Вонлярлярский Василий Александрович - Поездка на марсельском пароходе

ю себе это глупое происшествие, мне всегда становится досадно; как было не догадаться, что вежливость хозяина замка, внезапный переход от угроз к ласке и, наконец, все, что со мною случилось в продолжение вечера, клонится к чему-нибудь необыкновенному? Нет; в ту минуту мне казалось, что так быть должно, и за господином я шел, как гость, по всему равный хозяину. Первые четыре комнаты были, вероятно, жилые: убранство их носило на себе отпечаток свежести; самый воздух, согретый большими каминами, был тепл, как в той зале, где мы ужинали. Из четвертой мы вошли в нечто вроде ротонды, а из нее в длинный ряд высоких холодных покоев, сырых и совершенно пустых; на мрачных потолках летало что-то; господин часто и робко озирался во все стороны и беспрестанно напоминал слуге, чтобы он от сквозного ветра не потушил свечи. Наконец последняя дверь скрыпнула на ржавых петлях, и меня ввели в мою спальню. Едва я окинул взором этот покой, как во мне родилось сомнение; я почти убедился, что хозяин замка хочет позабавиться на мой счет и испытать, до какой степени может простираться глупость сына бедного лесничего. Вообразите комнату, обтянутую дорогою матернею, с золотом на карнизах, окнах и дверях, с двуспального кроватью из золоченого же дерева, с высокими

   378

    

   креслами, обитыми бархатом. Гардины, опущенные до полу, были также бархатные, с бахромою и кистями, сплетенными из шелка и золота; короче, я никогда не представлял себе королевской спальни столь роскошной. Слуга поставил свечу на мраморный стол и, по приказанию господина, вышел за дверь; а хозяин, расположась в креслах, подозвал меня.

   - Теперь,- сказал он,- я объясню то, чего я от тебя требую; исполнишь ты мое желание, будешь молодец и достоин моего покровительства, а не желаешь выполнить его, откажись и ступай спать на псарню.

   - Готов и слушаю,- отвечал я.

   - Вот в чем дело,- отвечал господин,- уверяют, что замок не чист; понимаешь ли?.. Я, признаюсь, сам лично в этом не удостоверился, но слышу ежедневно от слуг моих, что в этой комнате, именно в этой, где мы теперь находимся, происходит что-то необыкновенное. В полночь, когда во всех остальных частях замка все тихо и спокойно, тут раздается шум, треск, писк и черт знает что. А как ни поместья, ни замка я еще не взял у одного из моих должников, то и желаю удостовериться, что бы все это значило и не кроется ли во всем этом обман. Ну, понимаешь ли, друг мой?

   - Понимаю и остаюсь ночевать,- отвечал я смеясь,- и уверяю вас, что никакие домовые, никакие привидения не испугают меня.

   - Прощай же; добрая ночь,- сказал мне господин,- а завтра ты придешь рассказать, что видел.

   - Во сне разве?

   - Во сне или наяву, это мы увидим,- и господин зажег сам одну из свечей, приготовленных в моей спальне, позвал слугу и вышел. Когда дверь отворилась, я слышал, как ее заперли на замок.

   "Так вот в чем состоит испытание",- подумал я, внутренне смеясь над забавными и бессмысленными предрассудками людей, предрассудками, которыми, к стыду нашему, многие заражены в моей отчизне.

   Между тем я осмотрел постель, обошел комнату, раздвинул гардины окон и выглянул в них. На обширном дворе замка все было тихо и спокойно.

   Окончив осмотр, я разделся, закутался в мягкое одеяло, задул свечу и заснул крепким сном. Вдруг..."

   - Позвольте перевести дух,- сказала Карлотта,- я ожидаю чего-то ужасного.

   379

    

   Капитан закурил сигару, и мы поочередно старались ободрить слушательницу.

   "Итак, я заснул крепчайшим сном,- продолжал капитан,- не помню и не знаю в точности, долго ли продолжался сон мой, как вдруг мне явственно послышалось что-то вроде беготни; я проснулся и раскрыл глаза: шум утих, а в комнате было так темно, что все мои усилия рассмотреть окружавшие меня предметы остались без успеха: я повернулся на другой бок и прикинулся спящим. "Не вздумал ли кто-нибудь пугать меня?" - подумал я и с этою мыслью чуть снова не заснул; на этот раз мне явственно послышалось, что кто-то подбежал к постели, и в то же время я почувствовал, что меня хватают за голову, за руки, за ноги; я быстро повернулся и протянул вперед обе руки... о, ужас!"

   - Что же, что? продолжайте, ради бога! - закричали мы с невольным беспокойством.

