Жуковский Василий Андреевич - Разрушение Трои, Страница 3 - Книги

Мне бы они сохранили мой дом. Но слишком довольно

Зреть и однажды погибель своих и сожжение града.

С миром идите, почтивши мое полумертвое тело

Словом прощальным; смерть я сам обрету, иль, жалея,

Враг умертвит старика. Не страшна погребенья утрата;

Слишком долго, противный богам, на земле я

промедлил,

Чуждый земле, с тех пор как бессмертных и смертных

владыка

Веяньем молний своих и громом ко мне прикоснулся".

Так говорил мой родитель, в жестоком намеренье

твердый.

Мы же в слезах - и я, и Креуза, и юный Асканий,

Сын мой, и с нами домашние - молим, чтоб вместе

с собою

Он, отец, семьи не губил и в беду не ввергался...

Тщетны моленья; покинуть свой дом непреклонный

отрекся.

Снова тогда ополчаюсь, отчаянный, жаждущий смерти.

Что иное мне оставалось? Какая надежда?

"Как, родитель, чтоб я убежал, об отце позабывши,

Требовал ты! из родительских уст толь обидное слово!

Если назначили боги, чтоб не было Трои великой,

Если тобой решено истребить с истребляемым градом

Нас и себя - для погибели нашей двери отверсты:

Скоро Приамовой кровью дымящийся Пирр,

умертвивши

Сына пред взором отца и отца пред святыней Пенатов,

Явится здесь! Для того ли сквозь бой и пожар, о богиня,

Я проведен, чтоб, врага допустив во святилище дома,

Видеть, как сын мой Асканий, и дряхлый отец, и Креуза,

Кровью друг друга облив, предо мною истерзаны будут?

Дайте оружия, воины; время пришло роковое;

Грекам меня возвратите; отведаем силы последней;

В бой, друзья! мы не все неотмщенные ныне погибнем".

Меч опоясав и щит свой надвинув на шуйцу, из дома

Выйти спешу; но Креуза, упав со слезами на праге,

Ноги мои обняла и, сына - младенца подъемля

К лону отца, возопила: "Если себя на погибель

Ты осудил - да погибнем с тобою и мы неразлучно!

Если ж осталось тебе упованье на меч и на силу -

Прежде свой дом защити; здесь младенец Иул; здесь

отец твой;

Здесь Креуза... ее называл ты доныне своею".

Так вопияла супруга, стенаньем весь дом оглашая.

Тут несказанное в наших очах совершилося чудо:

Сына Иула с печалью родительской мы обнимали -

Вдруг над его головою сверкнуло эфирное пламя,

В кудри власов, не палящее, веяньем тихим влетело,

Пыхнуло ярко и вкруг головы обвилося блистаньем.

В трепете страха мы отряхаем горящие кудри;

Силимся влагой студеной огонь затушить чудотворный.

Чуда свидетель, Анхиз оживленные радостью очи

К небу возвел и, дрожащие длани подъемля, воскликнул:

"О вседержитель Зевес! когда ты молитвам доступен,

Призри на нас, о едином молящих: если достойны,

Будь нам защитой, отец, и знаменью дай

подтвержденье".

Только промолвил Анхиз - помутилося небо, и страшно

Грянуло влеве; и, быстро упадшая с темныя тверди,

Мрак лучезарный рассекши браздой, звезда побежала...

Видели мы, как она, разразившись над нашею кровлей,

Светлая, вдаль покатилась и, путь наш означив

блистаньем,

Пала за Идою в рощу... долго, протянут вдоль неба,

След пламенел, и запахом серным дымилась

окрестность.

Тут побежденный старец родитель подъемлется с ложа,

Молит богов и творит поклоненье звезде путеводной.

"Все решено! - возгласил он - Боги отчизны, ведите;

С верой иду; сохраните и дом мой и внука; то ваше

Знаменье было, и в вашем могуществе есть еще Троя;

Вам покоряюсь; мой сын, предводи; за тобою отец

твой".

Так он сказал... и уже приближался к обители нашей

С треском пожар и шумящего пламени зной опалял нас.

"Время, родитель; на плечи сыновние сядь (возгласил я),

Дай мне мои подклонить рамена под священное бремя.

Что бы ни встретило нас на пути - одно нам спасенье,

Гибель одна; перестанем же медлить; младенец Асканий

Рядом со мною пойдет; в отдаленье за нами Креуза.

Вы же, служители дома, заметьте, что вам повелю я:

Есть при исходе из града холм, и на холме Церерин,

Древле покинутый храм; перед ним кипарис

престарелый,

С давних времен сохраненный почтением набожных

предков.

Там во единое место из разных сторон соберитесь.

Лики Пенатов и утварь тебе поверяю, родитель;

Я же, пришедший из битвы, рукою кровавой не смею

К ним прикоснуться, доколь не очищу себя орошеньем

Свежия влаги..."

