оценку художественного мастерства дал И. И. П-ский: "Возникновение и дальнейшее развитие этого чувства изображены автором с поразительным талантом <...> Строки, изображающие их встречу в театре и те противоречивые чувства, которые взволновали Анну Сергеевну (радость и страх, мольба и любовь), - это перлы истинной поэзии. Здесь талант автора достигает титанической мощи" (указ. соч., стр. 8, 10). Финал "Дамы с собачкой" критику представлялся вполне закономерным: "...нам кажется, автор постигнул всю глубокую безотрадность (с социальной точки зрения) этой любви, если не путем анализа, то стихийною силою интуиции, и, вероятно, потому так внезапно оборвал свой рассказ..." (там же, стр. 11).
Полемизируя с предшествующими критиками, Альбов утверждал: "Хотя фабула рассказа обрывается на выдвинутой автором дилемме, однако смысл ее очевиден: или постепенное разрушение, медленное умирание в оболочке лжи, обмана, условной морали; или нужно разорвать эту оболочку, как что-то "ненужное, легкое и обманчивое" и освободить "сдавленное ею зерно жизни"" ("Мир божий". 1903, No 1, стр. 114).
Рассказ вызвал подражание - "Любовь Константиновна" Лазаревского. В этом рассказе отдельные места напоминают чеховские мотивы (объяснение на скамейке у моря, заключительные строки). 17 января 1901 г., посылая Чехову рассказ, Лазаревский жаловался: "О нем мне говорили, что я позаимствовал его у Вас из "Д<амы> с с<обачкой>". Эта мысль меня мучит <...> Люди, там описываемые, те, которых я наблюдал сам <...> Напишите мне, пожалуйста, что "Люб<овь> Конст<антиновна>" это не у Вас взята". - ГБЛ (см.: Борис Лазаревский. Любовь Константиновна (Рассказ) (ч. I). - "Крымский вестник". Севастополь, 1901, No 14, 16 января). Позже Лазаревский нарисовал для Чехова на папке виньетку. "Море, которое внизу папки, должно быть таким, каким любовались Дм. Дм. Гуров и Анна Сергеевна из Ореанды. Должно, но не знаю, есть ли оно такое", - писал он 4 апреля 1900 г. (ГБЛ). (Папка не найдена.)
При жизни Чехова рассказ переводился на болгарский, венгерский, немецкий, сербскохорватский и чешский языки.
Стр. 130. ...готовился когда-то петь в частной опере... - Русская частная опера (театр Солодовникова) в 1899 г. находилась в Москве на Б. Дмитровке (ул. Пушкинская).
Она никак не могла объяснить, где служит ее муж, - в губернском правлении или в губернской земской управе... - Губернское правление в России было высшим административным учреждением губернии, а губернская земская управа - исполнительным органом губернского земского собрания.
Стр. 132. ...она задумалась в унылой позе, точно грешница па старинной картине. - Грешница - Мария Магдалина. Изображение ее было очень распространено в итальянской живописи в эпоху Возрождения.
Стр. 138. ...шла в первый раз "Гейша" - оперетта английского композитора Сиднея Джонса, либретто О. Холла и Г. Гринбэнка (1896 г.). Впервые на русской сцене поставлена режиссером А. Э. Блюменталем-Тамариным в Москве в 1897 г., в театре Шелапутина ("Гейша, или Необычайное происшествие в одной японской чайной". Оперетта в 3-х действиях. Пер. с англ. А. Паули и Э. Ярона. СПб., А. Иогансон (1898". В 1899 г. в Москве "Гейша" шла в театре "Буфф" (дирекция Ш. Омон) и в театре русской комической оперы и оперетты под управлением Блюменталя-Тамарина. Газета "Курьер" (1899, No 330, 29 ноября, рубрика: "Зрелища") так рекламировала постановку "Гейши" в этом театре: "В понедельн<ик>, 29 ноября, предст. буд. при полной обст. сенс. нов., им. колосс. усп. в Париже, Лондоне, Берлине, Вене и прошедш. в Москве более 200 раз: "Гейша", яп. ком. оп. в 3 д. ...". В апреле того же года в Москве гастролировал театр венской оперетты, который ставил "Гейшу".
Вернувшись в Ялту 27 августа, Чехов, возможно, присутствовал на запоздалой премьере "Гейши" в ялтинском театре 6 сентября (см.: "Крымский курьер", 1899, No 201, 8 сентября). Ставила ее местная опереточная труппа под управлением С. II. Новикова. Постановка пользовалась успехом: спектакль был повторен 23, 26 и 30 сентября (там же, No 212, 215, 218).
Чехов следил за репертуаром ялтинского театра. "В театре оперетка", - сообщал он О. Л. Книппер 3 сентября 1899 г.