   - Я лишился чувств и наутро пришел в себя с сильною болью в груди, спине и голове. Меня оттирали щетками и поливали крепким спиртом.

   - Ну, что же вы видели, что вы схватили, капитан, не мучьте нас, ради бога?

   - Что схватил?- повторил гробовым голосом капитан,- что схватил?

   - Верно, привидение! - кричал один,- чудовище? - вопил другой,- одним словом, что-нибудь необыкновенное?

   - Хуже, во сто крат хуже,- сказал капитан,- я схватил мышь!

   - Как мышь?

   - Так! мышь и прежирную.

   - Mon Dieu, que c'est bЙte! ¹- невольно воскликнула Гризи и покатилась со смеху; хохот этот повторился всеми голосами и продолжался до тех пор, пока слуга не объявил по крайней мере в десятый раз, что ужин готов. Веселость, произведенная рассказом капитана, заступила место минутного страха, и во время ужина все поочередно старались блеснуть остроумием, что и заставило бельгийца сказать тысячу пошлостей.

   Гризи не могла смотреть на серьезного капитана без смеха, на что богатырь отвечал благосклонною улыбкою.

   ^{_________________}

   ¹ Господи, как это глупо! (фр.)

   380

    

   - Ведь я предупреждал вас, что развязка истории моей большая глупость, и чем же я виноват, что, начиная с прадеда, вся порода наша не переносит ни мышей, ни крыс?

   - Но можно ли было мистифицировать нас так долго?

   - Почему же, сударыня? вам нужна была история, не выдумка, а быль. Вам нужно было сознание в робости, и я обязался исповедовать робость эту во всеуслышание.

   - И так завлекательно, и так мило,- перебила Карлотта,- что сердиться на вас было бы еще глупее вашей истории; но, господа, чей черед и за кем кафедра? Ужин кончен; надеюсь, никто не хочет спать, и потому прошу покорно за мною на палубу.

   Мы с шумом последовали за Гризи и в прежнем порядке расположились на полу.

   Бельгиец подсел было к ножкам хорошенькой танцовщицы, но получил немедленный и довольно положительный приказ пересесть, и как можно далее.

   Карлотта бросила жребий, и судьба указала на румяного господина. Он долго кичился, вертелся, заставлял себя упрашивать и наконец рассказал такой вздор, который не помню подробно, да если бы и помнил, то, конечно, не потрудился бы записать. Содержание его было следующее:

   "Отцветший красавец во время пребывания своего в поэтической Венеции присутствовал при погребении прекрасного создания, в которое влюбился и поклялся любить вечно. Мертвое прекрасное создание явилось красавцу в полночь и назначило свидание на крыльце палаццо дожей, откуда румяный господин отправился с мертвою в гондоле и пел с нею дуэт посреди лилового моря; мертвая дала ему поцелуй, оставивший на сердоликовом рте рассказчика вечное, неизгладимое пятно, а сама исчезла в волнах".

   По окончании фантастической повести, капитан поднес было фонарь к устам отставного поручика Стивицкого, но пятна не оказалось; поручику и всем нам стало как-то неловко. Но второй жребий достался полковнику, и все единодушно потребовали рассказа.

   Полковник не делал никаких затруднений и предисловий и начал рассказ свой, который тем более интересовал меня, что каждое слово его дышало истиною.

   382

    

   "С тех пор, как я себя помню,- сказал граф,- помню себя одиноким; принятый ребенком в доме глухого старика, моего родственника, я рос без наставников, без друзей и без всякого присмотра. Может быть, вследствие подобного воспитания, а вероятно, и по врожденным наклонностям, с самого младенчества я избегал общества; не любил его, не привыкал ни к чему и ожидал с нетерпением минуты моего совершеннолетия. Единственным желанием моим было обратить в деньги все, что мне досталось по наследству от родителей, и бежать куда бы то ни было. Едва минул мне двадцать один год, как тот же глухой родственник дал за земли мои, что хотел, и, снабдив меня заграничным паспортом, простился со мною довольно холодно. Я проехал в Англию, из Англии на первом корабле отправился в Индию и т. д. Страсть к охоте была во мне господствующей страстью; сколько раз проводил я целые месяцы под открытым небом, кочуя в обществе дикарей, с которыми иногда, не понимая их языка, принужден был объясняться знаками. Стреляя порядочно, я внушал случайным товарищам моим доверенность и уважение; на руку мою надеялись как на верную помощь, и, действительно, я не помню, чтоб пуля моя миновала цель, и при всем этом я должен прибавить, что страсть к охоте не была во мне безотчетною, бешеною страстию: нет, я был осторожен; каждый шаг свой рассчитывал вперед, всякий случай предвидел, и никогда зверь не имел надо мною никакого преимущества. Изучив свойства неприятеля, с которым имел дело, я никогда не шел против него один; потом шел вооруженный столько, сколько того требовали обстоятельства; самая местность входила у меня в расчет; наконец двадцатилетняя опытность сроднила меня с мыслию, что робость не может быть мне доступна, и этою уверенностию, признаюсь вам, я внутренно гордился - и что значил слон, когда на расстоянии ста шагов я уверен был посадить ему пулю в ухо; что значил тигр, которого давит безоружный индиец ремнем своим, и я не раз толковал о допотопных животных, не существующих более: так прискучили мне все породы знакомых зверей".

