Арсеньев Александр Иванович - Обед Мидасов

">  

   Тот низок при дворе, иной великим стал,

  

   Другой, как буква еръ, в изгнание попал... {3}

  

   Судили вкривь и вкось. Оставили интриги

  

   И, слово за слово, попали как-то в книги.

  

   Хозяин наш, знаток, писателей судил,

  

   И Николева он сверх облак возносил.

  

   "Поэзия, - сказал, - достойна уваженья.

  

   "Розану" можно ли читать без восхищенья?

  

   Великий Николев - писателей пример,

  

   Он разумом своим - российских стран Вольтер.

  

   Прельщает слог его. Но что тому виною?

  

   Играют в нем слова с отменной пестротою.

  

   Он Сумарокова честь, славу помрачит,

  

   В трагедии своей стихами умертвит.

  

   Владыкин смело взял одну с Милтоном тему,

  

   По-русски написал чертовскую поэму;

  

   Он попирал в ней рай, род смертных погубил,

  

   Читателей терзал и в ад их посадил.

  

   В смешных комедиях Веревкин успевает;

  

   Блажен, кто в жизни раз "Помянник" прочитает.

  

   Шутлив Аблесимов; он "Мельника" писал,

  

   В похабных он стихах похвально успевал. {4}

  

   И с рылом Рубан наш пушит всех похвалами, {5}

  

   Сбирает денежки и торг ведет стихами.

  

   Сатирою Капнист хотел нас осмеять.

  

   Но может ли Капнист достоинство отнять?

  

   Летит к нему, спеша, Арсеньев на подмогу,

  

   И два слепца в одну пустилися дорогу:

  

   Кто лучше их стократ, тех вздумали бранить.

  

   Не должно ль дерзость их указом прекратить?"

  

   Я слушал и молчал. "Он сочинитель мерзкий, -

  

   Сказал сидящий гость. - В сатире глупой, дерзкой

  

   Он лучших рифмачей, ругая, не щадил,

  

   И Николева в стих бессовестный вместил.

  

   А Николеву <нрзб.> и целый свет дивится:

  

   Мольеру с ним нельзя в комедиях сравниться,

  

   Поучит Буало, сатиры как писать;

  

   Арсеньев и Капнист способны только врать.

  

   Капнист с Арсеньевым недавно подружился.

  

   Он лучше бы у нас здесь вкусу поучился:

  

   Здесь школа разума, сидит здесь вкуса бог;

  

   Надули б мы тогда и мысли в нем, и слог,

  

   Заставили б его за разумом гоняться,

  

   И в русском языке лишь рифмою пленяться;

  

   Оставить ясный слог и презреть простоту,

  

   Картины не писать, любить слов пестроту;

  

   Узнал бы он красы, которых он не знает.

  

   Ум сочинителю ведь очень помогает".

  

   - "Ты правду говоришь, - один рифмач сказал. -

  

   Мы знаем Княжнина: "Дидону" он писал.

  

   "Дидона" публике понравилась ужасно,

  

   И хвалят все ее; но хвалят все напрасно.

  

   Когда ее свистать людей я соберу,

  

   От сердца моего полмуки отдеру.

  

   В ней страшных нет стихов, и ужас не пугает,

  

   В ней зверства не найдешь, а страсть одна пылает;

  

   В ней благородства нет, простенек разговор;

  

   Пожар один хорош, а прочее все вздор.

  

   Люблю чрезмерно я трагедию "Пантею",

  

   Читал ее стократ, а все не разумею;

  

   Вот сладок и пригож "Дейдамиин" мне склад,

  

   Как будто в зимний день в ней ощущаешь хлад.

  

   Птенец вот превзошел творца "Тилемахиды" {6}

  

   И горько описал всю страсть Траяна, Лиды;

  

   В ней всё, всегда, везде страдает всё там дщерь,

  

   И всем затворена спокойствия вся дверь.

  

   Единый Николев над "Лидой" торжествует

  

   И в обществе умов над всеми первенствует".