С сими словами, широкие плечи склоня и на выю

Сверх одеянья накинув косматую львиную кожу,

Старца подъемлю; идем; Асканий, мою обхвативши

Крепко десницу, бежит, торопяся, шагами неровными

сбоку;

Следом Креуза; идем, пробираяся мглою по стогнам;

Я же, дотоле бесстрашным оком смотревший на тучи

Стрел и отважно встречавший дружины враждебные

греков,

Тут при малейшем звуке бледнел, при шорохе каждом

Медлил, робея за спутника, в страхе за милую ношу.

И уже достигал я ворот и мнил, что опасный

Путь совершился... вдруг невдаля голоса раздалися,

Что-то мелькнуло, послышался топот. Пристально

в сумрак

Смотрит Анхнз. "Мой сын, мой сын, беги! - возопил

Идут! сверкают щиты! оружие медное блещет!.."

Кто изъяснит? Божество ли какое враждебною силой

Ум мой смутило... но, в сторону бросясь, чтоб мнимой

Встречи избегнуть, далеким обходом я вышел из града;

Боги! Креуза исчезла; во тьме ль, ослепленная роком,

Сбилась с дороги иль где отдохнуть, утомленная,

села -

Я не знаю, с тех пор мы нигде уж ее не встречали.

Только тогда я утрату, опомнясь, заметил, когда мы

Холма святого и древнего храма Цереры достигли.

Там собрались мы, убогий остаток троян,- а Креузы

Не было, к горю сопутников, сына, отца и супруга.

О! кого из людей и богов я не клял, исступленный!

Было ли что для меня и в паденье Пергама ужасней?

Сына Иула с Анхизом-отцом и с Пенатами Трои

Спутникам вверив, в излучине дола велю им укрыться;

Сам же, блестящей одетый броней, возвращаюся

в Трою.

Вновь решено боевые труды испытать, по горящим

Стогнам Пергама промчаться и грудь под удары

подставить.

К темному прагу ворот, чрез который мы вышли из

града,

Прежде спешу, чтобы, снова по свежему нашему следу

Трою пройдя, замечательным оком всмотреться

в приметы;

Всюду ужас! даже молчание в трепет приводит!

К дому Анхиза - не там ли она, не туда ли ей случай

Путь указал - я бегу, но данаи уж грабили дом наш;

Все испровергнуто; с воплями враг по обители рыскал;

Пламень пожара уже прошибал из - под верхний кровли;

Вихрем взвивалися искры, и в воздухе страшно гремело.

Я обратился к Приамову дому, к высокому замку:

Боги! боги! в притворе пустого Юнонина храма

Зверский Улисс и Феникс у добычи стояли на страже:

Там сокровища Трои, богатства сожженных святилищ,

Чаши златые, престолы богов, и убранства, и ризы

В грудах лежали; младенцы и бледные матери длинным

Строем стояли вблизи.

Презря меня окружавшую гибель, дерзнул я во мраке

Голос возвысить; печальный мой клик раздавался

по стогнам.

"Где ты, Креуза?" - взывал я, взывал... но было

напрасно.

В яростном горе по грудам разрушенных зданий я бегал.

Вдруг перед очи мои появилася призраком, легкой

Тенью она... и казалась возвышенней прежнего станом.

Я ужаснулся, волосы дыбом, голос мой замер.

Тихо с улыбкой, смиряющей душу, сказала Креуза:

"Тщетной заботе почто предаешься, безумно печалясь?

О Эней, о сладостный друг, не без воли бессмертных

Было оно: мне не должно идти за тобой из Пергама;

То запрещает владыка небес, громодержец Юпитер.

Долго изгнанником будешь браздить беспредельное

море;

Там в Геснерии, где волны Лидийского Тибра по

тучным,

Людным равнинам обильно-медлительным током

лиются,

Светлое счастье, и царский венец, и невесту царевну

Ты обретешь. Не томи ж по Креузе утраченной сердца;

Нет! ни дверей мирмидона, ни пышных чертогов долопа

Я не увижу; не буду рабынею матери грека,

Дочь Дардании, вечной Венеры невестка...

Быть при себе мне судила великая матерь бессмертных.

Ты же прости; поминай о супруге любовию к сыну".

Смолкла и тихо со мной, проливающим слезы,

рассталась;

Много хотел я сказать, но она улетела; трикраты

Я за летящею тению руки простер, и трикраты

Легкая тень из напрасно объемлющих рук ускользнула,

Словно как веющий воздух, словно как сон мимолетный.

Так миновалася ночь; возвращаюсь к товарищам

бегства;

Много толпою притекших из Трои сопутников новых

Там нахожу, изумленный: матери, мужи, младенцы,

Жалкий народ беглецов, невозвратно утратив отчизну,

С бедным остатком сокровищ, теснилися там,

приготовясь

Вместе со мной за морями искать обреченного брега.

И уже восходил над горой светоносный Люцифер,

Юного дня благовестник, и все ворота Илиона

Заперты были врагом... упованье исчезло! судьбине

Я уступил и Анхиза понес на высокую Иду".

Написано в мае-июне 1822 года. Впервые напечатано в отрывках в альманахе "Полярная звезда" на 1823 год. Полностью - в третьем издании "Стихотворений В. Жуковского", 1824 год.