   - А случалось ли вам охотиться на льва? - спросил я у полковника, перебивая его.

   - Позвольте; он-то и доставляет мне честь ораторствовать в вашем присутствии,- отвечал, улыбаясь, граф, и продолжал:

   383

    

   "В апреле прошедшего года прибыл я в Бону; цель поездки моей в Африку была экспедиция, предложенная мне одним из знакомых французских генералов, стоявших с своим войском в Константине. Переночевав в единственной гостинице города, я на следующее утро явился к коменданту и обедал у него. Прощаясь со мною, он предложил мне присоединиться к военной партии, отправленной им с провиантом в Константину; предложение это пришло мне очень по сердцу: я был уверен, что найду в числе офицеров своих старых знакомых. Я поблагодарил коменданта, пробыл еще двое суток в городе, а на третьи в пять часов утра сел на мула и пустился вслед за командою, которая опередила меня двумя часами.

   Я выехал из стен Боны совершенно один, хотя дорога в Константину не безопасна; но правительство приняло против этого деятельные меры, и на расстоянии сорока французских миль, разделяющих эти два города, поставлен значительный отряд войск для конвоя проезжающих.

   Я расчел, что отряд наш, шедший шагом, употребит не менее шести часов для достижения первого этапа, следовательно, пустив мула рысью, я легко мог догнать его в полтора часа. Въехав в Алькарасскую долину, примыкающую к самым стенам города, я заметил вдали всадника, следовавшего по одному со мною направлению; он был в солдатской шинели и в красной фуражке.

   "Попутчик!" - подумал я и приударил мула. Едва мы поравнялись, как всадник остановил коня, взглянул на меня с большим вниманием и, сняв фуражку, закричал: "Salut, mon colonel!" ¹

   - Разве вы меня знаете? - спросил я.

   - Я имел честь встречать вас в Алжире, граф, и неоднократно,- отвечал он.

   - В таком случае очень рад и поедем вместе. Вы, верно, принадлежите к отряду,- продолжал, я, нимало не заботясь о том, что даже не спросил имени своего спутника.

   - Нет, не принадлежу, а пристану к нему охотно, покуда путь один.

   - Стало быть, вы отправляетесь не в Константину?

   - Не совсем, полковник; место моего назначения - Гельмское укрепление; оно ближе Константины несколькими часами.

   Мне казалось, что мы сказали друг другу все, что имели сказать, но я ошибся: товарищ мой, зная, с кем

   ____________

   ¹ Приветствую вас, полковник! (фр.)

   384

    

   имеет дело, заговорил об охоте; а начав раз, он не мог кончить, потому что главное удовольствие людей, одержимых этою страстию, состоит в том, чтоб передавать кому бы то ни было давно забытые похождения и наслаждаться впечатлением рассказа.

   Проехав долину и миновав старасскую дорогу, мы продолжали путь по холмам, местами обросшим соснами и оливковыми деревьями. Вдали тянулись возвышенности, примыкающие к Атласу; изредка среди густой зелени пестрели развалины,- жалкий остаток римского величия; а в полдень мы присоединились к отряду и с ним вместе провели ночь в дрейянском лагере.

   Не найдя между офицерами ни одного знакомого, я ограничился обществом своего спутника и продолжал с ним путь до Гельмского укрепления, которое составляет третий этап. Спутник мой предложил осмотреть развалины христианской церкви, передал довольно подробно легенду нескольких памятников и в заключение попотчевал меня кофе, без которого, как говорил он, обходиться никак не мог.

   За кофе речь коснулась опять охоты; но я забыл вам сказать, что речь эту вел я один, а он только слушал со вниманием человека, которому предмет разговора знаком только понаслышке.

   - Но неужели вы не ощущали ни малейшей робости, стоя, например, против тигра?- спросил у меня мой спутник.

   - Не помню, а кажется, никогда.