  

   - "У всякого свой ум, - тогда сказал Мидас. -

  

   Не верен публики несправедливый глас.

  

   Мы с разумом живем и судим не по моде,

  

   Готовы завсегда противу стать природе,

  

   Не терпим между нас естественных красот:

  

   Вот разума, наук и просвещенья плод.

  

   Люблю, чтобы видна была в стихах работа,

  

   Горелась к выдумкам во всех сердцах охота.

  

   Природу описать нетрудно простяку,

  

   А в вымыслах успеть лишь можно знатоку.

  

   Вся публика кричит: "Велик наш Ломоносов!

  

   Он истинный пиит! украсил слово Россов!"

  

   Не знаю, он за что в великие попал;

  

   В моих глазах всегда был Ломоносов мал.

  

   Его изряден слог, но стих его не гладок

  

   И в мыслях у него ужасный беспорядок:

  

   В трагедиях - велик, искусен, смел и чист,

  

   А в одах - мерзок, подл и сущий он Капнист.

  

   Прекрасен во псалмах и одах Сумароков,

  

   И сколько не ищи, не сыщешь в них пороков;

  

   Он - в баснях не пригож, в трагедиях он слаб,

  

   Он пишет с естества, природы подлой раб.

  

   Царь - Николев, они - подвластные народы;

  

   Те - черви на земли, властитель он природы!

  

   Ее по-своему ломает и вертит,

  

   Не вовремя смешон, не вовремя сердит;

  

   Ужасный делают стихи его парад;

  

   Он скуден разумом, но рифмою богат.

  

   Он Сумарокова в Надмене нам представил,

  

   И после смерти в нем он спеси поубавил;

  

   Потом Арсеньева, Капниста подсвистал,

  

   И за глаза троих он храбро разругал". {7}

  

   Один из знатоков сказал в своем ответе:

  

   "Подобного тебе не сыщется на свете!

  

   С какою тонкостью ты судишь о вещах,

  

   Как скоро видишь ты все красоты в стихах!

  

   Кто знал бы без тебя, что Николев прекрасен?

  

   Кто мог бы разобрать, что слог в нем чист и ясен?

  

   Еще раз похвалить "Розану" пропустил,

  

   Осмеянный Рыбак тебе уж стал постыл.

  

   Нет лучше для меня на свете сочиненья;

  

   "Розану" николи не вижу без мученья.

  

   Какой в ней бойкий склад, какая чудна связь!

  

   Другие оперы пред сею - тина, грязь".

  

   Рифмач, сидящий тут, винцом уж распаленный,

  

   Не мог стерпеть хвалы, и, ревностью разжженный,

  

   Он знатоку сказал: "А "Мельник" чем же худ?

  

   Великий он колдун, но честен и не плут.

  

   В нем русски песенки поются, как в "Розане";

  

   С седою бородой и в сером он кафтане;

  

   Дал мужу и жене загадку отгадать,

  

   Но крепко запретил пустое им болтать;

  

   Потом толкует сам, что это однодворец.

  

   И Николева сей глупее ль стихотворец?"

  

   - "Ты в злости говоришь, - ответствует знаток. -

  

   Винцом расстроивши свой слабенький умок,

  

   Смотри, как ты пригож: глаза посоловели,

  

   Вертится чуть язык и чувства онемели.

  

   Ну, как тебе судить о чьих-нибудь стихах?

  

   Ты любишь в "Мельнике" лишь речь о кабаках

  

   И нравится тебе плетища да сивуха.

  

   В сравненьи: "Рыбак" - слон, а "Мельник" - муха".

  

   Взбесился наш рифмач. Сказал он знатоку:

  

   "Нет, пьяница, ты сам подобен Рыбаку!

  

   Парнаса изверг ты, гонимый Аполлоном,

  

   И смело я скажу, хотя пред божьим троном:

  

   Кому не нравится прекраснейший "Рыбак",

  

   Ни в прозе, ни в стихах, а просто тот дурак".

  

   - "Кто? Я?! - сказал <знаток>. - Врешь, гнусная скотина!