   - Удивительно,- промолвил он недоверчиво.

   - Почему же?

   - Потому что тигр прехитрое и прековарное животное, прыжки его направляются безошибочно, а они смертельны.

   - Но против прыжков есть надежная рогатина, а для рогатины две твердые руки товарища,- отвечал я.- Вот если бы лев, это другое дело.

   - Лев!- возразил он,- да помилуйте, что значит лев? То же, что корова, что всякая домашняя скотина. Поверьте, разницы большой нет, по крайней мере для меня.

   - Но разве вы встречались с ним?

   - Со львом?

   - Да!

   385

    

   - Да чем же я и занимаюсь, как не этими встречами и даже в эту минуту?..

   - Неужели вы Жирар?- воскликнул я почти с восторгом.

   - К услугам вашим, граф!- отвечал, улыбаясь, скромный истребитель львов.

   - И вы не назвали себя ранее и слушали с таким вниманием мои ребяческие подвиги? Я этого вам никогда не прощу,- прибавил я, краснея, как школьник перед учителем.

   - А может быть, простите,- перебил Жирар.

   - Не думаю.

   - Ни даже, если б, например, я передал вам права мои на первую львиную шкуру?

   - Убитого вами льва?

   - Нет, живого и здорового.

   - А где его взять?

   - Надеюсь, недалеко отсюда.

   - Вы шутите.

   Жирар вместо ответа вынул из кармана сложенный лист бумаги и передал его мне.

   Я развернул бумагу и чуть не запрыгал от радости; то был открытый лист и предписания местным отрядным командирам давать по требованию Жирара то число людей, которое он найдет нужным для истребления львов в окрестностях гельмского лагеря. Жирар прибавил, что недавно поблизости Гельма открыта туземцами свинцовая руда, которую правительство предписало разработать; а как частые посещения всякого рода животных беспокоят рудокопов, то и прислан он, Жирар, поохотиться.

   - Когда же мы отправимся? - спросил я.

   - Через час, если вам угодно,- отвечал он.

   Через час мы расстались с отрядом и выехали из лагеря".

   - Скажите, полковник, наружность Жирара соответствует ли его силе? - спросил румяный господин.

   - Кто же вам сказал, что он силен,- отвечал граф.- Он меньше меня ростом, узок в плечах и такой доброй наружности, что, смотря на него, конечно, никто не догадается, что наружность эта принадлежит грозному бичу львов. Прибавьте ко всему этому скромность и неловкость молодой девушки, и вы получите полный портрет Жирара.

   - Итак, граф, вы выехали из лагеря.

   386

    

   "Да, в этот же вечер и чрез несколько часов мы остановились посреди шалашей рудокопов. Появление Жирара было истинным праздником для этих бедных людей. Целая толпа женщин, покрытых рубищами, окружила его со всех сторон; многие поднимали кверху детей своих, кланялись до земли, кричали, смеялись и даже прикладывались к полам его сюртука. Нам отвели лучший шалаш; разостлали в нем несколько войлоков и снабдили нас фруктами, кабаньим мясом и всем, что нашлось лучшего в этом краю. Когда же жители маленькой колонии разошлись, Жирар потребовал к себе одного из старших. К нам явился высокий и худой араб в засаленном бурнусе; он бросился к ногам Жирара и целовал их, потом встал и скрестил руки на груди.

   - Часто ли показывается лев? - спросил Жирар.

   - Ах, как часто! ах, как часто, и не без крови! Несчастные стада! и все погибнет! и скорбь людям! и...

   Араб, словоохотливый, как все его соотечественники, не кончил бы никогда; но Жирар крикнул на него, и араб умолк, бросившись снова к ногам нашим.

   - Отвечай на вопросы мои коротко и ясно, - сказал Жирар.- Во-первых, как часто показывается лев?

   - Еженедельно,- отвечал араб.

   - Все тот же или разные?

   - Один и тот же.

   - Почему ты знаешь?

   - Он ходит в одну ногу,- отвечал араб.

   - Ты видел след?

   - Я видел два.

   - Где именно?

   - На Сейбузской долине.

   - Далеко от Ключа?

   - На двадцать взмахов левее.

   - Этого достаточно,- сказал Жирар; потом, подумав, он спросил у араба: - Как давно видели льва в последний раз?

   - Три луны взошли с той поры,- отвечал араб.

   Жирар бросил арабу мелкую монету, которую тот схватил с жадностию, потом поцеловал еще раз ногу Жирара и вышел из шалаша, оставя нас вдвоем.

   - Довольны ли вы собранными вами сведениями? - спросил я у моего товарища.

   - Так доволен, что прощу у вас, полковник, только три ночи и никак не больше четырех; они же, на ваше

   387

    

   счастье, светлы, как день, и не будь я Жирар, если через неделю львиная шкура не будет сушиться на солнце против нашего шалаша.

   Я крепко пожал его руку и, не спрашивая больше ни о чем, вышел, чтоб дать ему время сообразить на просторе план охоты и сделать все нужные приготовления. Вечер был прекрасный; когда я возвратился, Жирар спал уже самым безмятежным сном. Проснувшись на следующее утро, я оглянулся - товарища моего не было; он пришел в час обеда и радостно объявил мне, что араб сказал правду и все идет очень хорошо. Одна из женщин колонии принесла нам кусок жареной баранины и разваренного пшена. Жирар ел за десятерых. После скромной трапезы он пригласил меня последовать его примеру и заснуть часа четыре.

   - А ночь на что? - спросил я.

   - А ночь на льва,- отвечал он, преспокойно укладываясь.

   - Неужели сегодня?

   - Именно,- проговорил он.

   Меня бросило в жар, а Жирар захрапел прегромко.

   Напрасно напрягал я все умственные способности, чтоб убедить себя, что лев, как говорил Жирар, не что иное, как корова; напрасно старался я думать о других предметах - сон не смыкал моих глаз, и сердце не успокоивалось.

   В семь часов товарищ мой проснулся, вытянулся и приподнял голову.

   - А вы не спите? - спросил он.

   - Нет, не могу!

   - Напрасно; ночи холодны; вы ослабнете, и чего доброго - заснете в кусте.

   - Ручаюсь, что не засну,- отвечал я.

   - То-то, смотрите!

   Жирар стал одеваться; потом, осмотрев свое одноствольное солдатское ружье, зарядил его пулею, закинул на плечо, и, отобрав четыре патрона, положил их к себе в карман.

   - Куда же? - спросил я, не зная, чему приписать его сборы.

   - Как куда? к Горячему Ключу; и вам пора - я готов! - сказал Жирар совершенно спокойно.

   - Но где же ваше оружие?

   - Вот оно.

   388

    

   - Одно ружье и четыре патрона?

   - Ну, да; три лишних.

   - На льва!

   - На четырех, если попадутся. И он засмеялся.

   Я вспомнил содержание открытого листа и успокоился. Одеться и вооружиться двумя двуствольными штуцерами было для меня делом одной минуты; потом, привязав длинный и острый нож к кушаку, я захватил железную рогатину, с которою никогда не расставался, и объявил Жирару, что готов следовать за ним хоть на край света. Мы вышли из шалаша, миновали вал и стали отдаляться от колонии рудокопов. Окрестности Сейбузского Ключа достойны особенного внимания своею разнообразною красотою. Вокруг него виднеются еще и до сих пор развалины очаровательных римских вилл, поросших миртовыми деревьями и густым плющом; из середины развалин струится прозрачный ручей студеной воды, которая, опоясывая долину, смешивается с кипучим потоком Сейбуза. Без всякого сомнения, целью львов была не свинцовая руда, а холодный ключ. Такого мнения был и Жирар, который, подойдя к развалинам, принял влево и направил шаги свои по песчаному берегу речки. Я следовал за ним, оглядываясь во все стороны. По прошествии некоторого времени, он остановился и подозвал меня, указывая на землю.

   - Видите ли вы? - спросил он меня.

   - Что?

   - След льва; и не львенка, а настоящего льва!

   Я нагнулся, и действительно, от самой воды тянулась вдавленная полоса шириною в фут; след этот терялся в траве и кустарнике.

   - Теперь,- продолжал Жирар,- поверните вправо и, сделав большой круг, обойдите тот куст, что там, на холме,- он указал мне на куст.

   - Вижу,- отвечал я,- а вы?

   - Я поверну влево и подойду к вам с тылу.

   - Но где же команда? - спросил я наивно у Жирара,

   - Какая команда?

   - Та, которая должна находиться при нас.

   - Зачем?

   - Как зачем?

   - Команда помешает нам охотиться; лев считает людей, и двух не побоится, конечно; а за большее число не ручаюсь.

   389

    

   Я без возражения отправился по назначенному направлению, а он повернул влево.

   Солнце село, и луна уже величественно поднялась на горизонте, когда мы сошлись близ куста, указанного Жираром. Кругом роскошно расстилалась долина, испещренная песчаными полосами. Жирар, сбросив с плеча ружье, прислонил его к кусту, вынул из кармана сигару и пригласил меня сделать то же.

   Мы уселись рядом и стали преспокойно курить.