  

   Как смеешь дураком назвать ты дворянина?

  

   Ушей не донесешь отсюдова домой!

  

   Сей час же выходи... поди... дерись со мной!"

  

   Тот бросился к нему. Столы тут полетели,

  

   И рюмки, вдребезги разбившись, загремели.

  

   Сразились воины. Друг друга по щекам,

  

   По роже, по спине, по ребрам, по губам,

  

   Пылая яростью, махали кулаками,

  

   Соперника удар бессилили скулами.

  

   В покоях раздался ударов тяжких стук,

  

   И топот бранных ног, и гласу яркий звук;

  

   Там гром столов, и блюд, и стульев, вниз летящих,

  

   Разбитых стекол звон, от шарканья бренчащих,

  

   Прерванных треск волос и шибких розмах рук,

  

   Здесь лоскуты летят, а там волосьев пук;

  

   А пудра и песок - смешенны под ногами,

  

   И по полу вино с водой течет ручьями.

  

   Все бросились толпой, чтоб бранников унять,

  

   А я, оставя их, ударился бежать;

  

   Касался чуть земли поспешными ногами,

  

   Дорога взад бежит, урвавшись под стопами.

  

   И прежде, нежель к ним в беседу попаду,

  

   То будет зелено и в генваре в саду,

  

   Скорее Николев сравняется с Вольтером,

  

   Скорее Рубану удастся быть Гомером,

  

   Скорей Аблесимов разумным будет слыть,

  

   Скорей Владыкину Милтоном можно быть,

  

   Скорее щеголи покинут все наряды,

  

   Скорей откупщики, оставивши подряды

  

   Для пользы общия, забудут воровство

  

   И лавошник скорей покинет плутовство".

  1 Мидас - фригийский царь, с именем которого связана легенда о роковом даре - превращать все, к чему он прикасался, в золото. Аполлон наградил Мидаса ослиными ушами за то, что при состязании Аполлона с Марсием царь отдал предпочтение последнему.

  2 Лукулл Луций Лициний (106-56 до н. э.) - римский политический деятель и полководец. Славился своим богатством и роскошными пирами ("Лукуллов пир").

  3 Намек на споры о лишних буквах русского алфавита, происходившие еще между Ломоносовым, Сумароковым и Тредиаковским и возобновившиеся в 1780-е годы. В частности, по инициативе С. Г. Домашнева, директора Академии наук, с 1781 г. в журнале "Академические известия" информационный отдел "Показания новейших трудов разных академий" начал печататься без употребления буквы "ъ" (ер). За отмену букв, пришедших из церковно-славянского алфавита, выступил также В. В. Лазаревич, поместив в журнале "Что-нибудь" (1780, неделя 18-19) "Челобитную" с Парнаса от зело, ик, э, юс, троерогого О, кси, пси, ижицы к Аполлону с просьбою не выбрасывать их из "буквословия" и "резолюцию" Аполлона:

  

  

  Вы пользы никакой отнюдь не приносили

  

  

  И только азбуку российскую тягчили:

  

  

  Вам места нет ни здесь, ни в росских областях.

  4 Имеется в виду распространенная в XVIII в. форма бурлескных стихотворений, которые представляли переложение произведений самых разных жанров на непристойный лад. Все эти сочинения рукописная традиция приписала в конце концов И. С. Баркову, хотя в сочинении так называемых "сборников барковианы" принимали участие многие авторы (И. П. Елагин, А. В. Олсуфьев. В. Г. Рубан и др.). О подобных стихах Аблесимова ранее не было известно.

  5 "Рыло", правильнее "рыле" - украинский простонародный музыкальный инструмент вроде балалайки. Упоминается здесь потому, что Рубан был родом из Малороссии. Отметим, что соответствующий, относящийся к Рубану стих в "Сатире I" Капниста: "И рылом не мутить Кастальских чистых вод" - сколько нам известно, никогда не комментировался.

  6 "Тилемахида" - поэма В. К. Тредиаковского.

  7 О каком сочинении Николева в данном случае идет речь, установить не удалось.