   - Неужели львы дозволяют вам такие вольности,- заметил я, смеясь, моему товарищу.

   - Далеко нет,- отвечал он,- но сегодня он не пожалует; мы репетируем свои роли для послезавтрашнего представления; потом, вы позволите мне, граф, не то чтоб дать наставление, но сообщить вам несколько замечаний, которые касаются до охоты за этими животными?

   - Я прошу вас об этом, Жирар,- отвечал я.

   - Они ничтожны, но могут пригодиться на случай; и потому, полковник, вы, как гость, займете этот куст, а я, с позволения вашего, спрячусь позади вас за тот курганчик, что вы видите; до него шагов пятнадцать, и мы можем переговариваться. Ружье ваше с взведенным курком должно лежать на коленях: я говорю ружье, потому что лев требует только одного выстрела.

   - Вы слишком уверены в моем искусстве,- заметил я.

   - Конечно, уверен, граф; иначе не предложил бы вам подобной прогулки; но возвратимся к делу. Видите ли вы сосновый пень, что за речкой? - спросил он, указывая пальцем на черную точку, едва заметную вдали.

   - Вижу.

   - Около самого пня он пройдет непременно, спустится вправо и снова появится вот тут.

   - Как, у этого обрыва?

   - Не у обрыва, а из самого обрыва: ну да, пойдет по старому следу.

   - Но до обрыва не больше двадцати пяти шагов,- заметил я с невольным трепетом.

   - Глаз ваш верен, полковник; тут точно двадцать пять шагов; я их вымерял и воткнул маленький кол; он ясно виден, не правда ли?

   Жирар показал мне кол.

   - Зачем это?

   390

    

   - Это только обозначает последний шаг льва,- сказал, улыбаясь Жирар.

   - Не понимаю.

   - Я хотел выразиться поэтически, а в прозе это значит, что, когда лев поравняется с колышком, вы, полковник, приподнимите ружье, он сделает еще шаг, то есть будет находиться от вас в пяти шагах, вы выстрелите - и курок со львом, надеюсь, падут в одно время.

   - А если я промахнусь?- воскликнул я невольно.

   - Быть не может!

   - Однако ж допустим.

   - О, тогда, тогда!..

   Жирар замялся и увернулся от объяснений последствия.

   Мы молча глядели друг на друга; наконец Жирар все-таки улыбаясь, но принужденно, предложил мне сделать ему честь только присутствовать при охоте.

   - Я, по совести,- сказал он,- не предвижу никакого рода неудач и не имею причины предвидеть их, потому что я, плохой стрелок, из девяти подобных охот вынес столько же львиных шкур; но кто же поручится, что гость после промаха сделает нам честь пожаловать вторично? А, право, жаль было бы, полковник, отпустить его в вожделенном здравии.

   Я посмотрел на Жирара; он смешался.

   - Вы говорите не то, что думаете,- сказал я ему с упреком,- вас страшит не потеря добычи, а опасность, которой я неизбежно подвергнусь, не правда ли?

   Жирар молчал.

   - О, слабость человеческая!- воскликнул я с жаром.

   Молчание Жирара заставило меня забыть все до самого благоразумия, и, взяв его за руку, я принудил себя расхохотаться и сказать ему, что я не только не уступаю куста, но даже прошу его не брать с собою ружья, чтоб не подумали другие, будто лев пал не от моей руки.

   Успокоенный моими уверениями, Жирар принял веселый вид и предложил мне возвратиться в шалаш, повторяя, что льва до послезавтра ожидать было бы напрасно.

   Сон мой был тревожен: вторую ночь мы провели в кусте; а перед утром возвратились в колонию; наконец настала и третья ночь".

   - Неужели вы убьете мышь, граф? - спросила, смеясь, Гризи, когда Шелахвич прервал рассказ.

   391

    

   - Хотя бы и мышь, сударыня,- отвечал со вздохом полковник,- но вообразите себе...

   - Нет, нет, не говорите вперед! - закричали мы все,- мы требуем продолжения и не дарим вам ни одной секунды третьего дня, ни малейшего ощущения.

   Полковник вторично вздохнул и продолжал:

   "В третий вечер Жирар проснулся, как и в предыдущие, ровно в семь часов; снова осмотрел ружье, отсчитал четыре патрона и напомнил мне, что час настал.

   Вооружась всем своим мужеством, я последовал за товарищем, который на этот раз повел меня по другому направлению.

   Солнце еще не скрылось, когда мы достигли куста и расположились сообразно с планом Жирара; я поместился в самом кусте, а он в пятнадцати шагах позади меня.

   Сумерек не существует на юге, и луна мгновенно заступила место солнца. Безмолвие ночи прерывалось по временам пронзительным писком шакалов и диким, жалобным криком ночных птиц, быстро носившихся по всем направлениям. Жирар подполз ко мне.

   - Мы можем еще побеседовать,- сказал он вполголоса,- и время терпит, а сидеть молча - томительно.

   - Я рад; но не развлекла бы беседа нашего внимания?

   - О, не беспокойтесь! приближение льва ознаменуется явлением, которое заметить нам не трудно будет.

   - А что это за явление? - спросил я с тревожным любопытством.

   - Очень обыкновенное,- отвечал Жирар,- вы заметили, что зверя этого чуют лошади и верблюды на расстоянии целой мили? Лошади опускают голову и начинают дрожать, как в лихорадке; а верблюды ложатся и только что не закапываются в песок. За неимением тех и других указателей, судьба посылает нам шакалов, которых вы явственно слышите: не правда ли? Ну, а почуй они приближение желанного нашего гостя - все умолкнет, и тогда мы не только перестанем говорить, но притаим самое дыхание. Лев преаристократическое животное; натуралисты ошибочно причислили его к классу диких зверей, ползающих и пресмыкающихся. Лев раз навсегда составил свой маршрут и следует ему, не сворачивая ни вправо, ни влево; например, на самом пути его находится куст; куст занят чем-то незнакомым: не полагайте, чтоб он бросился в сторону; нет, он, вероятно, остановится; не

   392

    

   ускорит, а напротив, убавит шаг, но все-таки пойдет за куст.

   - А если бы я не стал стрелять по нем, что бы случилось?

   - Не стрелять в пяти шагах? Зачем же вы не стали бы стрелять, граф? - спросил наивно Жирар,

   - Положим, что мне любопытно было бы знать, что сделает лев в таком случае.

   - Вот этого я не умею вам сказать, потому что любопытство мое не заходило никогда так далеко.- И Жирар только что не сознался, что не чувствует в себе довольно мужества для подобного испытания.- Это правда,- прибавил он,- что раз в окрестностях Брея я почти вынужден был отодвинуться, чтоб дать ему пройти; но это, поверьте, сделал не из любознательности, а из крайней необходимости.

   Я просил Жирара рассказать мне этот случай.

   - Извольте, и, мне кажется, мы успеем кончить,- сказал он.- Милях в трех от брейского лагеря подметили льва и дали мне о том знать; я выбрал удобное место - прегустой куст и провел в ожидании гостя четырнадцать суток. Посудите сами, какое терпенье устоит против тоски сидеть четырнадцать суток сряду одному и без малейшего результата. В пятнадцатый вечер я, почти нехотя, расположился на слишком уже знакомом месте и, под крик ястребов, заснул преспокойно: вдруг меня как будто кто-то толкнул в сердце; раскрываю глаза - шагах в семи от куста лев; я за ружье, лев лег; я прицелился ему в лоб - хлоп! - осечка. Тут только вспомнил я, что пистон старый...

   - Что же лев? - спросил я.

   - Лев медленно привстал и пошел прямо на меня; время терять было напрасно; я переменил пистон и выстрелил, правда, гораздо ближе, чем на пять шагов. Неосторожность, вот и все! Не позаботиться о подобных пустяках я считаю большою глупостью.- Однако позвольте; да, точно.

   И Жирар понизил голос.

   Я посмотрел на него с беспокойством; он показал мне пальцем на уши и бросился вон из куста.

   Я догадался и стал вслушиваться; все звуки замолкли, и кругом нас воцарилась та мертвая тишина, которая обыкновенно предшествует шквалу на море. Я невольно взглянул на небо - ни одного облачка; вокруг нас ни од-

   393

    

   ного живого существа, ни малейшего движения, ни признака жизни - и мне стало холодно. Первые полчаса ожидания показались мне веком; сколько тревожных мыслей пробежало в эти тридцать минут в моем воображении; сколько различных ощущений перечувствовал я в этот короткий срок. Но самолюбие и стыд взяли верх над робостию. Осмотрев штуцер и засучив рукава своего пальто, я стал дожидаться. Прошло еще несколько минут, и позади меня Жирар пошевелился; я повернул голову в его сторону. "Attention!" ¹- шепнул он и указал концом ружья по направлению речки.

   Рядом с тем пнем, о котором говорил мне Жирар, я увидел другую темную точку, другой пень, повыше перового.

   - Le voyez-vous? ²

   - TrХs distinctement³.

   - C'est bien⁴,- шепнул он и опустил ружье.

   Через минуту на том месте, где виднелись еще недавно два пня, остался только один; взор мой инстинктивно перенесся за черноватое углубление, отстоявшее от меня на расстоянии двадцати пяти шагов. В это мгновение я не мог больше отдавать себе отчета ни в мыслях своих, ни в ощущениях; сердце билось так сильно, что я слышал это биение. Прошло еще несколько минут, и в темном овраге блеснули два желтые круга; еще мгновение - и черная масса отделилась от земли, отбросив на золотисто-песчаную почву огромный львиный силуэт.

   Я был убежден, что лев меня видит, потому что эти два фосфорические круга не отводили от меня ни на миг своих черных точек. Лев приближался медленно, шаг за шагом; широкий нос его был ниже туловища; он вытянул шею; он приподнял гриву; он не останавливался...

   Я силился отвести от глаз его мои глаза - и не мог; я хотел целиться, хотел поднять ружье и не мог; лев подошел на пять шагов; я был недвижим.

   - Feu, feu; faites feu, au nom de Dieu⁵,- раздалось позади меня; я явственно слышал голос и не двигался. Лев приостановился и поднял голову; хвост его пришел в движение, уши приподнялись.

   ^{_______________}

   ¹ Внимание! (фр.).

   ² Вы его видите? (фр.)

   ³ Очень отчетливо (фр.).

   ⁴ Вот и прекрасно (фр:).

   ⁵ Огонь, огонь, стреляйте, ради бога! (фр.)

   394

    

   - Excusez donс¹,- крикнул Жирар, и в то же время лев осветился мгновенно и раздался выстрел.

   Я вскочил на ноги.

   - Votre arme, donnez moi votre arme! ² - прокричал тот же голос, но уже возле самого меня, и Жирар вырвал у меня из рук ружье.

   Эта мера была лишняя: лев мотнул головою, заложил ее между передних ног и, ревнув протяжно, перевалился вперед. Он был ранен смертельно.

   Жирар, сняв картуз, обратился ко мне.

   - Savez-vous, colonel, que vous poussez bigrement loin vos йpreuves,³ - сказал он, смеясь, с тоном упрека.

   - Quelles Иpreuves, s'il vous plai? ⁴ - спросил я, не понимая Жирара.

   - J'espХre bien, en laissant approcher la bЙte Ю une distance de trois pas; diable! ^s

   - Mais e'est que j'ai eu peur, mon ami ⁶,- шепнул я на ухо Жирару".

   ^{________________}

   ¹ Тогда извините (фр.).

   ² Ваше ружье, дайте мне ваше ружье! (фр.)

    ³ Знаете, полковник, вы зашли в своем испытании дьявольски далеко (фр.).

   ⁴ В каком испытании, что вы имеете в виду? (фр.)

   ⁵ То, что вы подпустили зверя на расстояние трех шагов, черт возьми! (фр.)

   ⁶ Но я просто испугался, мой друг(фр.).

    

  

  

  

    

   Рассказ впервые опубликован в журнале "Отечественные записки" (1850, No 12, отд. 8 "Смесь", с. 177-201). Это первое произведение, напечатанное за полной подписью писателя.

   Эпизод с охотой на львов привлек внимание критика А. В. Дружинина, подробно пересказавшего его в одном из своих обзоров (Современник, 1851, No 1, отд. 6, с. 87-89).

  

   С. 362. Гарусная кисть - см. прим. к с. 22.

   Кроаты - хорваты. В рассказе они говорят по-польски, это свидетельствует о том, что замена "поляки" (вариант, употребленный в черновой рукописи) - "хорваты" производилась Вонлярлярским механически.

   Гризи Карлотта (1819-1899)-знаменитая итальянская балерина. Всеевропейская известность сделала ее имя весьма популярным в России задолго до гастролей Гризи в Петербурге в начале 1850-х годов, многие русские мечтали о знакомстве с ней.

  

   С. 363. ...и несколько первых сюжетов...- т. е. ведущих певцов труппы.

   ...одного uз семи мудрецов древней Греции...- Вонлярлярский шутливо упоминает семерых греков VII и VI вв. до н. э., отличавшихся глубокими познаниями и житейской мудростью (Питтак, Солон, Периандр, Клеовул, Хейлон, Фалес и Биант).

  

   С. 366. Дюмон-Дюрвиль Жюль Себастьян Сезар (1790-1842) - знаменитый французский моряк и океанограф; совершил несколько кругосветных путешествий.

  

   С. 367. Штуцер - ружье с нарезным стволом, винтовка.

  

   С. 370. Лапландец - здесь: житель дальнего Севера.

  

   С. 372. Готенбург - имеется в виду ш